Автограф президента. Роман-воспоминание
В ходе обсуждения Скворцов рассказал довольно любопытный случай из своей богатой оперативной биографии. Правда, он существенно отличался от моего как по форме, так и по содержанию, но все равно его можно было отнести к числу типичных примеров работы с человеком, которому вдруг пришла в голову мысль быстро и крупно заработать на передаче секретов.
Было это довольно давно, когда Скворцов, еще сравнительно молодой разведчик, работал в стране, где было полно американских военных баз (в дальнейшем мне придется еще не раз упоминать такие страны, потому что именно там как раз чаще всего что-нибудь и происходило, но совсем не по причине предвзятого к ним отношения: так уж случилось, что американцы понастроили свои базы во многих странах мира и тем самым вынудили нас присматривать за тем, чтобы эти базы не были использованы в ущерб интересам и безопасности нашей страны).
В ту пору Скворцов по молодости лет отличался большой общительностью и любил проводить свободное время в одном уютном баре, пользовавшемся популярностью у американских офицеров. И вот сидит он однажды у стойки, а рядом с ним с трудом балансирует на высокой табуретке изрядно подвыпивший американский летчик. К тому времени пилот был уже в умиротворенном состоянии, и ему ужасно хотелось с кем-нибудь поделиться своими проблемами. А их у него, как оказалось, было предостаточно. И главной была острая нехватка денег.
Повертел пилот головой в поисках подходящего собеседника, которому можно было бы излить душу, заметил рядом симпатичного молодого парня при галстучке и с присущей американцам непосредственностью спросил:
– Ты кто?
Скворцов не стал юлить и ответил:
– Третий секретарь советского посольства.
– А ты не врешь? – с недоверием посмотрел на него пилот.
– Ей-богу, не вру, – побожился Скворцов.
– Слушай, парень, у тебя есть деньги? – неожиданно спросил пилот.
– А что? – в свою очередь спросил Скворцов, полагая, что тому не хватает на выпивку.
– Купи у меня ракету! – вдруг предложил пилот и икнул.
Поначалу Скворцов принял это предложение за пьяную болтовню, но все же решил исключительно от нечего делать расспросить пилота, о какой ракете идет речь:
– А что за ракета и сколько ты за нее хочешь?
И тогда американец объяснил ему, что это новейшая ракета класса «воздух-воздух», назвал ее индекс и тактико-технические данные и рассказал, что состоит она из трех сборных секций, каждая секция в специальном контейнере длиной около шести футов, то есть чуть больше полутора метров, а весом фунтов двести, то есть чуть меньше ста килограммов, и хочет он за нее пять тысяч «баков», то есть американских долларов.
– И когда ты можешь ее продать? – безразличным тоном спросил Скворцов, хотя в нем уже проснулся азарт охотника, почувствовавшего приближение крупного зверя.
– Завтра, – по-деловому ответил пилот, – в крайнем случае, послезавтра, потому что через два дня я улетаю в Штаты.
И в той же ни к чему, казалось бы, не обязывающей шутливо-пьяной манере, в которой проходил весь этот разговор, пилот предложил вечером следующего дня встретиться в одном укромном тупичке на окраине города недалеко от американской военно-воздушной базы, особо подчеркнув, что приехать надо на машине с кузовом типа «универсал», способным вместить три полутораметровых контейнера, обязательно привезти деньги, иначе сделка не состоится, и, главное, никому ничего не рассказывать, а то у него будут большие неприятности.
На том и порешили, после чего Скворцов заказал по двойной порции виски, сам пить не стал, а оба стакана отдал пилоту, чем еще больше расположил его к себе.
Размышляя по дороге в посольство об этом разговоре, Скворцов склонялся к тому, что все это очень похоже на пьяную болтовню или провокацию. Предположения о возможной провокации были далеко не беспочвенными, потому что предложенное пилотом место для перегрузки ракеты было весьма удобно для того, чтобы захватить Скворцова и незаметно увезти его на военную базу.
И тем не менее профессиональное чутье подсказывало Скворцову, что пилот предложил ему хорошую сделку.
Когда Скворцов доложил обо всем своему шефу, тот позвонил военному атташе и спросил, слышал ли он что-нибудь о новой американской ракете класса «воздух-воздух» с соответствующим обозначением. Военный атташе был весьма осведомленным человеком, когда дело касалось новых образцов иностранного вооружения, он сразу пришел в заметное возбуждение и заявил, что, если бы ему подвернулась возможность раздобыть такую ракету, он не пожалел бы за нее и пятидесяти тысяч долларов и не прогадал бы, поскольку такая ракета стоит гораздо больше.
Такая оптимистическая информация окончательно убедила шефа, и он решил рискнуть. Обдумав все, как следует, порешили, что Скворцов проведет встречу с пилотом не в тупичке, где его запросто могли заблокировать и умыкнуть, а в более подходящем для этого месте, которое будет обеспечено соответствующим прикрытием, чтобы исключить любые неожиданности.
Поскольку на согласование этого вопроса с Москвой времени уже не оставалось, шеф взял всю ответственность на себя. В помощь Скворцову выделили еще двух коллег, которые должны были вести наблюдение за местом встречи и вмешаться, если потребуется обеспечить его личную безопасность. Вечером они заблаговременно выехали в район встречи и безуспешно в течение часа ждали появления там Скворцова и американца, но никто так и не приехал.
Как потом выяснилось, американец, хоть и был накануне очень даже навеселе, оказался человеком, умеющим держать слово, и точно в назначенное время прибыл на место за рулем громадного «шевроле».
Скворцов, как и планировалось, перехватил его в нескольких кварталах от тупичка и предложил проехать туда, где вели наблюдение двое его коллег, но американец не пожелал терять время на разъезды и предложил немедленно произвести перегрузку, так как он очень спешит. Скворцов попробовал настоять на своем требовании, но пилот был непреклонен в своем стремлении как можно быстрее избавиться от ракеты, и Скворцову ничего не оставалось делать, как согласиться.
За одну минуту они перебросили из «шевроле» в микроавтобус, на котором приехал Скворцов, три контейнера с ракетными секциями, добросовестный пилот передал ему целую пачку секретных инструкций и наставлений, а вместо пяти тысяч долларов получил от Скворцова честно заработанные семь тысяч, поблагодарил за щедрость и уехал.
Наверное, вся эта операция выглядела со стороны как эпизод из какого-то дешевого боевика, но как бы то ни было, а дело было сделано, к тому же все обошлось благополучно, никаких провокаций не произошло, ракета была доставлена по назначению, и настало время по заслугам отметить всех участников операции. Их и отметили: Скворцов получил орден Красной Звезды, его шеф медаль «За боевые заслуги», и оба они по выговору за нарушение служебной дисциплины.
Остальные участники и свидетели операции из всей этой истории извлекли соответствующий урок: всего в разведке предусмотреть нельзя, кто не проявляет разумную инициативу и не рискует, тот, может быть, не получает выговоров, но орденов и медалей, по крайней мере заслуженных, тоже не дождется!
…Конечно, когда мы обсуждали мою ситуацию, нас заботил не столько вопрос о том, как заработать орден, а тем более выговор, сколько возможность регулярного получения очень важной информации из местной контрразведки. Чтобы было понятно, что к чему, мне придется сделать небольшое, но важное, на мой взгляд, пояснение, потому что мы столкнулись с особым случаем.
Во все времена перед нашей службой стояла проблема обезопасить советских граждан, работающих за границей, от вербовочных поползновений со стороны иностранных секретных служб. То, что находящиеся за границей советские граждане являются главным объектом таких поползновений, объясняется очень просто: во-первых, в советских учреждениях работают носители самых разнообразных государственных секретов, представляющие не только все внешнеполитические ведомства Советского Союза, но и партийные и многие государственные органы; а во-вторых, склонить отдельных из них к предательству в условиях заграницы намного легче, чем, скажем, в Москве, где сотрудникам иностранных разведок приходится остерегаться советской контрразведки.
Как в условиях заграницы обеспечить сохранность государственной тайны, не дать секретным службам заманить в свои сети сотрудников советских учреждений, временно командированных советских граждан? Как выявить среди них тех, кто стал объектом пристального интереса со стороны секретных служб, или тех, кто по собственной инициативе, а такие тоже бывают, готовится совершить предательство? Следить за всеми? Но это значит – не доверять никому, всех брать под подозрение! И потом, кто будет следить и каким образом, если в стране может находиться несколько тысяч советских граждан, а офицер безопасности всего один?
Нет, применять такой «экстенсивный» метод было бы неправильно с политической точки зрения, да и невозможно чисто физически.
Тогда, может быть, следовало максимально сузить круг подозреваемых, взять под наблюдение только тех, кто в силу своих личных качеств и недостатков, особенностей своего поведения в условиях заграницы может привлечь к себе внимание секретных служб? Но как его сузить, этот круг, тем более максимально? Для этого опять же надо сначала следить за всеми! И где те критерии, по которым можно судить, что тот или иной человек, даже имеющий какие-то личные недостатки или совершающий неблаговидные поступки, обязательно докатится до предательства?
Видимо, и этот путь далеко не самый эффективный. И потом, практика показывает, что во многих случаях поведение людей, сотрудничавших с иностранными разведками, в своем окружении было если и небезупречным, то по крайней мере не слишком бросалось в глаза.
В этой непростой ситуации все решается предельно просто: надо проникнуть в так называемый «русский отдел» соответствующей секретной службы и узнать, как говорится, из первых рук, кто из советских граждан уже завербован, кого готовятся вербовать, и вообще, что замышляется против советских граждан, находящихся в стране!
Вот это «вообще» заслуживает особого разговора, поскольку, когда речь заходила о планах и замыслах той или иной секретной службы против советских граждан, то подразумевались, конечно, ее намерения не только склонить их к сотрудничеству, но и осуществить различного рода крупные и мелкие провокации, которые отравляли жизнь самим жертвам и ухудшали и без того иногда не самые радужные межгосударственные отношения.
А защитить советских граждан от провокаций иностранных секретных служб было нашей святой обязанностью, и именно на решение этой задачи расходовалась значительная, если не большая, часть времени и сил резидентур КГБ.
И даже это еще не все, потому что проникновение в «русские отделы» давало возможность выявлять агентуру секретных служб, используемую в изучении советских граждан и в организации всевозможных провокаций, обнаруживать и извлекать установленные в советских учреждениях микрофоны и другие подобные устройства и решать массу других проблем, о которых в силу их определенной специфики мне не хотелось бы сейчас говорить.
Для того чтобы решить эту «простенькую задачку», то есть проникнуть и узнать, надо было найти компетентного сотрудника «русского отдела» и уговорить его работать на нас. Или дождаться, когда кому-либо из них самому придет в голову мысль оказать нам такую важную услугу.
Первое хотя и сложнее, но предпочтительнее, потому что можно долго ждать такой удачи, да так и не дождаться!
Вот такие задачки и решало управление внешней контрразведки, в котором я имел честь служить.
…Теперь, когда я дал некоторые пояснения, я думаю, понятно, почему Скворцов и я с таким интересом отнеслись к подброшенному под мою дверь конверту.
Его содержание, этот самый листок с фамилиями сотрудников советских учреждений в стране, среди которых, между прочим, были и наши фамилии, и колонками цифр напротив каждой из них, со всей очевидностью подтверждало, что человек, решившийся на такой серьезный шаг, как раз и является таким необходимым для нас сотрудником «русского отдела» и детально осведомлен обо всем, что делается и что замышляется против нас и наших соотечественников.
А поэтому упускать такого человека, не сделав все возможное, чтобы установить с ним деловой контакт, мы не имели права.
Детально проанализировав ситуацию, мы пришли к следующим выводам.
Во-первых, можно было с достаточной степенью уверенности предположить, что подбросивший конверт действует по личной инициативе. На провокацию с использованием собственного сотрудника секретные службы решаются очень редко, поскольку это всегда связано с необходимостью идти на передачу чрезвычайно важной информации, затрагивающей деятельность самой секретной службы. Если же вся эта затея организована контрразведкой, значит, она преследует какие-то далеко идущие цели и ради этого готова пожертвовать некоторыми своими секретами.
Во-вторых, доброжелатель хорошо ориентируется в обстановке и мою квартиру выбрал не случайно. Из этого вывода следовало, что он либо имеет самое непосредственное отношение к работе по советским гражданам, либо наводку на меня ему дала контрразведка.
В-третьих, тот факт, что этот человек не побоялся зайти в дом, где проживают сотрудники советского посольства, находящийся под постоянным наблюдением контрразведки, означал, что либо он имеет право по роду службы беспрепятственно появляться в районе советских учреждений и мест проживания советских граждан, либо все это опять-таки сделано им с ведома контрразведки.
Проведенный нами анализ, таким образом, показал, что ситуация далеко не однозначна, в ней возможны любые повороты, а поэтому действовать надо с максимальной осмотрительностью, поскольку опасность, что все это подстроено местной контрразведкой, чтобы втянуть нас в игру, а затем организовать какую-то провокацию, была довольно реальна.
Обывательская логика подсказывала, что лучше не связываться с таким сомнительным делом, потому как еще не известно, будут ли от него какие-то выгоды, а вот неприятности были вполне вероятны, но это ведь проще всего – не рисковать, ничего не делать, пусть себе все идет, как идет, авось пронесет. Тому, кто так рассуждает, нечего делать в разведке!
Но и пренебрегать опасностью мы тоже не имели права. Поэтому, обсудив инцидент и тщательно взвесив все возможные последствия, мы со Скворцовым решили пока ничего не предпринимать, посмотреть, насколько совпадут те сведения, которые сообщил нам неизвестный доброжелатель, с тем, как в течение ближайшего месяца будет вести себя местная контрразведка, и подождать, что за этим последует.
Мы отлично понимали, что тот, кто передал нам документ, преследует какую-то цель, а раз так, значит, он обязательно предпримет еще какие-то действия в развитие своего замысла и в конце концов обязательно вступит со мною в контакт.
Приняв такое решение, мы закрыли резидентуру и пошли в клуб, где как раз кончался киносеанс, чтобы встретить своих домочадцев и проводить их домой…
Глава 3
Прошло недели три. В очередное воскресенье мы, как обычно, всей семьей поехали в конноспортивный клуб.
В машине у каждого из нас было свое постоянное место: я за рулем, жена рядом, а Иришка на заднем сиденье. Впрочем, на заднем сиденье – это будет не совсем точно. В последнее время Иришка стала опускать подлокотник и садиться на него верхом спиной к движению машины, чтобы смотреть через заднее стекло.
Мне это не нравилось, и не только потому, что в случае резкого торможения она могла слететь с подлокотника и удариться спиной, но и потому, что ее поза смущала водителей некоторых машин, ехавших следом за нами.
Вот и сейчас она, несмотря на мои неоднократные запреты, снова уселась верхом на подлокотник и уставилась в заднее стекло. Я только хотел сделать ей очередное замечание, как Иришка вдруг сказала:
– Папа, а за нами снова едет этот «ситроен»!
– Какой «ситроен»? – спросил я самым безразличным тоном, на какой был способен, хотя отлично понимал, что она имеет в виду.
– А тот, голубой, помнишь, который ехал за нами позавчера. Только тогда у него был номер 836, а сегодня 718 и буквы другие.
– Не выдумывай, – недовольно пробурчал я, – и слезь с подлокотника. Это другой «ситроен».
– Нет, папочка, не другой! – ехидно ответила дочь. – Это номер у него другой, а вмятина на правом крыле та же, и водитель тот же, только позавчера он был в красной рубашке без галстука, а сегодня у него светлая рубашка и галстук.
«Вот чертова девка!» – подумал я. Мне был очень хорошо знаком этот голубой «ситроен», я давно его заметил, но не обращал на него внимания, как поступал всегда, когда ехал по личным делам и мне не нужно было выявлять слежку.
– Он что, следит за нами? – снова спросила Иришка, не собираясь слезать с подлокотника.
– Тебе что папа сказал? – пришла мне на помощь жена. – Сядь нормально!
Иришка неохотно сползла с подлокотника и, не дожидаясь моего ответа, утвердительно сказала:
– Точно, он за нами следит! Мы что, шпионы?
– Перестань болтать глупости! – строго сказал я. – Не следит, а охраняет, чтобы на нас кто-нибудь не напал или не наехал.
Выслушав мое объяснение, Иришка скептически хмыкнула. Но что я еще мог ей сказать? Это было вполне современное дитя, выросшее за границей и с младенческого возраста привыкшее ко всяким передрягам, которых было предостаточно у ее родителей.
Впервые Иришка удивила меня четыре года назад, когда ей было пять лет. Это произошло в той самой развивающейся стране, где у меня состоялся незабываемый разговор с комиссаром портовой полиции. А было это так.
Среди моих знакомых был шифровальщик резидентуры ЦРУ. Он работал на нас уже много лет, еще с той поры, когда служил на одной из американских военных баз в Европе. Отслужив в армии, он закончил курсы шифровальщиков, поступил в ЦРУ и стал работать в американских посольствах за границей. Периодически он передавал мне подлинники весьма интересных документов, раскрывающих различные аспекты деятельности американской разведки не только в этой развивающейся стране, но и во всем регионе.
Наши встречи происходили, как правило, поздно вечером недалеко от загородной виллы, где проживал технический персонал американского посольства, в то время, когда он выводил на прогулку свою собачку. Пока он гулял, мне надо было съездить в резидентуру, сфотографировать документы и вернуться, чтобы их возвратить, поскольку утром он должен был положить их на место.
На всю эту процедуру мне отводилось не более полутора часов, и этого времени было бы вполне достаточно, потому что от виллы до советского посольства было около десяти километров; десять километров туда, десять обратно, итого двадцать, фотолаборатория была наготове, мне всегда помогал кто-нибудь из моих товарищей, и, для того, чтобы переснять документы, требовалось не более десяти минут. Но вся загвоздка была в том, что обстановка в стране в тот период была напряженной, действовал комендантский час, при въезде в город свирепствовали контрольно-пропускные пункты, на дорогах было полно военных и полицейских патрулей, которые останавливали и дотошно проверяли местный автотранспорт. К дипломатам, особенно из социалистических стран, отношение было вполне лояльное, однако нет-нет да какой-нибудь патруль, не слишком осведомленный о тех правах, которыми пользуются дипломаты, в частности о дипломатической неприкосновенности, делал попытку не только проверить у дипломата документы, что было в порядке вещей, но и досмотреть его машину.
На эти дурацкие формальности требовалось много времени, иногда у контрольно-пропускного пункта скапливалось несколько местных автомашин и приходилось вставать в очередь, а если впереди оказывался автобус, набитый пассажирами, то на этом месте можно было проторчать когда пятнадцать, а когда и все двадцать минут. Из-за этих проверок только на дорогу в один конец могло уйти около сорока пяти минут, и операция по возвращению документов оказывалась под угрозой срыва.
Тогда, чтобы выиграть время, я придумал маленькую хитрость: на подобные операции я стал брать Иришку. Я стелил на заднее сиденье одеяльце, укладывал ее и уговаривал уснуть. Когда она засыпала, я отправлялся в путь.
Подъехав к контрольно-пропускному пункту, где в ожидании проверки маялись машины и пассажиры, я сразу подзывал офицера и говорил, что мой ребенок заболел малярией или тропической лихорадкой и я спешу к врачу. Офицер светил фонариком в салон, видел разметавшуюся во сне, потную от тропической жары девочку и, убедившись, что я говорю чистейшую правду, давал команду немедленно пропустить меня без очереди.
Я неоднократно использовал этот трюк, и однажды, садясь в машину, Иришка неожиданно спросила:
– Папа, мы едем по работе или просто так? Мне спать или не спать?
Смышленая девочка, оказывается, давно усекла, что, если я прошу ее заснуть, значит, я еду «по работе», а если она без моей команды надумала уснуть, а я не разрешаю, значит, мы едем домой или в гости, и поэтому мне не хочется таскать ее на руках. Такой чести она удостаивалась только после участия в операции по связи с шифровальщиком резидентуры ЦРУ. Так что обнаружившаяся у Иришки спустя четыре года способность выявлять слежку меня нисколько не удивила.
Но это была не единственная проблема в нашей семье. Гораздо больше хлопот доставляла мне моя собственная жена, потому что Иришка встревала в мою работу от случая к случаю с интервалом в несколько лет, а жена готова была мне помогать постоянно, и, хоть и была она женщиной довольно дисциплинированной, тем не менее время от времени мне приходилось ограничивать ее инициативу.
Вот и сейчас, едва закончился инцидент с Иришкой, как в разговор вступила жена.
– Что мне сказать, если Элен снова пригласит нас в гости?
Элен была супругой одного очень интересного человека, и жена, надо отдать ей должное, потратила много времени и сил, чтобы подружиться с ней и довести эту дружбу до такого уровня, что Элен пригласила нас в гости.
– Откажись, – тем не менее посоветовал я, машинально наблюдая в зеркало заднего вида за маневрами голубого «ситроена», который пытался спрятаться от меня в потоке машин.
– Неудобно как-то, я уже дважды отказывалась от ее приглашений.
Это была чистая правда, мы долго этого добивались, и вот теперь, когда нас наконец приглашают, приходится отказываться.
– Пока я не разберусь с одним делом, новые знакомства заводить не будем!
Надо сказать, что вообще-то я скептически отношусь к использованию женщин в разведывательной работе, в том числе и жен разведчиков. По моему убеждению, не женское это дело, тем более в мирное время. Разведывательная работа подчиняется своим, и притом весьма жестоким законам, по которым согласится и сможет жить далеко не каждый мужик, куда уж тут слабому полу!
Правда, американские разведчики активно используют своих жен, не говоря уже о незамужних сотрудницах, но это их дело. Я же считаю, что жене разведчика достаточно создать мужу благоприятную обстановку в семье, окружить его вниманием и заботой, хорошо накормить, аккуратно одеть, снять стресс, приласкать, и этим ее участие в разведывательной работе должно ограничиваться.
Конечно, попадаются отдельные жены, у которых способностей к разведывательной работе не меньше, а иногда даже больше, чем у их мужей. Но наша профессия не ограничивается только набором специальных приемов и навыков. Разведчик не может делить свою жизнь на рабочее и нерабочее время, а обязан отдавать своему делу все «сорок восемь» часов в сутки. И вообще, перефразируя одно известное изречение, можно сказать, что разведка – это не профессия, а состояние души! А женская душа – штука тонкая, она способна на недоступные мужчинам, но довольно кратковременные всплески эмоций, а вот выдерживать постоянное напряжение, какого требует профессия разведчика, ей довольно трудно, в связи с чем вероятность срыва очень велика.
Я знаю, что не все мои коллеги разделяют подобное мнение. В порядке возражения они могут заявить, что женщины имеют такое же право служить своей стране и защищать ее, как и мужчины, и назвать выдающихся разведчиц, например, Елизавету Горскую-Зарубину, Зою Воскресенскую-Рыбкину, Леонтину Коэн (она же Хелен Крогер), Африку де лас Эрас и многих других, чьи имена золотыми буквами вписаны в историю внешней разведки, но переубедить меня им будет трудно: я имел счастье знать их лично, я преклоняюсь перед достигнутыми ими результатами, их мужеством и готовностью к самопожертвованию, но… мне всегда было искренне их жаль!
Конечно, процесс женской эмансипации остановить невозможно, он зашел слишком далеко, и нельзя запретить женщинам поднимать штангу, играть в футбол и хоккей, бороться на ковре и драться на ринге, да еще бить при этом ногами, но мне все же больше нравятся традиционно женские виды спорта, и тут я ничего не могу с собой поделать. И поэтому я не собираюсь полемизировать с теми, кто приходит в умиление, когда женщины выполняют мужскую работу, пусть каждый остается при своем мнении. Тем более, что у меня на этот счет есть кое-какой личный опыт и основывается он на одной давней истории.