Враг моего врага. Том 1

Новый дворец эмира возвышался над всеми постройками Абу-Даби. Тонированное стекло, художественная облицовка. Взлетающие линии силуэта с загадочными изгибами. Сверкающие золотом балконы на головокружительной высоте, выдвижные вертолетные площадки. Удивительная ночная подсветка, создающая впечатление, будто дворец парит в воздухе по воле невидимых джиннов. А на крыше, устеленной квадратами высокоэффективных солнечных батарей, обеспечивающих энергией весь дворец, сияют красные огни, чтобы пилот летательного аппарата вовремя заметил и обогнул величественное здание.

Внутри еще роскошнее. Громадные залы с колоннами и орнаментами, креслами из натуральной кожи и голографическими подиумами размером с театральную сцену. Кабинеты с идеальной звукоизоляцией, автономным кондиционированием и последними чудесами оргтехники. Полы, утопающие в ярких коврах. Драгоценные вазы, аквариумы с диковинными рыбами, композиции из живых цветов, инопланетные диковины…

Советники, секретари, референты, курьеры, прислуга…

Изящная невысокая женщина в дорогом бежевом брючном костюме со свободным струящимся силуэтом проворно выпрыгнула из вертолета, не став опираться на руку телохранителя. Подойдя к балюстраде, которая ограждала площадку, находящуюся на огромной высоте, полюбовалась на панораму города, чуть подернутую дымкой. Столица расстилалась как на ладони, радуя зрение. Современные отели, офисы, школы перемежались зелеными парками, древние дворцы и великолепные мечети соседствовали с комфортабельными жилыми домами. Глубокие темные глаза слегка сощурились, и проявилась слабая паутинка тонких морщинок в уголках глаз. Горячий верховой ветер сдул на затылок светло-оливковый головной платок, и женщина засмеялась.

Подошел начальник охраны, ненавязчиво остановился рядом в ожидании. Женщина вопросительно обернулась к нему.

– Все в порядке, Салима ханум.

Она улыбнулась и кивнула. Двое охранников первыми вошли в большой лифт с зеркальными стенами, она последовала за ними. На панели загорелся индикатор «23», двери лифта раздвинулись. Изящные туфли зашелестели по узорчатому ковру.

Она ни у кого не спрашивала дорогу. Новый дворец эмира строили под ее руководством. Кое о каких его секретах не знал даже сам эмир.

Золоченая ручка двери повернулась под ее узкой ладонью с бледным маникюром. Ковер в комнате сменил расцветку с зеленых тонов на желтые, на стенах золотился новый узор обоев. Из кресла за овальным столом, отодвинув ноутбук, поднялся мужчина в белом, всплеснул руками:

– Салима, свет моих очей! Неужели так трудно предупредить о своем приезде?

Мужчина был молод, не старше сорока, в полном расцвете. Чернокудрый, черноусый красавец, немного полноватый, но не от излишеств или болезни, а от здоровой, спокойной, уверенной жизни.

Они коротко обнялись, и Салима насмешливо изогнула бровь:

– Разве это не мой дом, Фейсал? Я не гостья, чтобы дожидаться приглашения, и не королева чужой страны, чтобы заявлять об официальном визите.

– Ты больше, чем королева! – с упреком воскликнул Фейсал. – А ведешь себя, как девочка.

Она грустно улыбнулась. Фейсал так и не понял, что казаться девочкой порой выгодно. Она была пятнадцатилетней девочкой, когда объявила себя регентом при младенце-брате, и сумела воспользоваться абсолютно всеми преимуществами своего положения, о большинстве которых никто и не подозревал. Увы, в заботах о том, как поднять из руин страну и удержать мальчика на шатком троне, она совершила ошибку, не занявшись развитием его ума. Не до того было, честно говоря. Нет, Фейсал не вырос тупым: кровь многих поколений эмиров была сильна, наследственность парню досталась хорошая. Но правителю требуется немного больше, чем обычному успешному гражданину. Салима, вовремя спохватившись, окружила брата умными и проницательными советниками, и у него, слава Всемилостивейшему, обычно хватало соображения к ним прислушиваться. Он прослыл неплохим правителем, народ доволен, в регионе тихо и благостно, в сопредельных странах уважают. Беда в одном: брат искренне считал себя умнее сестры.

Он всегда ее критиковал. В детстве – за то, что жизнь малолетнего эмира на попечении Салимы почему-то непохожа на древние сказки. В отрочестве – за то, что не торопится выйти замуж и оставить ему власть, которой распоряжается неправильно: постоянно общается с чужими мужчинами, все больше с иностранцами, вечно ставит себя в смешное положение. В юности – что вышла замуж не за того, что женила его не на той, что слишком часто мелькает в интернете. Теперь вот…

Она не обижалась. Брат ее любил, как мог. Переживал за нее. Ему хотелось, чтобы у нее все было хорошо, все как у людей: преуспевающий муж-кормилец, дети, дом и никаких больше забот. Порой, когда бывало совсем тяжело, ей и самой этого хотелось. Но минуты малодушия уходили, а заботы – вовсе не те, что подобают приличной женщине – требовали внимания.

Винить Фейсала бессмысленно. У него перед глазами не было примера отца, он не соревновался с братьями, не знал материнской ласки, образ матери в его душе был безлик и расплывчат. У него имелась лишь сестра, которая всегда была занята какими-то неотложными делами. Салима усмехнулась про себя: что вырастила, тому и радуйся. Она извлекла урок и не повторила ту же ошибку с собственными сыновьями – уже хорошо.

– Салима, – укоризненно проговорил брат, – когда ты влетаешь без предупреждения, то можешь застать меня спящим, или, скажем, в ванной, или, – он сделал паузу, – с женщиной.

Она мысленно фыркнула и пропела:

– Ни за что не поверю, милый братец, будто твоя охрана столь некомпетентна, чтобы не засечь мой вертолет еще над проливом. У тебя вполне хватило бы времени утомить женщину и в полтора раза моложе, чем твоя младшая жена.

Фейсал довольно улыбнулся. Утомлять женщин он действительно умел и гордился этим. Качество, безусловно, полезное для эмира, которому нужны сыновья, но – Салима украдкой вздохнула – все-таки не самое важное.

Подали чай, и брат с сестрой переместились на диван у чайного столика. На парчовой скатерти живописно расположились фарфоровые чашечки, блюдца с пахлавой и рахат-лукумом, несколько заварных чайничков, истекающих душистым паром. Диван находился у окна. Бронированное стекло было нереально чистым и прозрачным, а за ним – небо, такое же чистое, не тронутое дымом.

Без малого сорок лет назад, когда девочка с маленьким братом на руках ступила с корабля на родную землю, небо было черным и горячим. Горела нефть. Скважины в пустыне, добывающие платформы на шельфе. Никто не знал, почему так вышло, но домыслы были у каждой клики свои. Винили американцев: исчерпали собственные запасы нефти и из зависти подожгли чужие. Нелогично: они скорее попытались бы захватить в целости и сохранности еще действующие скважины. Запалить бессмысленный пожар – ни нашим, ни вашим – это больше в стиле русских. Их тоже обвиняли: мол, аравийская нефть конкурирует с сибирской, и сибиряки решили избавиться от конкуренции. Опять странно: гибель аравийской нефти лишь ускорила крушение бензиново-асфальтового мира, которое с не меньшей силой ударило и по Сибири. Другие кричали, что виновата Европа, настроенная против арабов; иные кивали в сторону Центральной Африки, которая якобы спровоцировала кризис на полуострове, чтобы отвлечь внимание общественности от собственных внутренних конфликтов. Не обвиняли разве что Антарктиду.

А кое-кто голосил, что виноват эмир. Его клан, стоящий у власти, допустил такое. Он продался Америке – нет, России – да что там, Европе. Он думает только о себе и не в состоянии защитить страну, он попустительствует поджигателям… Салима не считала, что обвинения в адрес отца обоснованы. Всего лишь повод, которым воспользовались другие кланы, чтобы в чаду и огне схватиться за власть. Были ли они сами поджигателями, его противники, превратившиеся в кровных врагов? Вероятнее всего, нет. Кто же подносит фитиль к пороховой бочке, на которой сидит?

Клан ан-Найян был уничтожен полностью. Почти. Расправы избежала девчонка – пятая дочь эмира, обучавшаяся в Англии в закрытом пансионе, – и ее мать, одна из его жен, в конце беременности поехавшая навестить Салиму. На них просто махнули рукой. Какая угроза власти может исходить от двух женщин?

Кошмарное известие убило мать. Фейсал родился раньше срока, а ее спасти не успели. Тогда еще у них были деньги – остатки нефтедолларов, но счет шел не на доллары, а на минуты.

Девочка с ребенком, оставшаяся без средств, должна была раствориться. Самое вероятное – осесть в одном из сиротских приютов, откуда оба вышли бы в свой срок с простенькими крестами на шее и с типичными английскими именами – Кэти и Боб Смит, или что-то в этом духе. Самое лучшее – стать приживалкой при одной из своих обеспеченных подруг, будущих леди. Отец Оливии, проникшийся сочувствием к любимой подруге дочки, хотел предложить ей именно это. Но разговор повернулся совсем не так, как он ожидал.

Корабль, с которого спустя полгода Салима сошла в порту Абу-Даби, придерживая молочную бутылочку у ротика пока некоронованного младенца, был авианесущим крейсером. Разумеется, под флагом Эмиратов и с полностью арабской командой. Девочка с самого начала не допускала глупых просчетов.

Салима отломила кусочек пахлавы.

– Рассказывай, свет моих очей. Какие проблемы в регионе?

Есть правители и поумнее Фейсала, но именно он – верховный эмир. Более того, Фейсал ибн-Фахим ан-Найян – глава арабского региона. Злые языки твердят: только благодаря сестре. Они правы, ну и что? Ей так удобнее, а значит, так все и останется.

Капитан Гржельчик с мукой на лице посмотрел на миловидную белокожую блондиночку. Сумеречница из клана Ихстл, это он уже узнал, и этим исчерпывались почти все его успехи. При том, что девочка оказалась самой толковой из всех этих светловолосиков, сопровождавших вампира. Она сносно говорила по-хантски – более связно, чем прочие, – и пыталась заговаривать сама на волнующую ее тему: что будет с ее господином. Йозеф заглянул в прекрасные глаза, не отягощенные интеллектом, и вздохнул, вспомнив оставшуюся на Земле дочку. Тоже красавица-блондинка, и мозгов примерно столько же – мечта какого-нибудь старого ловеласа, но ведь сперва еще школу надо закончить. А девчонка-кетреййи, пожалуй, продвинутее Хелены: дочка не то что хантским, родным-то языком с горем пополам владеет. Так что нечего сердиться.

– Эйзза, объясни мне еще раз, откуда и куда вы шли.

– Мы шли из Рая, господин Гржельчик, – бодро начала девушка, – на большом корабле. Много-много человек. Все было хорошо, а потом вдруг стало плохо, – она подумала и осчастливила Йозефа поразительной догадкой: – В нас стреляли плохие люди.

Капитан Гржельчик призвал все свое терпение:

– Куда вы направлялись?

На очаровательном личике отразилась напряженная работа мысли.

– В космос, господин Гржельчик.

Гржельчику захотелось запустить в стену чем-нибудь тяжелым. По меньшей мере. А в идеале – шарахнуть из всех лазерных батарей по залетному нарушителю границ земной территории. Но нарушителей что-то не было видно, и он просто выругался, длинно, витиевато и от души, остановившись лишь тогда, когда увидел, что девушка смотрит на него огромными и слегка напуганными глазами.

– Эйзза?

– Как прикажете, господин Гржельчик, – проговорила она неуверенно, не отрывая глаз. – А может, не надо?

Йозеф не сразу понял, что она имеет в виду. А когда понял, ему стало стыдно. Она восприняла его ругань буквально, хуже того – на свой счет, и еще ужаснее – почти не возражает. Он мысленно прокрутил свой монолог, в основном представляющий собой перечисление сексуальных извращений, и, побагровев, выдавил:

– Эйзза, это я не тебе.

Она непонимающе оглянулась.

– А кому?

Капитан решил замять вопрос.

– Послушай меня внимательно, девочка. Мне интересно, куда вы шли. Что вы собирались делать?

Беспомощные голубые глаза.

– Я не знаю, господин Гржельчик.

Гржельчик опустил лицо в ладони и надолго замолчал.

– Оггина умерла, – сказала Эйзза.

Девушка считала это важным. Но Йозефа – Бог простит – не интересовала Оггина. С ней все было ясно: та, вторая девушка, тело которой обнаружили в капсуле. Получила при эвакуации тяжелые ранения, вот и умерла. Грустно, но обычное дело.

– Господин Шфлу, – вспомнила Эйзза. – Спасите его, господин Гржельчик. Он все знает. Он – шитанн.

Йозеф горько усмехнулся. А то он не отличит шитанн от кетреййи. Он собирался поговорить с вампиром в первую очередь, но в спине у того торчал осколок металла, и, когда капитан спохватился, пациент был уже на операционном столе.

– Жить будет? – спросил он у докторши.

Клара сняла перчатки, кинула их в ведро и стащила с головы стерильный чепчик. Рыжие волосы колечками рассыпались по плечам.

– Откуда я знаю? – она устало вынула сигарету из пачки, но не зажгла, не решаясь закурить при капитане. – Он же не землянин. Я не понимаю, почему он вообще был жив и двигался, с такой-то раной.

– Может, вампиры и вправду так живучи, как говорится в сказках? – предположил Йозеф.

Клара дернула плечом.

– Странная раса. Столь жизнеспособная и одновременно столь уязвимая… Как вы думаете, могу я включить кварцевую лампу, или он загнется от ультрафиолета?

Капитан бросил взгляд на смуглую кожу спасенного.

– Вроде бы он из дневного клана. Но лучше не рискуй. Прикрой его чем-нибудь, прежде чем кварцевать тут.

Сейчас шел уже третий день с тех пор, как они подобрали беглецов с райского корабля. Но ясности так и не прибавилось. В первые сутки раненый чуть не умер: в ходе операции потерял много крови, а докторша и не сообразила вовремя.

– Пусти к нему кетреййи, – посоветовал Гржельчик.

– Еще чего! – вскинулась она. – Посетители ему ни к чему, все равно без сознания. Только микробов притащат, да еще, чего доброго, уронят капельницу.

Йозеф цокнул языком.

– Не уронят, если велишь тихо сидеть. Они послушные. Вскрой им вены аккуратненько, пусть будут рядом и поят вампира.

Клара непроизвольно скорчила гримасу.

– Капитан, это отвратительно!

Он издал смешок.

– Ты же медик, Клара. То в чужих кишках ковыряешься, то гнойники вычищаешь. Неужели это менее отвратительно?

– Это – моя работа, – докторша поджала губы. – А то, о чем вы говорите, противно природе.

– И что? – Йозеф начал закипать. – Пусть вампир сдохнет? Он мне нужен, Клара. Я хочу знать, что, черт возьми, тут творилось, а от кетреййи ничего не добиться. Кроме того, раз уж мы подобрали вампира и помогли ему, довольно глупо его уморить лишь из-за того, что тебе противен вид крови, которую пьют!

– Вы думаете только о вампире, – с упреком сказала медичка. – А вам не жалко кетреййи? Они тоже живые люди.

– Несомненно, – отрезал он. – И смысл их жизни в том, чтобы служить ходячими бурдюками с кровью для шитанн. Девчонку оставь, и так уж больно бледненькая, а эти трое молодцов чтоб через пять минут были в палате у кровососа! Не хочешь возиться с ними, так хотя бы не мешай им исполнить свой долг, как они его понимают.

Можно подумать, ему, Йозефу, это нравится! А мало ли что не нравится. Человеческая физиология вообще довольно гадкая. Найдись где-нибудь разумная раса растений, они в обморок бы попадали от отвращения при созерцании одного только процесса еды, не говоря уж о противоположном. Ну и что теперь, вовсе не жить?

Он побился с Кларой об заклад, и она проиграла. Кетреййи, едва их пустили к раненому, тут же сообразили, что нужно делать. Вполне грамотно – даром что во всем остальном болваны – разрезали себе запястья и установили очередь: кто за кем. Йозефу досталась бутыль медицинского спирта. Теперь бутыль стояла в сейфе капитана. И периодически его мысли возвращались к ней. Если уж под рукой нет вражеского корабля, чтобы расстрелять его из всех орудий, так хоть спирта глотнуть для расслабления. Пусть это и противно, как выражается докторша, природе.

– Ччайкар, – осмысленно произнесла Эйзза, и Йозеф, вынырнув из дум в реальность, уцепился:

– Что это за зверь такой?

Девушка изумленно уставилась на него:

– Господин Ччайкар – не зверь. Он – шитанн. Я в его клане, господин Гржельчик.

Ага. Таинственный Ччайкар – сумеречник. И что нам это дает? А ничего. Милка милуется, Ленка ленится, что в таком разе должен делать Ччайкар? Чай заваривать, не иначе.

– Девочка, где сейчас этот Ччайкар? – задал он наводящий вопрос.

– Я не знаю, – прошептала она. – Не знаю, – и вдруг залилась слезами.

Йозеф схватился за голову. Нет, положительно надо выпить!

Эйзза была умной. Для кетреййи, конечно. Это хирра Ччайкар впервые назвал ее умницей. Выудил своей жилистой рукой из стайки играющих детей, рассмотрел придирчиво ее саму – маленькую замарашку, замотанную шарфом по самые уши, – и ее снежные куличики, которые она догадалась поливать водой, чтоб не разваливались. А потом сказал, что возьмет ее с собой в космос, если она сумеет выучить хантский. Он пропал на несколько лет, и она почти забыла пожилого шитанн. Его цепкий взгляд немного испугал ее, и ей не очень-то хотелось в какой-то непонятный космос, но ее стали учить хантскому. В следующий раз она увидела его в день своей инициации. Она стала из ребенка юной девушкой, а он совсем не изменился. Мама сказала, что ей повезло. Хирра Ччайкар – один из самых уважаемых шитанн в клане, но инициации проводит очень редко. Он что-то спросил ее по-хантски, и она ответила, и вроде бы впопад. Он засмеялся, сильно прижал ее к жесткой груди, поднял ей подбородок и впился в горло. В первый раз было страшно. Эйзза боялась и укуса, и того, что долго не продержится: на инициации пьют кровь до потери сознания, и если сомлеешь слишком быстро, тебя сочтут либо недостаточно взрослой – стыдно, но через пару лет будет новый шанс, – либо бесполезной, а это уже на всю жизнь. Все прошло хорошо, Эйзза продолжала учиться. Через три года хирра Ччайкар появился снова и велел прощаться с семьей: ее ждет космос. И снова она боялась совершенно зря. Ей понравилось в космосе. Приятная, необременительная работа, удивительные чужие миры. А теперь… Что же теперь?

Кроме них, спасшихся не было. Земляне опоздали: все остальные капсулы были сбиты, «Райская звезда» исчезла. Эйзза долго думала и наконец поняла: капитан Ччайкар погиб. А если случилось чудо, и он жив, то еще хуже. Он неизвестно где, а она, обязанная ему судьбой, ничем не может помочь.

Шфлу Арранц открыл глаза. На него неодобрительно смотрела рыжая женщина, щупая пульс. То ли пульс ей не нравился, то ли сам Шфлу – он так и не понял. Лично ему женщина скорее понравилась. Огненные колечки волос очень подходили к зеленым, как у горных уррхов, глазам. Даже хмурая гримаска ей шла. Белое одеяние с пуговицами туго обтягивало две соблазнительные выпуклости. Женщина потрогала ему лоб удивительно холодной ладонью и наклонилась; выпуклости оказались как раз перед его взором…

Удовольствие будто отрезало. В ложбинке меж выпуклостей, только что выглядевших так замечательно, притаился тонкий золотой крестик на цепочке. Шфлу пробил холодный пот, и он вспомнил. Нападение, бегство в капсуле, чужой корабль, поманивший шансом на спасение. Земляне. Он застонал.

– Встать можете? – осведомилась женщина по-хантски. – Капитан желает с вами поговорить.

А желаю ли я говорить с капитаном, задался вопросом бывший научный руководитель бывшей экспедиции. То-то и оно. Но капитан на этом корабле хозяин, а он – в лучшем случае гость. Совершенно ясно, чьи желания имеют приоритет.

Он оторвал голову от подушки и осторожно сел на кровати. В спине ныл очаг тупой боли заживления – неприятно, но нормально. В глазах, против ожиданий, не темнело – значит, крови хватает. Выходит, они позволили… Шфлу приметил одного из кетреййи, стриженого Анцелла, сидящего на стуле с перевязанной рукой. Тот улыбнулся и ободряюще помахал ему.

Шфлу почувствовал себя увереннее. Непохоже, чтобы земляне хотели его убить. У них были для этого все возможности, которые они не использовали. Наоборот, поставили его на ноги. Ноги держали не очень твердо, но, в конце концов, прошло всего…

– Сколько я здесь? – спросил он у рыжей докторши.

– Три дня.

Я зачем-то им нужен, понял Шфлу. Хотелось бы надеяться, что не для опытов… Анцелл помог ему облачиться в длинную бесформенную хламиду без застежек и подпоясаться.

– А где остальные? – забеспокоился он. – Где Эйзза? Ее не обижают?

– Кто ж ее обидит, кроме вас? – докторша хмыкнула. – С ней все хорошо.

Капитан был обманчиво похож на кетреййи. Светлые, с легкой желтизной волосы, стриженые самую малость не так, как у Анцелла или Асста Селдхреди, серые глаза. Полнокровный розовый румянец на щеках заставил ноздри затрепетать. Запах здоровой, насыщенной гемоглобином крови, сочащийся сквозь поры, был упоителен. Смог бы он сейчас сдержаться, если бы не Анцелл и его товарищи? Проклятые земляне! Ну как можно быть такими… такими…

– Нечего на меня пялиться, как старый гомосексуалист на смазливого подростка, – буркнул землянин. – Йозеф Гржельчик, капитан первого ранга, командир ГС-крейсера «Ийон Тихий». С Земли, как вы, несомненно, уже поняли.

Что значит «ГС-крейсер»? Шфлу казалось, что он знал о ГС- кораблях. Скорее сооружения с внешним пультом, чем настоящие корабли. «ГС» – гиперсветовые. Они могут перенести груз в любую точку Галактики почти мгновенно. Но в процессе переноса груз теряет структуру. Что-то связанное с принципом неопределенности: при такой скорости переноса локализация не может быть абсолютно точной. Таким способом можно переносить, скажем, железо или полиэтилен, но не станки и не одежду. И уж не людей, само собой. ГС-крейсер – что за бред?

Шфлу решил отложить этот вопрос на потом. Может, капитан просто неправильно выразился по-хантски. Он сглотнул предательскую слюну и представился:

– Шфлу Арранц с Шшерского Рая.

– Сядьте, – землянин указал подбородком на кресло, а затем – на два стакана и бутылку на столе. – Спирт?

Шфлу аккуратно, чтобы не тревожить больную спину, сел и не менее аккуратно поинтересовался:

– Простите, что – спирт?

Капитан посмотрел на него, как на идиота.

– Пить будете?

Шфлу поперхнулся.

– Я… вы… Капитан, пьющие спирт поступают противоестественно!

– Да? – Гржельчик сощурился. – Не так давно мне говорили то же самое о пьющих кровь.

Шитанн захлопнул рот. Сотня червей могильных, надо следить за словами! Хотя бы из благодарности за то, что земляне заштопали его, а не проткнули колом.

– Ладно, забыли, – капитан отодвинул бутылку в сторону. – Рассказывайте. Из какой такой вагины вы вывалились?

Шфлу опешил.

– Э… вы хотите знать, кто моя мать? – уточнил он осторожно.

Землянин произнес несколько эмоциональных слов на родном языке, с явной тоской глядя на бутылку. Шитанн даже не представлял, как повезло его психике, что он не слышит этих слов в переводе. Они касались как раз его матери.

– Я хочу знать, кто вы такие, куда шли, зачем и на чем, – высказался наконец капитан предельно ясно. – Где ваш корабль? Кто им командовал? И какого… какого… – он не мог подобрать слово. – Какого растения с толстым горьким корнем вы сунулись к Нлакису в одиночку?

– Нлакис? – переспросил Шфлу.

– Он же Новое Эльдорадо, он же Фрукт Раздора, – помог капитан. – Он же, если вы предпочитаете цифры, А46-2818-1.

Вот оно как. Пока они двигались к планете, она успела обрести название, да не одно. То, в котором упоминался раздор, не понравилось Шфлу.

Он вздохнул и начал:

– Я – научный руководитель экспедиции Шшерского Рая к А46-2818-1… к Нлакису, как вы его называете. Экспедиция стартовала шестнадцать лет назад на корабле «Райская звезда», капитан Ччайкар Ихстл. Она была сочтена целесообразной, потому что наши ученые выдвинули предположение, что А46… Нлакис богат траинитом, об этом говорили спектры… Если вы не знаете, траинит – очень ценный и красивый камень, прекрасный материал для украшения зданий и ландшафтов…

Гржельчик засмеялся. Шитанн вопросительно поднял бровь, но он сделал знак продолжать.

Ну и ну! Материал для ландшафтного дизайна, надо же! Так думали всего шестнадцать лет назад. Кому из сослуживцев рассказать – не поверят. Йозеф выслушал вампира с интересом. Живой носитель менталитета той эры, когда скорость света была для человека непреодолимым препятствием. Как он удивился, что в окрестностях Нлакиса оказались корабли, о которых он не знал! А райский капитан – молодец. Ччайкар Ихстл, вот и девчонка о нем упоминала, а он не понял. Это же надо: на неуклюжем гражданском судне столько времени лавировать, уходя от обстрела, а под конец уделать ГС-приводы двум кораблям засранца Ена Пирана и свалить в неизвестном направлении! Положительно, Йозеф хотел бы познакомиться с этим Ччайкаром, даром что тот – сумеречник…

– Разрешите прояснить мой статус, капитан, – голос вампира деликатно нарушил его задумчивость. – Я пленник?