Камень Грёз
А мальчика принесли мертвым чуть погодя, ибо стрела пронзила его горло, и его место занял другой, еще более юный. Киран заплакал, увидев это, и отошел в угол, пытаясь скрыться ото всех.
С наступлением сумерек шум сражения утих, а вскоре и вовсе прекратился. Киран вернулся в зал согреться у очага и послушать разговоры слуг. Пришли женщины, усталые, с тенями под глазами, и заговорили о холодном ужине, к которому ни у кого не лежало сердце. Мужчины во дворе пытались укрепить ворота, и звук молотков отдавался в зале.
Пришел Скага, бледный и измученный раной от стрелы, пронзившей его руку. При виде его Киран отвернулся и уставился в угли очага. Дамы сели, и прислуга принесла хлеб, вино и холодное мясо.
Киран подошел к столу и тоже сел, глядя перед собой, не поднимая глаз ни на женщин, ни на сражавшегося весь день арфиста и уж менее всего на Скагу. Еда была подана, но никто не притронулся к ней.
– Это из-за его раны, – внезапно прервала молчание Бранвин. – Он болен.
– Он утверждает, что пробрался сквозь ряды неприятеля и взобрался на нашу стену, – ответил Скага. – Он дал нам добрый совет. Но кто он на самом деле? Откуда он прибежал? И кого мы приняли в то время, когда наши жизни зависят от закрытых ворот?
Киран поднял голову и встретился глазами со Скагой.
– Я из Кер Донна, – промолвил он. – Мы служим одному королю.
Скага ответил ему суровым взглядом, и никто не шелохнулся.
– Это все его рана, – повторила Бранвин, и Киран был благодарен ей за это.
– Мы не видели раны, – ответил Скага.
– Хотите? – спросил Киран, ибо у него не было недостатка в шрамах. Он изобразил на лице своем гнев, но на деле стыд пожирал его. – Можем пойти в оружейную, если хочешь. Можем обсудить это там, если такова будет твоя воля.
– Скага, – с укоризной обратилась Бранвин к старому воину, но госпожа Мередифь прикоснулась к руке дочери и без слов призвала ее к тишине. И Скага встал. И Киран поднялся на ноги, готовясь следовать за ним, но Скага кликнул пажа.
– Меч, – сказал Скага. И мальчик принес его от дверей. Киран стоял не шевелясь, чтобы не опозориться в глазах всех, кто смотрел сейчас на него. Бранвин вскочила на ноги, за ней поднялась госпожа Мередифь, и один за другим все повставали.
– Я хочу посмотреть, как ты будешь держать меч, – сказал Скага. – Мой сгодится. Он из доброго старого железа.
Киран ничего не сказал. Сердце екнуло у него, и камень загодя отозвался болью. Он взглянул в глаза старого воина и понял, что тот повидал больше на своем веку, чем остальные. Скага вынул меч из ножен и протянул ему; Киран взял обнаженное лезвие в руки, стараясь скрыть боль, отразившуюся на его лице. И не смог. Он протянул оружие обратно, чтобы не обесчестить его, уронив. Скага сурово принял меч. В зале застыла мертвая тишина.
– Нас обманули, – медленно выговорил Скага, и глубокий его голос был печален. – Ты принес нам сладкие слова. Но ваши дары никогда не бывают без расплаты.
Послышались всхлипывания. То была Бранвин, которая вдруг вырвалась из объятий матери и выбежала из зала. И это причинило Кирану боль не меньшую, чем железо.
– Я сказал вам правду, – промолвил он.
Ему никто не ответил.
– Король придет сюда, – продолжил Киран. – Я вам не враг.
– Мы слишком долго живем рядом со Старым лесом, – произнесла госпожа Мередифь. – Заклинаю, скажи мне правду. Жив ли мой господин?
– Клянусь тебе, госпожа, он дал мне кольцо со своей руки и был жив и здоров.
– А чем клянется ваш эльфийский люд?
У него не было ответа.
– Что будем делать с ним? – спросил Скага. – Госпожа? Железо удержит его. Но это будет жестоко.
Мередифь покачала головой.
– Возможно, он говорит правду. И в ней вся наша надежда, не так ли? Зачем нам лишние враги сейчас, когда своих достаточно? Пусть делает, что хочет, лишь приставь к нему охрану.
Киран склонил голову, благодарный и за это. Он не взглянул ни на Скагу, ни на других, лишь посмотрел на госпожу Мередифь. Но более она ничего не сказала, и он тихо вышел из зала и поднялся наверх в предоставленную ему комнату, где, по крайней мере, он был избавлен от укоризны их глаз.
Спустилась тьма. Лампада не горела, и Киран знал, что из прислуги никто к нему не поднимется сегодня. Он закрыл за собой дверь и сквозь дымку слез уставился в окно. Ночь была светла в обрамлении камня.
Где-то, обманутая, рыдала Бранвин. Вся принесенная Кираном радость растаяла. Теперь они готовились к смерти. Он закрыл глаза и вспомнил о своей семье, представив всю ту боль, что причинит им. Стыд и горе еще пронзительнее охватили Кирана при мысли, что им предстоит узнать, кто они есть, и потерять всю веру в себя.
Он сел во тьме на кровать, расшнуровал воротник и, вынув камень, сжал его в ладонях.
XVI. Пути Элда
– Арафель, – прошептал он, – помоги нам.
Но никто ему не ответил, а Киран и не надеялся. Видно, сомнения подкосили его. Он ощущал боль в сердце, боль во всех суставах, словно яд железа, к которому он прикасался, просочился внутрь. Возможно, это и отпугнуло Арафель; возможно, это ранило ее гораздо больше, чем он мог себе представить. Там, где когда-то раздавался ее шепот, теперь стояла тишина, и это напугало его.
В камне была власть. Она так обещала. Сорвать его, искать смерти в бою… он думал и об этом, заранее зная, что прежде чем смерть настигнет его, он увидит такое, чего увидеть никому не суждено. И это вдруг показалось ему хоть и отчаянным поступком, но малодушным – себялюбиво погибнуть без толку и унести с собой все упования Кер Велла. Власть выражалась в том, чтоб вывести их из того тупика, в который они попали по его вине, – ах, если бы он только знал как.
И какой прок был в камне, если не считать связи с Элдом? «Возвращайся», – сказала Арафель, проводив его в Кер Велл.
И он решился, держа камень обеими руками. Он встал и соскользнул мыслью в зеленый волшебный мир… увидел серую дымку и вошел в нее.
Вокруг все было пусто. Киран попробовал вспомнить путь, которым его вела Арафель. Ему казалось, что он лежит перед ним во мгле. Что-то в его собственном сердце нашептывало Кирану об этом, и он послушался, хотя прежде никогда не доверился бы этому шепоту.
«Лиэслиа», – подумал он, призывая воспоминания этого сурового эльфа, но ничто не отозвалось, не пришло к нему. Наверное, в том виновен был запах железа. Паника нахлынула на Кирана, как потоки воды. Он развел руками туман и в испуге моргнул, ибо теперь он стоял на темном склоне холма за стенами Кер Велла.
В испуге он снова нырнул в туман и побежал сквозь него, побежал изо всех сил, но очень скоро он и в самом деле заплутал, не зная, верный ли путь избрал с самого начала. Кирану казалось, что он различает во мгле деревья, но они были корявы и уродливы, и мгла сгущалась.
И тени появились рядом с ним – они скакали плавно, будто во сне. Киран плохо различал их, но слышал треск сучьев, неторопливый и странный стук копыт. Олень промчался в тумане, но он был черен и вскоре скрылся во тьме. И черная птица пролетела мимо с недобрым взглядом. Увидев Кирана, она вскрикнула и пронеслась дальше. Он бежал дальше, едва дыша, и временами, казалось, почва уходила из-под ног, и он оступался. Псы лаяли, повергая в ужас его плоть, и рана его начала саднить, все больше заполняясь болью. Затем послышался топот уже более тяжелого скакуна, и ветер принес звук рога.
Что-то, завывая, шмыгнуло мимо. Киран метнулся в сторону и налетел на другую тень, заметив, как исказились облики деревьев. Дорога становилась все темнее и темнее, рифмуясь со смертной ночью, чего не могло быть в эльфийском лесу. Его охватил внезапный ужас, что он вообще перепутал направление, что он бежит и стремится к врагу, в те земли, где даже камень не сможет спасти его. Подул ветер, но не разогнал туман, а лишь заморозил Кирана да костей.
– Арафель! – отчаянно закричал он, ни на что не надеясь. – Арафель!
И тень сгустилась перед ним. Он метнулся в сторону, но она поймала его, и камень потеплел у него на груди.
– Имена имеют свою силу, – промолвила Арафель. – Но нужно трижды произнести их.
Он поймал ее руку и сжал ее, закрыв глаза, ибо мимо проносилась гурьба теней, и Охотница среди них. Вид той был столь ужасен, что Кирану показалось, она навсегда оставит шрам в его памяти.
И холод отступил. Он открыл глаза, и они уже выходили из тумана на солнечный свет, к зеленому лесу, к лугам с бледными цветами. Киран без сил упал на траву, и Арафель опустилась рядом, спокойно выжидая, когда он отдышится.
– В тебе больше смелости, чем мудрости, – сказала она.
– Мне нужна твоя помощь, – промолвил он. – Ты нужна им.
– Им! – Она вскочила на ноги, и голос ее задрожал от негодования. – Их войны – это их войны. Ты же видел. Ты знаешь, что есть выбор. И ты вернулся по собственной воле. Разве ты не знаешь теперь, что нам сделали люди?
Он не мог найти доводов. И серая дымка окружила его, как настоящего эльфа в минуту печали, когда мир переставал устраивать их или в мире для них больше не было места.
Ее гнев утих. Киран чувствовал, как тот замирает благодаря своему камню. Она опустилась на колени рядом с ним и прикоснулась к его лицу, к его сердцу, все еще холодному от воспоминаний о псах.
– Это, – Арафель дотронулась до камня, – и железо не переносят друг друга. Теперь ты это знаешь. Ты стал мудрее, чем был. А когда ты еще больше помудреешь, ты узнаешь, что у тебя нет с ними ни общей судьбы, ни мира.
– Я видел сны, – промолвил он, – и теперь я знаю, кем вы были. Я прошу твоей помощи. Арафель-Арафель-Арафель, я прошу тебя помочь Кер Веллу.
Лицо ее стало холодным и спокойным.
– Слишком умен, – промолвила она. – Берегись таких заклинаний.
– Тогда возьми свой дар обратно, – ответил Киран. – В нем нет сердца.
– Это и есть наше сердце, – отрезала она и пошла прочь. Он встал и огляделся, посмотрел на зайцев, которые торжественно восседали под белым деревом. В отчаянии Киран тряхнул головой и собрался выбросить камень, но это была его единственная надежда вернуться в собственную ночь. Он шел уже раз этой дорогой и снова двинулся по ней под серебряными деревьями, все дальше и дальше в туман, ибо он правильно выбрал путь, и страх его прошел. И он ни разу не оступился в самом густом и неестественном тумане. Деревья расступались перед ним, пока впереди не появилась его комната. Он различил ее. Черная обитель в сумраке. Киран вошел в нее, и стены снова сомкнулись вокруг него.
Всю ночь он просидел не шевелясь. Снов не было. Перед восходом он немного поспал, проснувшись, вымылся, оделся и спустился в зал с душой, занемевшей для страха, даже когда взгляд его остановился на людях Скаги, стороживших его. Киран вошел в зал, где собрались уже все остальные, и тишина воцарилась.
– А есть ли место здесь для меня? – послышался чей-то легкий голос. Он взглянул. То была Арафель.
Заскрипели кресла и скамьи, и все повскакивали из-за стола. Бранвин замерла, прижав руки к лицу. Скага схватился за меч, но так и не вытащил его из ножен. Арафель стояла спокойно, ее лесные одежды потускнели и были залатаны. Меч висел у нее на боку, а бледные волосы были стянуты сзади. Она походила на высокого стройного юношу.
– Давненько я здесь не была, – произнесла она среди всеобщего молчания.
Со стен раздавались сигналы тревоги, сзывая всех к битве. Но никто не тронулся с места.
– Меня призвали помочь вам, – добавила она. – Я спрашиваю – вы хотите этой помощи? Скажите: помочь или удалиться?
– Мы не смеем принять такую помощь, – сказала Мередифь.
– Это опасно, – добавил арфист.
– Это правда, – согласилась Арафель.
– Арафель, – промолвил Киран. – В чем здесь опасность?
Она взглянула на него своими бледными глазами.
– У Вина Ши есть другие враги. Есть многое такое, чего ты не видишь. Прошло много, много лет с тех пор, как войны в последний раз достигали Элда.
– Мы погибнем без твоей помощи, – сказала Мередифь. – Если о помощи ты говоришь.
– Да, – ответила Арафель, – это так.
– Тогда помоги нам, – сказала Мередифь.
– Назови свою цену, – добавил Скага.
– С этим ты уже опоздал, – мягко заметила Арафель. – Чу, или ты не слышишь тревогу?
– Твоя цена? – повторил Скага.
– Я не из малого народца, – холодно ответила Арафель, взвешивая слова. – Мне не платят блюдцем молока или пригоршней зерен. У меня есть свои причины. Я говорю о справедливости, человек, но об этом сейчас поздно. Моя помощь была призвана, и я должна оказать ее.
– Тогда мы примем ее, – сказал Скага и со страдальческим видом двинулся к двери. – Там и сегодня же.
– Дай мне время, – промолвила Арафель. – Обороняйтесь собственными силами и ждите. – Она повернулась и взглянула на Бранвин, а последним посмотрела на Кирана, без гнева и вовсе без всяких чувств. – Не выходите на стены, – добавила она. – Оставайтесь в замке. И ждите.
Голос ее начал таять, как и она сама, и вскоре не осталось ничего, кроме стен, да кресла, да тишины, повисшей после ее ухода.
– К оружию! – вскричал Скага, ибо сигнал тревоги все еще звучал, но никто не откликался на него. – К оружию, к бою!
Все побежали. А Киран остался стоять в зале, чувствуя себя раздетым и одиноким. Он вдруг заметил, что камень висит у всех на виду, и прикоснулся к нему, но тот ничем ему не ответил.
Он обернулся и заглянул в глаза Бранвин. В них стоял ужас.
– Я знаю ее, – промолвила Бранвин. – Мы с ней были друзьями.
– И что случилось? – спросил Киран, в смятении осознавая, как тесно переплелась жизнь здесь с делами Элда. – Что произошло, Бранвин?
– Я пошла в лес, – сказала она. – И испугалась.
Он кивнул, понимая ее. И теперь они уже вдвоем стояли в окружении испуганных глаз. Но с самым огромным ужасом смотрела на них госпожа Мередифь, словно она вновь ощущала весь тот кошмар. Дочь, ушедшая в лес и возвращенная ими домой. И Скага знал, он тоже – он видел эту дрожь в железе, которая безошибочно указывала на известный ему недуг. Страх обуял их, но он всегда был с ними, клубком таясь у их сердец.
– Я – Киран, – медленно произнес он тогда, чтобы самому расслышать свои слова, – второй сын Кирана из Кер Донна. Я потерялся в лесу, и она помогла мне добраться до вас. Но я ни слова не солгал о короле, о вашем господине. Нет.
Никто не ответил ему – ни женщины, ни арфист. Киран отошел к очагу и опустился на скамью, чтобы согреться.
– Бранвин, – резко окликнула Мередифь.
Но Бранвин подошла и села рядом с ним, и, когда Киран протянул ей руку, взяла ее в свои, не глядя на него, но, вероятно, зная, каково идти путем, который выбрал он.
Арафель вернется. Он верил в это; и он помнил слова Арафели, которые другие не захотели услышать, разве что кроме Скаги – но и тот не понял ее ответа.
Элд спал в глубокой тишине, а люди просили ее нарушить. Он сам сделал это, думая лишь о силе, но не о цене. Киран крепко сжимал руку Бранвин, которая была вся плоть и тепло, и гадал, ощущает ли она то же.
Приближалась война не железа и крови. Они заблуждались, если ожидали от Арафели меча и огня; и он был слеп до времени. Теперь он прозрел.
XVII. Заклинание Ши
Она быстро шла, проворно и упруго, сквозь мглу, обрамлявшую ее мир, к мягкому зеленому лунному свету, игравшему на серебряных деревьях. Олени и другие создания смотрели на нее и не осмеливались приблизиться.
А когда она добралась до сердца Элда – до травянистого холма, усеянного цветами, до круга вековых деревьев, весь лес затих, даже теплый ветер перестал играть в ветвях. Лунный свет сверкал и отблескивал от камней, висевших на древе памяти, от серебряных мечей, теснившихся рядом, от доспехов и сокровищ, вмещавших в себя всю магию Элда. Магия дремала, но какой силой она обладала! Спали и воспоминания растаявших Вина Ши, которые составляли жизнь Элда.
Арафель сбросила облик, в котором являлась людям, и замерла, прислушиваясь к малейшим звукам, а потом и к полной тишине, нарушаемой лишь шепотом эльфийских голосов. Переходя от камня к камню, она поочередно касалась их, пробуждая их к жизни, чтобы больше ни один не спал, от малого до великого.
А в мире людей Киран вздрогнул, глядя на огонь перед собой, и ощутил волнение, от которого всколыхнулась сама земля. И люди, стоявшие вокруг, показались ему паутиной, податливой и хрупкой.
– В чем дело? – спросила Бранвин. – Что с тобой?
– Мир покачнулся, – ответил он.
– Я ничего не чувствую, – промолвила она, пытаясь вселить в него уверенность, но все было напрасно.
Элд всколыхнулся. Арафель стояла в центре рощи, оглядывалась и прислушивалась; и наконец, пройдя между сокровищ Элда, она приблизилась к своим доспехам, которых веками не касалась ее рука. Она надела их на себя – кольчугу, сияющую, как сама луна, взяла свой лук и стрелы с наконечниками из серебра и прозрачного, как лед, камня. Она взяла свой меч и меч Лиэслиа, его лук и его доспехи. Взойдя на холм, она сложила весь свой груз и села, положив меч на колени. Она отвратила свой взор от Элда, каким он был, и прислушалась к камням.
– Эктиарн, – прошептала она в воздух, и тишина вздрогнула, и поднялся ветер, от которого зашепталась трава на холме, зашуршали листья, а камни запели.
Ветер рванулся дальше, скользя меж деревьев, через луга, заставляя склоняться цветы и замирать зайцев, скакавших под лунным светом.
Он коснулся вод Аргиада, подернув их серебром.
Он качнул деревья на другом берегу, и их ветви всколыхнулись.
– Эктиарн, дай мне своих детей.
Ветер скользнул по склонам холмов, серебря их волнующейся травой, и полетел еще дальше.
А потом он подул обратно: через холмы и лес, пересекая тихие воды Аргиада, вернулся в луга и рощу, шелестя травой и раскачивая камни на ветвях, с легким привкусом моря, тумана и прощаний, и криков чаек.
Арафель вздрогнула от этого ветра, и серый туман всколыхнулся, подавая ей знак. Печаль охватила ее, но она сжала камень, открыла глаза и увидела рощу, какой та была.
– Финела! – позвала она. – Финела! Аодан!
И ветер снова откликнулся ей, благоухая зеленым Элдом, и сладкими травами, и тенью, и летним теплом. Он улетел, и все замерло.
И снова ветер подул обратно, сначала слегка, потом все больше набирая силу, бренча ветвями и сотрясая воды Аргиада, укладывая наземь траву и сгибая деревья, как перед грозой, а камни на деревьях вдруг загорелись несказанным светом. Небо было безоблачным, звезды сияли, ничто не затмевало лунный свет, но гроза бушевала, срывая листву, и Арафель поднялась, сжимая меч обеими руками. Всполохи молний мелькали в ее летящих волосах и играли меж мечей на древе. Нарастая, послышался гром, гудя и вторя нежному перезвону камней и круговерти листьев.
И с ветром в ночь пришло сияние: друг за другом, как луны, летящие над землей, гремя копытами и полыхая гривами, они бежали вместе, как то и было всегда.
– Финела! – приветственно воскликнула Арафель. – Аодан!
В завываниях ветра примчались к ней эльфийские кони, с раскатами грома они окружили ее; и бледная Финела подошла к ней и дохнула огнем из бархатистых ноздрей, и взглянула, как олень, глазами, широко распахнутыми и дивными. Аодан вдохнул ветер и потряс головой во всполохах молний, и ударил копытом землю, и та содрогнулась.
– Нет, – печально промолвила Арафель. – Его нет здесь. Но я прошу, Аодан.
Сияющая голова склонилась и вновь приподнялась. Она пристегнула к поясу меч и взяла доспехи Лиэслиа. И Финела, заржав, подошла к ней. Она ухватилась одной рукой за сверкающую гриву и вскочила на скакуна, Финела взрыла землю и повернулась, и Аодан последовал за ней. Шаг становился все шире, и ветер мездрил деревья, сминая траву, и молнии, треща, полыхали в гривах и ее волосах.
– Кер Велл, – промолвила им Арафель, и Финела легко побежала над землей. Туман стелился перед ними, но ветер разогнал его, и молнии вспороли его, обнажив очертания, давно затерянные в нем, верховья Аргиада и контуры завядших деревьев. Тени, захваченные врасплох, разбегались в ужасе, завывая на ветру под равномерные раскаты грома, цепляясь за разлетавшиеся клочья тумана.
Молния ослепила Кер Велл, заплясала в небе под рокот грома… и замерла, и лошади остановились, и наездница взглянула на хаос, на ворота, грозящие рухнуть, и бегущих людей, пораженных тем, что явилось в их гуще.
– Киран! – закричала она. – Я здесь!
И Киран поднялся со своего места у очага, и более его уже не было, не было и руки Бранвин, чей голос в отчаянии взвился ему вслед.
Он стоял во дворе, и камень горел, как огонь, у его сердца, и молнии трещали вокруг него… и сны становились явью.
Арафель соскользнула с коня, сияя серебряными доспехами, и обеими руками протянула ему такие же. Он взял и надел их, пристегнул к поясу эльфийский меч, но сердце его было холодно, и холод пронизал все его нутро, и молнии окружали их. Человеческий день был серым и облачным, но они стояли в ином мире, и эльфийская луна светила на них бледно-зеленым светом; ночь шла своим чередом – спутница бури, и из двух коней он узнал, что один принадлежит ему.
– Аодан, – назвал он скакуна по имени. – Аодан. Аодан. – И конь подошел к нему и застыл в ожидании.
– Еще не пора, – промолвила Арафель, ибо вокруг них были и другие – люди, заслонявшиеся от ветра, – женщины, дети и раненые, на чьих испуганных лицах отражалось сияние. Они ей не сказали ни слова; и она тоже не удостоила их речью. Рядом с Кираном она тронулась к воротам, и эльфийские кони шли за ними.
– Скага, – промолвил Киран, указывая рукой на стену.
– Скага, – повторила она, и старый воин взглянул вниз, на его лице отразилось смятение.
– Мы молим вас – сделайте все, что сможете, – сказал Скага.
– Помни, Скага, о чем ты сейчас попросил. У тебя есть всадники – приготовь их, чтобы они выехали вместе с нами, если смогут.
Отзвучало несколько ударов сердца, а старый воин все стоял. Он был умудрен и боялся их. Но затем он созвал своих воинов и спустился по лестнице, и принялся отдавать распоряжения мальчикам, и приказал седлать лошадей. Арафель стояла спокойно, потом задумчиво сняла с плеча лук и натянула его. Она могла бы подняться на стену и помочь им оттуда. Но железные стрелы летали стаями, и это она всегда успеет.
– Помни, – сказала она Кирану, – когда скачешь иными путями, ты неуязвим для железа, но и сам не можешь поразить человека. Перемещайся то туда, то сюда – это умнее всего.
– Мы можем погибнуть, не так ли? – ответил Киран.
– Нет, – сказала она. – Ты не погибнешь, пока на тебе камень. Ты можешь лишь растаять. У каждого своя судьба, Киран. Смерть здесь, на поле. Шагни в иной мир, и ты увидишь ее. Предоставь людей мне – они сами хотят кровопролития. Во мне больше добра, чем ты даже можешь себе представить. Стрелы – оставь их, – они слишком страшны для людей.
– Тогда что же мне делать?
– Езжай со мной, – тихо проговорила она. – Мудрость должна управлять рукой, иначе верх возьмет безрассудство. Чу, они уж готовы.
Воины и мальчики выводили лошадей из замка – цокот стоял во дворе, защитники оставляли укрытия стен, направляясь к воротам. Аодан слабо заржал, и Финела приветствовала их также, и смертные скакуны, сбившись гурьбой, прядали ушами и втягивали воздух. Но Арафель пошла между ними и, прикасаясь по очереди к каждому, называла их истинными именами и успокаивала их.
– Это Белянка, а это Прыгун, – говорила она наездникам. – Зовите их верными именами, и они будут ваши.
Люди смотрели на нее, но никто не осмелился задать ей вопрос, даже Скага, владелец Белянки.
Арафель взглянула на ворота, сотрясавшиеся под напором тарана. Финела подошла к ней ближе, опустила голову и нетерпеливо потрясла ею.
– Не оставляй меня, – попросила она Кирана. – Ты заклинанием призвал мою помощь; я не заклинаю, я просто прошу.
– Я с тобой, – ответил он.
– Скага, – приказала она. – Вели открыть ворота. – И тихо добавила Кирану: – Обычно люди видят лишь то, что хотят, и не замечают нас. Даже эти нас видят превратно. Впрочем, им это на благо.
– А я? – спросил Киран. – Вижу ли я тебя такой, как ты есть?
– Я не могу знать, – откликнулась она. – Но я знаю тебя. И ты обладаешь властью призвать мое имя. На это способен лишь тот, кто обладает истинным видением.
Он ничего не ответил. Арафель схватила Финелу за гриву и вспрыгнула ей на спину. Киран влез на Аодана, и конь вздрогнул и вскинулся, и ноздри его затрепетали, ибо это был не его наездник. Но он видел сны, и Аодан был их частью. Финела тряхнула головой, и поднялся ветер.
XVIII. Битва перед воротами
Ворота подались со стоном и треском щепок, когда отодвинули подпорки, удерживавшие их, и распахнулись створы. Киран почувствовал, как конь его метнулся в сторону, легкий, как пух чертополоха, и пряданул ушами в сторону неприятеля: ему не нужны были ни узда, ни удила. Аодан поднял ногу и двинулся с такой же легкостью, как ветер, овевавший их, и копыта его опускались с грохотом грома. Молнии раскалывали небо, и волосы и гривы летели по ветру. Арафель ехала рядом с ним на белой кобылице в свете эльфийской луны, нога в ногу с Аоданом.