Тростинка

– Она только мне родная, а тебе – нет, значит можно, – не сдавался парень.

– Забудь ты об этом. Время придет, полюбишь еще кого-то. Ты в деревне парень не последний. Видела, как девки на тебя смотрят. А пока вот лепешку возьми. Мамо испекла, вкусная, ржаная. Девушка вытащила из-за пазухи лепешку и протянула ее парню. Парень стал молча есть, запивая водой из озера.

– Коровы не забредут в лес? – забеспокоилась девушка, поглядывая на отбившихся от стада коров.

Василь равнодушно щёлкнул плетеным кнутом, и коровы нехотя повернули назад.

Стеша заторопилась:

– Ладно, побегу я, а ты лучше приглядывай тут.

Она, подхватив подол юбки, быстро пошла по узкой тропинке, ведущей в лес. Парень, щелкая кнутом, заспешил в окрестные кусты, и оттуда послышались его грозные окрики. Девушка легкими шагами, словно и не шла, а плыла по тропинке, напевая только что слышанную мелодию свирели. На душе ее было светло и чисто. Она любила, любила первой любовью. И хоть один раз ее любимый принадлежал ей. Она знала, что князь женился на молодой боярышне, но душа ее была полна надежд. Душа верила, что он вернется. Конечно, так не бывает, чтобы князь полюбил холопку. И мать об этом говорила ей. Мать многое видит вперед. Вот увидела, что он приведет в дом жену. Но девушка и без того понимала, что никогда не будет жить в хоромах. А вот жить в сердце князя… Она верила, что князь никогда не сможет полюбить Милицу. Он должен любить ее! Иначе не может быть.

Глава 6

Князь Радомир с дружиною и домочадцами возвращался восвояси. Рядом с ним ехал брат Борил. Не близок путь до родного дома, потому и не спешили князья в дороге. Князь Василь распрощался с ними, поехал совсем в другую сторону. Повозка с женами и детьми уехала вперед, а князья, неспешно, вели свои разговоры. Борил рассказывал, какую дань нынче собрал. Князья сами ездили по своим уделам, собирая дань, как прежде делал их отец. Сетовал Борил, что владения его лежат совсем в глухом углу. Мало купцов заезжает туда, а уж про заморских, и думать не приходится. Приходится Евдокии заморские товары в других городах покупать. А это ведь дороже! Вот у брата Властимира, владения выгодно расположены. Речка рядом. Так и валят купцы в его город. Радомир бросил подозрительный взгляд на брата:

– Ужель завидуешь ты нашему молодшему? Так отец повелел. Слово отцово нерушимо.

– Нет зависти у меня к брату, но отец мог бы поделить иначе владения, чтобы не жил я на задворках, – поспешил оправдаться братец.

Борил замолчал, переживая, что и без того много сболтнул такого, что душу давно тяготило. Радомир же не особенно вникал в разговоры брата. Его душа томилась в предчувствиях. Чем ближе подъезжали к дому, тем муторнее было на душе. Ведь оставшаяся дружина, не могла дать отпора половцам, ежели те придут к стенам города большим войском. Братья попрощались у развилки дорог.

Борил, едва отъехал старший брат, поспешил догнать возок своей жены Евдокии. Он наклонился к ней и произнес:

– Радомир защищает младшего братца. Ни о каком переделе не может и речи быть. А уж с Василем и говорить не стоит. Тихоня этакий. Все бы им с Раиной книги заморские почитывать, про новую веру. Надо самому думать, как с младшим-то обойтись. Отдал бы несколько своих деревень, что ближе к речке стоят, уж я бы построил пристань, да залучал купцов к себе. То-то текли бы денежки в казну. А то все ему – Властимиру!

– Не говори, – поддержала его жена, – ты для них так и не стал родным, особняком от тебя эти трое держатся. А у тебя другая кровь.

– Подожди, посмотрим, чья кровь сильнее, – зло пообещал Борил.

Евдокия смотрела на мужа с одобрением. Уж ей не знать ли, что жадный муженек рано или поздно осуществит свои планы. Бурлит в нем кровь инородная за все обиды, что братья в детстве причинили, за то, что отец младшего выделил… Да мало ли злости накопил он за прошедшие годы. И она жила в нем, затаясь до поры до времени.

Радомир подъезжал к деревеньке, разграбленной половцами. Предчувствия не обманули его. Навстречу выходили старики да немощные старухи. Они валились в придорожную пыль, перед копытами княжьего коня, моля о защите, стеная о постигшем их горе. Половцы увели много молодых, пожгли посевы, как теперь зимовать? Где приют найти? Ведь хаты тоже большей частью сгорели. Не лучшая картина ожидала его и у стен города. Собравшиеся горожане с плачем встречали своего князя на площади. Проехав по улице, Радомир видел и сгоревшие дома, и поваленные ограды полисадов, и женщин, оплакивающих своих мужей. На площади простоволосая, растрепанная женщина упала перед ним ниц. Рыдания мешали ей говорить. Радомир с трудом признал боярыню Настасью. Одежда на ней висела грязными лохмотьями, волосы, свалявшимися куделями, загораживали грязное лицо. Руки, некогда тонкие и белые, были теперь чернее ночи, в потеках не смытой сажи. Радомир слез с лошади и поднял боярыню на ноги.

– До-че-нь-ка, доченька, – рыдала боярыня.

Князь стал трясти ее за плечи. Сквозь толпу протискивался молодой, высокий воин из дружины князя. Он бросился к боярыне, видимо сразу признав ее. Женщина все так же рыдала, не в силах вымолвить ни слова. Из толпы вышел холоп и поклонился князю.

– Молви, – разрешил князь.

– Госпожа это моя. Половцы увели у нее дочь.

Боярыня, подтверждая слова слуги, согласно закивала головой.

Лицо молодого воина побелело. Он кинулся в ноги князю:

– Отпусти меня, княже, это же Любава моя. Отобью я ее.

Лицо Радомира мрачнело с каждым сказанным словом. Он хмуро глянул на своего дружинника:

– Один не одолеешь! Отряд их, говорят, велик. Надо посылать за братьями. Пусть явятся со дружинами на помощь.

Были посланы гонцы ко всем трем братьям.

Властимир c женою сидели за трапезой, когда дядька Назарий потревожил его:

– Беда, князюшка! Гонец от князя Радомира прискакал. Вести его к тебе?

– Да побыстрее! – велел Властимир.

Пригибаясь в низкой двери, в трапезную вошел весь запыленный с дороги гонец. Пот струился по его рябому лицу. Он в нерешительности остановился у порога, ожидая разрешения говорить.

Властимир махнул рукой, приглашая его сесть на лавку. Но гонец не стал садиться, а сразу стал говорить:

– Послал меня, князь, брат твой за помощью! Половцы напали на его владения. Много угнали людей да награбили много, скот у смердов угнали! Хочет князь проучить их. Да одному не под силу. Говорят, что ворогов тех несметно на город налетело. Вот и прислал князь просить подсобить ему. За другими братьями тоже послано.

Властимир, не думая ни минуты, уже звал дядьку, уже велел сзывать дружину, велел седлать коней да в дорогу отправляться, не мешкая.

Милица тревожно следила за сборами мужа. Она боялась за князя, но и останавливать его тоже боялась. Украдкой смахивала она не прошеные слезы, предательски набегавшие на глаза. Провожать мужа она вышла на крыльцо.

Князь, взлетел на своего боевого коня. Конь тот был черным, как смоль, а грива и длинный хвост, были пегие. Приближаться к нему, кроме конюха и князя, никто никогда не решался. Злой был конь. Фиолетовые глаза так и сверкали неудержимым огнем. Зато и предан был, в бою направо и налево кидался он на врага, стараясь укусить за шею да за плечи. Не раз выносил он раненого хозяина. Не подпускал к себе ни чужих, ни своих. Бил он мощными коваными копытами без разбора, кто бы ни приблизился. И лишь когда добегал до своего стана, останавливался около хозяйской палатки. И только старый княжий слуга, дядька Назарий мог снять князя с огромной черной спины его. Властимир потрепал по холке коня, тот признавая хозяина, согласно кивал головой

– Ну что, Уголек, в поход! – Властимир дернул удила и впереди дружины выехал из города.

Собравшиеся братья держали совет, где теперь могут быть половцы. Дорог много, а вот по какой они передвигаются в данный момент? Стража показывала, что нападал враг из леса, и ушли они в лес. Это было не характерно для половцев, хоть и нападали они внезапно, а уходили обычно в степи, где им были знакомы все балки и тропинки.

Решено было отправить отряд в лес.

Василь и его дружина поедут по степной дороге. Радомир же, с малою дружиною, будет охранять город. За это время враги могли уйти далеко и даже соединиться со своими соплеменниками, но зная коварство половцев, можно было ждать повторного нападения. С отрядом Властимира уходил и молодой воин Радомира по имени Юрий. Любава была его невестой, он рвался отбить ее у врага. Выезжали из ворот ранним прохладным утром. Начинающаяся осень позолотила листву на деревьях, проредила их, и теперь можно было видеть далеко впереди. Следы многих коней все еще видны были на лесных тропинках. Эти следы петляли по лесу, выводили из него на проселочные дороги, потом опять петляли в лес. На третий день, следы вывели дружину на небольшую поляну на краю леса. Властимир отправил воинов осмотреть окрестности. Держа наготове оружие, дружинники углубились в лес. Через несколько минут из пожухлых кустов донесся тревожный призывающий крик. Властимир и несколько воинов бросились на зов. Первым к обнаженному девичьему телу подбежал Юрий. Он мгновенно узнал в обезображенном трупе свою невесту. Подойдя поближе, он поднял холодное тело на руки и накрыл его своим плащом.

Никто не услышал от него ни горестного слова, ни тяжелого упрека; ни звука не проронил воин. Тут же, вырубив кусты, молча рыл мечом могилу для своей невесты. От помощи он отказался, и теперь воины смотрели на своего друга, сочувствуя и переживая вместе с ним. Юрий уложил в могилу, завернутое в плащ тело и все присутствующие бросили по горсти земли. Двое воинов выкопали недалеко молодую березку и посадили в изголовье могилы. На Юрия, как будто нашло озарение. Не произнеся ни слова он покинул поляну и вскочив на коня направился по дороге из леса. Властимир, поняв, что воин найдет врага по наитию, велел отряду следовать за ним. И вскоре весь отряд выехал из леса. Воин не оглядываясь, словно не понимая, что он делает упрямо скакал вперед. Скакали весь день, почти не останавливаясь на отдых. К вечеру, обессиленные, уставшие воины валились с коней, так и не обнаружив врага. Разжигали костры и навешивали котелки на палки. Вскоре запахло упревшим варевом. Хлебали из одного котелка несколько человек. Неспешно текла беседа. Потом раскинув плащи, валились тут же на землю, мгновенно засыпая и чутко слыша все степные звуки. Но вокруг было спокойно. Стрекотали цикады, тихо шелестела трава под юркими телами ласок, выползших на охоту, пищали пойманные мыши, да вдали слышался вой одинокого волка, призывающего стаю.

Утренняя заря, окрасила степь бледно-розовым туманом. Восток окрасился оранжево-красным горизонтом.

– Ветер будет сильный, не иначе, – разминая члены со сна, – произнес пожилой усатый воин, разглядывая горизонт. Трапезничали вчерашними остатками и снова вскакивали на коней. Казалось, что степи не будет конца. Копыта лошадей топтали привядшую траву, сухие соцветия репьев цеплялись к одежде к конским ногам, но привычные люди не замечали их. Степь, то стелилась прямая, словно столешница, то вдруг дыбилась небольшими холмами, то глубокие овраги пересекали ее, и надо было или объезжать их или спускаться в их глубины, поднимаясь потом по неровным склонам. К концу третьего дня дружина спустилась в огромную балку, объехать которую оказалось пустой тратой времени. Найдя более пологое место, спускались вниз, располагаясь в заросшей низине. По дну балки бежала проворная мелкая речушка.

Выслали дозор и расположились на отдых. Не успели дружинники напиться холодной воды, как показался отряд, отправленный в дозор.

Властимиру сообщили, что видели вдали несколько вражьих воинов, наверное тоже дозор. Заметили они дружинников или нет, трудно было определить. Дружинники были укрыты небольшим холмом. Оставалось только надеяться, что враг не подозревает о преследовании.

Глава 7

В стане Бадуха готовились к отдыху.

Пленных собрали в плотный круг, и они, тесно прижимаясь друг к другу, кто сидя, кто лежа, засыпали с невеселыми, тревожными мыслями. Каждый думал о предстоящей неволе, о далекой чужой стране, куда вели их эти узкоглазые воины. Отчаяние и непонимание читалось на лицах.

Ведь недавно все было иначе: была свобода, были семьи, были заботы.

А теперь: только неизвестность!

Охранники сидели и стояли вокруг пленных. Худой старый воин, устремив взгляд зорких глаз в степную тревожную темень, тянул нескончаемо заунывную песню. Пел воин о былых походах, о том, как на вырученные с добычи монеты, он купит много шелковых халатов. Ведь хан Бадух справедлив и щедр. Он выделит старому воину много рабов. Некоторые молодые воины, стояли на страже с закрытыми глазами. Целыми днями и ночами надо было стеречь добычу. Для сна оставалось не слишком много времени.

Старый воин встрепенулся, сквозь песню ему послышался топот многих конских копыт. Он тревожно прислушался, и тут же раздался его гортанный крик.

Затопали ноги, зазвенели мечи, воины вскидывались в седла, и вот уже несется половецкая конница навстречу росичам.

Отряд Властимира не смог подобраться незамеченным.

В ночи, освещенной лишь тусклой луной, да непроницаемыми звездами, завязался бой. Полетели стрелы навстречу росичам. Но те успели закрыться деревянными щитами, и теперь стрелы впивались в них, щетинясь оперением. Навстречу врагам блеснули обнаженные мечи, полетели остро заточенные копья.

Вот уже столкнулись две конницы, рубя на ходу врага направо и налево. И падали воины с коней, и убегали кони в степь, теряя своих хозяев.

По непонятным путям судьбы Юрий, в пылу сражения, столкнулся со своим обидчиком. Ни один из них не подозревал, какую роль играет в судьбе другого. Юрий, ослепленный своим горем, зарубил уже двоих врагов, когда перед ним возник молодой половец с хитрой улыбкой на узком лице. Он сходу проткнул росича копьем насквозь. Росич покачнулся, но напрягая свое сильное тело, поразил приблизившегося врага мечом, снеся с плеч его голову. Оба воина упали под копыта коней.

Уголек, как леший, носился по полю, уворачиваясь от вражьего оружия, и пытался ухватить всадников за ноги или хватал за шею, упавших на землю.

Властимир успевал отбивать атаки увертливых половцев и сам наносил меткие удары мечом. В темноте трудно было определить потери, трудно понять, кто кого одолевает. Кругом слышались крики росичей и вопли половцев. То и дело вонзались мечи в человеческую плоть, заставляя падать замертво. Раненые, не обращая внимания на кровь, продолжали биться с врагами. Вопили сбившиеся кружком пленные, ревели коровы, разбегались по степи лошади.

Хан Бадух и Борил скрестили мечи в пылу драки. Оба были достойными противниками. Но Борил был моложе хана и вскоре перевес был на его стороне.

– Ты – знатный воин, – прокричал ему Бадух.

Борил понял, что хан хочет предложить ему что-то. Он подал коня назад и опустил меч. То же сделал и Бадух.

– Если отпустишь меня, выкуп пришлю, – хитро прищурился хан.

– Мне не нужно твое золото, – передохнувший Борил снова заносил меч над головой хана. Тот хитро прищурился, давая понять, что у него есть еще предложение.

Борил опустил меч:

– Ну!?

– Я ведь пригодиться тебе могу, бесстрашный князь, – лицо Бадуха лоснилось от пота, на губах змеилась понимающая улыбка.

Выражение лица хана поразило Борила. Тот словно угадал его тайные мысли. А что, может и пригодиться в будущем этот знатный половец в его коварных задумках?

Борил повернул коня и через плечо бросил:

– Беги!

«Найти его всегда успею», – подумал Борил, удаляясь.

Примирения в этом бою не могло быть. Победитель должен быть один. Устали руки, поднимающие мечи и опускающие их на вражьи головы. Устали враги, но, даже окруженные, не сдавались. Все мелькали мечи, стуком озаряя ночь, все падали тела убитых.

Наконец, половцам удалось пробить себе небольшую брешь и они, ощетинившись копьями, отступали в темноту. В росичей летели редкие стрелы, но было ясно, что бой выигран ими. Властимир не велел преследовать половцев в ночи: пленных удалось отбить, потери немалые среди дружины, и неизвестно, что подстерегает воинов впереди?

Борил не стал спорить. Он рассудил так, что вся ответственность за бой ляжет на брата. Ежели вернуться половцы, тот виноват будет, что отпустил их. Ежели не вернуться, так и отвечать не за что.

Снимали с плеч мужчин деревянные колоды, развязывали опухшие женские руки. Кормили, кто, чем мог. У кого-то лепешки ржаные завалялись в суме, у кого яблоко румяное. Развели костры и заварили похлебку. Голодные люди жадно хлебали не доспевшее варево, пили привезенную воду. Бабы время от времени голосили, вспоминая нехорошими словами басурман. Угомонившись, наконец, выставили дозор и забылись в недолгом, беспокойном сне.

Утром поднявшиеся воины ходили по полю битвы. Немало полегло воинов с обеих сторон. Собрали своих раненых. Женщины промывали раны, рвали рубахи да перевязывали. Похоронили убитых, вырыв огромную яму. Убитых и раненых половцев оставили на поле. Властимир не велел добивать врагов.

Кто выживет да доберется до своих – его счастье. А добивать раненых – не прибавит доблести воинам, – остановил он свою дружину.

Борил опять не перечил, но своих дружинников, которые собирали на поле боя оружие, да обыскивали в поисках золота убитых, не останавливал. Через два дня достигли городских ворот. Встречали дружину с караваями на золотых блюдах. Разодетая толпа бежала по улицам, приветствуя князей Властимира и Борила. Радомир устроил пир в своих хоромах, угощая братьев и их славных воинов. Пировали целый день и всю ночь. Утром следующего дня уезжали домой, провожаемые все той же толпой.

Уже подъезжая к родному городу, Властимир вдруг почувствовал непонятную тоску в сердце. Вон и ворота до боли знакомые с детства видны. Так чего же потянуло его на проселочную дорогу? Остановился князь в раздумье.

Не захотелось ему в терем к молодой жене.

Хотелось князю в лес, под осокорь присесть да отдохнуть с дороги.

Бьет конь копытом кованым, не терпится коню на родную конюшню, где конюх почистит да овса отборного насыплет щедро.

Но князь дергает за узду, воротит коня на дорогу, ведущую в лес. Уголек зло трясет густой гривой: недоволен он прихотью хозяина. Не сговариваясь, за князем выстраивается отряд из близких воинов. Цепочкой двигаются они в направлении леса, потом поворачивают на еле приметную тропинку.

Вот уж и осокорь знакомый.

Облетают листья с него, застилают землю вокруг плотным желто-зеленым покрывалом. Суетится старый дядька Назарий, покрикивает на дружинников, что шатер ставят. Двоих из них он в лес отправил, чтобы зверушку какую поймали. Зайца или косулю, ежели повезет. Князь пировать да отдыхать будет после битвы.

У городских ворот встречали возвращающуюся дружину, тревожно оглядывая въезжающих в ворота. Женщины бросались к стременам, найдя глазами своего родного мужа или сына. Дружина спешилась на площади.

Слышны были бабьи вопли. Видно им сообщили о потере.

Обнимали возвратившихся, а те утешали родственников не возвратившихся дружинников. Постепенно народ растекался по домам, утихал шум на площади.

В одних домах пировали возвращение, в других голосили неутешные вдовы.

В княжьих хоромах томилась молодая княгиня.

Властимир не прибыл со своею ближайшей дружиною. Но княгине доложили, что он жив и даже не ранен. Милица не могла уразуметь, как мог князь не поспешить домой. Ведь она так ждала его, так переживала, так молилась! Ночей не спала, о нем думала.

Зачем ему этот лес?

Не выдержав, Милица побежала в покои няньки Проси. Та дремала, сидя на лавке.

Милица уткнулась ей в колени:

– Няня, отчего он не поспешил ко мне? Ты лучше его понимаешь, объясни мне! Как мне сделать так, чтобы он всегда рядом был?

– Их-х-х миленькая! Поживешь – попривыкнешь. Утрясется всё. А мужики, они дома не должны сидеть. Доля такая у них, воевать надо. А ежели дома будет сидеть возле тебя, так откуда же злато да серебро в сундуках водиться будут? Людишек опять же надо на земли сажать. Села– города закладывать.

Милица вытирала слезы. Нянька не утешила ее.

Глава 8

Властимир чутко прислушивался, сидя под осокорем. Сквозь редкие листья было видно корявые ветки, уходящие ввысь.

Князь долго рассматривал осокорь, подняв глаза. Разочарованный, он встал и направился к костру.

В лесу быстро темнело.

На вертеле жарилась молодая косуля, дразня запахом, исходящим от нее.

Уже расстелены были скатерти. Дружинники переговариваясь, сидели на расстеленных попонах, ожидая угощения. Из города привезли корчаги с хмельным медом.

Князь присел к столу, и слуги тут же принесли жаркое, стали наливать в подставленные кубки медовуху. Пили за одержанную победу, пили за князя: он хоть и молод, но воин смелый, да удачливый.

Андрей, сидя рядом с Властимиром, одобрительно отзывался о том, как князь поступил с половцами. Дружинники согласно кивали головами, поддерживая воеводу. Все были рады, что закончился поход благополучно.

Властимир слушал рассеянно. Он словно ждал кого-то.

И опять наливали медовуху, ели мясо, ломали высокие караваи, заботливо переданные нянькой. Хрустели румяные осенние яблоки, фиолетовый терн вязал языки. Нагулявшись, воины потянулись ко сну.

Не спалось только князю. Он сидел возле костра и смотрел в темноту.

И опять, как месяц назад, в кустах он увидел зеленый взгляд.

Князь попытался подняться на ноги, но темная тень, быстро метнулась в чащу.

Властимир направился к шатру, пора было укладываться спать. Он откинул полог и услышал тихий смешок. Освещаемая желтой луной, посреди шатра сидела девушка.

–Это ты, русалка!? – обрадовался князь, кинувшись перед ней на колени. Он взял ее за руки и потянул к себе.

– Погоди князь! – рассмеялась девушка. – Не поил, не кормил гостью…

– Ты голодна? Так пойдем к столу! – Он потянул ее за собой.

Стеша не сопротивлялась. Они вышли из шатра и направились к застолью. На скатерти оставалось много еды, которую не успели еще убрать.

– Ты чего хочешь? – спросил князь.

Девушка ухватила кусок жареной косули, и ее белые зубы впились в сочное мясо. Властимир протянул ей кусок хлеба.

Ела она с удовольствием.

Князь, как завороженный, смотрел на нее.

– Зовут-то тебя как? – спросил князь.

Девушка засмеялась:

– Cтеша я!

– У русалок тоже имена есть? – удивился Властимир.

– Да не русалка я! Не русалка. Ты не видел никогда настоящих русалок .– Стеша потянулась за яблоком, – а не хочешь ли ты, князь, познакомиться с ними?

Властимир недоверчиво смотрел на девушку:

– Нет никаких русалок! Тебе видно бабушка твоя сказки сказывала, а ты и поверила!

– А вот и есть! Возьми вот эту метелку полыни, да пойдем в лес. Русалки, они не любят запах полыни горькой, не подходят близко. Мамо сказывала, что русалки были когда-то девушками. Любили они да только с любимыми разлучили их, вот с горя они и бросились в озеро. Еще мать говорит, что как только опускается такая девушка на дно, так сразу становится русалкой, хвост у нее вырастает, и уж не помнит она, что с ней раньше было. Только тоска остается сердечная, вот и тоскуют русалки на берегу да хлопцев молодых подзывают. А потом видят, что это не тот, о ком тоскуют, злятся очень. Щекочут парней до смерти да тащат в омут.

– Бабке твоей виднее. Она у тебя с нечистой силой, сказывают, хороводы водит, – усмехнулся Властимир.

– Неправда это! – вскинулась Стеша. – Мамо всех лесных жителей знает. И они ее уважают. В лес свободно пропускают. Их понимать надо. Разговаривать с ними, тогда они не сделают человеку никакой беды. Как можно говорить, что они нечистая сила? Они живут в подземном мире. А к нам приходят через ворота. Ворота те – речки да озера лесные. Потому и живут они к воде близко. А как беду чуют близкую, так и уходят вниз, через ключи, что со дна бьют в речках да прудах. Вот познакомлю тебя с ними. Далеко, в чаще, Дух живет. Туда никто не ходит – боятся его люди. Да напрасно – он безвредный, строгий только, любит во всем порядок.

– Ну что ж веди!

Девушка взяла князя за руку, и они углубились в лес.

Тропинка, расступаясь перед ними, петляла между огромными деревьями.

А деревья поднимали толстые ветки, чтобы не задеть ночных посетителей.

Озеро тихо накатывало мелкие волны к пологому берегу, доверяя ему свои тайны.

Тропинка пробежала по краю берега и затерялась в лесной мураве.

Князь споткнулся о прибрежную кочку.

– Неловок ты, князь. У сапог носы острые, вот и задеваешь за траву. В лаптях удобнее по лесу бегать. А летом – так босиком благодать. По ранней росе пробежишься и здоров целый год. А еще мамо велит на утренней зорьке в росе купаться. Говорит, что век красота да молодость сохранятся от влаги утренней.