Огонь вещей

Монолог

Памяти Е. А. Авдеенко

Похоже, слову не суметь

Исправить время в одиночку…

Пиши, иль нет – наступит смерть.

И не пора ль поставить точку?

Послушайте меня, пока

Я говорю в любви и в силе —

Такие ж точно облака

И без меня по небу плыли

И так же свет небес горел,

Дожди унылые шумели…

Век суетливый не хотел

Всю правду знать на самом деле.

Животрепещущий вопрос

Как прежде, требует ответа:

Зачем к нам приходил Христос?

Иль только показалось это?

Зачем пророки, не страшась,

Под камни лица подставляли?

Зачем шли отроки на казнь?

И почему Христа (!) распяли?

Истории размах велик,

Но жизни ей со-мерны сроки.

Тот, кто не слышит плач земли,

Не внемлет голосу пророков.

Всё сказано. Не мне дерзать

Мужам богоизбранным вторить,

Лишь слово тем хочу сказать,

Кто мир глобальный взялся строить:

Не ваш он – мир! В чужой карман

Вы властно запустили руку!

Не вам он во владенье дан

С культурой вашей и наукой.

Мир – Божий и Его детей,

Наследников Отцова царства,

И всею властию своей

Вам не стяжать сего богатства.

Вам даже время не дано!

Оно лишь через Церковь льётся.

Бедны вы, право… но одно —

Лишь ею жить вам остаётся.

Я не зову вас в Божий стан —

Сие уж было до Потопа.

Но от страстей своих устав,

Пусть вспомнит корень свой Европа.

И все, кто может слышать – пусть

Свой выбор сделает конечный…

Горит пред Моисеем куст

И ждёт к Себе Христос воскресший!

Авраам

Позвал Господь. И он услышал.

И принял сердцем этот зов.

И из родных пределов вышел,

Хоть корнем в землю врос отцов.

С ним был отец любимый Фарра,

Племянник Лот, нажитый скарб,

Жена единственная Сара…

За всё ответственность приняв,

Аврам идёт.

Непостижимой

Задачей свыше одарён,

С доверьем Богу нерушимым

Свой путь прокладывает он.

Куда идти? Господь укажет,

Но сколько дерзостных идей

Живая вера вдруг подскажет

На перекрестиях путей.

Чтоб в муках новое рождалось,

Чтоб малая его семья

Трудами в Церковь воплощалась,

А дочери и сыновья —

Благое семя Авраама —

Народ составили святой,

Земли достигнув Ханаана,

Он жертвенник воздвигнет свой.

И Сара верная в Египте,

Как Церковь, от беды спасёт,

Чтоб мог через столетья выйти

Из плена рабского народ.

И в день один – шатёр смиренный

Господь внезапно посетит,

Даст образ жертвы сокровенной

И всю семью благословит.

Венок Царю Давиду

Венок сонетов

Блажен не идущий на путь нечестивых,

Кто лживое слово не молвит на брата —

Хранит его Бог от лукавых и льстивых.

Блажен из пучины потопа изъятый.

Как резвый олень на источник стремится,

Душа моя рвется в долины Господни,

Где Имя Твое преблагое святится

И милости реки текут многоводны.

Покуда стоят основанья вселенной,

Твореньем Твоим восхищается сердце.

Ты внемлешь, Владыка, молитве смиренной

И стынущим в мире даешь отогреться.

Вот Новый Израиль стоит пред Тобою,

Пребудь для него нерушимой стеною.

Да хвалит Творца все дыханье земное!

Блажен не идущий на путь нечестивых,

Кто ищет благого Закона дороги.

И денно, и нощно в трудах терпеливых,

Как древо в саду, коренится он в Боге.

Как прах на ветру, суетятся народы,

Князья их всегда устремляются к злому.

Безумны они, как и их воеводы,

Все в яму падут, что готовят другому.

И против меня восстают легионы.

От слез увлажнилось печальное ложе.

Но с Богом моим я не знаю урона.

Восстань, воскресни́ и спаси меня, Боже.

Неправда и зло беззаконным зачаты,

Но те из погибели будут изъяты,

Кто лживое слово не молвит на брата.

Кто лживое слово не молвит на брата,

Кто правду творит – тот у Бога в жилище.

Тебе я с утра вопию до заката,

Судья и Спаситель мой, Боже Всевышний!

Нет Бога безумцу, мертво его сердце,

И страх его в месте спокойном съедает.

В печалях не знает, на что опереться,

Меня же Господь мой от чуждых спасает.

На крыльях ветров вознеслись херувимы,

Престолы и силы небесные вместе,

Средь туч грозовых Трижды светлое Имя,

Ликуя, поют в ослепительном свете.

Венцы на главах у супругов счастливых.

Смиренный с молитвой – сильней горделивых.

Хранит его Бог от лукавых и льстивых.

Хранит его Бог от лукавых и льстивых,

Меня же ругают враги, обступивши.

Я – червь, а не Сын Твой в глазах нечестивых,

Язык онемел мой, к гортани прилипши.

Но Ты – мой Господь с материнской утробы,

Меня воскормил на полях доброзлачных,

На водах спокойных воспитывал, чтобы

К Тебе лишь стремился, не мысля иначе.

Взойдет ли хоть кто-то на гору Господню,

Чтоб видеть великое чудо творенья?

Лишь чистые сердцем – так Богу угодно —

Постигнут Премудрости вышней знаменья.

Мужайся, скорбями и страхом объятый,

Страданье в ночи – ликованьем чревато.

Блажен из пучины потопа изъятый.

Блажен из пучины потопа изъятый.

Но все же блаженнее грешник прощенный,

А праведник, радостью сердца богатый,

Творцу на псалтири поет благозвонной.

Земля утвердилась по слову Господню,

И милость Его изливается всюду.

Источнику жизни Тебя уподоблю,

И в свете Твоем просвещаются люди.

Творца славословлю во всякое время —

Одежда нагих и прибежище нищим —

Обет нерушим Твой, что праведных семя

Не будет нуждаться в еде и жилище.

Враги не устанут над кротким глумиться.

Душа к Тебе птицей отпущенной мчится.

Как резвый олень на источник стремится

Как резвый олень на источник стремится,

Где бездны гудят в голосах водопадов —

От бездны грехов там душа исцелится

Средь милости Божьей великих каскадов.

Предстала царица Тебе и невеста —

Златое убранство, средь дев величава —

Добро́ты её возжелал непрелестной,

Но только внутри красота вся и слава.

Господь – сердцеведец. И благ Он, и страшен,

Ликуйте, народы, и пойте разумно.

Сион возвеличен вовек и прекрасен,

Грядет Судия в многогласии трубном.

Из круга страстей и мечтаний бесплодных,

Из дебрей мирской суеты непроходных

Душа моя рвется в долины Господни.

Душа моя рвется в долины Господни.

Помилуй, разрушь беззаконий печати,

Щедрот изливай на меня половодье —

Ведь жизнь подарила мне грешная матерь.

Как аспид, что уши свои затыкает,

Враг лесть учинил, что острее, чем бритва —

Когда б то был враг! На меня замышляет

Мой ближний, с кем вместе творили молитвы.

Омоешь меня – убелюсь, паче снега.

Созижди во мне сердце чистое, Боже,

И духа, взыскующа света, побеги,

Как мудрый садовник, взрасти во мне тоже.

Из плена душа, как народ, возвратится,

На брачном пиру будет счастьем лучиться,

Где Имя Твое преблагое святится.

Где Имя Твое преблагое святится —

В Сионе – там Бог во святых поселился,

В горе, ставшей знаменьем для тайновидцев,

Где плен воскресеньем Господним пленился.

В багрец Ты восходы одел и закаты,

Ты – странников посох, маяк среди моря,

И хор многогласный зверей и пернатых

Хвалящему Бога Израилю вторит.

Воскресни, о, Боже – враги расточатся,

Как дым на ветру, безвозвратно исчезнут,

Как свойственно воску в огне расплавляться,

Так грешные души свечами померкнут.

Где Имя Твое почитают народы,

Не селится зло меж людей там свободно

И милости реки текут, многоводны.

И милости реки текут, многоводны.

Как дождь снизошел на руно Гедеона,

Так Бог благодатью Израиль исполнил,

Пока тот Синайскому верен закону.

Отцы чудеса нам поведали Божьи:

Отверстое море и воды стеною.

Израиль ступает по дну осторожно,

Войска фараоновы смыты волною.

Господь – предводитель. Как облако – днем.

Вода из скалы вдруг для жаждущих хлынет.

Средь ночи Он ярким пылает огнем

И манной питает народ Свой в пустыне.

Старинных событий урок современный:

Над миром Господь – Судия милосердный,

Покуда стоят основанья Вселенной.

Покуда стоят основанья Вселенной,

Содержит Творец все бразды мирозданья,

И правда Его пребывает нетленной,

И милость Его – для людей испытанье.

Фавор и Ермон, и безбрежное море,

Дубравы создал Ты и степи Востока,

Светила небес разместил без опоры,

Всему положил Ты пределы и сроки.

Голубка себе обретает жилище,

Гнездо, где устроит младенцев своих.

Стремится душа к алтарям Твоим ближе —

Укрыться от мира в селеньях благих.

Вблизи Твоей милости ей отогреться.

Уму не постичь, оку не наглядеться —

Твореньем Твоим восхищается сердце.

Твореньем Твоим восхищается сердце

И славу Твою возвещает язы́кам.

Как в зеркало правды, в Тебя нам глядеться

И радостно петь вместе с ангельским ликом.

Кто в помощи Вышнего жизнь совершает,

Тому не страшны сети лжи и злословья.

От беса полудня Господь защищает,

Как будто несет его ангел с любовью.

И даже о камень нога не преткнется,

Как феникс, цветет он благим долголетьем.

Пусть гордый в безумии превознесется —

Смирит его Бог и накажет бесчестьем.

Создавший глаза – не имеет ли зренья?

И слышит, кто ухо создал, непременно.

Ты внемлешь, Владыка, молитве смиренной.

Ты внемлешь, Владыка, молитве смиренной.

Благослови же, душа моя, Господа.

И юность орлицей взлетит окрыленной,

И рассияется милости золото.

Как чудною ризой, оделся Ты светом,

И небо над нами простер, будто кожу,

В нём тучи разносятся крыльями ветра

И ангелы – духи в огне Твоём, Боже.

Гнездятся в горах поднебесные птицы,

Там скачут олени и прячутся зайцы —

И всем Ты даешь и поесть, и напиться.

В морях – сонмы рыб. Там и змей – с ним ругаться.

Премудрости всей языком не изречься,

Ты правдой и милостью радуешь сердце

И стынущим в мире даешь отогреться.

И стынущим в мире даю отогреться,

Но чада Израиля – избраны Мною.

Им слово поставил Я в Вечном Завете.

Не троньте помазанных – грешной рукою!

Их, ропщущих, ввел Я в блаженную землю.

Они же, язычникам мерзким подобно,

Творили такое, что Я не приемлю,

И идолам культ совершали свободно.

Как блудные дети, Отца огорчили —

Безумные, жалкие, грешные люди!

Но милость Господню они не сломили —

Простил Бог! И слава Ему: буди, буди!

Да, дети даются высокой ценою,

Но славят Тебя и пришельцы – изгои.

Вот, Новый Израиль стоит пред Тобою.

Вот, Новый Израиль стоит пред Тобою.

Пророчеством племя волнуя земное,

Слова сквозь столетья над миром звенят:

Ты – Сын Мой. Седи одесную Меня.

Ты – иерей – не в чине Аарона,

Кто в жертву приносил тельцов и овнов,

Твой чин – Мельхиседека из Салима —

Хлеб и вино им были приносимы.

И свято, и страшно всемощное Имя —

Трепещут пред Ним в небесах серафимы.

Начало премудрости – страх перед Богом,

И заповедь – к благу прямая дорога.

Что ж. Сердце готово идти за Тобою —

Пусть кружит и сносит житейской волною —

Пребудь для него нерушимой стеною.

Пребудь для него нерушимой стеною,

И, сея слезами, пожнет ликованье,

А камень, отверженный зодчих рукою,

Вдруг станет несущей опорою зданья.

Кумиры народов – комфорт и богатство,

Им заповедь Божья пространна иль ветха.

Как пчелы, жужжат и кусаются едко —

Я Именем Божьим дерзну противляться.

И славу не мне, но Ему провещаю.

Светильник ногам моим – мудрость Закона,

И страстную душу свою я смиряю —

Жезл силы Господь посылает с Сиона.

Пусть слаб человек и преклонен на злое,

Спасается мир наш любви красотою.

Да хвалит Творца все дыханье земное!

Да хвалит Творца все дыханье земное!

С небес – многогласие ангельских ликов,

Оркестр мирозданья – согласной игрою,

Душа же моя – славословьем великим.

Как плакали мы на реках Вавилона —

Отеческих песен не пелись там звуки.

Иерусалим, в сердце запечатленный,

Нам жизнь невозможна с тобою в разлуке.

О, дочь Вавилона, прельстившая многих —

Плодишь ты младенцев, как поросли ада.

К спасенью пути постигая уроки,

О камень разбить непременно их надо.

Помянем Давида в смиренье и битвах,

В дар Богу – венок принесем за любимых.

Блажен не идущий на путь нечестивых!

Песнь Песней

Венок сонетов

В чертоги любви своей ввел меня царь,

А я на заре стерегла виноградник.

Шафран, драгоценное мирро и нард

В устах твоих, мой господин и избранник.

Прекрасна средь женщин, как роза долин,

Любимая, встань, утро дышит прохладой!

Тебе уподоблю Иерусалим

В разгаре цветенья небесного сада.

Я сплю. Только сердцу совсем не до снов.

Гляжу на тебя – не могу наглядеться.

Зову, когда день или ночи покров.

Как перстень на руку, во веки веков

Меня положи ты печатью на сердце.

Дороже богатств, крепче смерти любовь.

В чертоги любви своей ввел меня царь.

Мне имя его – благовонное мирро.

– О, дщери Шалима, щедрот его дар

Превыше сокровищ подлунного мира.

Трава шелковистая – ложе у нас,

А кровля над нами – высокие кедры.

Нет силы забыть голубиных мне глаз,

Струящихся лаской и нежностью щедро.

– Когда я, любимая, мчусь в колеснице, —

Скажу тебе, как многоопытный всадник, —

Подобна ты лучшей моей кобылице.

– Скажи, где пасешь ты стада, мой избранник?

Скитанье мое средь друзей твоих длится.

А я на жаре стерегла виноградник.

А я на жаре стерегла виноградник

И стала смугла, красоты не утратив.

Там солнце палило меня беспощадно.

Виною сему – мои строгие братья.

Щека моя дремлет на левой руке,

А правой рукой он меня обнимает

И пение птичье звучит вдалеке,

И запах медвяный сады источают.

– О, дщери Шалима, я вас заклинаю:

Покуда полуденный держится жар,

Ее не тревожьте – пускай отдыхает,

Блаженного сна не нарушьте вы чар.

Как крин доброцветный, она источает

Шафран, драгоценное мирро и нард.

Шафран, драгоценное мирро и нард…

Душа обоняет тебя, мой любимый.

Рассвет полыхает, иль тлеет закат,

Тебя созерцать мне необходимо.

На ложе моем я искала тебя

И не обрела. Позвала – не услышал.

Тогда за тобой поспешила, любя,

На улицы города в поисках вышла.

У стражей пыталась выспрашивать я —

Не знают. Но сердцу вдруг стало отрадно:

Ко мне через горы, холмы и поля

Летит, как олень, как стремительный всадник.

И сладость плодов, и прохлада питья

В устах твоих, мой господин и избранник.

– В устах твоих, мой господин и избранник,

Полуденный жар и ночная прохлада.

– Приют и очаг обретает изгнанник

В очах ненаглядной – от теплого взгляда.

– Ты ввел меня в дом ликованья и пира

И знамя твое надо мною – любовь.

Пастушеский плащ, как виссон и порфира,

И брачный чертог нам убра́нный готов.

Пусть ночь свои звезды на полог нанижет.

Покой воцарился средь душных равнин.

Все звуки становятся тише и тише.

– Саронский нарцисс, средь мужей ты один.

– Твой голос, голубка, мне хочется слышать,

Прекрасна средь женщин, как роза долин.

Прекрасна средь женщин, как роза долин.

Взгляни на искуснейший одр Соломона —

Его из сребра заказал властелин,

Из кедров, что красят Ливанские склоны.

Вокруг паладины с мечами в руках

Стоят, страха ради ночного.

Лишь пенье под утро невидимых птах

Встревожит владыку земного.

Возлюбленный мой – достоянье мое

И я достояньем быть милого рада.

Нам горлица тихую песню споет.

Раскрылись цветы на полях Галаада

И Солнце из золота ризы нам шьет.

– Любимая, встань, утро дышит прохладой.

– Любимая, встань, утро дышит прохладой!

Гранаты созревшие – щеки твои.

Глядишь на меня голубиным ты взглядом,

В речах различаю я голос любви.

Прекрасна ты вся и пятна не имеешь.

Со мною с Ливана в долины сойди.

Ты сердцем моим восхищенным владеешь,

От логовищ львиных скорей уходи.

Не вижу тебя – не найду себе места.

Мечусь средь людей – одинок, нелюдим,

Тоски преисполнен, досады, протеста.

Пленился я тихим величьем твоим,

Родная сестра ты моя и невеста —

Тебе уподоблю Иерусалим.

Тебе уподоблю Иерусалим.

Взойду я под вечер на холм фимиама —

Там воздух пронизан дыханьем твоим

И явятся вдруг очертания храма.

Аир и корица, и нард, и шафран —

Любимая, твой аромат утонченный,

Он мне для блаженства нездешнего дан,

Мой кладезь, источник мой запечатленный.

Сестра, благодатна твоя красота.

Как козы сбегают с высот Галаада,

Так кудри струятся. Любезны уста.

А зубы – овечек подстриженных стадо,

Что после купальни. Во всем чистота

В разгаре цветенья небесного сада.

В разгаре цветенья небесного сада

Незримые птицы чудесно запели.

– Входи же под сень своего вертограда

Отведать плодов, что налиться успели.

– Пришел я в мой сад, о, сестра и невеста,

Чтоб мирра набрать и в сосуд ароматы.

Открой же, я не нахожу себе места,

Стою на ветру, беспокойством объятый.

Свершается то, о чем небо молила:

Звучит в полумраке знакомый мне зов.

Мне ясно, что там, за порогом, мой милый.

Но, словно надвинулось бремя оков:

Одеться и встать, и открыть я не в силах.

Я сплю. Только сердцу совсем не до снов.

Я сплю. Только сердцу совсем не до снов —

Тревожится, ноет почти без причины…

Прочь, морок! Встаю. Открываю засов.

Но милый ушел. Его нет и в помине!

Обрушилось сердце в груди у меня.

Бегу вслед за ним я в тревоге,

Волнуясь, себя в происшедшем виня.

Вдруг страж преградил мне дорогу.

Жестоко меня избивали в ночи,

Но было почти нечувствительно сердцу:

Не плачет от боли – о милом кричит,

Не знает, куда в одиночестве деться.

Но утро приносит надежды лучи.

Гляжу на тебя. Не могу наглядеться.

Гляжу на тебя – не могу наглядеться!

– О, дщери Шалима, я вас заклинаю:

Коль с милым случится вам вдруг пересечься,

Скажите, что я от любви изнываю.

– Но что в нем такого, что ты так тревожна?

Скажи без утайки нам: чем твой жених

(Без объяснений понять невозможно) —

Прекрасней, умнее и лучше других?

– Он видом отважен и светел лицом.

Черны его кудри, черна его бровь

И рук обнимающих крепко кольцо.

Уста его полны приветственных слов,

Беседам он внемлет седых мудрецов —

Зову, когда день или ночи покров.

– Зову, когда день или ночи покров

И взглядом слежу восхищенным своим:

Грозна, как ряды в бой идущих полков,

Прекрасна ты, словно Иерусалим.

Затмишь ты величием многих цариц.

Голубке чистейшей, как снег, уподоблю.

Восхвалят тебя сонмы жен и девиц

И с ними я вместе тебя славословлю.

Как жаждущим влаги – целебный источник,

Как знамя, что в бой поднимает бойцов,

Сияют любимой прекрасные очи —

Как Солнце сияет среди облаков,

Как Луна полыхает средь ночи,

Как перстень на руку – во веки веков

Как перстень на руку – во веки веков …

Но прежде – постой, оглянись, Суламита!

Хотим мы проверить: правдива ли молвь

О том, что твоя красота знаменита.

Да, мастер искусный твой выточил стан,

Глаза твои – два озерка Есевона.

А носом таким пусть гордится Ливан.

А шея – из кости слоновой колонна.

Дыханье твое – яблок сорванных свежесть,

Как пальма Сиона, ты – стройное деревце.

Как утренний сон, легка твоя нежность.

Ты – в вертоград потаенная дверца,

Где все затопила любви безбрежность.

Меня положи ты печатью на сердце.

Меня положи ты печатью на сердце.

В поля мы пойдем и поднимемся в горы.

С тобою мне радостно в мир наш вглядеться,

Мы в роще вдохнем аромат мандрагоры.

Посмотрим, цветет ли лоза винограда,

Деревьев фруктовых раскрылись ли почки

И отогрелись ли ветки граната,

Есть ли на них молодые листочки?

От счастья пьянея, любуюсь на землю,

На Солнцем подсвеченный ряд облаков.

Речам твоим я, словно музыке, внемлю.

С тобою обнять целый мир я готов.

В душе моей силой могучею дремлет

Дороже богатств, крепче смерти любовь.

Дороже богатств, крепче смерти любовь…

А может быть, просто волнение плоти?

И с нею в вино превращается кровь?

И вот уже мы в небывалом полете…

Когда б все так просто! Ответ не таков

(Его вы в Писании древнем найдёте):

Наш мир вдохновенно творила Любовь,

И вы от неё никуда не уйдёте.

И тлеет незримым в душе огоньком,

И служит Вселенной она рычагом,

И рода людского она есть алтарь.

Так круг замыкается: ныне, как встарь,

В Святое Святых жития своего,

В чертоги любви своей ввёл меня царь…

Златая печать

Есть тайное в храме – Святое Святых —

За гранью алтарных преград золотых,

Владыке Небес там воздвигнут престол,

Чтоб в славе Своей на него Он взошёл.

А Он не престол, а Голгофу избрал,

Из жертвенной чаши нас всех напитал…

И в Библии древней сокровище есть —

Средь текстов священных особая Песнь —

В ней дышит любовь, что как камень крепка,

Её излучает любая строка.

С возлюбленной царь, как с Израилем Бог —

Воздвигла Любовь свой надзвёздный чертог.

И в жизни моей есть святое святых —

Подарок Небес, милость Божия – ты!

Не идол, не фетиш, а венчанный царь —

Другого не встретишь, хоть мир весь обшарь.

И это уже никому не отнять:

На сердце легла мне златая печать…

«На бальзамических горах…»

На бальзамических горах

Расцвёл мой вертоград,

Но среди смертных лишь один

Допущен в этот сад.

Он может ключик потерять,

Иль просто позабыть,

Или решение принять,

Что лучше не входить.

Сад не увянет. Будет он

Как прежде, расцветать

И кринов цвет, и зелень крон

Надеждою питать.

Иосиф-Обручник

Иосиф, ты понял ли всё до конца,

Сколь важно твоё примиренье?

Послушал ты глас неземного гонца

И прочь отогнал подозренья.

Последние листья по ветру летят

И путь уж не кажется длинным…

– Да будет рождённое Ею дитя

Моим обожаемым сыном.

Да будет!.. Иосиф, о, знаешь ли ты,

Что с этой минуты священной

Сам Бог, снизошедший для нас с высоты,

Стал частью земных поколений?