Уже стемнело, идти пришлось медленно. У танцплощадки он меня догнал и спросил как ни в чем не бывало:
– И когда эта дрянь пройдет?
Я пожала плечами.
– Понятия не имею. Никогда не дожидалась окончания онемения. Я же не мазохистка. Но не смертельно, не бойся.
– Я и не боюсь, – он пошел рядом. Потом неожиданно рассмеялся и заявил: – А ты ничего. С тобой интересно. Обычно блондинки, они… – тут он замялся, подыскивая приличные слова, и пришлось подсказать:
– Круглые блондинки. Тупые и порочно-сексуальные. Но это только искусственных касается. А я натуральная. Увы.
– Почему увы? – заинтересованно спросил он, разминая неподвижную левую руку правой.
– А потому что ко мне все парни относятся так же, как ты. Типа блондинкам нужно только одно.
– Ну, извини. Больше не буду, – проникновенно пообещал он.
И я бы даже поверила, если бы при вспышке иллюминации не заметила хитроватую улыбку и вспыхнувшие озорством глаза.
Вот как? Будем брать крепость измором, значит? Приятное разнообразие в скучной жизни? Хорошо, я тебе подыграю, враль ты бессовестный! Из меня тоже неплохая актриса получается, когда до белого каления доводят.
– Ладно, чего там, – постаралась, чтоб это прозвучало примирительно, а не воинственно, как хотелось.
Он повелся, потому что как-то сразу расслабился.
– Когда встретимся снова? – спросил, уверенный в моем согласии. – Давай завтра в лес по грибы сгоняем? У меня байк есть. Я такие места знаю – рыжиков ведрами собирать можно.
Я посмотрела на небо. Погода хмурилась, луны не было, редкие звезды едва-едва пробивались сквозь надвигающиеся тучи. Подыгрывать ему отчего-то враз расхотелось.
– Я не люблю грибы собирать. А ягод у нас на участке полно. И вообще, уж извини, ты мне неинтересен. Я с друзьями поболтать люблю, а с тобой о чем говорить?
Предложение «поговорить» от девчонки бедолага явно услышал впервые в жизни, потому что с недоумением переспросил:
– Поговорить? О чем?
– Вот и я о том же, – с готовностью согласилась я с ним. – Не о чем нам с тобой говорить. Так что пока! – и быстро нырнула в темноту.
Он хотел было кинуться следом, но тут на него набросилась какая-то шустрая девица.
– Вот ты где! А я тебя ищу, ищу…
Усмехнувшись, я прошла к танцплощадке. Решив, что на танцах мне больше делать нечего, я свистнула. Этот условный свист я учила несколько лет, прежде чем он у меня стал более-менее понятен. Именно тогда я поняла, что рот у парней здорово отличается от моего – у них-то свист никаких затруднений не вызывал.
Из темноты тут же вынырнул взвинченный Вадька.
– Где ты была? Мы тебя потеряли! – прошипел сердито, с силой схватив за руку и уводя подальше от грохочущей музыки.
Ну и ну! Хороши охраннички! Вот и доверяй им после этого!
– Поехали домой! – потребовала я, недовольная всем на свете и более всего собой.
Вадим молча пошел к автостоянке.
– А парни что, с нами не поедут? – я оглянулась на сверкающую в темноте танцплощадку.
– Что они, маленькие, что ли? – отчего-то рассердился Вадька. – Или ты со мной наедине оставаться боишься?
Этого я не боялась, но настроение парня мне не понравилось.
– Чего ты злишься? – я вырвала у него свою руку и остановилась. – Говори прямо и не финти!
Он снова взял меня за руку, но на этот раз мягко.
– Извини. Если честно, то ревную.
Вот так-так! Это что еще за новости?
– Во-первых, у тебя на это никаких прав нет. Во-вторых, ты же сам мне предложил познакомиться с этим местным донжуаном!
Подавая мне шлем, Вадим мрачно уточнил:
– Это не я предложил, а Серега. Я был против. К тому же был уверен, что ты откажешься. А что с парнями не спорил, это чтоб не ехидничали. И так все знают, что я на тебя серьезно запал. Одна ты ничего не замечаешь.
Я вздохнула. Какая разница, замечаю я или нет? Мне это никакого удовольствия не доставляет. Раздражает только. Ну не красное я солнышко, всех не обогрею, так что?
Не дождавшись ответа, Вадька сел на байк, протянул мне шлем и скомандовал:
– Садись скорей!
Застегнула шлем на голове и села позади него, приготовившись к черепашьей скорости. Мне порой казалось, что пешком идти куда быстрее.
Внезапно где-то в темноте раздалось:
– Стойте, вы куда? – баритон был знакомый.
Я повернула голову на звук и чуть не упала от резкого рывка «Судзуки».
– Держись крепче! – рявкнул Вадим и ударил по газам.
Я ухватилась за него, невольно прижавшись что было сил. Он низко пригнулся к рулю, и мы помчались!
Но вопль Красовского все равно догнал:
– Мы еще увидимся!
Байк ревел на запредельной скорости, ветер бил в лицо, мы неслись сквозь ночь, но мне ничуть не было страшно. Наоборот, в груди играл азарт, хотелось петь во все горло. Но я сдержалась. Минут через пять в голове возник вопрос: и с чего это мы так гоним?
Осторожно оглянувшись, заметила неуклонно догоняющее нас световое пятно явно от фары мотоцикла, и только тогда дошло: да это ж мы от погони уходим!
Вот уж в чем мне никогда не приходилось участвовать, так это в погонях, причем в роли уходящей от этой самой погони. Кто за нами шпарил, было понятно – похоже, Красовский никогда не сдается. Но как он умудряется вести мотоцикл одной рукой?
Во мне сразу взыграл профессиональный интерес. Захотелось остановиться и осмотреть его руку. Неужели она так быстро отошла? Прецедентов я не знала. Мне несколько раз приходилось использовать этот не слишком гуманный приемчик, но восстановление всегда шло больше часа.
Неужто он такой выносливый? Или ведет байк одной рукой? Надо бы встретиться с ним снова и это выяснить.
Вадим подвел мотоцикл к общим воротам кооператива и скомандовал:
– Прыгай и прячься!
Я на автомате спрыгнула с сидения и спряталась за стволом старой раскидистой липы. Вадька тут же умчался дальше, и мимо меня на запредельной скорости тотчас пронесся байк Красовского. Однако вот это скорость! Сомнений в том, что через пару минут они встретятся, не было никаких.
Набрав код, я вошла в калитку товарищества и по грунтовой дороге потопала на свою дачу. Вокруг было темно и тихо. Все уже спали, завтра рабочий день. Интересно, сколько времени? Телефон я не взяла, боясь потерять, его просто некуда было положить.
На пороге сидел ожидающий меня отец. При виде меня встал, посмотрел на часы и удовлетворенно сказал:
– Вот это чутье! Одиннадцать ноль-ноль. Молодец. Пошли в дом.
Мы зашли в прихожку. Загорелся свет, папа окинул меня внимательным взором и спросил:
– Все в порядке?
Я кивнула, изрядно удивившись.
– А почему ты тогда в шлеме? Некогда было Вадиму его отдать?
Обалдеть! Я забыла шлем снять! Меня так впечатлила быстрая езда? Хотя когда мне было его отдавать?
Стянула с себя шлем и небрежно махнула рукой:
– Ерунда! Завтра отдам!
Папа покачал головой:
– Придется перекинуться парой слов с Вадимом. Что-то мне это не нравится.
Вот ведь никчемушная проницательность! Постаралась ответить как можно небрежнее, чтоб папа понял бесплодность своих подозрений:
– Он спешил к парням. Он меня отвез, а они остались.
– На танцах в клубе?
– Ну да. А что? – слегка удивилась я. Это же и так понятно, к чему спрашивать?
Папа немного помолчал, обдумывая мои слова, потом выдал многообещающее:
– Судя по всему, намечается грандиозная драка.
Что ж, ему виднее. В молодые годы он не раз был замечен в драках между аборигенами и садоводами. Это ерунда, дело молодецкое. Как говорила бабушка, иногда и размяться не грех. Главное, до членовредительства дело не доводить.
– Как тебе на танцах, понравилось?
И с чего это сегодня папа проявляет праздное любопытство? В обычное время он этим не страдал.
– Нормально. Если б еще музыка так не орала, вообще бы классно было. Представляешь, там даже вальс танцуют!
А вот зря я это сказала. Папочка враз насторожился.
– Вальс? Что-то о таком чуде я никогда не слыхивал. И кто с тобой его танцевал?
Я небрежно передернула плечами.
– Не знаю. Какой-то местный парень.
– И что, он даже не попытался познакомиться? – не поверил своим ушам папа.
– Он-то пытался. А вот я – нет, – призналась я. А чего скрывать? Не в первый же раз.
Папа удивлен не был.
– И что, ему можно посочувствовать?
– С чего это вдруг? – не поняла я его. – Он жив и даже здоров. – Врожденная тяга к справедливости потребовала уточнить: – Частично.
– Частично – это как? Руки отнялись или ноги? – да уж, в дотошности папочке не откажешь.
Да, ноги обездвиживать я тоже умею. Пришлось признаться:
– Всего только одна рука. Левая.
– Не очень-то и нужная, так? – папа уже откровенно прикалывался.
– Не придирайся, папа! Все равно скоро пройдет. Так что ничего страшного. И вообще, он сам виноват.
Отец рассмеялся.
– Ладно, ты права. Спать сразу пойдешь или перекусишь чего-нибудь?
– А что есть поесть?
Он призадумался.
– Не знаю. Но что-то в доме ведь все равно найдется. Нужно просто посмотреть.
Вот что значит всю сознательную жизнь прожить с домработницей! Ни он, ни мама в продуктовых магазинах по своей воле не бывали. Если только с закупочным списком от бабушки. Я выбрала менее затратный вариант:
– Лучше спать пойду. Устала что-то. Пока!
Ушла к себе, включила комп и снова принялась за разбор почты.
Опять сообщений немерено! Просто наказание какое-то! Это у всех так или только у меня популярность угнетающе высокая? Или я к ней как-то неправильно отношусь? Утомляет меня она слишком.
Полюбовалась на новые селфи, выложенные подругами, удивилась, как это может им нравиться. Лично я на себя лишний раз смотреть не люблю и другим свои фото показывать не желаю.
Бабушка говорила, что люди все разные: есть хорошие, а есть дурные. Они, позавидовав, могут сглазить. Я тоже так считаю. Мысль – она материальна, это давно доказано. А вот свойства мысли неизвестны. Так что все может быть. Позавидует кто-нибудь красоте моей писаной (шучу, конечно, мне до сказочных королевен как до луны) или популярности неизбывной, пожелает гадость, а она возьми да исполнись! Нет, этого мне не надо. Уж лучше пусть меня в инете будет поменьше, мне же спокойнее.
В общем, спать удалось лечь стандартно, в два часа ночи. Уже засыпая, услышала незнакомую мелодию, настойчиво наигрываемую телефоном, но отвечать не стала. Вот еще! Они что, время определять не умеют? Или с противоположного конца планеты звонят, где сейчас день в разгаре?
Встала в десять. Вот знаю, что поздно, а что делать? Если б я могла ложиться вовремя, то и вставала бы рано, а так… Спать-то ведь тоже надо. Я и так сплю восемь часов, ровно столько, сколько нужно.
Чтоб взбодриться, приняла прохладный душ, привела себя в порядок. В огород вышла в одном купальнике. Лето, а я бледная, как поганка. Непорядок, надо загорать. Наберу подножного корма, поем и сгоняю в деревню за молоком.
Потом надо будет приготовить сметану, вернее, просто молоко просепарировать, это и сливки и сметана, два в одном флаконе, так сказать. Ну и хотя бы пару грядок прополоть. Дел выше крыши, как обычно.
А считается, что на даче отдых. Хотя так оно и есть, если верить, что отдых – просто смена деятельности. Поучился или там поработал – в огороде покопал. Мозги расслабились, мускулы окрепли. Это и называется «здоровый образ жизни».
Едва вышла за порог, как мне навстречу со ступенек поднялся Красовский собственной персоной. Причем находился он не с той стороны калитки, как положено, а с этой. А точнее сидел на нашем крылечке, сиротливо так. На нем была все та же черная майка, но на длинных мускулистых ногах красовались неровно обрезанные темно-серые шорты.
Я оторопела и даже не знала, что сказать. Он ухмыльнулся и с некоторой издевкой поклонился:
– Добрый день, спящая красавица! Я тебя тут уже больше часа жду.
Впав в какой-то ступор, я смогла только невнятно прошелестеть:
– Зачем?
– Пообщаться. Ты же мечтала со мной поговорить? – это прозвучало вовсе уж насмешливо. – Ты не против, надеюсь?
– Надеешься зря! – опомнившись, сурово отрезала я. – Мне не до случайных знакомых! И вообще, как ты меня нашел?
Он хмыкнул, разглядывая меня. Моя неодетость меня изрядно смущала, но вида я не показывала. Вот еще! Я его не ждала и красоту наводить не обязана. Хотя от его слишком уж пристального взгляда и хотелось прикрыться простынкой.
– Нашел очень просто. Ты же личность приметная. Спросил у Маринки, я ведь видел, как вы с ней болтали. Она и сказала, кто ты и откуда.
Вот уж от Маринки такой подставы не ожидала, не такой она человек! Посмотрела на его красивое ухмыляющееся лицо и догадалась:
– Шантаж, да?
Он ничуть не смутился. Более того, горделиво вздернул подбородок, будто совершил что-то на редкость нужное и дельное.
– Есть немного. Ну и что? Своего нужно уметь добиваться, – и при этом посмотрел на меня так, как смотрят на уже купленную вещичку.
Почему-то мне стало ужасно обидно. И с чего бы это? По идее, мне нужно было бы проникнуться собственной значимостью и милостиво откликнуться на его предложение, но вот только не хотела я быть вещью, которую «добиваются».
– Здесь ты ничего не добьешься. Вали отсель быстро! – рявкнула, не скрывая своего возмущения.
– Ай-яй-яй! – укоризненно заметил он. – И не стыдно? Какие выражения употребляешь некрасивые!
– Зато общедоступные! Как раз для таких олухов, как ты! Ты в курсе, что это такое – частная собственность?
Он с нарочитой задумчивостью почесал в затылке.
– Ты намекаешь, что мне здесь находиться нельзя?
– Я не намекаю, я тебе это прямо говорю! Как ты сюда проник, интересно?
Вопрос был актуальным – высота забора была более двух метров, калитка захлопывалась изнутри.
– Это моя тайна! – гордо оповестил он меня и широко улыбнулся.
– Ты взломщик-любитель? – подозрительно поинтересовалась я. – Или занимаешься этим профессионально?
Отпираться он не стал:
– А вот это в соответствии с обстоятельствами.
Я не поняла.
– С какими-такими обстоятельствами?
– Разными, – и нарочито плотоядным взглядом обвел мою фигуру.
Посмотрев на свой пляжный наряд, я сочла его недостаточно пристойным для встречи на столь высоком дипломатическом уровне. Молча повернулась и зашла в дом, негостеприимно захлопнув дверь перед носом непрошеного визитера. Потом быстро надела шорты и свободную рубашку.
Снова вышла из дома, надеясь, что этот нахальный тип проникся недопустимостью своего поведения и смотался.
Ошиблась.
Тип привольно сидел на том же месте и меланхолично жевал травинку. Увидев меня, печально констатировал:
– А раньше было лучше, – и с похабненькой улыбкой посмотрел на мои голые ноги. – Но, впрочем, и сейчас неплохо.
Захотелось завернуться в паранджу и лицо чадрой завесить. А что? Они для того и придуманы, чтоб у всех мусульманок равные возможности были. И чтоб мужики их вот такими скабрезными взглядами не окидывали.
– Тебе что, делать нечего? Все крестьяне работают, хлеб добывают, а ты дурью маешься? – патетично воззвала я к его совести.
Зря. Похоже, подобного чувства у него отродясь не бывало.
– Да, работают. А что, тебе тоже хочется?
И почему это мне показалось, что сказанное им с подозрительным вывертом вполне приличное слово «хочется» к нормальной работе никакого отношения не имеет?
Нет, в подобном словоблудстве я не сильна. Как бы мне поскорее избавиться от этого охламона, считающего себя неотразимым? Некомфортно мне с ним что-то. Инка бы употребила другое, более выразительное словцо – «стрёмно».
Прерывая наш тет-а-тет, оглушительно загрохотал байк, и к нам подкатил Вадька на своей «Судзуки». Но как к нам? Мы-то были с этой стороны ограды, а он с той.
Увидев меня с Красовским, потемнел и сжал кулаки.
– Неплохая машинка, – снисходительно похвалил «Судзуки» Леха. – Но мой «ИЖик» лучше.
Я поразилась. Как может тихоходный старый мотоцикл еще советского производства быть лучше импортного спортивного байка? Посмотрела на хитрую морду Красовского и догадалась, что от «ИЖа» осталась только видимость.
– Правильно мыслишь, – улыбнулся мне Красовский. – У нас все драндулеты подшаманенные. С виду старые, никто и не подумает, что сходу до двухсот разгоняются. Я вас вчера не догнал нарочно, боялся, что в аварию попадете, от меня уходя. Да и к чему было спешить? Я все равно все о тебе узнал.
– Замечательно! – добродушно одобрила я его действия и без перерыва рявкнула: – А теперь брысь с моей территории!
Он удивился, будто не понимая, как может такое субтильное существо, как я, издавать такие громкие мерзкие звуки.
– И что ты сделаешь? – прозвучало на редкость заинтересованно. – Полицию вызовешь? Или этого типа на помощь кликать будешь? – он пренебрежительным взглядом окинул нахохлившегося Вадима. – Я сразу предупреждаю – этого дохляка я одной рукой заломаю. Уже пробовал.
Я одобрительно покивала и с лучезарной улыбкой пообещала:
– И я тебя тоже. Одной. И даже не рукой, а пальчиком. Как твоя пострадавшая от меня ручка, кстати, отошла? Сколько времени понадобилось?
Смотрела я на него с откровенным научным интересом, так, наверное, лаборант смотрит на подопытную мышь, гадая, когда она подохнет, сейчас или немного опосля.
Ему мой заинтересованный взгляд не понравился.
– Эй, ты что, еще раз попробовать хочешь? – недоверчиво спросил он, явно не понимая, как это я не западаю на его неотразимую для девиц физиономию.
С широким зловещим оскалом, рьяно имитирующим дружескую улыбку, я вежливо поинтересовалась:
– Ты вчера так быстро оправился, нужно опыт повторить, очень интересно. Я время засеку, вчера не заметила, жаль. Ты же не будешь против?
Он был против. Причем категорически.
– Знаешь, мне мои руки еще пригодятся.
И тут на «Ямахе» подкатили Данил с Серегой. Тоже, как и я, изобразили столь же милые улыбочки и предложили:
– Может, выйдешь к нам, гроза девичьих сердец?
Красовский укоризненно поцокал языком.
– Ну вот, слышала, кто я? – горделиво так вопросил. – А ты мне всю репутацию портишь. Нехорошо. Стыдно должно быть, стыдно, девушка. Ай-яй-яй, одним словом, – таким тоном, наверное, его учительница в школе за плохое поведение ругала.
Я рассмеялась. Настроение стало легким. Нет, у него чувство юмора присутствует, несомненно, а я людей с юмором уважаю.
Посмотрела на него уже с доброй открытой улыбкой, и он вдруг замер, как-то странно глядя на меня. Потом сглотнул и тряхнул головой, будто избавляясь от глюка. И что это с ним? Но это его проблемы: что с ним, меня не особо волновало.
Подхватив стоявший возле крыльца уже приготовленный мной для молока семилитровый бидон и шлем, оставленный вчера Вадимом, я решила воспользоваться оказией:
– Вадим, не подкинешь меня до Ясиней?
Он кивнул и с намеком посмотрел на незваного гостя.
– Извини, но у меня дела, – достаточно воспитанно намекнула я Красовскому, что пора бы и честь знать.
Но он отчаянно замотал головой и с мольбой протянул ко мне подрагивающие якобы от страха руки.
– Как ты не понимаешь, что стоит мне выйти с охраняемой тобой частной территории, как меня тут же до полусмерти изобьет эта безжалостная троица!
Он кривлялся, это точно. Я посмотрела на мрачных парней и поняла – они это сделать уже пытались. Но ничего не получилось. Интересно, он что, карате занимается или самбо? Или что там еще есть из спортивных единоборств?
– Ну-ну, – насмешливо утешила, – не плачь, бедолага. Я здесь, и я тебя от злобных злодеев защищу, – показательно расправила плечи, выпятила грудь, демонстрируя силу и отвагу, и добавила уже тихо, только для него: – Но учти – если ты и впредь будешь распускать руки, я уделаю тебя так, что папа с мамой не узнают.
– Папа с мамой? – он скривил губы в какой-то странной ухмылке. – Папу не знаю, маму не вижу. Вот дед с бабкой могут не узнать. Но им не привыкать.
Если это было рассчитано на жалость, то он промахнулся. Я и не такие байки в жизни слышала. Может, и не байки, но такие же жалостливые.
– Выходи! – открыла калитку и сделала приглашающий взмах рукой. – И поживее.
Он нехотя вышел. Парни следили за ним неприязненными взглядами, но с места не двигались. Я натянула шлем, привычно устроилась позади Вадьки. Повесила бидон на руку, приспособила так, чтоб не бил по бедру, и похлопала по плечу, давая команду «старт».
Взревели моторы, и мощные байки рванули вперед. На этот раз Вадим ехал быстро. Что это с ним? Данила не отставал, рыча мотором метров на пять позади.
Я поняла, почему мы едем на весьма приличной скорости, когда нас догнал старенький с виду мотоцикл. Объехав нас по стерне, Красовский поднялся на заднее колесо, привстал в седле и так помчался впереди нас.
Потом опустился, развернулся и принялся нарезать круги вокруг, поднимаясь то на заднее колесо, то на переднее. «ИЖ» высоко подскакивал на неровной стерне, то и дело грозя завалиться на бок, и удерживался лишь каким-то чудом.
Разозленный Вадька крикнул мне:
– Вот циркач! Это он перед тобой выхваляется.
Это я понимала и без подсказок. И как он только свою буйную головушку не свернул, я же наверняка далеко не первая, перед кем он так выпендривается. Большой опыт?
Глава третья
До Ясиней мы добрались, вернее, домчались, не в пример быстрее прежнего. Вадька не сдерживал мощь своего байка, откровенно бесясь от выкрутасов Красовского, а тот смеялся во все горло, то рассекая рядом с нами, то уходя далеко вперед.
Когда перед домом тети Кати, мамы Маринки, враз остановились три байка, Маринка уже стояла у ворот, привлеченная ревом моторов.
Слезая с мотоцикла, я заметила, как Лешка насмешливо подмигнул Маринке. В ответ та зарделась злой удушливой волной.
Интересно, чем же он ее шантажировал? Ни за что не поверю, чтоб Маринка была замешана в каком-то криминале. Уж скорее здесь что-то сугубо личное.
Не снимая, откинула шлем на затылок и чинно поздоровалась. Маринка не менее чопорно вымолвила:
– Здрасьти! – и мы с ней вошли в широкий двор, отгороженный от улицы высоким глухим забором из крашеных в зеленый цвет досок.
Оставив моих сопровождающих за крепкими воротами, она пошла вперед, показывая дорогу, будто я не бывала здесь последние десять лет почти каждый день.
Зашли в чистую маленькую комнатку перед стайкой. Маринка налила мне из подойника полный бидон густого парного молока, аккуратно обвязала горлышко полиэтиленом, чтоб молоко не пролилось по дороге.
Взяла деньги и снова хмуро предупредила:
– Машка, ты этому прохиндею не верь. Он только смеяться может, ничего для него святого нет. Он как из армии вернулся, так никакого удержу не знает. Всех девок в деревне перещупал.
Я посмотрела на нее. В ее глазах горела горькая обида. Наклонившись к ней, я тихо спросила:
– Марина, а чем таким он тебе пригрозил, что ты ему обо мне все рассказала?
Она опустила глаза, покраснела и выдохнула:
– Что родителям расскажет, что я с Ванькой Кадейкиным, ну, это… – и она угнетенно замолчала.
– А Ваня тебе нравится?
– Нравился, – уныло подтвердила она. – В прошедшем времени. Пока мне Лешка все мозги не замутил. Тогда Ванька мне и сказал, что ему такие поскакушки, как я, даром не нужны. А у нас с Лешкой и не было ничего! Он так, дурил только.
Понятно. То есть тут двойная обида – то, что Красовский и прежние отношения разрушил и что сам не попользовался. Ну и дела, однако…
Тихо подсказала:
– Вообще-то любой шантаж можно прекратить. Ты маме тихонько пожалуйся, что замуж за Ивана Кадейкина собиралась, а Красовский ему о тебе черт-те что наговорил, и теперь обманутый Ванька нос воротит. Хуже-то все равно не будет. Мне кажется, взрослые не дураки, быстро в этой заварушке разберутся.
Маринка с надеждой посмотрела на меня.
– Ты думаешь?
Я кивнула и с нажимом повторила:
– Хуже все равно не будет. Но, по крайней мере, Красовский на тебя больше никакого давления оказывать не сможет.
Она призадумалась, а я подхватила тяжеленный бидон и пошла к воротам. Она догнала меня на полдороге и глухо пообещала:
– Попробую. Хоть и страшно. Если мамке чего не понравится, она и бате нажаловаться может. И тогда… – она вздрогнула и замолкла.
Я сочувственно вздохнула. Дядя Петя был на расправу скор. Вроде и мужик умный, но шебутной до невозможности. Чуть что не по нем, тут же за ремень и пошел воспитывать! Хорошо, что у них пятеро детей, так что каждому доставалось не так часто. Но наказания избегнуть не удавалось никому.
Он действовал по принципу «небольшая трепка сегодня спасет от большой беды завтра». Не знаю, насколько это оправдывалось, но дети у них хорошие, и даже трое взрослых уже парней ни в чем недостойном замечены никогда не были.