Генерал поднялся на ноги, жестом придержав меня на месте. Шагнул к окну, выглянул на улицу и развернулся ко мне лицом:
– Николай Александрович сразу же после отречения уехал в Крым. Вместе с семьей.
Шагнул вперед и развел руками:
– Не понимаю! И все! Такие блестящие победы! Одно только взятие Проливов чего стоит! А Константинополь? И после всего этого добровольное отречение… Не понимаю! И ладно бы Михаилу Александровичу державу передал, это бы мы все поняли и приняли. Но кому? Олегу?! Мальчишке!
Николай Степанович шумно перевел дыхание, присел к столу и тут же снова вскочил, отошел к стене:
– Ходят упорные слухи, что настоящей причиной отречения стало совсем другое – государь испугался старого пророчества…
Батюшин замолчал, потянул драматическую паузу, словно вынуждая меня проявить любопытство и заинтересоваться только что сказанным. А мне не любопытно. Я про это пророчество давно знаю, еще оттуда, из той своей жизни. И меня сейчас весьма настораживает вся эта нарочи́тая патетика. Как-то подозрительно она выглядит в этих стенах. На кого рассчитана? Точно не на меня… А тогда на кого? А пауза-то затянулась. Похоже, придется очень аккуратно подыграть Николаю Степановичу:
– Не слышал. Что за пророчество?
– Не знаете? Странно. И про монаха Авеля не слышали? Ну как же? Впрочем, вполне возможно. Сей монах весьма искусно пророчествовал. Видел, так сказать, будущее… И рассказывал о своих видениях государям. За что неоднократно был взят под стражу и отправлен в заключение. Видимо, не совсем добрыми были те предсказания… – Ба́тюшин мягко оттолкнулся от стены и, бесшумно ступая, переместился к столу, наклонился в мою сторону. – Скорее, совсем недобрыми… Вам это ничего не напоминает?
– Нет. А это должно мне что-то напоминать? – постарался не выказать своих эмоций. Да что он все ходит вокруг да около? Давно пора переходить к делу!
– Не знаю, не знаю… Но вот что самое интересное… – наконец-то выпрямился Николай Степанович, перестав нависать надо мной. – Все эти так называемые пророчества сбывались!
– А я-то тут при чем?
– Сергей Викторович, похоже, вы в своей Сибири успели забыть о том, какое ведомство я имею честь возглавлять. Неужели думаете, что и ваши так называемые пророчества остались мне неизвестными? Я даже знаю о том, что именно вы напророчили Николаю Второму.
– И что? – не стал отказываться. Ну, знает, велика ли беда. Я и вправду никому об этом не рассказывал. Никому, кроме Марии Федоровны. Значит, утечка произошла из окружения, причем ближайшего окружения, государя. Уже бывшего государя.
– Да то, что ваши слова полностью совпали со словами Авеля! Вы знали о том, что император Павел перед своей смертью оставил запечатанное послание для своих потомков, которое нужно было вскрыть ровно через сто лет?
Кивнул утвердительно головой. Кивнул и сразу же спохватился. Только уже поздно было. Поймал меня Николай Степанович.
– А ведь в начале разговора вы уверяли, что ничего не знаете… Но ладно. Пока пропустим. Тогда вы должны знать, что в этом послании предсказывалась и недавняя война, и скорая страшная гибель всей царской семьи! – Батюшин перестал наконец-то нависать над столом и сел на стул напротив. И, чуть понизив голос, проговорил: – И вы ведь, Сергей Викторович, говорили государю то же самое!
– И что? – еще раз повторил свою недавнюю фразу.
– Если бы не ваши высокие заступники, сидеть бы вам в Петропавловке за свои пророчества! Вот что! А вы легко отделались… Вас всего лишь отлучили от двора… Предполагаю… Да что там предполагаю – знаю! Именно это вам и было нужно на самом-то деле! Свобода! Относительная, конечно. Но тем не менее свобода…
– И что?
– Ничего, – Николай Степанович откинулся на спинку стула. – Ничего. Не доверяете…
– Ваше высокопревосходительство, я до сих пор не понимаю, к чему весь этот разговор? Что вы от меня хотите?
– А я разве не сказал? – удивился Батюшин.
Вот только удивление то было притворным, не натуральным. Вижу же, что у генерала чертики в глазах так и прыгают. Похоже, это все прелюдия к основному разговору. Ну что еще меня ждет?
– Что ожидает Россию с приходом Олега?
Что? Вот так просто возьми и выложи им неизвестное мне будущее? Если он настолько осведомлен о том, что я якобы пророчествовал, то наверняка должен знать и о том, что способности к этому у меня якобы пропали. Да само собой, что пропали. Ведь развитие истории уже пошло совершенно по другому пути. Так откуда я могу знать, что дальше будет? Получается, зря Батюшин так хорошо о своих профессионалах отзывается, если они этого не знают. Только вот что мне дальше делать и говорить? Ведь что-то отвечать на заданный вопрос придется. Отказываться и все отрицать глупо. Слишком по-детски это будет выглядеть. Вот только понять бы, нужен ли мне этот ответ?
– Николай Степанович…
Батюшин замер в ожидании ответа и никак не отреагировал на подобное вольное обращение. Да и какое оно вольное, если он сам мне неоднократно разрешал именно подобным образом к себе обращаться.
– Если вы все знаете, то тогда должны знать и о том, что после моего падения со скалы в Карпатах я потерял все свои способности. Утратил дар предвидения.
– Это на самом деле правда? – с недоверием прищурился генерал.
– Это соответствует действительности.
– Жаль. Очень жаль. Тогда вы ничего не сможете сказать и о другом так называемом пророчестве. О проклятии Марины Мнишек?
– Не смогу, вы правы. Я даже и не слышал о таком проклятии, – покривил в очередной раз душой и увильнул от правдивого ответа. Оно мне нужно, толковать подобные проклятия? Того и гляди, пристегнут к нему и обернуться не успеешь, как на плахе окажешься… Или на помосте… С перекладиной над головой и веревкой на шее…
– Еще раз повторю, очень жаль. Действительно, не слышали? – с участием в голосе слегка склонился в мою сторону Батюшин.
– Если и слышал когда-то что-то, то в данный момент ничего об этом не могу сказать. Говорю же, амнезия у меня после падения.
– Странная какая-то у вас амнезия, выборочная. Тут помню, тут не помню. Чему вы улыбаетесь, полковник?
– Голова предмет темный, малоизученный и научному анализу не поддающийся…
– Да уж… – Глаза Батюшина на какой-то короткий миг вильнули в сторону.
Вот если бы не смотрел все это время ему в лицо, то и не увидел бы этого виляния взглядом. Очень уж подозрительно все это. И этот разговор. Куда он там смотрел? Ну-ка… Что там, в той стороне, интересно? Стена… Или что-то за стеной? Может быть, кто-то? А кто? Кому может быть интересен подобный разговор? Кто был в курсе моих откровений? Мария Федоровна и Николай. В весьма малой мере Джунковский, Эссен и Остроумов. Последних двух можно вообще в расчет не принимать. Я им слишком мало говорил. Да и то, что говорил, относится или к ним самим, или к весьма общим сведениям. Весьма малым. Тогда Джунковский? Тоже вряд ли. Владимир Федорович подобные вопросы не стал бы задавать. Он и так в курсе моих дел. И вряд ли стал бы прятаться за стеной. Если бы это был он, то я сейчас находился точно не в этом кабинете… Остаются первые двое. Исключаю Марию Федоровну. Не станет она никому обо мне рассказывать. Николай? А вот этот вполне мог поделиться моими откровениями с семьей. Или с преемником? Получается, за стеной Олег?
От подобного предположения стало несколько не по себе. Хотя лишнего я ничего не сказал. А то, что пытается мне сейчас приписать Батюшин, так это только его собственные слова. Пусть они так и остаются его словами. Зато тогда становится понятным и вполне объяснимым мой приезд именно сюда…
– Сергей Викторович, вынужден оставить вас на минутку. Посидите пока в одиночестве, а я скоро вернусь.
Николай Степанович вышел из кабинета. А я замер на стуле. Угадал? Похоже на то. На что это меня провоцируют? На какие действия? Или у меня паранойя разыгралась? Ну, разыгралась или не разыгралась, а посижу-ка я на месте. И даже шевелиться не буду. Стоп. А может, все гораздо проще? Может, я и впрямь правильно угадал? И там за стеной действительно Олег находится? И Батюшин просто-напросто пошел у него дальнейшие инструкции по ведению разговора получать? Да ну, бред. Олег слишком молод для подобного. Молод не молод, а сбрасывать подобное предположение со счетов не стоит. И дергаться тоже не нужно. Ждем, как бы ни было трудно ждать.
– Значит, вы уверяете, что самолет ваш полностью исправен и готов к вылету? – Прямо с порога начал говорить Батюшин. Единственное, что перед этим сделал, так это за собой плотно дверь прикрыл.
– Исправен и готов, – еще раз повторил я.
– Хорошо, – Николай Степанович подошел к стене, сдвинул в сторону зеленую штору, открывая взгляду висящую на стене огромную карту. – Прошу вас, подойдите.
Подождал, пока я выберусь из-за стола и подойду, взял в руки небольшую указку, продолжил:
– С этого момента, Сергей Викторович, все сказанное мной должно сохраняться в тайне. Понимаете? Подписывать еще какие-то бумаги я вас заставлять не собираюсь. Вы их и так достаточно много подписали. Поэтому будем рассчитывать на вашу благоразумность. Сейчас наступил именно один из тех моментов, ради которых вас и привлекли к моему ведомству.
Секундная пауза. И следующие слова Батюшина вызвали во мне явное и неприкрытое недоумение:
– Ни в какой Крым Николай Второй не уехал. Все, о чем писали газеты, всего лишь выдумки для отвлечения внимания. На самом деле император решил вместе с семьей совершить плавание на «Штандарте» вокруг Европы. И уже только потом остановиться в Крыму…
Глава 2
– Зачем? – мое недоумение от подобного поступка можно было кусочками нарезать. Бред сумасшедшего же! Ну какое сейчас может быть путешествие вокруг Европы? И не удержался, высказал свое недоумение.
– Это у нас с Германией вроде бы как мир, а в Европе-то еще ничего не закончилось. Воюют-с. Режут друг друга почем зря. Или я что-то в своей, как вы говорите, Сибири, пропустил?
Как и ожидалось, мой явный сарказм остался без ответа. Для приличия подождал секунд десять, ну а вдруг ответит? Не дождался, но и оставлять этот вопрос без разъяснения нельзя. Слишком уж все странно. Поэтому немного перефразировал:
– И что, неужели здравомыслящих людей в его окружении в Царском Селе и в столице не нашлось, чтобы отговорить от этой безумной затеи?
– А никто и не знал об этом решении. Эта авантюра, а по-другому ее и не назовешь, была проделана в большой тайне. Да-да, на удивление в тайне, – уточнил Батюшин, видя мою весьма недоверчивую реакцию на его слова. – Сие даже мне до поры неизвестно было, потому как в тот момент и других забот хватало.
Непроизвольно дернул бровью. Да не может такого быть! Это же император! Бывший или не бывший…Первое лицо государства! Ну какие могут быть другие заботы? О чем он вообще говорит? Или таким образом сейчас пытается себя оправдать?
– Вы бы видели, что в те дни в столице творилось, – прекрасно понял мои сомнения Николай Степанович. – Государь же от короны отказался! Народ взбаламутился. Да так, что нам всем пришлось за порядком присматривать. Едва до кровопролития на улицах не дошло. Совсем без помятых да поломанных не обошлось, честно говоря, но эту смуту с трагическими событиями на Ходынке и близко не сравнить. Господь миловал, не дал повториться подобному. Так что каюсь, проморгал отход яхты, не до того мне было.
– Понятно, – протянул я. И предположил: – А теперь вы намереваетесь с моей помощью проследить за «Штандартом» с воздуха?
– Если бы было так просто. Все гораздо хуже… Дело в том, что вот уже около недели с яхтой нет связи…
– Кто бы сомневался, – пробормотал я, но Николай Степанович умудрился расслышать это мое бормотание.
– Вы что-то знаете?
– Если бы. Просто предположение, и ничего более. Логический вывод, так сказать.
– Сергей Викторович, давайте без этих ваших отговорок. Дело касается не просто членов императорской фамилии. Прошу отнестись к этому более серьезно.
– Хорошо, прошу меня извинить. Первое. Конец февраля. Северное, а тем более Балтийское море в конце зимы это далеко не Средиземное с его теплыми водами. Какое вообще может быть плавание во льдах? Как они вообще смогли Финский залив пройти? Пусть крепких морозов в новом году давно не было, но ведь и декабрьские льды пока еще никуда не делись? Яхта же далеко не броненосец… Какая может быть Европа в подобных условиях? И любимые острова Николая Александровича сейчас вряд ли с моря доступны. Согласны со мной? Нет, тут явно в чем-то другом дело… – задумался я. Надолго задумался. И Николай Степанович не мешает думать, под руку с уточняющими вопросами не лезет. – Но яхта, как вы говорите, ушла… В таком случае предполагаю, что Николая Александровича с семьей можно будет искать в Дании. Это второе. Единственное, что выбивается из моего предположения, так это отсутствие связи с яхтой. От Копенгагена до Кенигсберга-то дальности радио должно было хватить… А с Марией Федоровной вы разговаривали?
– Нет. Решили не беспокоить ее раньше времени, – пробормотал Николай Степанович. Очень похоже, что несколько растерялся он от таких моих слов. И замолчал. Обдумывает мое предположение, похоже.
– Ну вот, теперь есть хороший повод побеспокоить. Если я прав, то ответы на все свои вопросы вы сможете точно у нее получить. Хуже будет, если и она не в курсе настоящих намерений Николая Александровича. И если мое второе предположение окажется несостоятельным. Тогда даже и не знаю, куда он мог запропаститься… Хотя вариантов тут тоже немного. Или мины в море, или происки бывшего противника. А может быть, и союзника… Да, вполне даже может быть.
– Что именно вы имеете в виду?
– Пока ничего. Давайте сначала попробуем получить ответы на два первых вопроса…
Николай Степанович глянул как-то искоса, из-под нахмуренных бровей, сжал губы, помолчал, подумал и кивнул головой:
– Давайте попробуем. – И дальше удивил: – Вы поедете со мной…
Еще больше я удивился промелькнувшему раздражению в его глазах. И это точно раздражение было! Не мог я ошибиться. Да что происходит-то? И это весьма неожиданное и, что уж греха таить, несвоевременное приглашение прокатиться до Царского Села… Оно мне нужно? Я в столице почти месяц не был! Да что там почти, ровно месяц и пролетел. Да бог бы с ней, со столицей, но меня же Лиза ждет! Поэтому буду отбиваться от этой поездки всеми возможными способами. Попробовал отговориться…
И ничего у меня не вышло. Николай Степанович выслушал мои объяснения, хмыкнул и сказал:
– Ну, если столько времени ждала, то еще несколько часов погоды не сделают.
Посмотрел Батюшин на мою скуксившуюся физиономию и усмехнулся вдогонку:
– Да не переживайте вы так, Сергей Викторович, никуда ваша Лиза не денется. Ну, задержитесь вы на пару часов, зато потом до утра полностью свободны!
– В смысле до утра?
– Да в самом прямом смысле. Повезет, если Николай Александрович с семьей в Дании. А если нет? В таком случае придется вам лететь на их поиски…
– Не придется, Николай Степанович, – вздохнул тяжело. И повторил: – Не придется.
– Это еще почему? Вы что-то еще знаете? – тут же прозвучали вполне ожидаемые вопросы. И Николай Степанович явно насторожился.
– На этом самолете никак нельзя будет лететь. – Придется теперь объяснять. И дернул же меня черт за язык. Нет, чтобы подождать немного и затеять продолжение разговора в машине. И не пришлось бы в очередной раз драгоценное время на объяснения терять. – Тут что-то полегче нужно, с не меньшей дальностью полета. Или с возможностью садиться на море. Почему? Ну… Главная причина – где и каким образом дозаправляться-то? На этой машине на воду не сядешь, садиться придется на раскисший грунт, явно на неподготовленную по такой погоде для посадки самолета площадку. Что вообще нежелательно – колеса зароются в землю и самолет перевернется…
Сделал коротенькую паузу, пусть до Батюшина мои слова дойдут. Заодно во время этой паузы над продолжением подумал.
– Единственный здесь плюс для новой машины, так это большая дальность полета. Если мои предположения с Данией не подтвердятся, то предлагаю такой маршрут: Кенигсберг, Копенгаген. Поиски нужно начинать именно оттуда… – И уточнил для Батюшина, почему именно оттуда: – Радиус полета позволит охватить значительно большую территорию.
Дождался разрешения продолжать:
– На первом этапе до Кенигсберга нам топлива хватит. Заодно и на Балтику сверху посмотрим. Так, мало ли что заметим… А вот что дальше? Если у вас никаких сведений о судьбе яхты нет, то и в Кенигсберге я ничего нового не узнаю. Тогда придется дозаправляться и перелетать в Данию. Вы такой перелет с датчанами согласовали? Нет? Почему?
– Вы продолжайте, Сергей Викторович, продолжайте свои логические выкладки. Согласуем, никуда не денемся.
– М-да… Ладно… До Копенгагена из Кенигсберга без посадки тоже дотянем. В идеале. А если погода по маршруту или на аэродроме посадки, не дай бог, поменяется, тогда что? Кстати, а в Копенгагене где будем садиться-то? Или выбирать площадку на свое усмотрение? Просто так ведь куда-нибудь не сядешь… Подобная посадка без поломок вряд ли обойдется… Теперь понимаете?
Помолчал, давая собеседнику возможность проникнуться сказанным. И Батюшин молчит. Что же, продолжу:
– Допустим, все будет хорошо. И с погодой нам повезет, и с посадочной площадкой тоже. Может быть, и с полицией повезет, если вы нас нужными бумагами снабдите… Снабдите же? А что потом? Если придется еще дальше лететь, то все. Топливо закончится. Кто нас заправлять будет и на какие деньги? Наконец, даже если мы и найдем яхту, то какой от этого будет прок?
И тут же объяснил:
– Ну что мы сможем сверху разглядеть? Да почти ничего. Так что вылет на нашем самолете отменяется. Тут что-то на поплавках нужно. То, что сможет на воду садиться. И, опять же, остается открытым вопрос с дозаправкой. Где заправляться?
– А если на «Муромце»? С поплавками? Как в Босфорской операции? Он же полегче будет?
– Да, полегче. Но все равно без дозаправки бесполезное это дело. Дорога в один конец, да и тот… Недалекий… Или не столь удаленный. Не знаю, как правильно сказать…
– Но ведь можно и катер с топливом вслед отправить… А… Нельзя. Скорости несопоставимы… Как-то я сразу и не сообразил. Тогда, выходит, смысла от воздушного поиска нет?
– Если только использовать его как вспомогательное звено. Корабль обеспечения выдвигается на границу дальности полета «Муромца» заранее и ждет нас в указанной точке. Спустя какое-то время вылетаем мы, садимся рядом, заправляемся и уже из той точки совершаем воздушную разведку, исходя из практического радиуса дальности полета…
– И, если выход корабля осуществить из Кенигсберга, а вам вылететь отсюда… Ну да, откуда же еще… То времени вы практически не потеряете. По крайней мере, до Копенгагена… Дальше придется действовать по обстоятельствам.
– Николай Степанович, а ведь в Кенигсберге и свои самолеты имеются? Почему бы не направить на поиски местный экипаж?
– Да потому что нельзя! Вообще нежелательно привлекать к этому делу лишних людей.
– Ну, лишних-то людей все равно будет много…
– К сожалению… Хорошо, Сергей Викторович, я еще подумаю над вашими словами и предположениями, а пока, предварительно, задание остается прежним. Утром вылетаете в Кенигсберг. Там заправляетесь и… Надеюсь, к утру станет понятно, куда дальше. Место встречи с кораблем обеспечения я вам сообщу перед вылетом. Где вас искать в случае чего?
– Да у себя, где же еще…
– И еще. На чем именно будете вылетать, на новом своем самолете или на чем-либо еще, тоже утром определимся. В зависимости от полученных сведений. Как и в том, понадобится ли вообще ваш вылет. Хорошо, я вас больше не задерживаю. И, Сергей Викторович, надеюсь, вам не нужно напоминать, что все то, о чем вы услышали в этом кабинете, должно остаться между нами?
– Я понял. И нет, напоминать не нужно.
– Хорошо. Можете идти отдыхать. А нам, старикам, придется еще поработать… Я сам в Царское Село съезжу…
Ну слава богу, передумал генерал, не стал меня за собой таскать! И, пока Николай Степанович не передумал, я быстренько распрощался и поспешил покинуть кабинет. Одно хорошо во всей этой истории – мне выделили машину.
Поэтому до гостиницы я добрался относительно быстро. Правда, саму дорогу за размышлениями не заметил – вспоминал и анализировал недавний разговор. Что-то тут не так. Мутная какая-то история с этим плаванием. И задание это с поисками яхты тоже мутное. Такое ощущение, что Николай Степанович его только что придумал. Ну, какое-то оно непроработанное, совершенно не соответствует уровню Батюшина. Не характерны для него подобные недоработки, несогласованности и несуразности… Так и доехал. Дорога короткой из-за раздумий оказалась. Ну а там пришлось немного задержаться, привести себя в порядок, переодеться и уже после этого направить свои стопы по желанному адресу.
Открывают мне дверь, вхожу, поднимаюсь наверх по лестнице… Гостиная… А здесь очередной прием. Давлю в себе раздражение. И отступать уже нельзя. Приходится раскланиваться с присутствующими здесь гостями, целовать руку поспешившей мне навстречу весьма довольной хозяйке и чуть менее довольному хозяину дома. Пока раскланивался, успел быстро оглядеться, обстановку оценить, так сказать. И снова на том же самом месте та же самая компания, состоящая из уже виденных мною ранее молодых людей.
И Лиза среди них. Меня увидела, румянцем вспыхнула, навстречу заспешила. В этот раз сразу же отмахнулась от собеседников, вызвав тем самым явное их недовольство. Тот самый хлыщ даже удержать ее попытался. Затряхну гаденыша! Девушка же и не заметила этой попытки, мягким и ловким движением убрала руку, выскользнула из круга молодежи. К моему удовлетворению, в этом круге не только парни, но и девушки были. Поэтому решил пока обстановку не накалять.
А потом были счастливые глаза любимой, ласковые и нежные пальчики в моей руке… И пусть весь мир катится к черту… Какой прием, о чем вы? Покинули мы это сборище, сбежали от всех на улицу к большому разочарованию Лизиного семейства. И от поклонников девушки, к моему огромному удовлетворению. Пошли они все лесом!
К сожалению, время года и премерзкая погода к долгому гулянию не располагали. Поэтому пришлось вернуться через пару часов назад, как только девушка начала замерзать. Ну да и гости к тому времени разошлись, к моему удовольствию. И нам никто ничего не стал выговаривать за наш поспешный уход. Смирились, наверное, с неизбежным. По крайней мере, хотелось так думать.
А там и я откланялся и покинул этот дом. И уже на улице спохватился – самые главные и важные слова я так и не смог произнести. Не хватило духу. Или решимости? А может быть, радость от встречи мозги настолько мне затуманила, что я и забыл о своих намерениях? Не знаю. Но в следующий раз точно все скажу…
– Сергей Викторович! Погода везде хорошая, так что придется вам все-таки лететь на новом самолете. Заодно и продемонстрируете там наши достижения… – озадачил с самого утра Батюшин. Даже выспаться у меня не получилось, вестовой от генерала разбудил ни свет ни заря – затемно. Вежливо так постучал в двери, тихонько почти. Но тишина вокруг такая, что стук этот барабанным боем прозвучал. Волей-неволей подорвался с кровати, впрыгнул в штаны, ноги в тапки сунул и метнулся открывать. Мимоходом взгляд в окно бросил – непроглядная темень на улице, спать бы да спать еще нормальному человеку. А тут… Да еще и эта зараза за дверью не унимается, да вдобавок к стуку еще и шепчет на весь коридор: «Ваше высокоблагородие…» И шепот этот не только мне отлично слышно, в этакой-то тишине, но и всем остальным жильцам. Потому-то и метнулся, с целью открыть этому оглоеду поскорее, чтобы соседей не будить.
Однако ошибся. В качестве вестового его высокопревосходительство цельного личного адъютанта прислал. Если бы не этакая рань, то с полным правом можно было бы гордиться своей значимостью. Ну и, само собой, если бы у меня натура немного другая была, в худшем смысле этого слова. А сейчас это только ба-альшие подозрения во мне пробудило. Какого лешего-то? Выслушал доклад о присланной за мной машине – мол, пора на аэродром выдвигаться. Кивнул, да дверь-то и прикрыл перед самым носом адъютанта. Незачем ему в номер мой входить. Пусть или внизу ждет, или в машине. А у меня утренние процедуры, постороннего взгляда совершенно не терпящие…
Тянуть и задерживаться смысла не было, вещи свои даже и не распаковывал после прилета, единственное, так это мыльно-рыльные достал. А теперь обратно вернул, после всех положенных процедур.
Оделся и дверь за собой закрыл. И этим незамысловатым действием словно бы оставил за спиной все лишнее, к делу не относящееся. Все мысли только о предстоящем задании…
Экипаж уже на месте дожидается, байки в курилке под свет фонарей травит, громкий смех по округе разносится. А там и Николай Степанович подъехал, практически одновременно со мной. Пошел ему навстречу, доложил о готовности к выполнению задания. Вот тут Батюшин и озадачил, озвучил свое решение. Правда, не стал дожидаться от меня встречных уточняющих вопросов, сразу же все и объяснил: