Судьбы на переломе

Глава 3. «Когда ты поступаешь, чудак, в МВТУ…»

Первый день этой осени надолго, если не навсегда запомнился Сергею Кольцову. В тот день их, зелёных абитуриентов, сдавших вступительные экзамены в МВТУ имени Баумана, собрали на площади со стороны Лефортовской набережной перед главным входом монументального здания старейшего технического вуза страны.

В обычные дни студенты и преподаватели попадали в здание МВТУ со стороны 2-й Бауманской улицы, там, где когда-то императрица Мария Фёдоровна учредила мастерские ремёсел для мальчиков из Воспитательного дома, а архитектор Д.И. Жилярди заново отстроил для этой цели Слободской дворец, поскольку прежний сгорел в пожаре 1812 года.

Площадь перед полукруглым зданием с башней посередине использовали для особо торжественных случаев, например, как сейчас, для напутственной речи ректора бывшим абитуриентам. Огромное, с массивными колоннами крыльцо, украшенное вверху фигурами, символизирующими профессии, отчасти напоминавшее храм инженерной науки с античными богами, взиравшими сверху на собравшихся, превращалось в своеобразную трибуну, на которую лёгкой походкой, несмотря на свои шестьдесят, взлетел ректор.

– Товарищи! Бывшие абитуриенты, нынешние студенты! Поздравляю вас с зачислением в славные ряды нашего вуза! – Мощный микрофон в руках ректора перекрыл гул сотен голосов на площади и заставил обратить на себя внимание. – Расшифровываю, что такое МВТУ, товарищи. МВТУ – это мужество, воля, труд, упорство. Именно эти качества вам предстоит обрести в процессе учёбы у нас и именно с этими качествами мы выпускаем в жизнь на предприятия народного хозяйства инженеров высочайшего класса.

Во время речи ректора Сергей с любопытством оглядывал студентов в группе, в которую он попал и с которой предстояло пройти все пять с половиной лет учёбы. Бросалось в глаза преобладание мужского пола над женским. Впрочем, это было характерно для Бауманки, потому что немногие девушки отваживались изучать сопротивление материалов и аэродинамические уравнения, а на учебных практиках вкалывать в горячих цехах заводов.

Сильный пол состоял из бывших школьников, только-только познающих взрослую жизнь, ребят, уволившихся из армии и решивших учиться, а также из совсем уж старых – в глазах молоденьких студентов – направленцев с заводов Советского Союза. Правда, в группе Сергея девушек было побольше, чем в остальных, а мужская часть была представлена сплошь бывшими школьниками.

– Товарищи студенты! Вам предстоит познакомиться с традициями и обычаями нашего института, – продолжал ректор. – Так, одним из устоявшихся обычаев является обязательный стройотряд по окончании первого курса. Таково решение комсомольской организации и ректората МВТУ.

Сергею вид на импровизированную трибуну всё время закрывали плечи высокого парня, стоявшего впереди.

– Слышь, можешь подвинуться чуть-чуть? – Сергей слегка тронул парня за плечо.

– Да, конечно! – Парень обернулся. – Что, ректора не видно?

– Ничего не видно, кроме твоей спины!

– Так за пять лет-то ещё насмотришься, – ухмыльнулся широкоплечий, но сдвинулся, открывая Сергею вид на трибуну. – Давай знакомиться. Игорь.

– Сергей.

Парень протянул руку, смахивающую на лопату, и крепко пожал ладонь Сергея.

– Ого! А силы в тебе много.

Ректор в это время завершил свою короткую торжественную речь очередными поздравлениями новоиспечённым студентам. Далее взял слово декан и сообщил, что занятия начнутся с завтрашнего дня, что расписание висит около деканата, и тоже пожелал успехов в учёбе. Собрание было закончено. Народ пошёл в сторону Технического переулка, далее на 2-ю Бауманскую и к метро. Игорь догнал Сергея и пошёл рядом.

– Ты сейчас куда путь держишь?

– В метро, поеду домой. Хотя, честно говоря, не очень хочется. А ты куда?

– Да тоже, наверное, в метро, только в общагу. Ты же москвич, Сергей?

– Да, а ты?

– А я издалека, из Сибири. Есть такое село под Читой, Атамановка называется.

– Вот это да, далеко от Москвы! Там, наверное, одна тайга.

– Да, тайга у нас есть, вокруг села она. Но у нас не только тайга. В Атамановке есть танкоремонтный завод, консервная фабрика, питомник фруктовых деревьев. К нам за ними едут иногда аж из Владивостока.

– Здорово, а я не знал! А родители твои где работают?

– Нет у меня родителей. – Игорь опустил голову. – Детдомовский я.

– Извини, я же не знал. – Сергею вдруг захотелось сделать этому парню что-то приятное. – Слушай, а ты на Красной площади был?

– Да нет! Когда же, времени не было: экзамены сдавал. Да и Москва ваша большая и запутанная, заблудиться можно почище, чем в тайге.

– Слушай, а поехали гулять на Красную площадь! Это же недалеко, всего две остановки на метро. И погода прям шепчет, смотри какая, неохота сидеть дома.

– Поехали, – отозвался Игорь.

Погода и правда стояла отличная: было тепло, лёгкий ветерок уже пробовал сбивать с деревьев желтеющие листья, солнце светило ярко, но летней жары не было. Москва в такие дни становилась нарядной сама собой, солнечный свет красил улицы и дома в мягкие пастельные тона; казалось, что люди на улицах улыбаются, радуются чудесному деньку, наслаждаются каждой его минутой, потому что таких замечательных дней до наступления осенних холодов и суровой русской зимы будет очень и очень мало. Ещё немного – и отгорит яркой вспышкой бабье лето, и наступят тягучие осенние серые дожди, приносящие с собой мокрый снег, мороз и зиму.

Следующий день начался с лекции по математике. В аудиторию посадили сразу две группы, весь поток будущих инженеров-конструкторов. Размер помещения явно не соответствовал количеству народа, но всё-таки умудрились уместиться. Ровно в девять часов в аудиторию вошёл профессор Квашнин. Студенты по старой школьной привычке попытались встать, приветствуя преподавателя, однако он энергичным жестом остановил этот ритуал.

– Сидите-сидите! Товарищи, вы же не в школе, вы уже во взрослой жизни, не надо вставать.

Квашнин взял мел и стал прохаживаться вдоль длиннющей доски, подбрасывая и снова ловя мелок. Потом остановился и осмотрел собравшихся весёлым, с хитрым прищуром взглядом.

– Так, это не аудитория маленькая, это вас здесь много. Не удивляйтесь. У ректората нет цели выпустить из стен института много посредственных инженеров. У ректората есть цель выпустить классных инженеров, а это не каждому дано. Поэтому к третьему-четвёртому курсу вы увидите, что эта аудитория даже слишком большая, все будут сидеть свободно. Ну а я буду читать вам математику вплоть до пятого курса. Общее количество часов по математике на вашем потоке предусмотрено программой в количестве шестисот, примерно столько же читают в МГУ на мехмате. Инженер, не имеющий математической подготовки, не может быть инженером. А теперь приступим к лекции. Раздел «Интегральное и дифференциальное исчисление».

Потекли дни учёбы. Начало занятий – в девять часов, утренняя толкучка в метро, короткий путь в потоке людей до проходной института, лекции, семинары, домашние задания. Нагрузка с первых же дней серьёзная, времени на какое-либо бездельничанье не оставалось. В эти первые месяцы учёбы Сергей и Игорь старались держаться вместе. Сергей неплохо разбирался в математике, его по-настоящему увлекал этот предмет, а у Игоря ну никак не укладывалось в голове интегрирование. Зато в химии и физике он давал фору чуть ли не всей группе, и к нему то и дело обращались за помощью. Сергей после лекций долго и упорно растолковывал Игорю и его соседу по комнате в общаге Паше суть обыкновенных интегралов и прочих математических понятий.

Игорь постоянно задавал вопрос:

– А где это мне понадобится на практике?

– Да где угодно, я думаю, что на каждом шагу.

– Э нет, ты мне лапшу на уши не вешай. Я вон смотрю на нашего главного инженера на танковом ремонтном. У него знаешь, какие проблемы? План, канализация потекла, вода пропала, вентиляцию в ангарах делать и прочее. Спроси у него про интегральное исчисление, так он знаешь, куда тебя пошлёт? А ты мне тут про какие-то шаги.

– Слушай, Игорь! Если ты видел, чем занимается этот главный инженер и тебе это не нравится, так зачем пошёл учиться в Бауманку?

– Э нет, Серёга, ты меня от темы не уводи! Зачем пошёл? Затем пошёл, что я танки делать хочу, а не ремонтировать.

– Ребята, ребята, постойте, – вмешался Паша. – Вы сейчас о чём? У нас зачёты через месяц, надо суть понять, а вы хрен знает про что: танки, главные инженеры. К тому же Бауманка – это ракетный институт; если и делать, то ракеты. Короче, Серёга, давай объясняй, что это за штуковина такая.

– Да сейчас он расскажет, правда, Сергей? Паша, ты ещё со своими ракетами влез. Серёж, я хочу знать, где мне это применить на практике.

– Хорошо, только не перебивай. Например, ты рассчитываешь полёт какого-то тела.

– А какого тела? – Душа Игоря никак не хотела принимать абстракции, жизнь уже выучила его конкретике.

– Тьфу, просил же не перебивать! Например, полёт камня, запущенного из пращи.

– А это зачем?

– Да слушай ты, наконец! У тебя есть формула скорости этого камня, а тебе надо знать, на какой высоте будет твой камень через пять секунд полёта. Вот тебе прямое применение неопределённого интеграла для вычисления этого параметра.

– Да, теперь немножко понятно. Теперь давай про определённые интегралы.

Поскольку занятие спортом во время обучения являлось обязательным, а свободным был только выбор спортивных секций, вся троица записалась в знаменитую лыжную секцию. Игорю тренировки доставляли удовольствие, а Сергей с Пашей сильно пожалели, что не выбрали что-то другое. На первом же занятии в Измайловском парке тренер построил всю новоиспечённую команду будущих лыжников, приказал повернуться налево и скомандовал: «Бегом марш!» Из рядов послышался вопрос, долго ли бежать.

– Недолго, – ответил тренер. – Всего-навсего пять километров. Это разминка.

Эта «разминка» явилась серьёзным испытанием для бывших московских школьников, бегавших в лучшем случае за уходящим автобусом. Сергей приплёлся к финишу весь растрёпанный, еле волоча ноги, перед глазами плавали оранжевые и голубые круги. Дошёл до пенька и плюхнулся на него. А вот для Игоря эта дистанция оказалась даже маловата.

– Не сиди, вставай, походи. – Игорь подошёл к Серёге. – Давай походи, иначе будет ещё хуже.

Это потом, спустя два года, кросс на десять километров для них действительно стал разминкой, а дистанция пятьдесят километров на лыжах доставляла неописуемое удовольствие. Но это было потом, а сейчас последовала команда тренера всем забраться на пеньки и как можно дольше удерживать равновесие, стоя на одной ноге. Дома Сергей смог только добраться до дивана, на котором уснул мертвецким сном.

Был ещё один предмет, до института совершенно никому не знакомый, но обязательный для будущих инженеров. Назывался этот предмет «начертательная геометрия» или, в просторечье, «начерталка». Чтобы успешно изучать его, необходимо иметь пространственное воображение, а если его у обучающегося не было, ему предлагали это самое воображение развивать и тренировать.

С воображением у Сергея было лучше, чем у Игоря. Спустя месяц занятий неожиданно обнаружилось, что Сергей был лидером в группе по изучению начерталки, заработав себе статус человека, который с ходу решал графические задачки. Лучше бы он его не зарабатывал! Ему пришлось объяснять этот предмет и помогать с ним чуть ли не всей группе. А однажды в перерыве между занятиями к ним с Игорем подошла Танька Кравец. Сергей давно уже заприметил эту красавицу с каштановыми волосами, голубыми глазами и стройной, гибкой фигурой, только подойти познакомиться стеснялся. Не было повода. А тут она сама подошла!

– Мальчики, – Татьяна очаровательно улыбнулась и выразительно посмотрела в сторону Сергея, – помогите мне с этой чёртовой начерталкой.

У Сергея что-то произошло внутри, ему показалось, что он на секунду потерял сознание, сердце забилось часто-часто, а дыхание перехватило.

– Да, конечно. Конечно, поможем, – странным, хриплым голосом отозвался он.

Игорь взглянул на товарища, слегка ухмыльнулся и деловито сообщил, что это можно сделать сразу же после лекции.

– Спасибо, мальчики, – медовым голоском почти пропела Танька и повторно одарила их чарующей улыбкой. – Вы настоящие друзья. Так после лекции в этом же кабинете, договорились?

Она резко повернулась на каблуках, так что её юбка взметнулась вверх, на мгновение приоткрыв выше колен стройные красивые ноги. В следующую секунду Татьяна исчезла за толстенной открытой дверью аудитории. Сергей стоял остолбеневшим и, похоже, потерял дар речи. Из этого состояния его вывел лёгкий удар по спине.

– А, чего? – приходя в себя, уже обычным голосом спросил Сергей Игоря. – Чего дерёшься?

– Это я тебя возвращаю к действительности. – Игорь улыбался во весь рот. – Пойдём на лекцию, Ромео!

Глава 4. Немного о Татьяне

В благополучной московской интеллигентной семье в середине пятидесятых годов появилась на свет девочка. Счастливые родители души в ней не чаяли, тем более что это был их первенец. Отец преподавал в юридическом вузе и писал диссертацию, а маме девочки посчастливилось работать в Библиотеке иностранной литературы. Девочку назвали Таней, Татьяной. С трёх лет ребёнок поступил на попечение бабушки, которую чуть ли не на коленях упросили оставить свой домик на окраине Горького и переехать в Москву. Родителям надо было работать, а отдавать единственную дочь в детский сад мама категорически не собиралась.

– Нет, нет и нет, – отвечала она отцу на его предложение рассмотреть ведомственный сад для детей руководящих работников. – Никогда! Ребёнок должен получить домашнее воспитание, а там в этом детсаду научат неизвестно чему.

Так в четырёхкомнатной квартире на Садовом кольце появилась бабушка, призванная воспитать внучку. Нужно отдать должное Анне Филипповне, у неё это получалось. Сказывалось блестящее образование, полученное в гимназии до революции, отличное знание русской литературы и твёрдые жизненные принципы, вложенные в её голову матерью, как выяснилось, на всю жизнь.

Строгая бабушка установила жёсткий режим дня для маленькой Танюши, регулярно водила девочку гулять на Патриаршие пруды, а к своему четырёхлетнему юбилею Танечка уже что-то лепетала про дядьку Черномора, учёного кота и русалку. Пушкин! Конечно, этого великого русского поэта бабушка знала наизусть, по его сказкам, а не по букварю учила внучку читать, и к четырём годам Таня уже могла, водя пальцем по строчкам детской книжки, с небольшими запинками декламировать пушкинские стихи и сама пробовала по вечерам выступать на кухне перед родителями с отрывками из «Царя Салтана». Родители умилялись и многозначительно переглядывались, воздавая должное самим себе, так дальновидно пригласившим бабушку.

А на очередной Танин день рождения два здоровенных мужика на широких плечевых ремнях внесли в квартиру на пятом этаже пианино. Сергей Аполлинариевич и Наталья Марковна, вернувшись с работы, долго не могли вернуть себе дар речи, увидев в углу большой комнаты внушительный чёрный музыкальный инструмент с золотой надписью «Клин» на внутренней поверхности крышки клавиатуры. Пока они приходили в себя, бабушка объявила, что она будет учить внучку музыке, что это совершенно необходимо для развития ребёнка, а потому, обращаясь к Сергею, практически приказала пригласить грамотного настройщика. С той поры в квартире стали раздаваться сначала гаммы, а потом различные произведения для фортепьяно.

А тем временем в Москве и в стране наступило интересное время, которое потом назвали «оттепелью». Конечно, после Двадцатого съезда стало возможно произносить вслух то, о чём раньше либо молчали, либо говорили шёпотом, оглядываясь. Фестиваль молодёжи и студентов открыл и показал иную жизнь, чем в нашей стране. Ослабла цензура, наступило время больших имён и больших произведений. У памятника Маяковскому люди собирались тысячами, внимая стихам Евтушенко, Рождественского, Ахмадулиной, Вознесенского, слушая Окуджаву и небольшого роста человека с гитарой, представлявшегося как Володя, обладателя уникального, с хрипотцой голоса. Появились невозможные ранее фильмы, такие как «Девять дней одного года», «Летят журавли». А в библиотеках стал доступным журнал «Новый мир» с повестью Солженицына «Один день Ивана Денисовича».

Это удивительное время оказало влияние прежде всего на творческую и гуманитарную интеллигенцию Москвы и Ленинграда. А огромная страна, как и прежде, работала от зари до зари, влюблялась, создавала семьи, играла свадьбы, рожала детей, доставала пропитание и радовалась даже незначительным обновкам. В общем, жила обычной жизнью и практически ничего не знала о таком явлении, как «оттепель». Но именно в этот период Советский Союз, ещё не до конца оправившийся от последствий самой страшной войны в истории человечества, ещё не успевший оплакать всех павших на поле боя солдат, людей, угнанных в рабство, сожжённых в печах концлагерей, – именно в этот период Советский Союз достиг небывалых высот в развитии науки и техники, и весь мир ахнул от запуска первого спутника на орбиту Земли, первого полёта человека в космос, создания советскими учёными лазера и других невероятных свершений. Да, это было действительно удивительное время.

Маленькая Танечка пока что больше интересовалась куклами и книжками, но заметила, что по вечерам у них на кухне стали собираться какие-то люди, которые горячо спорили, что-то обсуждали и зачастую расходились только к полуночи. Утром, когда все уходили на работу, бабушка с неизменным ворчанием выбрасывала кучу окурков и перемывала посуду. И как-то раз Таня не утерпела и спросила маму, что́ так громко обсуждают дяди и тёти у них по вечерам на кухне.

– Танюша, ты подрастёшь и всё узнаешь. А пока тебе надо вовремя ложиться спать, – уклончиво ответила мама.

Но ребёнка такой ответ не удовлетворил.

– Нет, скажи, – настаивала Таня. – Они вчера очень громко кричали, а утром бабушка вынесла целую кастрюлю окурков.

Наталья Марковна поняла, что Танюша не отстанет, и немного приоткрыла завесу тайных кухонных посиделок.

– Мы обсуждаем свободу творчества, человеческое достоинство, ищем новые ориентиры. Сейчас понятно? Я же вижу, что непонятно, тебе надо просто немного подрасти.

Танечка сделала умное лицо и сказала:

– Вот теперь понятно. Мама, а что такое свобода творчества?

Но вместо ответа Наталья Марковна всё же отправила Танюшу спать.

К семи годам Таня неожиданно для всех влюбилась в арифметику. Она часами могла сидеть и что-то складывать, делить и вычитать, приставала к бабушке с просьбой объяснить ей дроби и действия с ними. Родители недоумевали, откуда у их любимой дочери появилась такая любовь к математике: все поколения в семье были чистыми гуманитариями. Но тут бабушка стала вспоминать своего отца, который был крупным железнодорожным инженером, и торжественно объявила, что это его гены передались Тане. «В общем, ничего страшного, наоборот, хорошо, – заключила бабушка. – Может, вырастет каким-нибудь Кулибиным». Сергей Аполлинариевич и Наталья Марковна спорить не стали, подумали, что до Кулибина ещё очень далеко, а сейчас надо поступить в первый класс.

В школе Таня училась на отлично, ей всё давалось легко, всё у неё получалось. Любовь к математике только выросла, особенно когда стали изучать алгебру. Учительница математики, восхищаясь успехами девочки в этой области, советовала Наталье Марковне либо организовать для Тани дополнительные занятия, либо перевести её в физико-математическую школу. Ни того ни другого мама Тани делать не стала, рассудив, что ближе к десятому классу будет видно, какое образование захочет получить её дочь. Друзей и подруг у Тани практически не было, да и откуда им взяться, если сразу после школы Танечка бежала домой, где делала уроки, занималась под бабушкиным руководством музыкой и изучала английский. (Бабушкиной дореволюционной гимназии хватало и на занятия английским языком с внучкой.)

Однажды Таня пришла из школы в слезах. Пока бабушка успокаивала её, выясняла, что же произошло, с работы вернулась Наталья Марковна. Совместными усилиями они добились от Тани объяснений. Оказалось, что причиной был закоренелый двоечник, который неожиданно получил от нового учителя по математике тройку, хотя еле лепетал какую-то чушь у доски, а Тане этот учитель поставил четвёрку. Четвёрку – ей, по любимому предмету, который она тщательно готовила чуть ли не весь вечер накануне! Это был верх несправедливости, особенно на фоне противного дылды-двоечника с задней парты.

– Ну-ну, успокойся, нельзя так волноваться, – утешал дочь пришедший с работы отец. – Ты в первый раз столкнулась с несправедливостью, а в жизни будешь сталкиваться с ней часто. Ничего, вытри слёзки и заруби себе на носу: против несправедливости надо бороться. И не надо распускать сопли, соплями делу не поможешь. Всё, иди ужинать и спать, утро вечера мудренее.

Так Таня узнала о справедливости и несправедливости, а для себя решила, что будет всегда выступать против несправедливости, чтобы сделать мир добрее и лучше. А в шестом классе она случайно обнаружила в книжном шкафу журнал «Москва» за 1966 год с романом Булгакова «Мастер и Маргарита». Видимо, мама положила его туда и забыла. Двух ночей Татьяне хватило, чтобы прочитать это произведение, и ещё одну ночь она потратила на перечитывание отдельных эпизодов. Таня была потрясена, её прежние взгляды на окружающий мир неожиданно для неё стали рушиться, а взамен открывался другой мир, с торжеством справедливости, с огромной неземной любовью, с совершенно иным мировоззрением, противоположным тому, которое пытались формировать в школе.

– Папа, а скажи мне, пожалуйста, – Танечка посмотрела в глаза пришедшему с работы отцу, – скажи, а Иисус Христос существовал?

Сергей Аполлинариевич, только что закончивший читать студентам лекцию об историческом Двадцать третьем съезде КПСС и его решениях, сначала опешил от неожиданности, но потом взял себя в руки, решив, что дочери надо говорить правду.

– Да, существовал! Существовал, дочка.

– И Понтий Пилат отправил его умирать на кресте?

– Да, отправил, испугавшись, что проповеди Иешуа подорвут существующую власть.

– А потом попытался его помиловать?

– Да. А ты что, прочитала Булгакова?

– Да, я нашла в дальнем ящике книжного шкафа вот этот журнал.

– Дай-ка мне его сюда. «Оттепель» кончилась, теперь это запрещённая литература, можно угодить в места не столь отдалённые.

– А почему?

– Потому что наша власть, она, как и Понтий Пилат, боится отличных от неё мнений. Всё, дочь. Я рад, что ты прочитала это произведение, но журнал я у тебя заберу. Бережёного Бог бережёт.

К десятому классу из угловатого подростка-отличницы Татьяна превратилась в прелестную, красивую, стройную девушку с копной каштановых волос и голубыми глазами. У неё немедленно объявились поклонники, её одногодки в школе. Чуть ли не половина мальчиков из класса пыталась завязать с ней отношения, пригласить в кино или даже в театр, но всё было бесполезно. Эти сопляки, ещё не оторвавшиеся от мамкиной юбки, Таню не интересовали. Интуитивно она понимала, что обратит внимание не на мальчика, а на мужчину, уверенного в себе, с твёрдыми жизненными принципами, но такового в своём окружении не находила. Да, бабушка и русская литература постарались сформировать в Таниной головке именно такой образ будущего спутника жизни и отца её детей.