Как управлять сверхдержавой

Через сорок лет после смерти Леонида Ильича Брежнева? В 2022 году, его политика для большинства из нас остаётся образцовой. И это – вопреки пропаганде, которая, как минимум, с 1986 года усиленно втолковывает: Брежнев – стыд, КПСС – позор. Но, поразмыслив, мы снова и снова отдаём предпочтение именно ему. А уж если бы ему удалось на китайский манер передать штурвал надёжному преемнику… Однако, увы, одних природа не наделила здоровьем, других – политическим умом. В некогда модном романе писатель Сорокин вывел дерьмо в качестве нормы и символа советского мира. Карикатура получилась блеклая, но в главном Сорокин честен: «брежневский совок» ненавидят те, кому противна норма. Для них человечность – это серость, просвещение – принудиловка, вера в прогресс – бесполезна. Когда мы говорим «Брежнев» – имеет в виду эпоху послевоенного взлёта сверхдержавы, «самой доброй и человечной». Он сделал ставку не на диктат, а на профессионалов, которые достраивали коммуну в интересах большинства. Без радикализма, на компромиссах – таковы законы развитого общества.

Откуда он?

Происхождение Леонида Ильича – самое что ни на есть пролетарское, как будто специально придуманное для советской энциклопедии. Впрочем, его семья никогда не относилась к неимущим. Отец будущего генерального секретаря, человек энергичный, переехал в рабочий поселок Каменское (позже – город Днепродзержинск) из села Брежнева Курской губернии, стал фабрикатором (не путать с фабрикантом) на металлургическом заводе. То есть – хорошо разбирался в производстве, дослужился до «белых воротничков», распределял задания по цехам и занимался проверкой качества продукции. Со старой фотографии на нас смотрит целеустремленный, франтоватый мужчина, чертами лица сразу напоминающий своего знаменитого сына.

Брежнев-старший не жалел сбережений на образование детей. В 1915 году Леонид поступил в гимназию, а окончил уже «единую трудовую школу» после Гражданской войны. Он решил продолжить «рабочую династию», стал учеником слесаря, но индустрия восстанавливалась медленно – и Брежнев поступил в Курский землеустроительный техникум. Однако профессия землемера показалась ему скучной. К тому же в стране наступал «великий перелом» – начало форсированного развития индустрии. Он вернулся в родные края, поступил в Каменский металлургический институт имени Арсеничева. Стал инженером-теплосиловиком, вступил в партию, работал на заводе – сперва у станка, потом в кабинете. Так и сложилась судьба.

Судьба, без преувеличений, фантастическая. Вдумаемся. В разные годы Брежнев возглавлял две ключевые промышленные области Радяньской (Советской – укр.) Украины – Днепропетровскую и Запорожскую. Сейчас даже городов таких нет – вместо Днепропетровска нелепый Днепр, Днепродзержинск переименован в Каменское, но историю не переписать: Брежнев там родился, учился и работал. И если бы сплоховал – получил бы вовсе не почётную отставку. Всякое могло случиться. Но опалы он избежал. Случались в его карьере томительные паузы, но не падения, хотя гарантий и охранных грамот в то время в политике не существовало. А потом он возглавил тихую союзную республику – Молдавскую ССР. В некотором смысле – шаг назад. Но всё-таки это была одна из «республик свободных». Прошло время, и Брежнев занял пост секретаря Компартии Казахстана. А позже, кроме должности генерального секретаря ЦК КПСС, некоторое время возглавлял бюро ЦК КПСС по РСФСР. Невероятный послужной список! Но ещё и опыт, который в конце концов сработал. Три союзные республики, две ключевые области в четвёртой – и весь Союз в придачу.

В этом смысле Брежнева не с кем сравнить. Таких «универсальных солдат» в нашем руководстве не было и, наверное, уже не будет, если, например, Россия и Казахстан снова не станут единым пространством не в однодневных прожектах (за ними-то дело не станет), а в политической реальности.

Закономерно, что именно Брежнев – в соответствии с фамилией от слова «бережный», бесконфликтный, мягкий – возглавил заговор против Хрущева и с помощью соратников безукоризненно провел его отставку со всех постов. В перестроечные годы немалой популярностью пользовалась версия, что партийная элита выдвинула его, потому что «бонзам» был выгоден слабый, податливый руководитель «без хребта». Пожалуй, это опрометчивая оценка. Просто никто в окружении Хрущева не обладал таким управленческим опытом: ведь Брежнев работал в четырех союзных республиках, две из них – возглавлял и успел «пообтесаться» в большой политике на посту «советского президента» – Председателя Президиума Верховного Совета. К тому же он считался специалистом по «оборонке» и был достаточно популярен в армии. Имело значение и обаяние 58-летнего Брежнева, ставшего главным «начальником партии». Зарубежные дипломаты отмечали, что у него, похоже, «лучший портной в Москве». Леонид Ильич действительно умел носить костюмы, держать офицерскую осанку и добродушно, открыто улыбаться. Всем своим видом он показывал приверженность любимому правилу императрицы Екатерины Великой: «Живи и жить давай другим».

Черепашья мягкость

При этом, он был не идеальным, а всего лишь оптимальным. Не выглядел монументальным вождем, который сметет всех вокруг, не считаясь с жертвами. При этом добродушный нрав не мешал ему мягко и неотступно перемалывать политических конкурентов – без кровопролития и арестов. Они просто в расцвете сил исчезали из Политбюро, из «ближнего круга» власти, и становились послами в дальних странах и руководителями среднего звена. Так случилось с Николаем Егорычевым, Дмитрием Полянским, Александром Шелепиным, Петром Шелестом, Владимиром Семичастным…

Вот ведь что интересно: когда Брежнев серьёзно заболел, некоторые его соратники сразу стали гораздо влиятельнее. Каждый из них, казалось бы, превосходил Леонида Ильича по интеллектуальной мерке, да и в политике разбирался никак не хуже. И энергии у каждого было хоть отбавляй – в отличие от полусонного Брежнева образца 1975+. Но… Почему-то брежневским начинаниям сопутствовала удача, а без него дела пошли ощутимо хуже, рискованнее, тусклее. Видимо, он знал таинственную «науку побеждать». Иногда ее постигают опытные охотники и хорошие политруки. Брежнев был и тем, и другим. И Афганистан, и Польша, и обострение товарного дефицита – всё это пришлось уже на годы болезни «дорогого Леонида Ильича». Да, он ответствен за всё, что происходило в партии и в стране с осени 1964 года до осени 1982-го. Но история показала, что этот «простачок» не только хитрее умников, но и эффективнее для политической системы. Действовал он в последние годы в лучшем случае вполсилы. Но, между прочим, неизменно стоял на трибуне Мавзолея 1 мая и 7 ноября и никогда не пропускал торжественных приёмов 9 мая. Как бы не буксовало здоровье.

Политический артист, нутром прочувствовавший диалектику и не изменявший ей в своих нехитрых приёмах. Как он удерживал власть, как выбирал подходящих людей, многие из которых в своих городах и отраслях до сих пор считаются образцовыми? Например, Леонид Ильич регулярно обзванивал своих секретарей обкомов – держал руку на пульсе, демонстрировал, что центр работает и не забывает своих «тиунов». И это лишь одна из многих его полезных управленческих замашек.

Давно прослеживается такая закономерность: как только возникает впечатление, что Брежнев устарел, что произошла переоценка ценностей – и он теперь лишь «мелкий политический деятель эпохи…» – мы получаем такого тумака, что хоть лети со Старой площади до переименованного Днепродзержинска. И это никакая не алхимия. Просто так бывает с профессионалами, с людьми на своём месте. Их опасно недооценивать. А он был первоклассным политиком – ни больше, но и никак ни меньше. Критикуя Брежнева, перечёркивая его эпоху, его феномен, мы сами себя обкрадываем. Причём это касается всех – независимо от воззрений. Хитрый ребус!

Уверен, что и горбачёвская перестройка не обернулась бы крахом – и для страны, и лично для Михаила Сергеевича – если бы он не принялся критиковать человека, который открыл ему парадные двери в большую политику. Это было несолидно, мелко. В точности по анекдоту – «вали всё на предшественника, выступай с инициативой». Взяли на вооружение понятие «застой», в котором высокомерия ещё больше, чем нелепых натяжек. Куда плодотворнее вышла бы идея преемственности: если бы Брежневу, Косыгину, Устинову возводили памятники, а не превращали их в осмеянные «реликты эпохи застоя». Но побеждать умеют не все. Горбачев не умел.

Грозных и ретивых в нашей истории хватало. А Брежнев доказал, что можно быть одновременно и мягкотелым, и сильным. Что можно плакать навзрыд на похоронах боевых друзей – и быть цепким политиком, даже интриганом. Что можно не проводить чисток, тихонько провожать опальных оппонентов на пенсию или в посольский кабинет – и укреплять армию до такой степени, что мы, читая о событиях 1941 года, о ленинградской блокаде, просто удивлялись – как же наша могучая страна попала в столь отчаянное положение? У Брежнева оставался единственный соперник – Штаты. И он – до болезни – умел (не без виртуозности!) сохранять с Вашингтоном отношения равных по силе партнёров. Есть китайская пословица: «Почему черепаха такая жёсткая? Потому что она такая мягкая».

Партийный руководитель

Говорим Брежнев, подразумеваем – партия. Это и называлось коллективизмом. В КПСС состоял каждый десятый из трудоспособных граждан. Представителям третьей древнейшей профессии – антисоветчикам – этого не понять. В эпоху контрпросвещения понятие «партийная номенклатура» стало ругательным. А это всего лишь разумная модернизация петровской «табели о рангах» – иерархия, в которой привилегии зависели от выслуги. И шестая статья Конституции (о руководящей и направляющей роли КПСС) создавала противовес прямолинейному авторитаризму, который, как правило, держится на штыках или на деньгах. И – противовес самовластью. Генсек, «верный ленинец», был выдвиженцем из гущи народной и, в соответствии с канонами советского производственного романа, не поставил себя выше коллектива. Не отгородился от тех, кто «живёт по заводскому гудку». Без таких вождей – с чернозёмом в душе – проповеди о «народовластии» остались бы ложью. О партии он говорил и в своём политическом завещании – «Слово о коммунистах». Писали это эссе, конечно, другие товарищи (снова – ставка на профессионалов!), но писали с брежневского напева. Поколение фронтовиков строило государство для большинства. Для остальных оставалась оскомина от старческого официоза и самодовольные воспоминания о серости и «удушающей атмосфере». А Брежнев искренне произносил: «Дорогие товарищи!», как будто действительно по-братски любил всю страну. Правда, если на его пути попадался политический конкурент – смыкалась аппаратная блокада. Но клочки по закоулочкам не летели. Самый существенный недостаток Брежнева – в том, что он не стал долгожителем, и не подготовил смену караула на трибуне Мавзолея. В преддверии этой книги хотелось бы вспомнить Леонида Ильича от «а» до «я». Всего, конечно, в одной статье не охватить, но эскиз брежневской азбуки вырисовывается.

А – анекдоты. Добрый царь Леонид располагал к юмору. Анекдоты – в большей степени знак доверия к системе, чем бунт. Посмеиваться мы любим над тем, без чего не представляем жизни, а, если ёрничаем – значит, сохранилось и ощущение святыни, хотя бы в глубине души. Когда народ игнорирует власть, когда вместо политических анекдотов приходит хмурая ненависть – вот тогда жди беды. А Брежнев сам мастерски создавал репризные ситуации. «Смеховой культуры» не пугался. Вот Брежнев демонстрирует Де Голлю пуск баллистической ракеты. Экскурсия получилась впечатляющая. Французу оставалось только вздыхать: «И что, эти ракеты направлены на Париж, на Лион, на Марсель?» – Брежнев смущённо улыбнулся: «Ну… Не эти!». А вскоре Франция вышла из военной структуры НАТО.

Через несколько лет постаревший Брежнев в Париже продемонстрировал портсигар, из которого выскакивала сигарета только один раз в час. Народные умельцы боролись с никотиновой зависимостью генсека… Но вот Брежнев докурил – и тут же достал из кармана пачку «Новости»… А как он ответил Ярузельскому во время польского кризиса? «Вводить войска не будем. Но, если понадобится, то введём». Многим запомнилось, как Брежнев вычёркивал из своих речей мудрёные цитаты, приговаривая помощникам: «Не делайте из меня теоретика. Никто не поверит, что Лёня Брежнев читал Маркса!». Замечательный кинодокументалист Владимир Осьминин, рассказывал, как однажды в Новороссийске Брежнев неожиданно приехал на съёмку. А там в фонтане плавает валенок. Не успели убрать! И Леонид Ильич сразу его заметил… Все ждали взбучки, а он пришёл в восторг: «Хорошо жить стали! Он же совсем целый. В прежние времена такие валенки не выбрасывали!». На премьере «Солдат свободы» супруга шепнула ему: «Лёня, смотри, это же ты!» – «Да нет, это не я, это артист Матвеев». И, выдержав паузу: «Но брови – мои!». Так кто же придумывал анекдоты о Брежневе?

Б – БАМ. На это направление бросили большие батальоны пропаганды. Композиторы соревновались – кто лучше напишет о Байкало-амурской магистрали. О достижениях БАМа в СССР знал каждый школьник. Именно такие всенародно известные проекты с ореолом успеха должны выдвигать новых лидеров. Эх, если бы Брежнев не побоялся выдернуть из БАМа какого-нибудь дельного управленца лет сорока – пятидесяти, да и протолкнул его в секретари ЦК, а то и в председателя Совмина. Наработанная энергия пропаганды помогла бы такому преемнику. Потом глава правительства «новой России» Егор Гайдар назвал БАМ «дорогой в никуда». А сегодня магистраль загружена на 105 процентов! И это несмотря на то, что брежневский план освоения богатств Дальнего Востока и Забайкалья преемники не исполнили и на десятую часть. Современной России БАМ необходим.

В – Всеобуч. Лично я с этого начинал бы. А в 1977-м Советский Союз стал первой страной в мире, в которой граждане получили гарантию бесплатного образования «всех видов» – то есть, и среднего, и высшего. Когда страну уничтожали – было модно охать, что из-за «всеобуча» учителям приходится натягивать отстающим школьникам троечки. Дескать, вот так демоны застоя сызмальства приучали нас ко лжи. Как известно, лучший метод борьбы с заусенцами – ампутация руки. Долой подневольное и обязательное образование! Вскоре не стало и всеобщей грамотности, зато появились беспризорники, как после большой войны… А Брежневу за Конституцию-77, за реализованную мечту эпохи Просвещения – уважение и почёт. И школьные учебники в 1970-е стали бесплатными. Только при Брежневе, не ранее!

З – застой. Этот термин – из перестроечных времён. И пустили его в ход по принципу «Вали всё на предшественников». Брежневское время представили расцветом коррупции и прожектёрства. А «развитой социализм» сгоряча объявляли ренессансом сталинизма. Правда, в народе именно «эпоху застоя» считали временем, когда в стране почти исчез большой страх. Даже в идиллических картинах брежневских воспоминаний проступает: страна изнурена чрезвычайщиной, нужно бережнее. Впрочем, эту антитезу собственной практике готовил сам Сталин – в «Экономических вопросах социализма». Так или иначе, при Брежневе вышли в свет лучшие книги, развенчавшие Сталина с разных флангов – «Дом на набережной Трифонова и «Братья и сестры» Абрамова. А почти одновременно – киноэпопея «Освобождение», романы Чаковского, мемуары Устинова и авиаконструктора Яковлева, в которых Сталина поднимали на пьедестал. Цветущая сложность, уничтоженная после 1985-го. Самые умные из «архитекторов перестройки» понимали, что так ронять авторитет недавней власти нельзя, что это ударит и по ним, по горбачёвцам… Так, Эдуард Шеварднадзе в мемуарной книге вспоминал о Брежневе с неожиданной теплотой. Но журналисты – буревестники радикальных перемен – проклинали «застой» не менее прытко, чем «сталинизм». В результате ненависть переместилась и на всю «номенклатуру», на всю «партократию», не исключая инициаторов перестройки. А мне запомнились слова одного производственника о 1970-х: «Подъёмное было время!». Застой застоем, а мак из бубликов не просыпался!

И – Историческая общность. Брежневская конституция объявила Советский Союз «общенародным государством» и констатировала, что «на основании сближения всех наций и народностей возникла новая историческая общность людей – советский народ». Брежнев говорил об этом с начала 1970-х. Назрело. Не так прост современный человек, чтобы ограничивать его самоидентификацию национальностью. Нечто подобное брежневской общности сегодня конструируют и в Европе, и в исламском мире, и в Китае, не говоря о США. В дневниках одной либеральной дамы есть сюжет: когда Брежнев впервые с высокой трибуны заговорил про «общность» – в её доме обрадовались, что наконец-то из официального обихода исчезнут славословия по адресу «великой Руси». Но начался очередной правительственный концерт, и певец Виктор Вуячич затянул новую песню: «А Русь остается, такою же чистой и светлой как небо, как солнце, как песня любви!». И снова – хороводы, кокошники, витязи… «Новая общность» не перечёркивала русскую душу. Как и грузинскую или киргизскую… А вот русский язык учили все. И к советским принципам общежития приобщались. Сегодня нас многое разделяет – кровь, религия, партии. Доблестью считается национальное чванство и готовность к распрям. Никто от этого не стал счастливее. А Брежнев искал общее кратное, чтобы прекратить раздоры, чтобы все ощущали себя в одной лодке. Это взрывоопасная материя, но советская общность не была иллюзией. Да и сегодня её след не простыл. Она ещё существует и помогает нам!

Л – лицемерие. Ещё говорят о нестерпимом лицемерии тех лет, о двойной морали. Как пели – кстати, при Горбачёве, но с намёком на брежневское время, «одни слова для кухонь, другие для улиц». Конечно, такое бывало. При Брежневе инженерная профессия стала массовой, соответственно, больше, чем прежде, появилось думающих и мятущихся людей, больше стало полутонов в жизни, что не могло не проявиться и на киноэкранах, и в литературе. А интеллигенция – это всегда сомнения, скепсис, минимум прямолинейности. И – во многих случаях – двойная бухгалтерия, двойной кофе, двойная мораль.

А впрочем, когда не в ходу оказывалась лицемерная этика? При Сталине, когда слово «двурушник» было одним из позывных эпохи? Или до 1917 года, когда в стране действовало подполье, которому симпатизировала значительная часть горожан? Или в 90-е, когда недавние многие комсомольские вожди – самые пылкие из них – становились сторонниками бескомпромиссного капитализма в африканском стиле? Или сегодня мы все, как один человек, кристально честны, а лицемерие стало мешать карьере? Нет, такого анекдота даже при Брежневе не рассказывали.

М – мещанство. Радикалы упрекают брежнивизм в мещанском уклоне… Дачи, ковры, курорты, хрусталь – в этой круговерти исчезала коммунистическая мечта. Но перед Брежневым стояла историческая задача – не выжимать из людей масло. Вести политику реалистичную и компромиссную. Без такого маневра вряд ли можно было защитить социализм под напором Запада. Главное, это была страна рабочих, инженеров и офицеров, а не бандитов, мешочников и охранников. И солью земли оставался благородный советский человек – самый обыкновенный. А ему нужна и массовая культура – шлягеры, хоккей, кинокомедии… А не то за чужой хоккей болеть придётся.

И тут в дело вступает литера «Р». Разрядка – это сотрудничество с Францией, Италией и даже ФРГ. Это попытки найти общий язык со Штатами. Стыковка «Союза» и «Аполлона», рукопожатие в космосе – ёмкая эмблема тех процессов. После парада Победы комплексов у Брежнева не было. Что Запад, что Восток, что масоны, что лорды – со всеми можно иметь дело в прагматическом стиле. И заседать можно везде – вплоть до Римского клуба. Причём, не на приставном стуле, а с позиций силы. «Кремлевские старцы» не прятали голову в песок от глобализации. Использовали для этого и левые движения, и военное присутствие, и антиколониализм. Но играли в высшей лиге.

При этом холодная война миров продолжалась. И, увы, в 1980-м разрядку и оттепель сменила кабульская жара. Но советско-американские договора времен брежневского реализма до сих пор помогают сохранять мир. А соглашения, которые подписывали со Штатами Горбачев и Ельцин, преподносились как нечто эпохальное, но оказались хлипкими, а для нашей страны – капитулянтскими.

Т – ТЭК (топливно-энергетический комплекс). При Брежневе СССР стал энергетической сверхдержавой. Символ того времени – провода и трубы, сибирские стройки, которые возводились не только на энтузиазме, но и за честные длинные рубли. Разговоры об «иждивенчестве», о пассивном «почивании» на нефтедолларах безграмотны. Я заметил, что о «проклятии нефтяной иглы» твердят люди, не сумевшие разведать, добыть и доставить потребителю ни одного барреля. ТЭК – это новые города, развитие цивилизации. А сверхдоходы, если они и появились на какое-то время – мы их не в казино выиграли. И технологии развиваются не по щучьему велению, не в сколковской башне из слоновой кости, а в той хозяйственной цепочке, которая приносит доход. То есть, в нашем случае – вокруг ТЭК. Игнорируют это правило только прожектеры. А у Косыгина и Тихонова каждый экскаватор был не карандаше. Брежнев гораздо больше вкладывал в будущее нефтегазового комплекса, чем почивал на экспортных лаврах. Последний великий проект советского времени – строительство БАМа – тоже косвенно связан с этим преображением страны, рассчитанным как минимум на 40 лет.

Э – Экономика должна быть экономной. Авторство этого афоризма приписывают Бовину. Многие смеялись: масло масляное. Но тавтологический вариант звучал бы так: «Экономика должна быть экономической». А экономной она является далеко не всегда, чаще – расточительной. Впрочем, в последнее время мы узнали, что и масло не всегда бывает масляным. Если бы 1980-е прошли под знаком разумной экономии, а не размашистой гласности, если бы развивались наработки Конституции-77, которую мы проморгали… Падение темпов роста экономики? Да, требовались новые рычаги – и в Совмине готовили новую экономическую реформу. Гораздо более осмотрительную, чем горбачёвская. Перестройка после Брежнева – это как, если бы в Америке сегодня к власти пришли ку-клукс-клановцы или возобновилась война между Севером и Югом. Авантюрные преобразования быстро перешли в суицидальную стадию, а здравый смысл в политике сменился надрывными призывами к покаянию, за которыми мы почти не расслышали вороватый шелест купюр.

Писатель Брежнев

В последние годы вышло несколько переизданий брежневских книг. Но все они берут за основу так называемую брежневскую беллетристику – его легендарные воспоминания, которые принесли Леониду Ильичу Ленинскую премию в области литературы. Это семь очерков, которые написали за генерального секретаря замечательные журналисты во главе с Анатолием Аграновским. Назовем эти не раз переизданные очерки, в которых речь идет обо всех ключевых этапах жизни генерального секретаря: «Жизнь по заводскому гудку», «Чувство Родины», «Малая Земля», «Возрождение», «Молдавская весна», «Целина», «Космический октябрь», «Слово о коммунистах».

Этот проект состоялся, когда Леонид Ильич был уже вымотанным, усталым. В 1974–75 гг. генеральный секретарь перенес несколько серьезных болезней, изменивших его речь, ослабивших память и замедливших реакцию. К тому же Брежнев – человек ранимый – много лет страдал бессонницей и злоупотреблял снотворным. После этого он и на простой дежурный вопрос не мог ответить без шпаргалки. Анекдоты на эту тему действительно появлялись в изобилии. Между прочим, сам Леонид Ильич не был лишен юмора и даже самоиронии – и некоторые шутки того времени трудно отделить от мемуарных свидетельств. В одном из самых расхожих анекдотов стареющий генсек заявлял: «Все говорят, что «Малая Земля» – отличная книга. Все читали. Может, и мне почитать?» Нельзя сказать, что эта едкость несправедлива. Конечно, Брежнев не занимался кропотливым литературным трудом. И внимательно прочитал свою книгу, когда она уже вышла из печати рекордным тиражом… Но правда и в другом: во многом это действительно воспоминания Брежнева Леонида Ильича. Он наговаривал их своим соратникам по ЦК, а уж те передавали канву журналистам, которые, конечно, разукрашивали брежневские байки, снабжали их актуальными публицистическими отступлениями, выстраивали композицию.

Это не просто чья-то блажь, а масштабная рекламная кампания. В СССР не было публичной конкурентной борьбы в политике. На выборах в Верховный Совет блистательная победа блока коммунистов и беспартийных гарантировалась априори. Но это не означает, что государство и партию не волновало общественное мнение. От популярности лидера в обществе зависело многое. Не менее важна и репутация советского генсека в мире. И в середине семидесятых идеологи из ЦК решили сделать акцент на участии полковника Брежнева в Великой Отечественной.