Жулики. Книга 6
– Долой Тиранов. Да здравствует Равенство!!!
– Ну, вот один, Негодяй, по мнению Наполеона, уже орет о Равенстве,– констатировал Мишка.
– Аристократа поймали,– раздался торжествующий вопль и к статуе, раздвигая толпу, поволокли кого-то, пиная и улюлюкая. Дотащили до предводителей и вышвырнули к самому постаменту.
"Аристократ", не устояв на ногах, растянулся во весь свой длинный рост, рассмешив публику до колик. Толпа ухахатывалась, наблюдая, как ошалело трясет носатой головой "аристократ" и пытается встать на дрожащие от страха ноги.
Был он в разодранной в клочья рубахе с кружевами, панталонах и чулках. "Аристократ" уже почти поднялся, когда получив здоровенного пинка от стоящего с пикой повара, вынужден был опять растянуться во весь рост. Добавив веселья народу, жаждущему зрелищ.
– Говори, мерзавец, сколько высосал пинт кровушки народной?– вспомнил о своих обязанностях лидера коротышка.
– Их бин нихт Аристократ. Я есть коммерсант,– проблеял вновь встающий на ноги "аристократ".
– Швейцарец, изменник,– обрадовался неформальный лидер.– Лопни мои глаза.
– Нихт, нихт, найн. Их бин коммерсант,– заорал испуганно коммерсант, открещиваясь от нового обвинения.
– А ведь это Вилли,– кивнул Мишка на затравленного толпой немца.– Я сразу и не узнал его. Задолбали до неузнаваемости. Давай, выручай. Раз уж заявился сюда. А я, ежели что, подстрахую,– Серега понимающе кивнул и верхом на Верке двинулся в сторону памятника, раздвигая лошадиным крупом "Трояна" веселящихся парижан.
– Отрубить голову паразиту изменнику, что с ним разговаривать?!!– выкрикнул кто-то в толпе. Повар, услыхав "пожелания трудящихся", сунул пику с выпучившей глаза головой Лоне, коротышке и, размахивая саблей, двинулся к Вилли, с намерениями самыми предсказуемыми. "Глас народа – глас Божий",– прочел, очевидно, на его кровожадной физиономии немец и попятился, спотыкаясь о ступени, ведущие к постаменту.
Повар размахнулся, прицеливаясь к шее жертвы и если бы не железная хватка, которая вдруг сковала его руку, то покатилась бы носатая голова коммерсанта обратно по ступенькам. Повар удивленно оглянулся и увидел монаха, сидящего на лошади, который перехватил его запястье и теперь довольно скалил зубы.
– Ты что? Придурок в рясе, не мешай,– рванул он руку, но монах зажал ее насмерть и, приподняв повара, заявил ему в выпученные от боли и возмущения глаза:
– Заткнись, урод. Я знаю этого господина. Он не аристократ, не Швейцарец и не изменник,– а потом повернул голову к обмершему немцу и скомандовал.– Беги!!! – немец рванул с такой поспешностью за постамент, что ни кто не успел даже глазом моргнуть. Первым опомнился коротышка и сунул Сереге мертвую голову в лицо, заставив брезгливо отшатнуться.
– Ты чего лезешь?– орал недомерок, потрясая пикой.
– А ты чего мне в лицо эту падаль суешь?– рассвирепел Серега, отталкивая ногой напирающего на него неформального лидера толпы.– На, своего палача, держи,– Серега перебросил повара через круп Верки и уже летящему, добавил ему подзатыльника.
Повар взвился ласточкой над головами, заставив всех изумленно примолкнуть и с ревом пронесясь над толпой метров пять, рухнул в нее своей стокилограммовой тушей, сбивая с ног неудачников, оказавшихся в этот момент в точке приземления.
И наступила тишина, мертвая, прерываемая лишь карканьем воронья, слетевшегося поглазеть на человеческие кровавые забавы. Длившаяся всего секунд пять и прерванная заполошным воем коротышки:
– Бей, монаха! Это плохой монах! Это прислужник аристократов и изменников!– и подавая пример, первым кинулся в атаку с пикой наперевес.
Пику у него Серега тут же вырвал из ручонок и, стряхнув с нее голову несчастного Лоне, принялся охаживать по спинам железным прутом всех желающих получить "острые ощущения". Вой и сумятица поднялась такая, что слышно было наверняка на всех окраинах Парижа.
А Серега, спешился и, отбросив пику, двинулся с острова к мосту. Отвешивая плюхи налево и направо. Народ, сначала кинувшийся на него с подручными средствами, теперь попросту в панике разбегался, бросая бесполезные топоры и вилы.
Вмешательство Мишкино не потребовалось, и он молча последовал за Серегой к мосту а, дойдя до него, оглянулся на островок с памятником. Половина толпы валялась, остальные тряслись,
– Мишка усмехнулся и, щелкнув пальцами, вскочил в седло. Серега ждал его на другой стороне моста уже тоже в седле и нетерпеливо поглядывал в сторону памятника.
– Поехали, пока эти отморозки не опомнились. Сейчас ведь еще и в погоню кинутся. А я уже план, по сворачиванию челюстей, перевыполнил сегодня. Надоело, да и перекусить пора.
– Поехали. Мне и самому эта Революция надоела. Слов нет как,– согласился Мишка.
А толпа приходила в себя и наливалась запоздавшей яростью, распаляемая опомнившимся недомерком в кирасе.
– Чего стоим? Изменники убегают,– заорал он возмущенно. И вслед за парнями ломанулось сразу человек 50-т энтузиастов с топорами и вилами.
– Ну вот, что я говорил? Поехали. Пусть пробегутся по набережной.
– Погоди. Я им сюрприз приготовил,– улыбнулся Мишка, наблюдая, как подбегают к мостику самые шустрые с вилами и пиками наперевес.
Атакующая волна первым рядом, человек в пять, со всего разбегу, врезалась в прозрачную преграду и сползла под ноги очередным пяти атакующим, которые, не поняв причины, по которой вдруг упали первые, машинально скакнули через тела, врезаясь так же головами в стену и сползая на лежащих товарищей. Через десять секунд человек двадцать уже лежало на входе и остальные наконец-то сообразив, что происходит что-то ненормальное, потрясенно остановились, боясь подойти к стонущим и ползущим прочь от моста, зашибленным и затоптанным.
– Ну вот, теперь поехали,– Мишка щелкнул пальцами, и мост просел в реку, утаскивая вслед за собой нескольких самых невезучих и нерасторопных. Обрушившись с обеих сторон, мост неуклюже перекосился и высыпал содержимое за парапет в вонючие, речные волны.
– Утонут ведь,– посочувствовал потерпевшим Серега.
– Дерьмо не тонет,– усмехнулся Мишка, щелкая пальцами и, очевидно, добавляя плавучести "дерьму".– Кому суждена гильотина – тот не утонет,– философски произнес он пророческие слова и пришпорил Лерку:
– Но-о, подруга дней моих суровых.
Глава 4
Следующие два месяца пролетели быстро, заполненные в основном хлопотами в училище. Мишка мотался в Питер 1996-го несколько раз, а Серега неожиданно для всех и прежде всего для себя самого, втянулся в педагогическую деятельность. Слегка освободив от этой ноши Академика, который имея теперь возможность, подолгу пропадал в афганской пирамиде.
Возвращался он оттуда всегда с восторженной улыбкой и, делясь впечатлениями, частенько переходил незаметно для себя на язык допотопья.
– Леонидович, а по-русски?– Мишка понимающе улыбался.
– Прошу прощения, увлекся. Первоязык. Грамматика, кстати, очень похожа на русскую и даже слова некоторые совпадают. Корни. РА, ГА, ДА. Словообразующие слоги. Я нашел сборник поговорок и побасенок. Половину мы знаем.
– Так вы что, Федор Леонидович, уже по ихнему читать выучились?– Петр Павлович изумленно привстал со стула,– разговор происходил как обычно в столовой пошивочной мастерской.
– Я же говорю, что грамматика очень похожа. Написание, конечно, иное, но не сложнее китайских или японских иероглифов. Я уже и над словарем работаю. Третью тысячу слов систематизировал.
– А не проще поставить задачу любому "Трояну"?– пожал плечами Мишка.– У меня полосатые составили такой календарик, от потопа до наших дней, пальчики оближешь. Сейчас переводят его на древне-шумерский и зашифровывают по первой главе "Слова о полку Игореве".
– А это еще зачем?– удивился Академик.
– Чтобы времени на "дедовщину" не оставалось,– пояснил Мишка.– Работают, заразы по 24-часа в сутки. Я им, правда, всю информацию приказал по десять раз перепроверять, чтобы значит, из разных источников совпадало. Независимых.
– И что же?
– Пришлось до пяти источников убавить. Ни одна информация достоверной не признана при таком требовании.
– Как так ни одна? Но ведь есть информация, которая не требует вовсе никакой проверки, тем более десятикратной из различных источников. Например, день независимости России. Дата и дата. Что ее проверять?– не понял Федор Леонидович.
– Ну да, если взять постановление правительства России или Указ президента и поверить ему. Значит, нужен перечень организаций, которые можно не проверять. А если тупо требовать десять источников, то эта информация о дне независимости попадает в раздел недостоверных. Они же не понимают этих тонкостей. А если разрешить такие списки авторитетных источников составить, то столько будет всякой информации недостоверной, которую эти организации нагородили и утвердили… В общем, работают, как бешеные и результаты просто… Почему бы и вам их не привлечь? Давайте, дадим команду. А вы потом проверите и отредактируете. Пока для узкого круга пользователей, но может быть, когда-нибудь Человечество созреет к перевариванию своей допотопной истории в ее развернутом виде?
– Интересно самому поработать, Петрович. Если мы все "Троянам" отдадим, то, что нам останется?
– Контроль.
– А творческий процесс?
– А творческий процесс оставьте для новых произведений. "Трояны" за людей не напишут стихи, книги и музыку. Я попробовал дать простенькое задание – перевести стишки Гете на русский и чтобы рифма была, как положено.
– И что получилось?– заинтересовался результатом Академик.
– Кошмар получился. Не могут. Не понимают поэзии. «Не логично, лишено смысла». Ирония, восхищение, сопереживание, боль – все человеческие чувства им не понятны. И с математической точки зрения не имеют измерения. Последствия они способны зафиксировать. Частота пульса и его увеличение выше нормы, вот что такое волнение. Участился пульс, дыхание, температура тела повысилась, вес прибавился или убавился. Это человек признается в любви или бежит стометровку на стадионе. Какая разница? Им никакой. Машины. Однако использовать их для ускорения процесса вполне возможно. Они завалят информацией, а ваша задача ее упорядочить по-человечески. Им этот порядок не понятен. А у вас нет такой скорости обработки и поиска информации.
– Я подумаю над твоим предложением, Петрович. Ты сам-то не собираешься получить высшее образование? Могу протекцию составить,– подмигнул Академик.
– Я, Леонидович, открыл для себя другой способ получения высшего образования, неофициальный.
– Это какой же?
– Самообразование,– улыбнулся Мишка.– Мне ведь диплом без надобности и от амбиций честолюбивых Создатель меня избавил, так что все, что нужно мне это желание, а источников, откуда можно черпать информацию предостаточно. Главное – научиться с ними работать. Вот этим и занят сейчас. А сидеть в аудиториях и лекции слушать академические – увольте. Ваши я слушаю с удовольствием, но по всем остальным вопросам авторитетов, увы, не вижу. Более того я тут недавно влез в информационную структуру допотопья, которая занималась систематическим образованием в те времена и методами усваивания информации и нашел там несколько методик, позволяющих раскрывать потенциальные возможности мозга до-50-ти процентов. Представляете перспективы? Сейчас современный человек обходится вполне-10-тью. Методики простые. Комплекс дыхательной гимнастики и аутотренинга. Результаты ошеломляющие. Можно запоминать прочитанный текст без зубрежки. Даже ваш словарь с тремя тысячами слов, мне теперь достаточно всего лишь прочесть,– уверенным тоном заявил Мишка.
– Не может быть!– Федор Леонидович приподнял удивленно брови.– И вы готовы это нам продемонстрировать?
– С удовольствием. По крайней мере, никто не заподозрит меня в заранее выученном уроке. Где ваш труд?
– В мазаришарифке!– улыбнулся Академик.– Завтра принесу.
– Зачем же завтра?– Мишка вынул из кармана браслет.– Вот в чем прелесть МЭ – позволяет не откладывать на завтра то, что можно… отложить на послезавтра. Мечта лодыря,– Мишка надел браслет и перед ним на столе появилась толстая записная тетрадь в жестком переплете.– Леонидович, вы все по старинке перышком скрипите?
– А как же иначе?– не понял Академик.
– А иначе – это когда на экране ЭВМ, а потом в распечатку готовый, выправленный текст. Бумаги сэкономит в будущем на этом Человечество миллионы кубометров.
– Всему свое время,– согласился академик.– Ну-с. Вот эту страничку прошу.– Он открыл наугад тетрадь и ткнул пальцем в строчки.– Не обессудь, пишу мелко и не всегда разборчиво, но без грамматических ошибок, смею уверить. Академик словесности все же, звание обязывает.
– Ну-у-у, Федор Леонидович, а как же поговорка про сапожника, который без сапог?
– Правильная поговорка, но бывают исключения. Некоторые сапожники вполне прилично обувались. И потом, что такое "сапоги" в словесности? Наверное, труды эпистолярные. У меня их, увы, нет. Значительных нет. Не значительных, множество накропал многогрешный Аз. Так что и ко мне так же применима сия народная мудрость. Прошу. Начинайте.
– Все. Уже прочел,– улыбнулся Мишка.
– Когда успел?– не поверил Академик.
– Пока вы сапожную теорию обосновывали. Вполне читабельный почерк и ошибок действительно нет грамматических. Синтаксических тоже нет. Тавтология, правда, присутствует, но оправдана необходимостью. Помарки присутствуют и "н" с "и" похожи по написанию.
– Ну, батенька…– развел руками в притворном возмущении Академик.– Вам в цензоры только теперь прямая дорожка.
– Вот уж увольте. Я как-нибудь "пешком постою",– Мишка принялся скороговоркой повторять текст, прочитанный в тетради минутой ранее и закончив, спросил: – Ну как?
– Одна ошибка всего. Переставил местами слова в предложении,– опять развел руками Академик.– Ну, брат, сумел огорошить. И что – эта методика всякому доступна или есть ограничения?
– Нет ограничений. Доступна всем. Кроме ленивых,– Мишка достал из кармана камзола листочек с текстом.– Вот кратенькая инструкция. Кому интересно, можете ознакомиться, – и к листкам потянулись руки всех присутствующих. Даже Тихоновна, в этот раз от огородных забот оторвавшаяся и та не удержалась. Листки, прихваченные со всех сторон, повисли над столом, и присутствующие сконфуженно все одновременно отдернули руки.
– Похвальное стремление к новому и непознанному,– засмеялся Мишка, щелкая пальцами.– Вот еще одно преимущество МЭ. Ксерокса не нужно. Восемь экземпляров. Катюш, тебе тоже интересно?
– Интересно,– кивнула Катюша.
– Ну, вот теперь вас всех за уши минут десять не оттянешь. По себе знаю. Пока прочитаете, пока проверите, пока радоваться три часа будете. Минут десять – в общем.
– Что-то у тебя, Миха, с арифметикой, мне кажется, проблемы. Пока, плюс пока, плюс три часа и в результате десять минут. Может тебе учебник арифметики ускоренно за первый класс нужно прочитать?– Серега оторвал взгляд от своего экземпляра инструкции и взглянул на друга с усмешкой.
– Некогда, Серега, семью вот кормить надо. Жена-то вон грозится уже не двойней, а тройней осчастливить,– рассмеялся Мишка.
– Ты что, Мишань, не припомню что-то я таких угроз,– всполошилась Катюша.
– Как же! Вчера после обеда, когда из-за стола вставала, так прямо и сказала:– "Ох, тяжело, будто не двое вас там у меня, ребятишки, а трое".– Говорила?
– Ну, сказала, но не грозила,– сморщила носик Катюша.– Размечтался,– улыбнулась она.– Не мешай мозги просвещать.
– Молчу. А вот где мы рожать будем? В каком веке я имею в виду. В этом или в 20-м?
– И думать тут нечего, в Питере конечно,– вмешалась в разговор Нина Андреевна.– Здесь бабки повитухи с корявыми руками. Что-то нет у меня к ним доверия. В 20-м, только там и слышать ничего другого не хочу. Разговоров даже быть не может на эту тему. Ты, зайка, и у врача за все время ни разу не была. У нас все, кто в положении, наблюдаются в обязательном порядке. Вдруг что не так?
– Что не так?– испугалась Катюша.– Я себя хорошо чувствую. Кушаю хорошо.
– Вот. Лишний вес, говорят, это плохо,– посетовала Нина Андреевна.
– Как же, если хочется? Я ведь и за них ем,– растерялась Катюша.
– Врачи говорят.
– Ма, прекрати пугать мою жену. Она потом ночью ворочаться будет,– посчитал нужным вмешаться Мишка.
– И что?– Катюша прихватила Мишку за ухо.– Боишься, что раздавлю ненароком?
– Не боюсь, но опасаюсь,– Мишка обнял жену.
– Гляжу я вот на вас, Миха, прямо самому жениться захотелось,– Серега улыбнулся и вздохнул притворно.
– Это тебе еще зачем?– удивился Мишка.– И потом старый ты уже, кому такой нужен? Девушки любят молодых и красивых. И умных,– хмыкнул он.– Я же тебе у Зюзи предлагал жену подыскать, а ты закочевряжился, нехорошим словом итальянским обозвал. Паяцем. Вот и ходи в старых девках.
– Вот ты значит как?– надулся Серега.– Я значит к нему всей душой, а он значит свою избушку к лесу передом, а ко мне задом. Нет, чтобы помочь другу, поддержать морально, супругу подыскать достойную. Вот на какую первую покажешь на той и женюсь.
– Ты еще как в сказке поклянись, что кто первая в дверь трапезной войдет на той и женишься всенепременно, даже если это молочница Фекла заявится. Она как раз завтра должна с утра быть. Сколько ей лет, Катюш? Шестой десяток? Женщина в самом расцвете сил. Вяжет опять же хорошо. Вон какие носочки сплела, рукодельница. Ухожен будешь. Молоко опять же свое, не покупное. Буренка у Феклы удойная шибко. По три ведра в день дает. И молчунья по жизни. Достойная женщина,– принялся Мишка расхваливать потенциальную претендентку на руку и сердце Сереги.
– Так она же немая с рождения?– подпрыгнул на стуле Серега.
– А тебе что с ней песни распевать? Хватит вам в семье и одного барда. Ты будешь петь, она носки вязать. Оба при деле, в долгие-то зимние вечера. У нее и домишко справный. А труженица какая. За десять верст крынки прет неподъемные. Будешь на Верке молоко развозить, Фекла хоть рукам передышку получит. Они вон у нее уже ниже колен оттянулись. Жалко до слез бабу. Будет тебя на завалинке дожидаться. Дородности прибавится от жизни спокойной,– продолжил Мишка.
– Да куда еще дороднее-то?– взвыл Серега.– Она и так пудов семь весит.
– Хорошего человека должно быть много. Слыхал?– продолжал подтрунивать над ним Мишка. Даже Катюше стало жаль всерьез всполошившегося Серегу и она принялась заступаться за него.
– Ну, что ж ты, Мишань, такое говоришь? Фекла Сергуше не пара. Да и есть у нее на примете другой старичок, дьячок бывший. Хороший дядечка. Симпатичный такой. И Фекла души в нем не чает.
– Она сама тебе это рассказывала?– заинтересовался Мишка.
– Ну, нет, конечно же, не сама. Она в прошлый раз с соседской девчушкой приходила.
– Опоздал, значит, Серега. И Фекла уже просватана. Разве что только если отобьешь у дьячка. Не станешь? Тогда извини, больше в Москве и ее окрестностях нет подходящей невесты. Сам ищи. А у меня дел вон невпроворот. Рожаем мы скоро.
– Что ты все "мы, да мы". Катюш, как ты с занудой этой жить собралась всю оставшуюся жизнь?– фыркнул Серега.
– Что делать?– вздохнула Катюша.– Зато он меня любит. И никакая он не зануда. Это он снаружи таким кажется, а внутри пуши-и-и-и-и-и-стый. А чей-то ты вчера, Сергуня, вокруг Аннушки вился все утро? Бедная девушка все пальцы себе исколола иглой. Разволновалась бедняжка. Смотри, я своих подружек в обиду не дам.
– И ничего я не вертелся. Парой слов перекинулся. Спасибо сказал за уху. Знатная у нее уха получается,– взглянул на нее, удивленно подняв брови, Серега.
– Какую уху? Это которая на позапрошлой неделе была? Что это спохватился с благодарностями? Так хороша была, что никак забыть не мог?
– Ну да. Спросил, когда она по кухне главной будет и попросил повторить шедевр.
– Уговорил?
– Обещала.
– Ну вот, а ты Мишаня, ему Феклу сватаешь,– Катюша погладила Серегу ласково по голове.– Да он у нас парень еще о-го-го. Такую девицу зацепил. Красавица. Братьев у нее опять же трое. Здоровые парни. Помогут если что. Поддержат. Отца-то у них с матерью нет, братья ее и вырастили. Души в сестренке не чают. Каждый вечер ее встречают все трое и с работы домой сопровождают. Пылинки сдувают. Если кто сохальничает или обидит, не дай Бог, ох не завидная ждет такого молодца доля. Оторвут головушку то, как есть оторвут.
– Совсем ты, Катюша, запугала меня братьями-то Аннушкиными, что-то даже и ухи теперь не очень хочется,– пригорюнился Серега.
– Ну, Сергуш, да шучу я, шучу. И не такие уж они у нее и страшные. Строгие и справедливые. Не пьющие опять же. Трезвый образ жизни ведут. Да ты старшего-то знаешь. Матвей – кузнецом вот у дядюшки,– Силиверстович кивнул:
– Хороший парень, бесхитростный. Если что не по нему, то не станет попусту языком болтать. Даст сразу в челюсть и все. Крепкий парень, двухпудовой гирей крестится. И братцы меньшие такие же, видел я их. Егорка, да Прохор. Отца их Евпатием звали. Так что Евпатьевичи они. И фамилия подходящая – Силины. Приходили в кузню. Веселые и работящие. Богатыри. С такими породниться и "Завеса" не нужна станет. Как у Христа за пазухой заживешь,– засмеялся Силиверстович.
– Ну, вот и этот туда же!– махнул рукой Серега.– Сейчас вот методику Мишкину изучу и что-нибудь придумаю. Что-то у меня от этих разговоров уже не 10-ть процентов, а процента два всего осталось, остальные клинит,– Серега демонстративно уткнулся в листки и принялся вчитываться в печатный текст.
– Когда к Павлу Петровичу в Питер собираетесь?– поинтересовался Федор Леонидович.– Я, как и обещал, конспектик вам набросал. Списочек главных масонов. Места выпаса. Все что возможно раскопать, вписал. Правда, десятикратной проверки информация не выдержит, тут уж придется вам на месте ориентироваться. И некоторые события точно не датированы. Кроме конечно дня помазания на престол и дня кончины Павла-I-го. Это единственные даты сомнению не подлежащие.
– Я предлагал Сергею завтра, но он не может бросить училище,– пожал плечами Мишка.
– Что-то у вас парни с хронологией не все в порядке. Отправьтесь в прошлый год. Время выберите, когда нет форс-мажора этого и вернетесь завтра же. Вечером ушли, вечером пришли,– посоветовал Петр Павлович.
– Никак не могу к этому привыкнуть, что нет тебя пять минут, а ты где-то можешь хоть день, хоть год, хоть всю жизнь прожить,– вздохнула Катюша.
– Нет, Катюш, я всегда буду тебя предупреждать на сколько ухожу. Если на день, значит на день. А на год или больше зачем?
– А вдруг, сломается эта машина ваша?– Катюша испуганно замерла в ожидании ответа.
– Ну, вот еще. Почему она сломаться должна? И потом не одна она. Их у нас четыре. Сломается если одна, значит, пойдем к другой. Вот тогда больше времени придется потратить там. А здесь все равно пять минут. А там самая дальняя – в Сибири. На лошадях за месяц всяко доскачем. И потом у нас опыт уже с Серегой. Мы ни куда не суемся. Ведем себя ниже травы, тише воды. Зря ты беспокоишься,– принялся успокаивать Мишка супругу.
– Зря? А вот попал же Сергуня, в этом Париже к разбойникам в полон.
– Ну, так и был в нем всего час. Я появился и освободил. Это потому что он один отправился. Самонадеянность проявил. Теперь поодиночке вообще не будем перемещаться. Только в паре. Не волнуйся. Все будет хорошо. Леонидович, давай конспектик. Пора готовиться. Завтра и смотаемся. Чего тянуть резину. Познакомимся для начала. Где он там обосновался? В Гатчине?
1795-ый год почти во все свои летние месяца оказался занят форс-мажором и, пришлось отправляться в Гатчину в год 1794-ый.
– Разницы никакой не вижу. Годом раньше, годом позже. Мелькнем, запомнимся чем-нибудь. Там при "малом дворе", сейчас все проще. И попасть, и даже познакомиться. "Русского Гамлета" на всякий случай посещали все, кто смотрел немножко вперед. Екатерина то уже была не первой молодости. А Павлу исполнилось сорок. В расцвете сил. Второй раз уже женат. На принцессе Софие-Доротее Вюртембергской. Немка. Окрещена как Мария Федоровна. Мать двух будущих императоров. Александра -I-и Николая-I-го. Может быть, в эти годы он /Павел/ был по-настоящему счастлив. Подарила ему маман мызу эту Гатчинскую. Выкупила у родственников Орлова Гришки, которому ее сама же и подарила в свое время, выкупив опять же у кого-то. Это у нее мания была такая, покупать собственные подарки. Чтобы снова подарить. Там уже и дворец был выстроен Григорием Орловым, так что уехал цесаревич великовозрастный не в чисто поле, а во вполне обжитое пространство,
– Мишка листал справочник для туристов по пригородам Санкт-Петербурга.– Конечно, тогдашний городишко и нынешний совсем не похожи. Советская власть прошлась по дворцам и паркам железной метлой. Разруха. Вон фотографии мостиков на озерах. Сплошные развалины. У нас есть возможность посмотреть, как это выглядело, когда их только построили и всячески берегли. На плане города названия все новые вон проспект красноармейский. Понятно, что не Павел его так назвал. А вот улица Кирасиров – это почему-то из того времени. Странное упущение. Или это возвращенное название? Почему тогда проспекту название не вернули прежнее? Полумеры эти нынешних властей, раздражают своей тупой половинчатостью. Они даже душат как-то лениво.