Потом, после учебы с переменным успехом, я наконец получил диплом и начал свою практику – период основной стажировки в одной или нескольких адвокатских конторах, когда будущий адвокат должен экспериментировать, испытывать себя и учиться применять все теоретические знания, полученные во время обучения, на практике. Короче говоря, это обучающий период для многих, но некоторыми он определяется, как классический опыт под 90 градусов. Не всем предоставляется реальная возможность научиться чему-либо. У меня же была эта возможность понять кучу вещей.
Многие утверждают, что в жизни важно иметь ценности. Однажды я видел бронированный фургон с военными, на борту которого было написано «ПЕРЕВОЗКА ЦЕННОСТЕЙ». Никогда еще этика не казалась такой ценной.
Черрати подбежал ко мне, задыхаясь. Он был одет в привычной манере: нечто среднее между бюрократом и режиссером французского трансавангарда. Через плечо у него висел кожаный портфель, теперь уже потрепанный и деформированный набитыми туда документами непонятного происхождения, а под локтем он зажимал стопку бумаг, смешанных с газетными вырезками и разнообразными конвертами с письмами. Все это было вложено в ежедневник, которому позавидовали бы коллекционеры.
– Адвокат, мамма мия, извините за опоздание, но всегда очень сложно припарковать машину в центре. Представьте, пока я искал парковочное место, кое-что произошло… Нечто ужасное… Одна синьора…, пока я смотрел на парковку…, учитывая, что я всегда осторожен… она появилась неожиданно, адвокат… Ясно, что такое нередко случается… Но она появилась с сумасшедшей скоростью… я вам говорю… Но ведь там бегают дети… не знаю…
Черрати во всей красе.
– Простите, Черрати… – прервал я его.
– Нет, адвокат, что вы говорите? Вы меня извините… Ведь я…
– Хорошо, Черрати. Я понял, что вы имели в виду. Бывает. Кстати, вы принесли документы?
– Конечно, адвокат! Да… Вот они. Я вам обещал, что все будет в порядке, как вы и просили!
Сказав это, он протянул мне стопку писем, которую я заметил ранее. Понятие «в порядке» из уст Черрати было научной демонстрацией эффективности термина «относительно»: бесформенная стопка помятых бумаг предназначалась мне. Я инстинктивно сомневался, брать ли эту стопку, но Черрати протянул руку еще немного вперед.
– Спасибо, Черрати, – сделал я над собой усилие и взял бумаги. – Я просмотрю документы при первой же возможности.
– Мадонна, конечно! Да… Я подумал, что вы, пожалуй, слишком заняты важными делами… и я должен быть благодарен вам…
Слишком занят важными делами… Естественно…
– Хорошо. Мне нужно идти, потому что, к сожалению, меня ждет еще одна встреча, на которую я не могу опоздать, – сказал я.
– Ах! Но постойте, адвокат, если у вас есть пара минут, я вам поясню, чтобы вам было понятнее…
– Спасибо, Черрати, но я предпочитаю поговорить об этом после изучения материалов. Как только я это сделаю, я вам позвоню…
С этими словами Черрати отошел от меня, с тоской наблюдая, как исчезает возможность за часок обрисовать мне «в общих чертах» это дело. Я, напротив, собирался к 16:45 вернуться, потому что у меня была назначена встреча.
* * *
Едва я закрыл за спиной дверь, как факс, стоящий на столе Фанни, издал тихий сигнал, зажужжал и начал медленно выпускать из своего отверстия, которое иногда кажется эволюцией «Уст истины», письмо из судебной канцелярии. Улыбка с лица закостенелого секретаря начала постепенно исчезать по мере появления из факса ровных строчек. Когда документ отпечатался полностью, и она дочитала его до конца, можно было подумать, глядя на ее лицо, что в этом письме предсказали конец света.
Не произнеся ни слова, Фанни взяла оба листа и нерешительно двинулась к кабинету адвоката, открыла дверь, а потом закрыла ее за собой мгновением позже. Затем заняла свое место и продолжила работать на компьютере, будто ничего не случилось. Но в воздухе повисло странное молчание. Оно напоминало «черную дыру», потому что буквально звенело, заглушая любые шумы, звучащие в офисе. Атмосфера казалась сюрреалистичной.
Эстер, молодая сотрудница, племянница адвоката Спанны, которая занимала первый кабинет слева, выглянула из-за двери, будто почувствовав гнетущее молчание, подошла к Фанни и произнесла всего четыре слова:
– Только не говори мне…
Фанни быстро посмотрела на нее и ничего не ответила.
Эстер приложила руку ко рту и поспешно ретировалась в свой кабинет, закрыв за собой дверь.
Иногда события в жизни пересекаются непостижимым образом, создавая беспорядок. Этот вполне демократичный процесс, но довольно дьявольский. Шарик на рулетке в тот вечер остановился на поле адвоката Спанны.
Все адвокаты в роли защитника по определению «выигрывают» или «проигрывают» процессы. Статистически невозможно всегда выигрывать или, наоборот, проигрывать дела. Так же, как невозможно представить, чтобы адвокат не рассчитывал – всегда – на вероятность того, что защищаемая сторона, называемая «клиентом», несмотря на благоприятные прогнозы, проиграет дело. Следовательно, логично ожидать некую мрачность в этом случае на лице проигравшего. Но адвокат Спанна, напротив, даже глазом не моргнул, когда, надев очки, спокойно прочитал заключение судьи по гражданским делам, признавшего клиента проигравшей стороной в процессе развода.
Эта сцена навевала воспоминание строчек из песни Джаначчи, который пел примерно: «… это те, кто… Когда проигрывает Интер … или Милан… говорят, что это всего лишь футбольный матч, а потом возвращаются домой и бьют детей… (Ууууу ееее…)».
Адвокат отложил листы, взял телефон и вышел из кабинета, будто ничего не произошло. Проходя мимо меня, он сказал вполголоса:
– Я скоро вернусь…
И естественно он не заметил присутствия Мутоло, неподвижно и отлично замаскировавшегося под коврик в коридоре.
МУТОЛО
Мутоло было под семьдесят. Он был худым сухощавым мужчиной, с которым я познакомился в коридорах университета незадолго до получения диплома. Я видел его идущим на лекции холодными вечерами и задавался вопросом, кто это такой? Изначально я полагал, что он тоже студент, желающий получить диплом. Многие так делают: идут на пенсию и, имея массу свободного времени, взрослых детей и налаженную жизнь, решают исполнить старые мечты, нереализованные в молодости, такие, как, например, диплом, который по многим причинам не удалось получить в свое время.
Но потом я понял, что Мутоло не имеет к таким людям никакого отношения. У него не было с собой учебников, тетрадей и прочих вещей, которые есть у всех студентов. Да и вид он имел опрятный и преисполненный достоинства. Одевался Мутоло всегда более или менее одинаково, никогда никому не смотрел в глаза, даже своему собеседнику. Время от времени он доставал откуда-то бутылку воды и сдержанно делал из нее глоток. Очень часто он невероятным образом оставался незаметным, пока не начинал двигаться по какой-нибудь причине: высмаркивал нос или отпивал воды из той бутылки, которая материализовывалась из ниоткуда. Я с любопытством начал присматриваться к нему и заметил, что Мутоло был способен оставаться неподвижным часами, будто дорожный комедиант, который принимает вид статуи.
Однажды вечером я все же раскусил его по отдельным особенностям поведения и впоследствии подтвердил свою догадку, расспросив привратника. Тот поведал мне, что Мутоло приходил в университет только в зимний период, в частности, в самые холодные дни, никогда ни с кем не общался, да и вообще мало кто замечал его присутствие. Говорят, что он очень одинок, у него нет никого в целом мире, а от студентов он получает купоны в столовую, по которым питается там. Это мне показалось странным, потому что по причине его преклонного возраста он не мог бы сойти за студента. Я сделал вывод, что, очевидно, и там его никто не замечал.
Однажды утром, незадолго до Рождества, я отправился проведать друга в больнице. Речь идет о большой больничной структуре, куда посетители могут приходить и уходить в любое время. Я там оказался около полудня и, покидая больницу, чтобы вернуться домой, заметил Мутоло позади складского помещения. В тот момент он давал монетку какому-то медицинскому работнику. Через некоторое время тот принес ему одноразовый поднос, заполненный больничной едой. Должно быть, это были остатки еды, которую не съели больные, потому что пациентам родственники чаще всего приносили много вкусностей из дома.
Эта сцена позволила сложить мозаику: Мутоло не крал, Мутоло не просил милостыню, Мутоло не жаловался, не унижался, Мутоло просто изо всех сил старался выжить. Очевидно, он вращался на факультете юриспруденции, поскольку помещение было теплым, и к тому же здесь можно было добыть еду за хорошую цену. Кто знает, сколько еще таких мест он придумал…
Я испытал бесконечное сочувствие в отношении этого искусно маскировавшегося мужчины, и почувствовал непреодолимую потребность сделать хоть что-то для него.
Через некоторое время я решил наладить с ним контакт. Мутоло стоял в коридоре, рядом с конвекторами, около окна. Сделав вид, что я остановился возле него случайно, чтобы положить на мраморный подоконник две книги и надеть куртку, я самым банальным образом извинился за беспокойство. Он отнюдь не выглядел недовольным, но в его глазах было столько печали, будто он страшно сожалел, что наше общение на этом неумолимо закончится. На следующий день я, встретив его снова, поздоровался. Он, казалось, растерялся и даже испугался. Остальное произошло само собой.
Мутоло действительно был пенсионером. Пенсию он получал минимальную и жил в арендуемой квартире. В реальности, он с трудом дотягивал до конца месяца, несмотря на все жертвы. Об остальном я не расспрашивал, но полагаю, у него были дети, которые теперь разбрелись по миру и не поддерживали (или почти не поддерживали) с ним отношения. Он был вдовцом, одиноким человеком.
После этого мне пришла в голову идея: я придумал несусветную чушь, чтобы его не обидеть, но чтобы он в нее поверил. Я наплел, что у меня есть надежный человек, управляющий ресторанными гидами, и ему необходим таинственный покупатель, так называемый «таинственный клиент». В обязанности Мутоло входил поход на обед или ужин в некоторые заведения, указанные мной (по безоговорочной договоренности, что оплачивающая фирма никогда не будет названа), чтобы затем представить подробный отчет на тему качества еды, быстроты обслуживания, любезности персонала и тому подобного. После некоторого нерешительного сопротивления с его стороны заверение о том, что ему будут выданы наличные деньги для оплаты еды, все же заставило Мутоло принять предложение без дальнейших ненужных вопросов. Так он и занялся исполнением своих обязанностей.
Я начал с рождественского обеда.
– Мутоло, – сказал я ему утром с видом человека, ни на что не надеющегося, – понимаю, что для вас это было бы огромной жертвой, но не могли бы вы отправиться на обед 25-го числа? – спросил я, а потом добавил умоляюще: – Знаете, для меня очень важно выглядеть достойно перед фирмой-заказчицей, а найти кого-то на эту дату весьма сложно. Для меня это много значит, я был бы вам очень признателен.
Таким образом, Мутоло, облачившись 25 декабря в пиджак и галстук, ровно в 12:45 по национальной шкале времени атомных часов, как и обговаривалось, вошел в ресторан «La Lanterna», где предварительно был заказан столик. Он располагал бюджетом максимум в 120 евро, включая напитки. По корпоративной этике попробовать нужно было закуски, первое блюдо (либо два по выбору), второе блюдо, гарнир, фрукты, сладости и кофе. А еще шампанское в честь праздника, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания. В соответствии с требованиями несуществующей компании, он должен был выглядеть обычным клиентом, чтобы никто не раскрыл в нем какого-то особенного посетителя, к которому нужно проявить особую заботу и внимание, что исказило бы результат оценки.
Все прошло превосходно, и 28 декабря, как и договаривались, мы встретились с ним в баре возле университета. Мутоло передал мне, прячась от любопытных глаз, конверт, содержащий чек на 78 евро, сдачу от полученных им 120 евро, отчет на трех листах, исписанных от руки совершенно нечитаемым почерком, где Мутоло указал даже цвет ботинок официанта и кучу разных других деталей, излишних абсолютно.
Официальным тоном я сообщил, что фирма (а также я) очень благодарит его за проделанную работу и в скором времени предоставит формуляр, который он должен будет заполнять, исключительно анонимно, чтобы облегчить сбор и обработку данных.
Он покинул бар счастливым, но как всегда украдкой, и я задался вопросом, не стал ли я жертвой приступа чрезмерной доброты или не оказался ли просто безмозглым дураком? Не будучи в состоянии найти ответ на этот вопрос, я решил, что неплохо иногда пожертвовать своими небольшими деньгами на такое дело, и пожелал Мутоло счастливого нового года, не без моего участия, разумеется.
Со временем, лучше узнав его, я в очередной раз понял, что все в жизни имеет свои причины.
СВЕТЛОЕ ПЯТНО
После получения факса, я поспешил подготовить все к встрече с клиенткой. До 17 часов оставалось всего несколько минут.
Самым ценным жестом адвоката Спанны было то, что он предоставил мне один из кабинетов своей светлой и уютной адвокатской конторы. Да, именно сама контора была светлой и уютной. Чего нельзя сказать о моем кабинете, который являлся чем-то средним между чуланом и складским помещением: без окна, в самом конце коридора, с дверью, почти скрытой за книжным шкафом. В качестве компенсации кабинет меблировали старинным письменным столом, возможно, даже полученным по наследству, на котором гордо возвышался компьютер самого последнего поколения, соединенный с централизованным сервером и принтером. Напротив стола стояли два деревянных стула, отлично гармонирующие со столом. Короче говоря, это было крошечное помещение, но достойное.
Женщина возникла на пороге моего кабинета в 17:32. За несколько мгновений до этого я услышал легкий и ритмичный стук ее каблучков, пока она шла по коридору. Я же сидел за своим письменным столом из темного дерева, делая вид, что занят чем-то очень важным. Такая тактика называлась «планом «B»».
Я открыл старое и объемное досье, рядом положил кодекс и небрежно раскидал три-четыре листа бумаги. Лучше было бы, конечно, собраться с мыслями и заняться делом, потому что адвокат Спанна никогда бы не простил мне подобную ерунду. Меня предупредили, что женщина немного не в себе, да еще и без денег, которая к тому же в чем-то ошибается. Это не совсем то, что «аспирант, почти адвокат» ждет от жизни. Кроме того, другу адвоката Спанны было уже за пятьдесят, и он отнюдь не являлся красавцем. Вероятно, его подруга была примерно того же возраста. Пожалуй, она могла даже страдать ранним старческим слабоумием. Потрясающее начало.
Это поручение, естественно, не являлось тем случаем, на котором можно прославиться и разбогатеть, а потом бросить работу и переехать жить в Монте-Карло. Что-то вроде: «Самое загадочное убийство богатого бизнесмена с участием прекрасной и скучающей наследницы было блестяще раскрыто благодаря интуиции нижеупомянутого почти адвоката, следствием чего стала история неудержимой страсти, сюжет которой лег в основу фильма, снятого по мотивам реальных событий с прогулками в Каннах…»
Нет. Ко мне явилась «осточертевшая заноза в заднице», которая уже стояла в дверях, судя по замолкшим шагам, а я продолжал делать вид, что ничего не замечаю.
Отведя взгляд от монитора, я посмотрел на письмо с планом «B» и вспомнил фразу, которую часто слышал от моего знакомого – престарелого и не самого успешного адвоката: «Это плохая профессия». План «B» предполагал неожиданное отведение взгляда от компьютера, будто я занимался каким-то очень сложным делом, потому даже не заметил появление человека, которого ожидал, но которому по причине чрезмерной занятости не мог посвятить много времени. И я решил ее принять только потому, что она была подругой друзей, иначе такой занятый человек, как я, ни за что не смог бы найти время на встречу с ней.
Я хотел заставить клиента поверить именно в этот заслуживающий почтения план «B». Настоящая «заноза в заднице».
Только отведя взгляд от экрана, я очень быстро передвинул рукой мышку и задел ручку, которая, отскочив от пола, полетела прямо в ноги клиентке и остановилась между двумя чистыми незамысловатыми сандалиями на невысоком каблуке. В этот раз обувь совершенно не привлекла моего внимания. Я продолжал рассматривать ее тонкие лодыжки с легким загаром. Глядя на ноги, я дал бы ей, как максимум, лет тридцать.
План «B» начал колебаться.
Мой взгляд с постоянной скоростью заскользил вверх, рассматривая длинные и мускулистые икроножные мышцы, и остановился на идеальной форме коленках. Дальнейшее находилось за линией приличия и прерывалось подолом легкой юбки из мягкой ткани, белый цвет которой подчеркивал загар кожи ног. Простая красная футболка облегала тонкую и изящную талию и с трудом прикрывала пышную и высокую грудь. В левой руке женщина держала за ремешок сумку, а правая рука свободно висела вдоль туловища. Пальцы у нее были длинными, но без каких-либо украшений и лака на ногтях.
Максимум тридцать пять лет.
Наконец-то я дошел до лица! Нежного, без макияжа, в окружении растрепанных волос каштанового цвета. Взгляд карих глаз этой женщины разбил вдребезги весь план, который имелся в моей голове (хотя он рисковал разрушиться уже на этапе разглядывания ног и всего остального). В ее глазах сквозила глубокая покорность, которую я не мог бы интерпретировать, но которая привела меня в замешательство. Это был потухший взгляд, в котором единственными живыми лучиками являлись смущение и отчаяние.
– Простите, – пробормотал я, тут же пожалев о произнесенных словах, поскольку мне не за что было извиняться, и это являлось явным признаком моего смущения. – Располагайтесь, прошу вас, – предложил я, указывая на один из двух стульев возле моего письменного стола.
– Спасибо, – ответила женщина, со всей элегантностью опускаясь на стул.
Положив ногу на ногу, она немного обнажила ту часть, которую до этого скрывала юбка. Я окончательно завис и даже не замечал, что мой взгляд слишком надолго задержался на ее загорелых бедрах. Я продолжал стоять там, где и остановился: по другую сторону стола, в абсолютном молчании. Пытаясь взять себя в руки, я посмотрел на ее лицо с тем же выражением, которое было написано на лице бармена или коровы Стефано Бенни, смотрящей на проходящий поезд. Учитывая способность женщин почувствовать, что кто-то рассматривает их грудь, находясь даже на расстоянии трех кварталов, наивно полагать, что она не заметила мою растерянность и не занесла меня в категорию «слюнявых».
Наверняка она была привычна к тому, что люди считали ее миловидной, но я больше других тревожился, поскольку как раз я и не должен был подмечать ее красоту, и меня очень напрягал тот факт, что клиентка могла превратно понять мое поведение. Я совершенно потерял контроль над ситуацией, в которой нужно было идти вперед, будто ничего не произошло.
Какое-то время женщина смущенно молчала. Возможно, она тоже была обеспокоена этой ситуацией. Потом Вирджиния (так ее звали; мне это подсказал мой безошибочный нюх сыщика) в попытке – законной – побороть это смущение, сказала нечто, что выглядело совсем уж абсурдным в сложившейся ситуации:
– Садитесь, прошу вас.
Я сумел добиться того, чтобы она предложила мне располагаться в моем же собственном кабинете! План «B» отныне уже плавал, наверное, в Индийском океане.
Тем не менее ее слова встряхнули меня, и я попытался прийти в себя. Маг я или не маг по возвращению в реальность?
– Ах, да! Простите меня, я слишком погрузился в очень сложное и срочное дело. Что делать, такова моя работа, – развел я руками, глупо улыбаясь.
Услышав такие слова, моя собеседница в тот момент должна была бы подумать нечто вроде: «Черт подери, какой занятый адвокат! Наверное, он очень хороший специалист. Кто знает, каким интересным делом он занимается!» Но учитывая выражение лица женщины, я сделал вывод, что ее мысли в моем отношении были куда менее лестными, что-то вроде: «Какой дурак».
Тогда я решил, что просто обязан разрулить эту ситуацию и направить ее в правильное русло. В конце концов, я был аспирантом, почти адвокатом, а она – моей клиенткой. Более того, она являлась «осточертевшей занозой в заднице», без гроша за душой, и я сделал одолжение принять ее только потому, что она была подругой друзей, черт подери!
Я обошел вокруг стола и сел возле нее на второй стул. Пока я совершал этот маневр, Вирджиния повернулась и оглядела кабинет. Я почти отчетливо уловил ее недоумение, но постарался вести себя, как профессионал.
– Адвокат Спанна мне немного рассказал о вас, синьора, но только в общих чертах. Как вы, очевидно, знаете, я буду заниматься этим делом, а потом передам сведения адвокату для оценки. Это делается лишь для того, чтобы сэкономить время, иначе процесс затянется надолго. Объясните мне, что произошло.
– Ну… адвокат… Да, конечно… вот… Это кое-что… кое-что… немного сложное…
Взгляд женщины, если это возможно, стал еще более мрачным, и, произнося эти слова, она сменила позу, поставив ноги вместе, соединила пятки и положила руки на колени. Опустив взор, она едва уловимым движением передернула плечами. Сообщение было более, чем понятным, хотя ситуация казалась ясной и без этого долгого молчания: смущение, стыд, страх, дискомфорт. Все вместе.
Из глаз, устремленных в невидимую точку, скатились две слезы, одна за другой, хотя ни один мускул на ее лице даже не дрогнул. Сбежав по щеке, слезы капнули на юбку, издав приглушенный, почти неслышимый звук.
– Простите меня, – тихо сказала женщина. Голос ее прозвучал совершенно ровно: никаких следов эмоций, бушующих внутри.
Несколько мгновений я молчал, потом попытался продолжить разговор:
– Хотите воды?
– Нет, спасибо.
Она вытащила бумажный платочек из сумочки и аккуратно промокнула им щеки.
– Адвокат Спанна говорил мне о каких-то проблемах. Скажем так: о проблемах в паре. Начнем с этого?
– В каком смысле?
– В смысле, что вы обвиняющая сторона или вас в чем-то обвиняют?
– Хм, полагаю, и то, и другое. И потом, я не знаю, о чем вы хотите услышать: об уголовных делах или о гражданских исках…
– Нет, синьора, гражданских исков не существует, за очень редким исключением. В гражданском праве в основном есть только вызовы в суд.
– Ах. Но какая разница?
Это самый страшный вопрос для любого адвоката на земле. Некоторые клиенты задают такие вопросы, которые требуют часы, чтобы ответить, только клиенты обычно все равно не усваивают смысл этих объяснений. Но если ты не ответишь, тебя сочтут некомпетентным. Если же ты ответишь расплывчато, тебя буду проклинать.
– Если кто-то не соблюдает закон или контракт между сторонами, имеющий силу закона, как это говорится на профессиональном языке, и причиняет вам ущерб, вы можете обратиться в суд и заставить нарушителя предстать перед судьей. Этот субъект тогда называется «обвиняемый». Судья должен решить, действительно ли произошло нарушение, нанесен ли ущерб и в каком размере, и привлечь при необходимости обвиняемого к ответственности. В уголовном праве все несколько по-другому, потому что согласно закону, некоторые нарушения повышаются до уровня преступления, если правовая система считает нарушенный принцип особенно важным или, как говорится, «юридически защищенным». Для такого нарушения предусматривается наказание, которое заключается в ограничении личной свободы либо в выплате денежного штрафа.
Женщина рассматривала меня с явным непониманием.
– Я приведу вам пример: если вы не соблюдаете сигнал светофора, то, в случае аварии, в которой кто-нибудь серьезно пострадает, считается, что вы совершили гражданское правонарушение. Обвиняющая сторона, пострадавшая от ваших действий, может вызвать вас в гражданский суд, чтобы вы возместили ущерб. Однако в той же самой ситуации вы можете быть осуждены за причинение вреда, потому что в правовой системе предусмотрено наказание за совершенный вами вид нарушения. Право гарантирует, что на дороге не должен твориться беспредел, назовем это так. Дорога – это место, юридически защищенное законом. Подводя итог, в гражданском праве наказание предполагает возмещение убытков, в уголовном праве наказание носит карательный характер. Это, разумеется, в теории. В реальности все немного сложнее, но концепция в целом именно такая.
Вирджиния, казалось, находилась на распутье между нерешительностью и задумчивостью.
– Ничего подобного мой адвокат мне никогда не объяснял, – сказала она в ответ.
Я нахмурил лоб.
– Вы уже работаете с адвокатом?
– Нет, – ответила она. – Уже несколько дней нет. И это одна из причин, по которой я здесь.
Произнеся это, она взяла с колен сумочку, которую изначально поставила на них. Это был разноцветный тканевый аксессуар с этническим рисунком, вероятно, по индийским мотивам. Вирджиния взялась только за одну из ручек, в результате чего сумочка раскрылась и едва не перевернулась, открывая свое содержимое. В попытке предотвратить падение, женщина резко дернула за один из бортов, и некий предмет в виду своей длины выскользнул и тяжело упал на пол.