– Когда-то в Афгане капитан Волков, как мне рассказывали, – задумчиво произнес капитан Радиолов, – славился чрезвычайно хитрыми ловушками для «духов». Он придумывал нечто настолько многоходовое, что «духи» запутывались в ходе его мыслей и действий и в итоге попадались в ловушку.
– У нас в СВР есть такие данные, – согласился Черноиванов. – Очень коварный противник, с которым требуется повышенная осторожность. Если вообще стоит с ним связываться…
– Мы уже связались… – заявил Радиолов.
– Ты думаешь, что покушение на меня… – начал полковник.
– Я думаю, что покушения на вас не было, – озвучил капитан свои соображения.
– Как? Но ты же, Алексей Терентьевич, сам только недавно утверждал обратное.
– Извините, товарищ полковник. Я ошибся.
– Вижу, что-то ты надумал. Только сначала я закончу. Я уже успел по дороге сюда связаться с полковником Селиверстовым. Объяснил ему ситуацию и предложил отозвать «волкодавов» в Москву. Хотя бы на время. Селиверстов со мной согласился, но при условии согласия самой группы. Он, видимо, скоро позвонит тебе, Алексей Терентьевич, так что будь готов к разговору. А теперь я готов выслушать твои соображения.
Радиолов, только недавно вернувшись с места взрыва на лестнице и надышавшись пылью, встал, налил себе кружку воды, половиной прополоскал рот, вторую половину медленно выпил, после чего заговорил:
– Все просто, товарищ полковник. Если бы покушение было на вас, то вас просто застрелили бы из развалин на боковой улице, по которой редко кто ходит, и где как раз шли вы. Тот же Лугару, насколько я понимаю, не такой дурак, чтобы не использовать безопасную ситуацию ради какой-то даже значительной эффектности.
– Вот здесь я с тобой, Алексей Терентьевич, попробую не согласиться. Американцам в данной ситуации требуется как раз эффект, чтобы оправдать своих спецназовцев и поднять их, грубо говоря, «на котурны»[5]. Именно для этого они и прибыли в Сирию. Необходимо, чтобы гром прогремел, а кого убьет молнией – это им не столь суть и важно.
– Тогда подскажите мне, товарищ полковник, какую вообще цель могли поставить перед собой «Охотники за головами», совершая покушение на российского военного советника?
– Я, конечно, достаточно высоко оцениваю свой вклад в дело победы над противником и усиления сирийских вооруженных сил, но не могу не признать правоту твоих слов. Мой вклад не настолько значителен, чтобы меня приговорить к смерти. Кроме того, как я уже говорил, мне передали данные сирийской разведки, что на уничтожение обрекли не меня, а как раз группу «волкодавов», вас всех то есть. Итак, что ты предполагаешь?
Радиолов заложил руки за спину и с опущенной головой – так ему лучше думалось – принялся вышагивать по гостиничному номеру от стены до стены. Вернее, от дивана до дивана, потому что диваны, привезенные людьми арифа Салмана, теперь стояли вдоль всех стен.
– Я предполагаю очередную «многоходовку», придуманную Лунару-Оборотнем. Здесь, правда, остается непонятным только один момент, который нам необходимо будет основательно просчитать. Но в целом картина мне представляется таким образом. Я не знаю как, но бандиты доставили до товарища полковника Черноиванова информацию о том, что против группы выставлен серьезный противник. Информация, вне всяких сомнений, должна быть достоверная и проверяемая. Для чего они сами себя продемонстрировали? Это вопрос достаточно простой. Убийцам требовалось, чтобы полковник Черноиванов совершил визит в гостиницу. Как его заставили это сделать – это и есть тот вопрос, который нам предстоит решить. Но факт остается фактом, товарища полковника к визиту, как я думаю, подтолкнули. Так было дело, товарищ полковник?
– Практически так. Ко мне в кабинет зашел акид[6] аль-Аттан, начальник разведотдела, вместе с мукаддамом[7] аль-Гунсэном, офицером второго отделения разведотдела[8]. Они мне и выложили все сведения о прибытии в Сирию «Охотников за головами» и подполковника Волкоффа. Это данные агентурной разведки. Акид аль-Аттан лично сильно настаивал, чтобы я немедленно предупредил группу «волкодавов», потому что «Охотники за головами» обычно не имеют привычку тянуть время и работают практически без подготовки, «с колес». Я пообещал сразу вызвать к себе капитана Радиолова, на что аль-Аттан возразил, что теперь вход в штаб стал намного сложнее. Придется выписывать пропуск и долго ждать, когда его подпишут. Тогда я решил, что сам схожу в гостиницу, о чем акиду тут же и сообщил. Он не в курсе, что у нас разговоры по трубкам шифруются, я этого не показываю, чтобы акид не запросил себе такую же трубку – он по характеру человек ревнивый и завистливый, а потом, чтобы вести разговоры с подчиненными, затребует и им такие же трубки. После чего, думаю, трубки могут и всему штабу дивизии срочно понадобиться. О каком тогда шифровании можно вести разговор! И потому, позвонив при акиде сюда, я не стал ничего по телефону объяснять, пообещал только прийти через восемь минут. Я уже засекал время – это как раз то, что нужно, чтобы от штаба до вас добраться.
– То есть, товарищ полковник, начальник разведотдела дивизии «Силы тигра» лично практически заставил вас отправиться в гостиницу?
– Получается, что так. Но я сразу хочу предупредить, что акид аль-Аттан все всяких подозрений. Он ближайший друг и соратник генерала Сухеля и вместе с ним прошел все стадии формирования дивизии спецназа Сирии.
– Однако при разговоре присутствовал еще и мукаддам аль-Гунсэн, – напомнил старший лейтенант Ласточкин.
– Мукаддаму я лично доверяю даже больше, чем акиду, – категорично объявил Черноиванов. – Мы с ним сотрудничаем с первого дня моего прибытия в Сирию.
– Значит, кто-то, действуя умными аргументами, их попросту подтолкнул сделать то, что они сделали. Проработано все было лично, как я думаю, Лугару, – подсказал Ласточкин.
– А ты что про Оборотня знаешь? – поинтересовался полковник у старшего лейтенанта.
– Очень мало. Но я служил в отдельной мобильной офицерской группе, и мой первый командир, в бытность свою линейного офицера, когда-то имел Оборотня у себя в подчинении. Отзывался о его способностях весьма даже лестно. Говорил, что такие враги нас многому могут научить.
– Понятно, – кивнул Черноиванов. – Продолжай, Алексей Терентьевич.
– Вот так… Отправили они, значит, товарища полковника к нам в гостиницу. Тогда нам, в данном случае именно мне, были продемонстрированы люди в нежилом доме напротив. Я уверен, что тот человек в окне не случайно показался. Он просто не мог меня не видеть. Обязан был видеть. И он увидел. И сразу исчез из поля зрения. А дальше все уже просто. Бандиты просчитали, что мы, в свою очередь, тоже просчитаем ситуацию и подумаем, что, раз стволы смотрят не в наши окна, значит, готовится покушение на кого-то другого. В данном случае на товарища полковника Черноиванова, который должен к нам вот-вот прийти. Наши встречные действия понятны. Думаю, историю с освобождением окруженных в гостинице офицеров американцы знают. Изучили до мелочей, тем более тогда был захвачен их полковник разведки. И они знали, что мы в тот раз пользовались двором и выбитым окном во дворе. Естественным было предположить, что и в этот раз мы проведем товарища полковника тем же путем. Что мы благополучно и сделали. Сразу после прохода товарища полковника на лестнице был выключен свет, а сама лестница заминирована. Для этого требовалось только захватить помещение дежурной по гостинице. Там одна женщина внизу сидит. Карошко, сходи, посмотри, что там произошло…
– Не надо, Карошко, – остановил его Черноиванов. – Мне командир одного из патрулей сообщил, что дежурная убита выстрелом в голову.
– Что и требовалось доказать, – кивнул Радиолов. – Бандиты рассчитывали взорвать на лестнице всех «волкодавов» разом. Не получилось. Вместо этого мы их самих уничтожили. Как я понимаю, в город они проникали…
– Мне рассказал командир другого патруля, – подключился полковник, – что встречал группу разоруженных бородачей, которых вели якобы в комендатуру сирийские солдаты под руководством арифа. Видимо, так они и прошли до дома против гостиницы. Комендатура недалеко, через шесть домов в том же направлении.
– Да, так все, видимо, и было. При этом «Охотники за головами» действовали не сами, а использовали в основном настоящих бандитов из остатков банды Амира Роухана. Но теперь, как я думаю, следует ждать следующей акции. Оборотень на этом не остановится…
Глава первая
Полковник Черноиванов после обсуждения всех нюансов в группе позвонил начальнику контрразведки дивизии, молодому и хитрому акиду Македону, который, как оказалось, уже был в курсе произошедшего. Черноиванова всегда удивляла информированность Македона. Сколько бы он ни пытался что-то у него не просто спросить, но даже намеренно удивить сообщением о каком-то событии, Македон уже все знал до мелочей и при этом мог сообщить полковнику даже что-то новое и важное, что тому было неизвестно. При этом у Черноиванова сложилось устойчивое впечатление, что Македон вообще никогда не спал. Много раз доводилось Черноиванову звонить начальнику контрразведки в часы, когда все, казалось, отдыхали, измученные многодневной жарой, но тот всегда отвечал бодрым голосом, словно не понимал, что такое усталость.
– Мы осмотрели в морге госпиталя тела убитых, – сообщил по телефону акид. – Кстати, раненых оказалось два человека, но оба тяжелые. Один, врачи говорят, на сто процентов не выживет, ему требуется нейрохирургическая операция, которую в наших условиях и при нашем оборудовании провести невозможно, второй еще имеет шанс… Так вот, тела наши сотрудники осмотрели и пришли к выводу, что из всей группы только семь человек можно отнести к откровенным мусульманским фанатикам. Осмотр проводили по вашей, господин полковник, методике, которую вы в прошлый раз предложили, – интересовались татуировками.
– Это не моя методика. Это методика, предложенная капитаном Радиоловым. Это тот самый человек, чья группа…
– Я знаю, кто такой капитан Радиолов.
– Да, я же вам сам докладывал, помнится… Продолжайте…
– Так вот, мы имеем в наличии тела семи обыкновенных боевиков. У всех остальных на теле модные в настоящее время татуировки, причем обязательно с устрашающими позами животных, что категорически неприемлемо для настоящих мусульман, даже не относящих себя к фанатикам. Как я, например…
Говорил Македон, как обычно, ровным, почти равнодушным тоном, без всяких эмоций, старательно произнося слова. При этом легко представлялась его внешность с крупным, сильно потеющим носом, с которого постоянно сваливались круглые, «а-ля Джон Леннон», очки. И акид часто подправлял их указательным пальцем.
– Вы мне, господин полковник, вот что объясните… Как ваши хваленые «волкодавы» самого Оборотня умудрились упустить?
– Сам был в городе?
– Сам… И в окно ваших «волкодавов» рассматривал. Когда остальные бандиты пришли в дом, Оборотень уже находился там, встретил их. С ним, кстати, было четверо помощников. Но почему-то в атаку на гостиницу он, как и его помощники, не пошел. Так говорит тот раненый, что имеет шансы на выживание. У него пробито пулей горло, слегка повреждена сонная артерия, но только с правой стороны, где идет отток крови от мозга. Если бы с левой стороны, то он бы уже умер. А так – кровь остановить сумели вовремя, и мозг не затронуло. Разговаривает с трудом, шепотом, но на вопросы отвечать может. Сам он почему-то на Оборотня сильно, похоже, зол. Но это их внутренние проблемы. Я лично с ним не беседовал и в суть не вникал. Даже подозреваю, что этот бандит может попросту врать, желая очернить недруга, или с какой-то целью вводит нас в заблуждение. Как я слышал, Оборотень вообще не ведает, что такое страх. И все-таки я готов поздравить через вас «волкодавов» с успешным завершением очередной операции. Сдается мне, командир у группы весьма даже везучий. Его поздравьте особо. А завтра утром, господин полковник, как прибудете в штаб, я попрошу вас зайти ко мне с рапортом на имя командира дивизии. Распишите все, что произошло. После чего мы вместе сходим к генералу и решим, что следует предпринять. Может быть, к утру будут результаты облавы. Я выставил в городе усиленные посты, ориентированные на Оборотня, и пустил вокруг города несколько механизированных комендантских постов.
– Договорились. С утра буду у вас, господин акид.
Черноиванов убрал трубку в чехол и некоторое время еще держал чехол перед собой, задумчиво вертя между пальцами.
– О чем вы говорили? – переспросил Радиолов, не знающий арабского языка, тем не менее выделивший свою фамилию, произнесенную полковником в разговоре. Но собственная фамилия, кажется, меньше всего интересовала капитана. Как и мнение о себе начальника контрразведки дивизии.
– Акид просил поздравить тебя, Алексей Терентьевич, с еще одной успешной операцией. Передаю поздравления и другим «волкодавам». Вы успешно выполнили свою миссию и уничтожили почти всю банду террористов. Все было бы сделано на «отлично», если бы не упустили Лугару. Это считается большим промахом, хотя я лично посчитал бы это просто легкой неудачей, недоразумением, и не больше. Просчитать такое вообще, мне думается, не представляется возможным. Во-первых, вы в тот момент не знали, что за вами открыта охота, и ничего не слышали ни об «Охотниках за головами», ни о присутствии в их рядах знаменитого своего соотечественника Оборотня-Лугару. Во-вторых, кто в здравом уме может предположить, что Лугару лично прибудет в город? Только человек, близко его знающий! А таких среди «волкодавов» не имеется. Значит, обвинять вас не в чем.
– Оборотень был здесь? – вместе с вопросительным восклицанием командира вскочили со своих мест все «волкодавы», уже знающие со слов Черноиванова, что представляет собой бывший офицер Советской армии, а ныне американский подполковник спецназа.
– Один из раненых американцев так утверждает. И говорит, что Лугару не покинул вместе со всеми дом напротив гостиницы. Видимо, что-то заподозрил.
Радиолов подошел к окну и заглянул в пространство между шторами, чуть сдвинув одну из них рукой.
– Дом сейчас обыскивают. Полицейских больше, чем гражданского населения во всей Кафр-Зите. И гражданская полиция, и военная – сирийская и российская. И кажется, кто-то в иранской форме вышагивает по улице вдоль дома. Наверное, какой-то большой начальник. Не иначе иранский сержант. Наверное, его подразделение участвует в обыске. Только где они все раньше были, когда здесь выстрелы звучали, когда взрыв раздался?..
– И гражданская, и военная сирийская полиция, и российская, кстати, тоже, только сегодня в районе обеда начала прибывать в город. Им пока оборудовали палаточный городок на окраине. Завтра парни уже начнут улицы патрулировать, – объяснил Черноиванов. – Только прибыли, и буквально «с колес» за работу. Винить их не в чем. Они охрану улиц еще не несли, приказа не было. Значит, претензии не по адресу. Город только-только освободили.
Полковник, как оказалось, не зря не убирал в карман чехол с трубкой смартфона. Словно предчувствовал предстоящий звонок. Звонок раздался, и голос женщины-робота сообщил, что звонит акид Македон.
– Слушаю, господин акид, – произнес в трубку Черноиванов.
– Господин полковник, мне только что доложили, что в глубине дома напротив гостиницы обнаружен вход в подземную галерею. Через этот ход, видимо, Оборотень и ушел. Но саперы-специалисты из нашей полиции говорят, что там такое плотное минирование, что пройти просто невозможно. Причем минирование выполнено сверху. А у нас все саперы сертифицированы российскими инженерными службами, они ошибиться не могут. Кто-то, значит, оставался и проход минировал. Пока саперы заняты разминированием, неплохо было бы послать в погоню за Оборотнем «волкодавов», если это, естественно, представляется возможным.
– Я понял, господин акид. Сообщите своим людям, что «волкодавы» через пару минут спустятся, чтобы принять участие в поисках. Я прошу оказать нашей группе содействие или по крайней мере не чинить препятствий. Поскольку они главные виновники сегодняшнего торжества, им и карты в руки. Они, возможно, попытаются пройти по галерее и догнать Оборотня. Вплоть до того, чтобы догнать его на базе «Охотников за головами» и устроить там очередную бойню для американцев. Но я передаю решение всех вопросов лично капитану Радиолову. Как он решит, так и будет. А он вправе отложить время свидания с Оборотнем на более поздний срок. Не забудьте своих людей предупредить.
– Хорошо, господин полковник, я предупрежу. Вашей группе окажут возможную поддержку и включат «зеленый свет».
– Группа, в ружье! – закончив разговор, дал резкую команду Черноиванов и жестом подозвал ближе к себе Радиолова: – Значит, Алексей Терентьевич, ситуация у нас такая… В доме напротив обнаружен вход в подземную галерею. Предполагается, что Лугару покинул дом именно таким образом. Причем вместе с четырьмя помощниками, которые, как и он сам, в бой не пошли. При этом саперы-специалисты из сирийской полиции говорят, что проход скорее всего заминирован сверху уже после того, как Оборотень с помощниками прошел. Сейчас выдвигайтесь туда. Гляньте свежим взглядом…
Радиолов еще обдумывал ответ, желая облечь его в вежливую форму, а «волкодавы» уже начали дружно отвечать:
– Лугару мог уйти и до начала основных действий. Он все проверил и ушел. И у бандитов было время, чтобы заминировать проход. Думаю, внутри тоже заминировано, поэтому преследование по подземной галерее не просто непродуктивно, но и рискованно, – заявил старший лейтенант Ласточкин.
Его, как специалист по минному делу, поддержал старший лейтенант Опарин.
– В таких местах, как подземные галереи, обычно рекомендуется ставить простейшие датчики движения, которые сами активируют взрыватели или передают сигнал куда-то в другой конец галереи, что идет преследование. Оттуда взрыватели активируются по проводу либо по радиосигналу. Датчик в состоянии даже численность группы просчитать. Но саперными методами взрывные устройства в галереях предпочтительнее искать поверхностным способом с помощью георадаров. Кроме того, я беру на себя смелость предположить, что раненый американец умышленно дал такую подсказку, рассчитывая, что Оборотня будут преследовать под землей, причем именно «волкодавы». Начнут преследование и сразу погибнут…
– А я предполагаю, – высказал свое мнение Черноиванов, – что где-то должен быть еще один вход в подземную галерею. Если он и заминирован, то только изнутри. И Лугару скорее всего ушел по нему. А главный вход – это отвлекающий момент. Посмотри, Алексей Терентьевич, что там, поищи второй вход…
– Есть, товарищ полковник, поискать второй вход. Но преследовать Оборотня мы под землей не будем. Во-первых, времени прошло уже достаточно, чтобы выйти за пределы города, во-вторых, я привык прислушиваться к рекомендациям своего сапера и не желаю тащить своих бойцов на стопроцентную бесполезную смерть ради попытки оправдания в том, в чем я не виноват. В данном случае не мы Лугару упустили, а он сам ушел…
Голос Радиолова звучал громко и четко. Говорил он, не испытывая сомнений, хорошо при этом понимая, что полковник Черноиванов не является его прямым командиром и не имеет права отдавать приказ «волкодавам» идти на верную гибель. Чуткий к подобным проявлениям человеческой и командирской воли полковник Черноиванов тоже понимал ограниченность своей власти над группой ЧВК, несмотря на разницу в званиях, да и само проявление воли капитаном ему нравилось больше, чем предложение акида Македона организовать преследование Оборотня под землей, которым сам Черноиванов изначально воодушевился.
Сборы не снявших боевой экипировки бойцов завершились за несколько секунд, и группа вышла. Только снайперы оставили свои винтовки в номере под присмотром полковника, о чем капитан Радиолов особо предупредил Черноиванова, и вооружились своими пистолетами-пулеметами «ПП-2000», за счет своей компактности гораздо более удобными при действиях внутри помещений и тем более в подземных галереях.
Полковник молча согласился выполнять роль сторожа в незакрытом помещении и держал свой автомат на коленях с опущенным в нижнее положение предохранителем. Затвор автомата был передернут. То есть патрон был дослан в патронник…
Группа «волкодавов» спускалась по деревянной лестнице, так кстати принесенной бандитами, при свете своих тактических фонарей. Там, на месте взрыва, еще топтались два следователя-взрывотехника, осматривая стены и саму лестницу, собирали осколки, щедро разбросанные по полу, поскольку пробить бетонные стены мелкие осколки не могли и просто рикошетили. У следователей были свои фонари, не такие мощные, как у бойцов группы «волкодавов», но все же и они помогали. Дальше «волкодавы» вышли через центральный вход, мимо комнатки дежурной, где сейчас никого не было. Следственная бригада уже осмотрела помещение, составила протокол, а тело расстрелянной дежурной увезли в морг. Радиолов заглянул в комнатку, чтобы щелкнуть выключателем и зажечь свет на лестнице. Свет, однако, не загорелся. Лампочки осколками и взрывной волной перебило, хотя только недавно они были на месте, в чем капитан сам убеждался при выходе во двор. Этот же факт напоминал о бренности человеческой жизни и о необходимости соблюдения установленного порядка. Не запусти Радиолов впереди группы опытного сапера старшего лейтенанта Опарина, бойцы могли бы разделить участь неодушевленных лампочек.
На выходе, рядом с крыльцом, дежурили двое гражданских полицейских. О чем они говорили, что обсуждали, осталось для «волкодавов» неизвестным, поскольку арабского языка никто из них не знал. Да и разговор велся, как показалось Радиолову, на каком-то другом языке. Арабский в звучании более мягкий, певучий, с большим количеством протяжных гласных звуков. Возможно, полицейские, как большинство из них в Сирии, как сам президент Сирии и как генерал Сухель, были алавитами и говорили на своем родном языке.
Приказ полицейским был, видимо, дан однозначный: никого постороннего в гостиницу не впускать, а вот насчет того, кого можно выпускать, приказа никакого не было, и потому они не решились остановить вооруженную группу «волкодавов». Группа без задержки перешла дорогу, и у дверей соседнего дома их встретил представитель российской военной полиции, какой-то кавказец, скорее всего чеченец, с погонами майора. Российская военная полиция в Сирии была чаще всего представлена чеченцами и дагестанцами, которым было легче найти общий язык с сирийцами, невзирая на то, на чьей стороне они воевали. Ведь значительную часть оппозиции составляли те же самые сирийцы, не согласные с методами правления президента Асада. Результат действий российской военной полиции был налицо – большая часть оппозиции сложила оружие и не стала воевать за чужие интересы. Здесь чувствовалась заслуга Российского центра по примирению враждующих сторон, которому в общем-то российская военная полиция и подчинялась.
Майор военной полиции оказался немногословным человеком, предпочитающим объясняться знаками. Он жестом позвал группу «волкодавов» за собой. Внутри, на первом этаже, сидело множество полицейских. Настоящей работой были заняты только четверо. Как стало сразу понятно – это были полицейские саперы. Старший лейтенант Опарин по знаку командира сразу подошел к ним. Присмотрелся, вернулся к «волкодавам» и сказал несколько слов командиру. Радиолов его выслушал, сам тоже знаком подозвал к себе майора российской военной полиции и весьма серьезным тоном произнес:
– Товарищ майор, попрошу вас вывести из помещения, где работают саперы, всех, не причастных к разминированию людей. Это естественное правило безопасности.
– А вы сами?
– Мы тоже выйдем. Здесь останется только наш сапер, чтобы помочь саперам местной полиции. Они работают настолько неаккуратно, что все вы находитесь, по сути дела, в весьма опасном положении. Будьте так любезны, товарищ майор, обеспечьте безопасность сотрудников полиции.
Сказав это, капитан резко повернулся и двинулся к выходу. Все «волкодавы», за исключением старшего лейтенанта Опарина, вышли вслед за командиром. И тут же начали по одному выходить полицейские. Сначала вышли российские, за ними, видимо, иранские, и последними покинули дом сирийцы. Все собрались на середине дороги. То есть в самом безопасном месте. В самом деле, если дом «взлетит на воздух», взрывом будут повреждены в первую очередь стены первого этажа, и два оставшихся этажа просто рухнут на первый, развалившись при ударе. Взрывная волна, если она вырвется в выбитые окна, а она обязательно вырвется, ударит стоящих посреди дороги людей и просто повалит их. Но если они перейдут через дорогу и сконцентрируются у фасадной стены гостиницы, эта же самая взрывная волна ударит их о стену и буквально размажет по ней. Это понимали все, и полицейские, и «волкодавы», которые первыми заняли середину неширокой дороги.
Ждали большей частью молча. Только сирийцы время от времени разговаривали друг с другом, что-то беспечно обсуждая. Это никого не удивляло. Легкий и слегка безалаберный характер сирийцев знали все присутствующие. Этим своим характером сирийцы существенно отличались от присутствующих здесь же обычно мрачных и серьезных иранцев, от российских военных полицейских, составленных в основном из представителей кавказских народов, которые своим менталитетом были, конечно, ближе к иранцам, чем к сирийцам, и от «волкодавов», которые стояли молча и переживали за безопасность своего товарища, оставшегося в здании.