«Изваяние дня, тоскование, вечная милость…»
Изваяние дня, тоскование, вечная милость…не сгоревший дотла на груди, но оплавленный крест.Малость выжила, всё остальное приснилосьи осталось во сне добрых вздохов и памятных мест.Почему эта стынь, эта вечная совесть в прицеле,и друзей отдалённых уже неразборчивый зов?Почему как галерные вёсла скрипучи недели,но не слышно воды и не видно ещё берегов?Может быть, я не здесь?Может быть, в утешеньедолгих слов, неуменья, незнанья сказать,подо мною когда-нибудь скрипнет кровать,хрустнет веточка и уведёт в пробужденье?«Там ива на углу и солнечная прядь!..»
Там ива на углу и солнечная прядь!Всё хорошо, мой друг, всё в неземном порядке.В который раз открыть свою тетрадьи бросить семя слов на строчек грядки.И этот навсегда желанный разговорвновь повести с собой. Не требовать ответа,а просто бормотать нехитрый вздор,нашёптанный тебе кончиной лета.«Листья под ногами…»
Листья под ногами …это листья, —осень, от которой не спасусь!«Господи, прости!» – и буду чист я?Не загинет саламандра Русь?Бегство, и вину, и многосутьесхороню в полуживой горсти.Не было пути – одно распутье.Виноват я …Господи, прости!«Ты уходишь вперёд, ты уходишь…»
Ты уходишь вперёд, ты уходишь как молодостьсквозь расквашенный снег и в потёртый туман…Не расправить лица, не заклеить расколотость —нерасчётлив твой смех, бесполезен твой поздний обман.Я раскидан, растаян душой по сугробинам,на распилах души накопился густеющий сок,мне с тобой бы – в друзья, но старинную пробу намне стереть на сердцах и не сдвинуть ни на волосоктумбы прошлого, вросшей, как горб, в настоящее,старой тумбы с тугим и знакомым замком.Часто, милая, и чем больней, тем настойчивеехочется вскрыть её нетерпеливым рывком.Что осталося за туго пригнанной дверцею?Что истлело и хрустнет, как пепел, на свет?И какою измерить домашнею меркоюто что было у нас, чего нет… просто нет?Как-то грустно от этого, грустно и холодно,я один, вероятно, виновен за всех…Ну а ты – всё вперёд и всё дальше, как молодость,оставляя снегам нераскаянный смех.«На дворе уже ночь…»
На дворе уже ночьи почти тридцать пятьни унятьни понятьни помочь«Помещаю голову в шум…»
Посвящается Саше Клёнову
Помещаю голову в шумразмешательства и пространства!Это первая книга странствий,отворённая наобум.Это листьев пожёглый дым,это смертная грусть пианиста…Спору нет, в эмиграции чисто!Вот здесь ты и станешь седым.Кем-то проклятый как еврей,кем-то признанный, как художник,у каких-то чужих дверей…бесполезной жертвы треножнику поваленных алтарей.«…и руку дай!..»
…и руку дай!Молчи и не смотри.Пускай слезу разбрызгает ресница.Она не оттого, что счастье снится,А оттого, что влажно изнутри.«О, Господи, опять весна!..»
О, Господи, опять весна!Опять терзанье взбухшим жилам,и всё уже мне не по силам —только бы вырваться из сна.Лечь на асфальт, как сонный уж,змеясь, разлиться на пригреве,и в грязно-снежном перепевеуслышать кровь кипящих луж.И снова – как и всякий год —с необъяснимым содроганьемпостигнуть собственным касаньемнемую правду этих вод.«И не вижу себя и не знаю причины…»
И не вижу себя и не знаю причины,по которой мне нужно и стоило б жить.В длинном зеркале длинно свисают штанины,но не повод же это собой дорожить.А под крышкой остывшей моей головыоблака потихоньку шуршат о разлуке,о безвластии слов, о параличе муки,без которой и сердце – не сердце, увы.«Если было обещано…»
Если было обещано,значит надо забыть.Не спасает от вещеговасильковая прыть.Тихо оттепель капает,измождая весну:скрип да скрип косолапоюкак по сну по окну.И надеяться можно бы,и пенять тяжело.Сколько свету безбожногона зрачки налегло!Разве только околицаи оранжевый шар?Детство пёрышком колетсясквозь измятый пожар.Но и крикнуть не хочется,и не смочишь щеки,и холодная мочица,не поманит руки.Это прелые листья ведь —тихих тайн вечера —невозможная исповедьзолотого пера.Возвращение
Прислониться к дождю,многострунной преградемежду мною и мной,поравняться с водой.И уйти, и уйти,и уйти, бога ради!..через рожи решётокв подземь и покой.Пошнырять ещё где-нибудьв гулких проходах,обменяться мечтоюс плывущим дерьмом,но уже не узнать себяв створках восхода —ни сейчас, ни потом,ни на небе седьмом.«Печалишься?..»
Печалишься?Не знаешь как?Измучен тяготой рассудка?Стол не пробьёт литой кулак,от муки не избавит шутка.И я не знаю, милый мой…молчу, всё жду желанной встречи.Терпи! Не липни к дню душойи зажигай почаще свечи.«О, сколько вам ещё придёт…»
…морями, которым конца и края…
И. БродскийО, сколько вам ещё придётпозорных поздних красноречий,и реки черни нанесётна валуны остывшей речи,и в глубине распухших утрприпомнится темно и святовсё то, чем был когда-то мудрпоэт, которому возврата…Которому был тесен дом,одежда, имя, – всё пустое.Который слушал дальний громи мерил решето водою.«Учиться в осень тихую войти…»
Учиться в осень тихую войтии, наступив на шорохи, не смяться —пускай и сны тебе уже не снятся,пусть даже не маячит впереди!Учиться жить, учиться доживать,учиться умирать, а не родиться,учиться перелистывать страницы,где нечего и нечем записать.«Я вас покину на немного…»
Я вас покину на немногона самый маленький чуть-чутьвздохнуть вспорхнуть но ради богалишь только не тревожить сутьВ зелёном углу
Что там, за листвой, обожжённой лучом?Как зелено сердце заката…Мир вымыт, надушен и светел лицом,цедит первородное злато.А в этой тени, где томится скамьяи скачет знакомая птица,всё просто и коротко – я и не я…Здесь можно во всём усомниться.Здесь бредит догадка и бродит душа,теряя инерцию бега.Здесь тайна касается карандаша,здесь куст проповедует негу…… и всё. И уже безразлично, что Боглистве не добавит качанья.Что – Бог? Если мир измениться не мог,то встреча не стоит прощанья.Ночная маета
…и штык, упёртый в дно перегородок,не разомкнёт глаза, зажмуренные встык!Треножник позвоночника и рук,несущих подбородок, робок.Потеря чувства меры в монологеслегка разочаровывает…пусть!Путь ночи свой налог взимаеттерпением, а логика молчит....Окно звенеть не умолкает,редеет небо под напором звёзд.Одним отклеившимся краемоно пропущено сквозь мозг,а мозг уже разводит утро,и мудро просветляя день,накинув дрёму на плетень,необязательностью чаяохотно делится со мной…Я не был узнан тыльной сторонойладони. Даровым упоромбессовестно воспользовался, ноостался если и не вором,то анонимом всё равно.И звёзды высыпались мимо,минуя дно.«Сидеть при свече…»
Сидеть при свечеи думать о том,что кончилось «до»что будет «потом»…Живое ничтоне ищет границ,там дышит ещё,здесь падает ниц.Там шёпоты днянадежда и свет,где нету менягде ясен ответ,а эта свеча,дающая дым,как вздох палачанад ухом моим.«Разведён навсегда…»
Разведён навсегдас самой близкой мечтойневозвратный геройлишний птенчик гнездани гроза ни потоппросто падало внизв зябь утоптанных тропв дым укошенных ризвидел свет падал в ночьтыча лапками вдохи упал не издохи поднять не помочьтолько молча стоятьптичья дрожь на грудитолько теплить и знатьвсё что есть – впереди«Кто ответит за нашу тоску…»
Кто ответит за нашу тоску,пронесённую нами, как знамя?Кто тоской изойдёт по стиху?Кто умрёт и воскреснет стихами?«Я качался в далёком саду…»Бедный Осип, святая Марина…Поддаётся ли облако сплину?Подлежит ли рыданье суду?Или всё пустоте подлежит,сроку честному и гробовому?Где вы мучились, – камень лежити тропинка пытается к дому…«Закон дождя закон слепых окон…»
Закон дождя закон слепых оконзакон неимоверных отраженийлишь выдох ветра миру разрешёни этот до конца бессмертный генийзакон стоячих луж сухих глазницне открывающих закона взглядазакон высоких птиц последних птицкоторым ничего от нас не надозакон предательства и торжествазакон скамьи и осени над неюнезыблемый закономзакон всего того чем я владеюПесенка белогвардейца
Ах, Николетта, – старый сон, —слепой, ненастоящий!Я помню менуэта звонв дыму свечей чадящих.Ах, Николетта, – старый мир, —как кружево прозрачен.Я – чудом выживший сатири как сатир дурачлив.Я только вежливый Силену сломанной берёзы,я помню пот твоих коленсквозь запах туберозы!Ах, Николетта, сколько летот юности до смерти!Давно изношен менуэти кружева, поверьте!Уже давно на «вы» с судьбой,я в хрусталях размножен,желаний, умерших с тобой,не выхватить из ножен.Без кружев, шпор и эполетне стало в жизни перца!Ах, Николетта… сколько летот юности до сердца.«Мы не знаем России…»
Мы не знаем России,мы чуем Россию —голубые проклятия дальних небес,и прозрачное слово, и подошвы босые,и ореховый тёс,и осиновый крест.«Мне не пишет отчаянье писем…»
Мне не пишет отчаянье писем,и тоска не глядит из угла.Я от жизни вполне независим,а все мысли о смерти – зола.И плыву я в чистейшем эфире,отворив мирозданью уста, —веки сомкнуты, пальцы на лире,помрачительна и пустамне навстречу вселенная дышит,женской грудью прельщая полёт,но певец не глядит и не слышит,в тёмном сердце поэзии лёд.Серпентарий
Струйка дыма поднимает голову,как кобра из хрустального короба.Зрачки ужалены.Круг
Мне снится, что снится ей…Ей снится… ей что-то снится!Свой путь совершает ресница,слетев из-под пальмы бровей.И снится реснице соно крепко смеженных веках,о тайне, что спит в человеках,без сроков и похорон.Сон
…воображаемого счастьяполураскрытая постель гудящий шмель и хмель твоих коленплен нереальности и музыка запястья…Навсегда
Кто может знать, что с нами будетперед разлукой навсегда?С ресниц упавшая воданас обожжёт или остудит?Какой печальный оборот,какое тонкое дрожанье, —всё это долгое молчанье,в улыбке онемевший рот,и оторвавшийся перрон,и полетевший под колеса«Напишешь…?» – твоего вопросаобрывок. Под вагон, вдогон.Ещё не скоро, не теперьпятно чернильное проступит,и на сердце свинцово ступитчас предназначенных потерь.Он выльется вагонной лентой, —на стыках кровь, как на зубах.Вот вам судьба интеллигента,вся не за совесть, а за страх.Забыта жизнь, перо и песниво имя призрачной мечты:«Пускай погибну!..», даже еслименя не похоронишь ты.Нелепо искривятся губы?И подступит к глазам вода?Кто может знать, что с нами будетперед разлукой навсегда?Эмиграция
1Знакомый двор, Последний шаг, Далёкий путь, Незримый берег.Животный страх – застывший Терек.Ты сам себе и бог и враг.2Уехать? Да, уехать, может быть…А что ещё нам остаётся?Отчаявшись напиться из колодца,я уезжаю… просто, чтоб не быть.Я уезжаю на исходе силизведать отрезвляющую небыль,и хоть никем в России не был,припоминать, кем я в России был.«Перекрёсток моей Германии…»
Перекрёсток моей Германии —перепутье недолгих лет.Те же голуби в этом изгнании,мостовые и парапет.Что ж, присесть, подышать поминанием,без тоски унимая дрожь,под наркозом непониманияповторяя святую ложь?Было детство и юность краткая —распрямление лепестков…было счастье короткой хваткою —не надежд, так хотя бы снов.И нежданный визит бессонницыдушу детскую тихо пленял.Я с высокой моей оконницывидел город кривых зеркал.Город тайны и дня рождения,веры в завтрашний долгий день…Что теперь? Немота отрезвления?Облака? Эмигрантская тень?Есть решенье по делу судному,мягок ласковый жим оков,а дожить – наука нетруднаяпод зонтом из чужих облаков.«Душа страдает наперёд…»
Душа страдает наперёдо каменном пороге боли, —твоей, моей… не всё одно ли?Душа страдает наперёд.Ей снится смерть, ей снится сон,оплаченный всесветной мукой.Между разлукой и разлукойей снится смерть, ей снится сон.О том, что было до тебя,о том, что станет после встречи,о миге том, что – недалече,о крае том, где нет тебя.«Опускается на руки мне…»
Опускается на руки мнезелень схваченная фонарем.Мы сегодня ещё не умрём,мы сегодня ещё в тишине.Нам сегодня… а может, вчера?..Нет, не стоит копаться в душе,потому что и смерти уженам седая маячит пора.Антипатмос
Испугайся меня – синева!Слабый взор мой прими в обвиненье!Я не знаю, какие словамогут тронуть твое онеменье.Я не знаю, каких соловьёвты ещё ожидаешь со скуки.Что тебе поднебесные звуки?Ты и так уж полна до краёв.Ветер, посланный с высоты, —отвержение или участье?Вечность кончится в одночасье,и подёрнешься пурпуром ты.Смоковница уронит плоды,поразив и тщедушных и сильных,треснут знаки на плитах могильныхи в колодцах не станет воды,и пролает околицей зверь,и блудница как выпь прохохочет,но никто сосчитать не захочетни грехов, ни заслуг, ни потерь.«Крыши …крыши – в окошке глубоком…»
Крыши …крыши – в окошке глубоком,а там – дворы и дальнего провода нить.Во мне моя комната умещается только боком —кокон человека, когда-то желавшегожить.«Резвое и некошеное…»
Резвое и некошеноеслед в примятой траведетской макушкой ерошеннаяпроседь на синевепамять о невозможностисладкое бремя веквсё что из осторожностиперезабыл человекдве простых вероятностисоль на стекле на щекепамять о невозвратностии семафор вдалеке«…и ещё я помню шпалы…»
…и ещё я помню шпалы,дальний говорок земли.Шлёпал стрелочник устало,поезда куда-то шли.Сокровенность – тайная сердца —та вагонная скамья:потайная в сердце дверцамама, бабушка и я.Утешение
Томишь себя, улыбку жизни ловишьв зелёном взмахе каждого листа.Боишься – оборвёт на полусловесмешная погребенья суета?Твой путь есть страх: уютное подложьекоротким снам не унимает боль.Ты весь покрыт, как солью, липкой ложью,в забвеньях – бог, а в пробужденье – ноль.И в зеркала ты смотришь с отвращеньем,то вдруг кокетлив, то зачем-то груб?Утешься, друг! Всё кончится прощеньеми тихим целованьем мёртвых губ.Заклинание
Пусть жизнь вернётся в состояньеутробных вод предбытия!Пусть остановится мельканье,пусть пресечётся колея!Назад… назад! Пускай надеждойвольются солнце и грозав глаза счастливого невежды,неотворённые глаза!Пускай ресницы станут лесом,где за деревьями – туман.Пускай неясности завесаЕщё продлит святой обман!Пусть всё придёт в оцепененьенеявленных, могучих сил,где небо – лишь предощущеньеи трепет налетавших крыл.«Ляг вверх лицом, и ты увидишь небо…»
Ляг вверх лицом, и ты увидишь небо.Оно всегда и было над тобой!Каштаны – две зелёных булки хлеба,намазанные густо синевой.Ляг вверх лицом… как велика картина!Как плавен взмах случайного крыла!И воды облаков стоят, и льдинатяжёлой тучи мимо проплыла.Уйми дыхание… послушай лето,которое лишь терпишь, не любя,и ветерок, что возникает где-то,в какой-то дали, ищущей тебя.«Облака, вы мне родичи странные!..»
Облака, вы мне родичи странные!Чем, не ведаю, только сроднимне дороги небес караванные,голубые ли, злобно туманные,нитью вдетые в долгие дни.Я за вами слежу без понятияо причинах ветров и воды.Вам одним раскрываю обьятия,и от вас лишь ищу благодати я,от земли ж опасаюсь беды.Думой дикою, призрачноокою,отрешаясь от воли к вражде,с облаками мне плыть бы в далёкое,занавесив звезду поволокою,растворяясь слезами в дожде.«Известность совсем неизвестных вещей…»
Известность совсем неизвестных вещей:скрип двери, движенье задёрнутой шторы…Конечно же, ветер, конечно, не воры!Заглянешь – да пусто там, пусто, ей-ей!Отчётливость очень туманных начал:дрожанье живого надмирного блеска,чернилами вод усечённая леска,заснувший рыбак,затонувший причал…Не стоит тревожить округлость Луны.Не стоит искать уловимость тумана.Жизнь кончится раньше, чем пенная маннапокинет оседланный гребень волны.«Ты тоскуешь о сыне…»
Ты тоскуешь о сыне,что не слышит тебя?Об отце-господине,что остался, любя?О судьбе-незнакомке?О друзьях и врагах?О младенческой кромкесеребра в облаках?Я тоскую о хлебеи воде для души.О спасительном небеи целебной глуши.О минуте признаньяи молчанье в ответ…О ненужности знаньяпоучительных лет.Я тоскую о мирев разведённых мостах,о загубленной лире,о заветных местах,давших нашей гордынепервой юности цвет,ждущих нас и понынетам, где нас уже нет.«Луна, одетая барсучьими мехами…»
Луна, одетая барсучьими мехами,в любовницы к вам метит, господа!Уже и постелила городаи воды с наклонёнными лесами.А мне – лететь! Наветренный полёттак близок, ночь вершит себя в низинах,край света обрезает самолёт,и пахнет мир сожжённою резиной.«Ну, как могут жить поэты?..»
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги