– Камеру на часок, чтобы допросить арестованного, пока тепленький и три ведра воды туда же.
– Воду-то зачем?– удивился дежурный.
– Это у нас свой метод получать чистосердечные показания. Подследственный или говорит правду или пьет воду, такая вот альтернатива.
– Три ведра?
– Был прецедент,– вздохнул с сожалением Сергей.– Выпил все три и так мерзавец и не сказал правду.
– Да куда же их в него? Да он от ведра ноги протянет,– инспектор прикинул на глазок тщедушную фигурку Адольфа.
– О-о-о-о! Вы глубоко заблуждаетесь. Он худой, а в худого можно залить не три ведра, а все четыре. Это в здоровяка, с крупной комплекцией, вот как ваша и ведро не поместится, а вот в такого дохляка все пять можно залить,– Сергей потрепал ласково Адольфа по бледной щеке и тот заклацал зубами.
– Камеру, пожалуйста, – дежурный пожал плечами и подозвав к себе двух полицейских рядовых, распорядился:
– Отведите господ жандармов с арестованным в 13-ю угловую и три ведра воды им предоставьте. А как заливать собрались, господа, воду в преступника?– полюбопытствовал он.
– Заливать чтобы, шланг с собой имеется специальный,– Михаил продемонстрировал резиновый шланг от стиральной машины.– Функциональная вещь. Суешь в пасть и самотеком прямо в желудок. Даже глотать не нужно, очень удобно и комфортно для подследственного. Раз и ведро в желудке. Два и второе тоже там. Все по науке. Главное – обратно не позволить вытечь.
– А это как достигается?– инспектор даже рот раскрыл от любознательности. Глаза его зажглись таким любопытством, что Сергей не стал разочаровывать полицейского инспектора и продемонстрировал здоровенную пробку деревянную для бочек, диаметром сантиметров восемь.
– Не велика ли?– засомневался опять тот, окидывая скукожившуюся фигурку Адольфа.
– Экий вы пессимист. В самый раз. Стандартный размер. Ну, шевели копытами, морда жидовская,– развернул Михаил Гитлера в сторону бокового коридора, куда направились двое рядовых полицейских. Ноги Адольфа держать отказывались по причине того самого «больного воображения, присущего преступникам» и Михаил слегка взбодрил его коленом под зад.
– Шевелись, козел драный.
Адольф зашаркал ногами следом за рядовыми, испуганно втянув голову в плечи и воровато озираясь. Ему хотелось вопить от страха и нелепость всего происходящего не укладывалась в его залитых мраком мозгах, но пересохшая глотка и отнявшийся язык не позволяли ему даже пищать, так что впору было попросить промочить горло.
– Сейчас промочишь, потерпи чуток,– обнадежил его жандарм-майор будто прочитав мысли и Адольф затрясся от нехороших предчувствий.
Камера, с номером не приятным, оказалась довольно просторной, метров двадцати и при этом в ней стояло всего четыре кровати и столько же тумбочек с табуретками рядом. Имелся столик и довольно симпатичный, круглый и точно посередине камеры прикрученный к полу намертво. Михаил швырнул шланг на него и дождавшись, когда полицейские, выставив три ржавых ведра с водой удалятся, поставил рядом с ними табуретку, кивнув Адольфу на нее.
– Присаживайся,– Гитлер сел на табурет и вцепился в него руками, уставившись на ведра.
– Весь в предвкушении? Вода-то явно из дождевой бочки набрана. Самая полезная ученые говорят. Доволен останешься, Адам.
– Я н-не Ад-дам, я Ад-дольф,– Гитлер проклацал эту фразу, аккомпанируя зубами, как кастаньетами.
– А какая разница?– не понял Михаил.– Адам – Адольф? Ты, Рабинович, сам все расскажешь или начинаем воду заливать?
– Господин майор… – взвыл Адольф отчаянно,– … Я же уже говорил, что это ошибка. Моя фамилия Гитлер.
– Ты думал мы тебе поверим и начнем тут Хайль Гитлер кричать? Нет парень, нас на мякине не проведешь. Мы ведь и запрос можем послать прямо сейчас в Мюнхен телеграфом. Где ты там зарегистрировался?
– На улице Шлейсхеймер, в магазинчике у портного Йозефа Поппа,– скороговоркой выпалил Адольф и в глазах его блеснула надежда.
– Поппа? И ты будешь по-прежнему утверждать, что не еврей? Разве немец может быть с такой фамилией? И разве немец поселится у такого подозрительного немца, с такой скверной фамилией?
– Чем же она плоха?– Гитлер не понимал, чем не угодила фамилия Йозефа жандармам.
– По-сербски – это «задница». Понимаешь, морда жидовская? Вот вы и прокололись. Не удержались бомбисты-террористы и поиздевались, фамилию немецкую выдумывая, но нас не проведе-е-е-шь. Мы таких, как ты слизняков, за версту чуем. Признавайся, мерзавец, где прячешь оружие и динамит?
– Я не террорист, клянусь могилами родителей. Пошлите запрос в Линц, вам подтвердят, что они похоронены в пригороде этого города,– Гитлер не выдержал предъявленных ему обвинений и захлюпал носом. Слезы потекли из опухших глаз и будущий фюрер, промакивал их ладонями, повторяя как в бреду: – Пошлите запрос, прошу вас, пошлите запрос, прошу. Я не выдержу три ведра, я болен. У меня почки и легкие не в порядке. И еще у меня плоскостопие и грудная жаба. Позвоночник больной и хрупкие кости. Недостаток витаминов и…
– Ты нам тут медицинскую энциклопедию решил пересказать?– перебил его Сергей.– Диктуй свои данные и родителей,– Гитлер принялся торопливо диктовать анкетные данные, заодно сообщив номер полицейского участка, где ему случайно всучили паспорт еврея Рабиновича и Сергей вышел, якобы отправлять телеграмму.
– Смотри, сукин сын. Если не подтвердится информация… Впрочем, в любом случае, даже если и подтвердится и ты действительно Адольф этот Гитлер, для нас ты клиент вне всяких сомнений. Уж больно подозрителен и порнографию, опять же, прямо средь бела дня изготавливаешь. Это вообще ни в какие ворота. Родители-то достойные пади люди, а воспитали прохвоста и мерзавца конченного. Мало тебя папаша твой драл в детстве видать.
– Мало,– не стал перечить жандарму Гитлер.
– Вот и расскажи-ка, как ты до жизни такой докатился, парень?
– Сирота я круглая,– начал жалобно Адольф.– Папаша мой отставной таможенный чиновник в 1903-м умер, когда мне было четырнадцать. Нужда, господин майор. Пенсия крохотная, а мать больна и вот на мои плечи все и легло…
– Ах, ах, ах бедный парень,– притворно посочувствовал ему Михаил.– На паперть пошел милостыню просить?
– А что делать?– версия с папертью Адольфу понравилась и он не стал ее опровергать.
– А поработать не пробовал?– подсказал ему еще одну версию, как можно прокормить семью, Михаил.
– Пробовал, но кто возьмет меня? У нас в пригородной деревне только трактир, да кузнец еще и плотник, остальные так…– Адольф махнул рукой пренебрежительно.
– Ну и пошел бы подмастерьем к кузнецу. Парень ты крепкий, жилистый. Или к плотнику.
– Не взяли. Плотник – его Курт зовут – жадный, а у кузнеца своих детей полно. Они ему и помогают. Зачем ему посторонний?
– Курт жадный, а ты очень хотел плотником стать?
– С детства мечтал,– скрипнул зубами Гитлер.– Как увижу его, так и прошу.– «Научи табуретки делать, дяденька Курт», а он,– «Пошел прочь, щенок»,– Гитлер всхлипнул.
– Бедный парень, не дай Бог такое детство никому,– вздохнул сочувственно Михаил и отставил одно ведро в сторону.– Можешь считать, что одно ведро ты уже выпил.
Гитлер радостно заблестел глазами и его творческая фантазия, получившая неожиданный стимул, выплеснулась потоком фраз.
– А потом и матушка приказала долго жить. Похоронил ее на последние гроши рядом с папашей, да и подался в люди. Кем только не работал.
– Кем?
– Посуду мыл, помои выносил, дрова колол и воду носил,– начал перечислять Гитлер выполненные им работы.
– Где же это?
– У трактирщика, за две сосиски и кусок хлеба. Жадный, еврей потому что. Евреи все жадные, а этот особенно жадный, потому что трактирщик.
– А трактирщик, потому что еврей?
– Да, господин майор.
