В отсутствие начальства

Глава 2. Тихий апрель

В начале апреля в Департаменте полиции сложилась необычная ситуация. Незадолго до этого, 21 февраля, по всей империи торжественно отметили трехсотлетие дома Романовых. В мае планировали августейший визит сначала в Германию. Дочь императора Вильгельма Второго Виктория-Луиза Прусская выходила замуж за принца Эрнста Великобританского. Должны были встретиться сразу три монарха: Николай, король Англии Георг и кайзер Вильгельм. А вскоре после этого наш государь собирался посетить места, связанные с воцарением его предка Михаила Федоровича. Владимир, Суздаль, Нижний Новгород, Кострома, Ярославль, Ростов Великий, Переславль-Залесский, Сергиев Посад и в самом конце – Москва. Целое путешествие, длинное, хлопотное. И везде требовалось обеспечить охрану царского семейства. А человек, ответственный за это, пришел на должность совсем недавно и еще принимал дела. Свиты Его Величества генерал-майор Джунковский занял специально для него воссозданный пост товарища министра внутренних дел, заведующего полицией. Одновременно он был назначен командиром Отдельного корпуса жандармов (ОКЖ). Таким образом, этот человек сосредоточил в своих руках вопросы и общей полиции, и политической. На хлопотную и трудную должность Владимир Федорович пришел из московских губернаторов, к делу сыска отношения раньше не имел и опытом не обладал. Зато у него с избытком хватало апломба и реформаторского зуда. Поэтому отношения товарища министра с директором Департамента полиции Белецким не заладились с самого начала.

Новый министр внутренних дел Маклаков, который и позвал своего приятеля Джуна на должность, доверил ему дело целиком. Генерал быстро завел жесткие порядки. Теперь ни один вопрос, касающийся полиции, не мог выйти на министра, минуя его товарища. Белецкий делал доклады первому лицу только в присутствии Джунковского, один раз в неделю и кратко. Все остальные вопросы Степан Петрович решал у Владимира Федоровича дважды в неделю и сидел там сначала по три-четыре часа. Но генералу эта говорильня быстро надоела, и он стал прижимать подчиненного.

Особенно интересовал нового начальника негласный фонд. На 1913 год секретная сумма Департамента полиции, не подлежащая ревизии Государственного контроля, составляла 5 298 073 рубля. Джунковский почему-то решил, что здесь кроется причина злоупотреблений по службе. Воображение рисовало ему картины, как Белецкий со своими вице-директорами жируют на эти средства, вписывают их в липовые ведомости на агентуру, кладут большую часть себе в карман и вообще морально разлагаются… В действительности денег секретного фонда едва хватало на многочисленные нужды, которые из него финансировались. На содержание Заграничной агентуры департамента уходило 260 000 рублей. Дворцовый комендант забирал себе 670 000 рублей, и 350 000 – петербургский градоначальник. Два миллиона шли в охранные отделения, 700 000 – на агентурные расходы губернских жандармских управлений и железнодорожных жандармов. Кроме того, 385 000 съедали разные предметы: пенсии, пополнение убранства домовой церкви, содержание мест заключения политических арестантов и прочее. Еще 200 000 получал вечно голодный ОКЖ (добавочное содержание, пособия, хозяйственные нужды). И наконец, 560 000 рублей шли на усиление самого Департамента полиции. Он сохранил штаты тридцатилетней давности, которых давно уже не хватало для эффективной работы. Поэтому вместо 127 человек там служило более 600 – все «лишние» были оформлены сверх штата. Маленькие оклады приходилось дополнять наградными деньгами, иначе люди уходили в градоначальство или на частную службу. Остаток средств (всего 76 000 рублей!) направлялся на кредит для сыскных отделений от Варшавы до Владивостока. Лыкову, например, на секретную агентуру доставалось из него лишь 5000 рублей, и он постоянно добавлял к ним личные средства…

Джунковский первым делом взялся разбирать, на что идут секретные деньги. Еще он занялся сокращением охраны высочайших особ – видимо, из соображений экономии. Для консультаций генерал-майор выбрал Лыкова. Статского советника давно уже не привлекали к таким вопросам, что его устраивало. Но Джунковскому, новичку в делах безопасности, требовался сведущий человек, в порядочность которого он, в отличие от Белецкого, верил. Ему порекомендовал обратиться к сыщику Гучков, негласный приятель товарища министра[14]. И тот через голову директора начал чуть не ежедневно вызывать к себе его чиновника и мучить дилетантскими вопросами. Так прошла половина апреля.

Лыков рассказывал начальнику все корректно, но вполне откровенно. Вопросы безопасности – одни из самых болезненных для сановников. У них еще свежи в памяти страшные террористические акты недавнего прошлого: застреленные и разорванные на куски бомбами министры, губернаторы и даже великий князь. Но кровавый морок давно прошел, бомбисты попрятались. А раздутая охрана осталась.

Джунковский, надо отдать ему должное, начал с себя. Ему полагалось четыре караульщика, и он их быстро отменил. Затем взялся за своего шефа. Маклакова охраняло более ста человек! Два поста были учреждены даже на крыше дома по адресу Фонтанка, 16, где располагалась служебная квартира министра внутренних дел. Посты являлись заведомо бессмысленными, поскольку здание стояло особняком от других и попасть туда с соседних крыш было невозможно. Тем не менее люди мерзли там с утра до вечера, гремели кровлей, смешили обывателей… Джун очистил крышу, а остальную охрану уменьшил до шестидесяти человек при двух офицерах, заставив их дежурить посуточно через день.

Закончив с шефом, Владимир Федорович принялся за остальных сановников. Сильнее всего стерегли премьер-министра Коковцова – полсотни штыков во главе с жандармским офицером. Хотя их содержание взяло на себя Министерство финансов (которым Коковцов руководил одновременно с премьерством), Джун не угомонился. Экономить так экономить! И он упразднил чинов жандармерии, оставив лишь наружников охранной команды ПОО[15]. Затем дошла очередь и до министров. У Рухлова, министра путей сообщения, отобрали всех четырех телохранителей и обоих у военного министра Сухомлинова. Только министру юстиции Щегловитову, Ваньке Каину, заслужившему всеобщую ненависть, оставили его шестерых сторожей. Алексей Николаевич мстительно предлагал лишить нехорошего человека такой чести, поскольку именно Щегловитов в свое время помог укатать сыщика в тюрьму. Но Джун понюхал воздух наверху и не согласился…

После министров настала очередь самого августейшего семейства. Неугомонный генерал начал проверять расходы на охрану великого князя Николая Николаевича, великой княгини Марии Павловны – старшей и даже вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Великий князь, командующий войсками гвардии и Петербургского военного округа, обходился всего тридцатью чинами охраны, их ему и сохранили, сокращать не стали. Зато вдову бывшего командующего великого князя Владимира Александровича, Марию Павловну, решили обкорнать. Зачем ей пятнадцать топтунов? Ладно, когда был жив муж, ребята караулили их обоих. Но теперь кому была нужна эта старая и недалекая женщина? Однако Джунковский встретил сильное противодействие со стороны управляющего малым двором великой княгини генерала Кнорринга. Тот ни в какую не хотел уменьшить кадр охраны. Джун попросил Лыкова выяснить, в чем тут дело. Алексей Николаевич быстро разузнал, что такова воля самой Марии Павловны. Она привыкла видеть одни и те же знакомые лица на выходе из дворца и вблизи себя на улице. Здоровалась с охранниками, дарила им подарки на Пасху, даже крестила чьих-то детей. Как тут обидеть добрую старуху?

Лыков приватно переговорил с Кноррингом, затем с великой княгиней. Спокойно и вежливо, доступным ей языком сыщик объяснил ситуацию. Пятнадцать бездельников кормятся за казенный счет. Жизни вдовы ничто не угрожает, она даром никому не нужна. Следует сократить расходы. В результате штат охранников уменьшился сначала вдвое, а затем и вовсе был ликвидирован. Но Мария Павловна сжалилась над отставниками и всех их наняла в качестве прислуги во Владимирский дворец!

С караулом вдовствующей императрицы Владимир Федорович решил вопрос сам. Как-никак он начинал службу в Преображенском полку, вместе с государем, тогда еще наследником. Императрица-мать знала его лично не первый год. Ее и без того опекала многочисленная дворцовая полиция, зачем еще чины департамента? Но на этот раз на его пути встал градоначальник Драчевский. Он нагло использовал полагавшихся Марии Федоровне людей Белецкого для своих нужд как посыльных. С помощью Алексея Николаевича, проведшего негласное дознание, Джунковский уличил в этом Драчевского и уменьшил штат охраны вдовствующей императрицы вдвое. А Лыков получил еще одного сильного врага, но ему было наплевать на это…

Чем больше входил в дела Джунковский, тем ниже падали фонды Белецкого. Кроме него, генерал невзлюбил и вице-директора департамента Виссарионова. Тот отвечал за политические вопросы, курировал самый важный в структуре Особый отдел и был крупным специалистом в политическом сыске. Алексей Николаевич не переносил Виссарионова как человека двуличного и угодливо-елейного перед сильными, но отдавал ему должное. Товарищ министра ополчился не только на руководителей сыска, но и на их методы. Вскоре выяснился его взгляд на то, что можно и что нельзя. Чиновник особых поручений лишь диву давался, как смог этот странный человек пролезть на столь ответственный пост. Пролез и начал все крушить…

Сначала Джунковский решил отменить внутреннее осведомление в средних и низших учебных заведениях. Поводом послужили аресты учащихся гимназии Витмер в Петербурге. Белецкий доложил, что подростки объединились в «Революционный союз» и требовали ни больше ни меньше как свержения царского правительства и учреждения демократической республики. И показал соответствующие бумаги. Генерал стал разбираться и с ужасом выяснил, что сведения полиции основываются на донесениях агентов. Таких же шестнадцатилетних школяров, как и жертвы их доносов. Возмутившись аморальностью произошедшего, Джун запретил развращать учеников. Сохранив негласное осведомление только в высших учебных заведениях.

Следом пришел черед армии. Генерал считал себя военной косточкой, хотя давно уже отбился от строя. Но прямая и солдатская душа его восстала против того, что жандармы внедрили доносительство и в войска. (Именно так, рисуясь своей порядочностью, Джун объяснял собственное недовольство.) Считая подобное недопустимым, разваливающим дисциплину и разлагающим дух армии, он ликвидировал в ней всю секретную агентуру одним росчерком пера. А взамен рекомендовал «боковое освещение», то есть осведомление вспомогательными средствами, не напрямую. Например, поставить рядом с казармой табачную лавку, посадить туда агента, и пусть записывает, что говорят между собой солдатики… Профессионалы-разыскники от таких идей были в ужасе.

Когда Алексей Николаевич узнал об этом нововведении товарища министра, он сразу вспомнил слова Гучкова, что подавлять следующую революцию армия не придет! Не его ли поручение выполняет генерал Свиты Его Императорского Величества?

Однако новые ветры в МВД напрямую мало задевали Лыкова. Политический сыск – дело чужое, еще Благово завещал держаться от него в стороне. Уголовный сыск совсем другое. Охранители закона до смешного мало интересовались им, бросая все силы и средства на борьбу с крамолой. В результате преступность росла. Относительный порядок удавалось поддерживать лишь в столицах. Надзиратели сыскных отделений получали настолько мизерное жалованье, что вынуждены были нарочно не заполнять всех вакансий, чтобы делить экономию между собой! А что значит не заполнять? Приходилось трудиться за двоих. В штате, как правило, три-четыре надзирателя, у начальника отделения нет помощника. Денег не хватало даже на канцелярские расходы, и сыщики отрывали чистые половины от входящих бумаг и писали рапорты на них.

Так длилось много лет. Наконец власти спохватились. Полиция Российской империи жила по Временному положению от 1862 года! И с того же года не росли оклады жалованья. Департамент полиции разработал проект реформы еще по приказу Столыпина, но потом дело затормозилось. Против проекта восстали губернаторы, поскольку теряли власть над местными полицейскими силами – по новому закону все решалось бы в Петербурге. Маклаков собрал совещание из пятнадцати губернаторов, которые единогласно отменили эту норму. Подправленный законопроект ушел в Совет министров, где его мытарства начались по новой.

Алексей Николаевич, воспользовавшись хорошим отношением к себе Джунковского, убедил его в том, что необходимо помочь сыскной полиции хотя бы административными мерами. А именно провести совещание, которое разработает единый документооборот и улучшит организацию розыска. Он привел товарищу министра некоторые цифры:

– В лондонской полиции числится восемнадцать с половиной тысяч городовых, подчиненных префекту, и еще тысяча починяется лорду-мэру. Это всего на три тысячи больше, чем в парижской полиции. А население Лондона больше населения Парижа на три миллиона человек! И справляются с преступностью англичане много лучше французов. Их городовые даже не вооружены. Они ходят по улицам поодиночке, их присутствия вполне достаточно для поддержания порядка. Борются с обычными хулиганами, серьезные злодейства – редкость. А парижские полицейские вооружены до зубов, передвигаются отрядами, но кровавые убийства, тем не менее, случаются через день.

– Почему так? – удивился генерал-майор.

– Тому несколько причин, Владимир Федорович. Одна лежит на поверхности: в Англии за умышленное убийство вешают. В течение трех дней.

– Ну, мы так не можем… А другие причины?

– Еще там хорошо организован уголовный сыск. Вы читали, наверное, у Конан Дойла про дурака Лестрейда? Это вранье. Скотленд-Ярд очень хорошо выстроен. Именно для борьбы с серьезной преступностью, хотя и горчишникам[16] спуску не дадут. А у нас…

– Что вы предлагаете, Алексей Николаевич?

– Провести для начала совещание под вашим председательством. Тематика вопросов примерно такая: выработка инструкции чинам сыскных отделений; выработка единообразной формы отчетности и регистрации преступлений; объединение деятельности сыскной полиции с общей и железнодорожной полицией. Ну и еще найдется, что обсудить. Например, порядок задержания подозреваемых и обвиняемых.

– А тут что не так? – возмутился Джунковский. – Сто лет задерживаем, и вдруг надо переделать?

– В нашем министерстве среди прочих разрабатывается новый закон о неприкосновенности личности, – пояснил статский советник. – Надо, чтобы нормы будущего закона не противоречили инструкциям полиции. Лучше свести их воедино сейчас.

– Гм. Вы и за этим следите? Похвально. Насчет совещания: сейчас мне, признаться, не до него…

– Понимаю, – перебил товарища министра чиновник особых поручений. – Кончатся торжества, все маленько передохнут, и в конце июня можно собраться. С новыми силами!

Джунковский вздохнул. Он с утра до ночи крутился с обеспечением охраны предстоящих торжеств. И сам мечтал о том времени, когда все закончится.

– Э…

– Если позволите, мы со статским советником Лебедевым подготовим соображения. А вы их рассмотрите… после путешествия Их Величеств.

Лебедев был шефом Восьмого делопроизводства, мозга русского уголовного сыска. А также приятелем и единомышленником Лыкова.

– Разрешаю и даже приказываю, – поднялся генерал. – Я дам команду вашему Белецкому.

Он не стал скрывать брезгливой интонации.

Лыков молча поклонился и вышел. Джунковский буквально сверлил ему спину тяжелым взглядом. Вот же человек…

Но взяться за подготовку совещания Алексей Николаевич не успел. Утром следующего дня его вместе с директором департамента вызвал к себе товарищ министра.

– Господа, вам срочное поручение. У Военного министерства нынче ночью украли авто. Шофера зарезали, подлецы…

– А мы тут при чем? – нахмурился Белецкий. – Преступления в столице дознает Петербургская сыскная полиция. Пусть Филиппов и выкручивается.

– Я это знаю, – с досадой остановил подчиненного Джунковский. – Но наш обещал помочь.

– Вон как…

Маклаков был в столице новичок, он вырос в Москве и не имел нужных знакомств в высшем свете. Чтобы привлечь союзников, новый министр внутренних дел якшался даже с прохвостами. А на заседаниях правительства он присоединился к двум самым консервативным министрам – Сухомлинову и Щегловитову. Теперь за эту дружбу приходилось платить.

– А что скажет Драчевский? – попытался спрятаться за градоначальника Лыков. – Мы вторгаемся в его компетенцию.

Он помнил, как с такого же приказа, данного ему предыдущим министром Макаровым, начались злоключения, доведшие сыщика до тюрьмы[17].

– Драчевский лично телефонировал Маклакову утром, – вновь с досадой пояснил генерал. – И ехидно так предложил привлечь к делу вас, Алексей Николаевич. Видать, высоко ценит.

Все трое иронично хмыкнули. Товарищ министра продолжил:

– Градоначальник сказал: у вас там есть человек, зрит в землю на три аршина. Лыков ему фамилия. Пусть покажет себя, поможет Филиппову. Это он никак не может простить вам историю с уменьшением охраны Марии Федоровны… Надеется, что вы сломаете себе шею на поручении.

– Придется разочаровать Даниила Васильича и найти авто, – буднично ответил статский советник.

– Уж не подведите.

И Лыков отправился на Офицерскую, в ПСП[18]. Филиппова на месте не было, сыщика принял его помощник Маршалк.

– Слышал, слышал, – не дал он заговорить гостю. – Будете нас усиливать? Ну-ну, бог в помощь. А только мы бы и без вас справились.

– Как будто я этого не знаю, Карл Петрович. Но объясните это градоначальнику. Не возьметесь?

– Такому объяснишь…

– Вот и не налетайте на меня, как будто я вам противник. Давайте лучше про мотор.

Маршалк принялся рассказывать. Авто марки «Мерседес» модификации 16–40 принадлежало гаражу Военного министерства и обслуживало Главное военно-медицинское управление. Его угнали поздним вечером. Шофер отлучился купить папирос на Лиговке. А когда вернулся, получил сзади удар ножом под лопатку. Авто было с грузом – на заднем сиденье лежали шестьсот ампул морфия.

На этих словах Лыков встрепенулся:

– Морфий дает направление поискам.

– Еще как дает, – поддержал его энтузиазм Карл Петрович. – Филиппов сейчас этим и занят. Проверяет всех известных нам торговцев наркотикой.

– Похоже, я вам действительно не нужен. Дело простое, сами справитесь.

Тут вошел Филиппов. Он услышал последние слова чиновника особых поручений и возбужденно подхватил:

– Если желаете, и для вас найдется дело. Здравствуйте, Алексей Николаевич.

– Здравствуйте, Владимир Гаврилович. Неужели нашли? Так быстро?

Начальник ПСП аж пританцовывал, так он был возбужден.

– Ну, кто тут зрит на три аршина в глубину? – едва не крикнул он. – А? Представьте, мы тоже так умеем.

– Почему вы оба на меня напали? Дурак ляпнул глупость, а умные обиделись?

Лыков осерчал. Поручение с самого начала было ему неприятно, а тут еще реприманд от коллег. Но Филиппов уже спохватился и стал рассказывать другим тоном:

– Ампулы мы разыскали, в целости. Лишь четыре штуки успели пустить в дело.

– У Левки Апотекмана? – предположил департаментский.

– У кого же еще? В сарае, в застрехе. В Новой Деревне.

Апотекман начинал в Житомире как ученик провизора, в соответствии с фамилией. Но не устоял перед прелестями красивой жизни, перебрался в столицу, где за три года превратился в главного деятеля наркотического рынка. Почти весь продаваемый в Петербурге «кокс» проходил через его руки. При этом Левка был обаятельный, щедрый, его любили проститутки, всегда покрывали и помогали продавать товар в роз-ницу.

– Так. А что за дело для меня?

– Оружие у вас при себе? – ответил вопросом на вопрос Филиппов. Он открыл стол, порылся, извлек оттуда браунинг и сунул себе в карман.

– Нет, конечно. Сбегать?

– Не успеете, мы сейчас выезжаем.

– Владимир Гаврилович, расскажите все-таки, прежде чем ехать. Я же не дядя сарай, могу пригодиться.

– Да, – спохватился главный столичный сыщик. – Тем более Драчевский вас позвал. Значит, так. Апотекмана мы взяли, морфий взяли, а «Мерседес» придется отбивать. У Жоржика Могучего.

В комнате повисло молчание. Жоржик Могучий, по паспорту Георгий Яникопуло, крестьянин Херсонской губернии, был сейчас самым опасным человеком в Петербурге. По крайней мере, таким его представляли газеты. Не особо умный, зато бессердечный и действительно очень сильный физически, бандит совершил уже восемь убийств. И это лишь те, что полиция имела основания приписать ему, а сколько их вообще было на совести вурдалака, никто не знал.

Жоржик начал счет своим жертвам в Одессе и Николаеве, оттуда перебрался в столицу и уже здесь зарезал ювелира Мгольда с семьей и прислугой – сразу четыре трупа. Люди Филиппова сбились с ног, разыскивая херсонца. Но питерские «иваны» помогали коллеге до сей поры скрываться от полиции. Неужели сейчас появился след?

– Так что насчет оружия? – напомнил Владимир Гаврилович. – Могу одолжить, недорого возьму.

– Жоржик никого не застрелил, он любитель резать, – подал голос Маршалк. – Вряд ли прокурорский надзор одобрит, если Алексей Николаевич всадит ему пулю-другую. Вообще, называя вещи своими именами, ему бы лучше воздержаться от участия в аресте.

– Дудки! – возмутился Лыков. – Чтобы потом Драчевский продолжил свои глупые выходки? Пойду и сгребу вашего Жоржика. Без всякого оружия, голыми руками. Поглядим еще, насколько он могучий.

Сыскные принялись дружно отговаривать департаментского и были, конечно, правы. Опасный человек мог наделать в нем дырок. Но Алексей Николаевич махнул рукой:

– Времени нет на разговоры. Поехали. Чай, я кое-что повидал, на рожон не полезу. А гаденыш нужен живой, к нему много вопросов.

Средство от геморроя тех лет – специальный резиновый круг, который подкладывали на стул.

Так по-мальчишески статский советник ввязался в ненужное приключение. В душе он хотел наконец проверить себя. После того как в прошлом году бандит Кутасов пробил сыщику бок, он долго лечился. Потом еще дольше восстанавливал физические кондиции. И было непонятно, восстановил ли… Лыков давно желал замешаться в боевое дело, но окружающие – и в первую очередь Азвестопуло – оберегали заслуженного, много раз раненного человека от прямой опасности. Даже в поездке в Приморье и на Сахалин не удалось ему почесать кулаки. Сергей смеялся, что шефу пора носить в портфеле на службу резиновый круг…w А тут удобный случай, и Сергея рядом нет!

В результате через четверть часа от здания ПСП отъехали два авто. Апотекман сообщил, что разыскиваемый «Мерседес» спрятан в конюшне одного темного извозопромышленника. Место было малолюдное, на углу Лейхтенбергской и Обводного канала. Филиппов взял с собой пять человек из полицейского резерва, в том числе Полухина и Кравцова, городовых с выдающимися физическими данными. Сам начальник на всякий случай прихватил из арсенала бронированный щит с прорезью для глаз и ручкой внутри, который использовали во время опасных задержаний.

К удивлению Лыкова, сыскные сначала заехали на Преображенскую улицу, в лейб-гвардии Саперный батальон. Там забрали ящик с шипами, которые используются против кавалерии. Четыре шипа были соединены так, что, как их ни кинь на дорогу, всегда один будет торчать острием вверх. Филиппов многозначительно буркнул:

– Пригодится!

Он оказался прав. Когда автомобили с сыскными остановились за Балтийским вокзалом, к ним подбежал агент Изралов и сообщил:

– Мотор заводят! Не иначе, собираются ехать.

– Тем лучше, – обрадовался Владимир Гаврилович. – Не идти же на штурм. Пусть выезжает, там его и возьмем.

Чины полиции едва успели набросать шипы перед воротами, как они распахнулись и оттуда, фырча и отчаянно сигналя, вылетело авто. За рулем сидел рыжий парень, а на заднем сиденье возвышался гигант с шевелюрой до плеч. Физиономия у него была на удивление тупая…

Мотор на полном ходу проехался по шипам и тут же вильнул вбок. Шофер не удержал руль, когда зашипели и стали сдуваться проколотые камеры. От ободов колес полетели искры, с противным визгом авто доползло до высокого бордюра и застыло. Тут же городовые бросились в атаку. Рыжий водитель метнулся к каналу и хотел уже сигануть в воду. Но его схватили за штаны и сдернули с перил, ткнув лицом в землю.