Так Бывает

Не сказать, что он ревновал, но досада была сто процентов. С мальчишкой она говорила, плакала, а ему шиш – это было обидно, задело за живое, но он проглотил. С ним молчала и дальше, Кирилл так и был с ней до самого отъезда, такой верности и поддержки от пацана он не ожидал, остальные же опять не удивились такому поведению.

Похороны, поминки, девять дней – все молча, без эмоций. Саныч с каждым днем становился похож на грозовую тучу, чуток и, -попадет всем. И попало… ему. После, тогда как Дима озвучил свое желание жениться на Тане.

– Ты ее не знаешь, а говоришь любишь, жениться хочешь. Ты ее то спросил? Или молчание знак согласия? Так это молчание не тот знак, она еще помолчит, а потом увидишь, такое выдаст, что сбежишь и, подальше.

– Сам разберусь, мы вместе, я ее не брошу.

– Ты значит у нас герой? – старый лис на него многозначительно глянул, выдержал мхатовскую паузу, и продолжил, но уже с явным предупреждением в голосе, – Отцу ее обещал позаботиться, да только, Полина ведь не дала, потом и к Таньке уже поздно было подход искать, выросла, теперь вот ты, герой, – насмешливо губы скривил, специально выделяя последнее слово, – жениться надумал. Спасать собираешься, а знаешь от чего спасать то надо? Смотри не перепутай, поздно будет потом менять, я тебя в бетон закатаю, как в старом добром кино, если девка через пару месяцев вернется с исковерканной душой, понял?

– Я ее люблю, и желаю только счастья.

– А если счастье ее не с тобой, что тогда? Если не справишься? У нее характер далеко не из самых легких, я ее люблю, но оцениваю объективно, и скажу, что в маленькой головке тараканов немерено, и ты, боюсь их не потянешь.

– Ради нее, потяну.

– Посмотрим… очень надеюсь, что ты прав.

На том и решили.

Свадьбы, как таковой у них не было, расписались в ЗАГСе спустя месяц после похорон. На предложение переехать к нему и пожениться- лишь молчаливый безразличный кивок.

Его матери, Таня не понравилась, отцу тоже, только на работе за босса порадовались, да еще Костя.

А ему было не до впечатления родственников, ему нужно было вытягивать из депрессии его Татьяну.

Еще месяц гробового молчания и его прорвало на первый семейный скандал.

В какой-то момент он устал. Устал ждать, уговаривать поесть, сходить погулять, почитать, посидеть с ним. Устал чувствовать себя мамашей-наседкой для нерадивого дитя. Так продолжалось месяц, он психанул, не выдержал.

Он и так занимался всем: переездом, обустройством, ее состоянием, следил за каждым шагом, еще работа, а тут дома черт ногу сломит. Ей было все равно на все: на него, работу, дом, Кирилла, на себя саму.

Дима даже к психологу обратился, тот только взял денег за консультацию, ничего конкретного не сказав. Вот и сорвался. Орал, швырял вещи, тряс ее за плечи, потом снова орал, разгромил всю квартиру, наговорил ей гадостей, выплеснул все, что копилось и рвало на части. Так в любви никто не признается, а он смог. Бил посуду, кидая в стену, что под руку попадется и кричал, что ему не нужно ничего кроме нее, ее любви, счастья, только той прежней, его Татьяны, а не суррогата.

Она его не слушала, даже не вздрогнула, когда он сметал все на своем пути. Дима к ночи успокоился и пошел спать, а ночью проснулся от того, что прогнулся матрас и она рядом легла, ближе придвинулась, обняла покрепче, влажной щекой к его плечу прижалась:

– Я тебя тоже люблю, прости, – он опешил, прижал сильнее к себе, – И давай переедем, ладно? Мне тут не очень нравится.

Он смог лишь довольно улыбнуться и согласиться на переезд.

Так начался новый этап. Не сразу, постепенно, но все наладилось. Уже много недель спустя он убедился в словах Сан Саныча, -характер у его жены не сахар, но то, как она его любит, слепо, не слушая никого, доверяет ему… стоило того, чтоб немного потерпеть, пока она привыкнет к нему, к их жизни, к будущему.

Их ждало пять лет счастья. Он работал, она тоже, но все больше дома. В ней неуловимо что-то изменилось после похорон матери,– стала немного другой, но при этом настолько его, что жаловаться было глупо.

В каждом ее слове, взгляде, читалась любовь к нему, к их семье.

Не обходилось без ссор, даже скандалов, и не всегда был виноват он, Татьяна тоже в некоторых случаях была не права. Но то как они ругались ему нравилось, он не мазохист или садист, нет. Только ведь она человек закрытый и немало времени прошло, прежде чем он понял, что с ним одним она другая становится. Наедине, без чужих взглядов и ушей, стала открыто проявлять чувства, не стесняясь и не боясь абсолютно никаких эмоций и желаний. Открыто заявляла, что ощущает, чего хочет от него или кого-то другого. Стала такой, какой он и представить себе не мог.

Могла неожиданно заявиться в офис, хотя с утра не собиралась, запереть дверь, скинуть плащ, остаться в одном нижнем белье, чулках и сказать, что жутко соскучилась и решила сделать себе приятное. Себе, а не ему… именно так.

Или сделать замечание, что его секретарша слишком молоденькая, со слишком влюбленными глазами, и ей это не нравится. Дима лишь смеялся над таким поведением, а сам с ума сходил от ее ревности, от ее страсти по ночам. Вообще то, что касалось секса, у них было всё отлично.

В быту все складывалось не так гладко первое время. Оказалось, готовить его жена терпеть не могла, о чём сразу ему сказала, но для него это делать было почему-то приятно. Такое заявление одновременно порадовало и огорчило. С одной стороны, он не хотел заставлять ее, с другой: рестораны – это конечно хорошо и вкусно, но жена готовит намного вкуснее. У нее даже брокколи вкусно получалось, про мясо и все остальное он промолчит. Странность оказалась в другом – для себя она готовить не любила, да и не готовила, блюла фигуру, а его таким заявлением бесила. Поэтому, позже готовить учился уже он сам, чтоб сделать приятное жене.

Еще одно, что его категорично бесило первое время -это ее привычка спать под разными одеялами. Какая к черту разница, если к середине ночи она оказывалась на его стороне кровати, под его одеялом с ним в обнимку, спрашивается? Зачем заморачиваться такой фигней, если результат один и тот же? Но тут ему пришлось смириться, по-другому она просто не могла заснуть. Пару раз он затаскивал ее сразу к себе, но кто-то крутился и вертелся так, точно шило в одном месте, при этом задевая его локтями, коленями, аппетитной попой, грудью, да всем короче, не давая ему и себе спать. Пришлось смириться, – работать нормально после бессонной ночи было не просто.

И сейчас, прожив год без нее, он на многое поменял взгляд, переосмыслил, оценил. Дурак он, обычный дурак. Сам все испортил, сам сломал. Надо было подумать, да хоть тому же Санычу позвонить, спросить, посоветоваться. Но гордость взыграла… эго. А теперь что? Пустая постель, пустой дом, жизнь пустая. Без нее он себя ощущал пустым, потому что так и было. Они срослись. Она у него под кожей, в крови, в сердце.

Как этот год прожил лучше не вспоминать, зверем на всех бросался сначала, потом под успокоился, но ходил ни живой, ни мертвый, пустой. Знал, надо ехать, просить вернуться. Сначала решил просто забрать ее, не слушая ничего и никого. Запереть в доме и заставить выслушать, сам бы с ней оставался, и плевать на бизнес, на все, сидел бы и перед глазами маячил пока не простила бы. Костя мозги вправил, съездил по физиономии. Привел в себя, заставил угомониться и вернуться на работу, из запоя вывел, вернул в мир.

Дима решил дать ей год, не больше. Знал, что раньше нет смысла даже пытаться, потому что помнил и тот злосчастный разговор про ребенка, помнил свою злость и желание сделать ей так же больно как она ему, своим отказом завести их общее продолжение. Сказано – сделано.

Таня права была про Евгению,– влюбленная дура, а он и не подозревал насколько. Отделал ее на рабочем столе в офисе пару раз и забыл, пошел напился от того, что выворачивало от сделанного, и молился, чтоб Таня не поняла, не узнала. Дома появился только к обеду следующего дня, когда протрезвел, а там…пустота. Никого нет.

Тогда-то и дошло, что натворил. Злость согнал, пелена бешенства с глаз слетела и понял каких делов наворотил на самом деле.

Ее искали неделю.

Неделю без нее он с ума сходил от беспокойства, и бешенства одновременно. Еще была надежда, что ничего не поправимого не случилось.

Кредиткой, умная и предусмотрительная женщина, любящая читать на ночь детективы и не только женские, воспользовалась только раз, – за два подхода сняла практически триста тысяч и укатила на машине в неизвестном направлении. Это уже потом ему Руслан рассказал, что нашли ее быстро, спустя два дня, но, когда увидели, решили дать время жене босса сбросить напряжение. За ней присматривали, но неделя в Сочи с бутылкой виски не дала желаемого результата и Диме сказали все как есть. Уехала в Сочи, сняла дорогой номер в отеле, пару дней пила, не вылезая из номера, а потом пошла кадрить мужиков. Самоубийц в отеле не оказалось, -двух здоровенных амбалов, постоянно находящихся рядом с очень красивой, но очень пьяной женщиной, видели даже слепые и обходили колоритную компанию десятой дорогой.

Когда за женой приехал Дима, охренели все и в первую очередь он сам. Увидеть вживую пьяную, под завязку, Таню он не ожидал, то есть ему сказали, но он не поверил, а когда услышал ее слова, посмотрел в зеленые глаза и увидел там столько боли, гнева, ярости и неверия, что у самого язык к небу прилип, а руки опустились. Она знала, это читалось в ее глазах.

– Ты зачем здесь? Не мешай мне развлекаться, мне тут тааак хорошо, правда мальчики? – ее шатало, и она привалилась плечом к стоявшему рядом Валере, кокетливо ему подмигнула и снова посмотрела на мужа. – Так зачем ты здесь?

– За тобой… поедем домой, прошу.

– А разве у меня еще есть дом? – хрипло спросила и внимательно посмотрела на него, этим взглядом ставя его на колени. – У меня больше нет дома и мужа тоже больше нет. Мужья женам не мстят, милый, неужели ты этого не знал?

– Не говори глупостей, поедем домой, мы все решим.

– А я уже все решила, правда Валерик? – тому оставалось только кивнуть, мужчине было ее жаль, за эти дни он многое увидел и услышал про босса и его жену, и честно говоря если б его так любили… ой, да что там говорить… какая разница? А вот ее жалко было, хорошая она. – Ответить той же монетой у меня не получилось, представляешь? После всего выпитого я все равно тебя одного люблю и хочу, а от других блевать тянет. Почему так? Странно, правда? Тебе самому от себя не тошно?

– Тошно.

– Чего ты от меня тогда ждешь? Ты мог просто попросить развод, а не спать с ней у меня за спиной, делая желанного ребенка. Ты мог мне сказать, черт тебя возьми! – вдруг заорала она и кинула в него бутылку, – Ты мог сказать. Зачем делать так больно? Разве я заслужила? Чем? Тем что так тебя люблю? Разве за это наказывают?

– Таня, я все объясню, мы все решим. – он попытался к ней подойти, но она отскочила.

– Не подходи ко мне, а лучше просто уйди и оставь в покое.

– Не могу уйти, без тебя не могу.

– Можешь, Дима, все ты можешь. И любовь твоя ничего не стоит, раз даже понять меня не попытался, а сразу ушел, не выслушав. Не понимаю я, Валера, вас мужиков, ты тоже так свою любовь будешь жене показывать? Пойдешь изменять, предавать, убивать ее, чтоб место свое знала? – она обращалась к Валере, а смотрела на него. Дима даже пошевелиться боялся, потому что в глазах жены сверкало ничем не прикрытое безумие, откровенное безумие боли. – Мне вот интересно, а переспи я с тобой, а Валерик, он бы тоже приехал бы, позвал бы меня домой, после другого? Если бы меня целовал, ласкал другой?

– Замолчи, дура! Что ты несешь? Замолчи! – он кинулся к ней, но был перехвачен охранником, а жена отскочила еще дальше и начала смеяться. Нет, не так. Она начала хохотать, как безумная.

– А что ты злишься, дурачок? Представляешь, как он прикасался ко мне, тот мужчина? Как трогал меня здесь? – она остановилась напротив окна, смотрела внимательно на него, ожидая реакции на свои слова и действия. Провела рукой по шее, легонько погладила ключицы и остановилась рукой на груди, легонько сжимая, при этом прикрывая глаза, пряча от него свое безумие, – Поцеловал здесь? Опустился ниже, помогая мне раздеться, положил на кровать и наконец смог поцеловать в губы, ты это представляешь да?

– Отпусти, Валера. – тот кивнул и из комнаты вышел, но дверь оставил прикрытой и номер он не покинул.

– Думаешь тебя это спасет, Дима? Ты изменил мне в реальности, а я мысленно переспала с сотней мужиков, позволяя иметь себя как им вздумается! – она кричала, а потом опять начала хохотать. Безумная, от этого он пришел в ужас.

Сумел подойти, схватить за руки чтоб не отбивалась и прижал к себе, начал говорить что-то успокаивая, клялся, что любит, что больше никогда ее не обидит, сделает все, что она хочет. Но понимания его слов в ее глазах не видел, она его будто не слышала. Вырывалась, царапала ногтями, даже кусалась как дикая кошка, и хохотала, продолжая описывать ему свои мысли по поводу ее воображаемых измен. Он, честное слово, старался не слушать этот пьяный бред, но стоило только представить в реальности то, что она так красочно воображала, и его узлом ярость скручивала и выворачивала наизнанку нутро. Его терпение лопнуло, больше слушать он не в силах и сделал единственное, что мог. Закрыл ее рот поцелуем, яростным, жгучим и полным обиды. В ответ его укусили, толкнули на кровать и начали раздевать.

Страсть, замешанная на боли, -такое с ними было впервые: новые ощущения, даже эйфория от прикосновений. То, как она изгибалась над ним, подставляя его губам свою грудь и стонала, стоило ему сильней прикусить чувствительные соски, сносило всякий контроль к чертям.

Все было прекрасно ровно до того момента пока он не понял, как ему отомстили. Мерзость ситуации превышала все мыслимые пределы.

В один момент он смотрел на ее лицо, приоткрытые искусанные губы, быстро вздымающуюся грудь, влажный лоб, разметавшиеся по спине и лицу волосы, но глаза она не открывала. Сидела на нем верхом, наслаждалась его ласками… а представляла на его месте другого. Стоило ей открыть безумные зеленые глаза, в которых так явно проскочило злорадство, как только она получила разрядку, как он понял, почему она так быстро успокоилась и затихла.

Да, вот теперь она отомстила.

Он почувствовал себя не предателем, а преданным ею. Захотелось срочно вымыться, смыть ощущение грязи, но он не шевелился. Смотрел в любимые глаза и молча соглашался со всем тем, что видел и читал на ее лице. В полной мере хлебнул того, во что сам окунул любимую женщину. Понял и простил ее за эту месть, за безумие, за все. И когда он это понял, она с него слезла, натянула на себя простынь, и тихо, но чтоб он услышал, сказала:

– Я хочу развод.

Вот так их брак треснул и раскололся. Та ссора, из-за его желания иметь детей… он много думал, решал для себя что делать, когда вернется за Таней, но ни к чему хорошему так и не додумался. В то, что она не хочет детей, в принципе он не верил, трудно такое представить, если знать и видеть ее отношение к детям чужим, да хоть того же Кирилла взять. Боится потолстеть? Опасается, но чего? Откровенно говоря, он не знал и не предполагал, что дети могут стать причиной того, что происходит сейчас.

Он тогда разозлился на нее, не понял ее слов, что нужно подумать, подождать, решить готовы ли они и она сама к появлению ребенка. Он не понимал, что решать? Они любят друг друга, у них дом, квартира, машины, он заработает на безбедное существование даже внукам. Поэтому не видел смысла ждать и что-то там думать. Ему бы сразу сообразить, что что-то не так. А он, одним словом… слово за слово, плюс эмоции и от гнева дышать трудно было. Психанул, уехал в офис, думал успокоится и все. А там задержалась Евгения с ее влюбленным взглядом… и его понесло. Он не мстил, он вообще не думал, просто тупо срывал злость и ничего больше. А эта курица догадалась утром позвонить Тане и сказать, что они поженятся, и она ему родит сына. С чего такая дурь он узнал гораздо позже, оказывается он не единственный кто удивлялся, что столько лет и не заводят они с Таней детей, – по компании ходили сплетни, что его жена просто их иметь не может и много еще таких же бредовых предположений.

Мимо него такие вещи проходили, но не мимо Тани, это тоже сыграло тогда роль, он так думает. Что делать сейчас не представлял, но прояснить вопрос с детьми надо. С самой Таней пока рано обсуждать что либо, но если он хочет вернуть свою женщину домой и быть с ней, то помощь придется просить, а он знал аж целого одного человека, кто мог хоть как-то пролить свет на эту ситуацию… ну и дать ему по морде заодно.

Пока он выиграет время, хотя бы недели две, чтоб их не развели, а сам хоть под пытками, хоть подкупом, но узнает все, что ему необходимо.