– Логично…– вернувшийся Сергей сообщил, что Мюнхен информацию подтвердил, а из полицейского участка, указанного Адольфом, доставили паспорт настоящий и обменяли его на паспорт Рабиновича, извинившись.
– Просили Адольфа к ним потом заглянуть. Он там штраф не полностью выплатил. Маху они дали, еще столько же хотят ему добавить за нецензурную брань в общественном месте.
– В каком месте?– Адольфа перекосило от мысли, что расходы увеличиваются.
– Сначала в пивной, а потом у них в участке.
– В участке я не выражался, а в пивной там по-другому никто и не разговаривает,– попытался выкрутиться Гитлер.
– Их тоже всех оштрафовали. Ну, как полегчало? Ты не расстраивайся, парень. Сумма-то не очень велика. У нас гораздо больше будет. За изготовление порнорисунков по статье №*******, параграф №******* Уложения о наказаниях Австро-Венгрии в новой редакции, тебе придется уплатить пятьдесят тысяч крон или отсидеть десять лет в тюрьме,– Михаил прошел в угол комнаты и вернулся, достав из тумбочки огромный том законов Австрийской Империи «случайно» там оказавшийся. Открыв его, он ткнул страницу в нос Адольфу.– Читай,– Гитлер зашевелил разбитыми во вчерашних драках губами.
–....сят тысяч крон,– уныло констатировал правоту майора-жандарма Адольф.
– Так что в полицейском участке штраф это так – мелочь, на чай начальнику участка. Ну, а теперь рассказывай, где прячешь оружие и динамит? Мы за тобой давно следим. Ты думал, что мы случайно к тебе подошли сегодня? Нет, сукин ты сын. Вспомни-ка вчерашний день и монахов на лошадях,-
Адольф обмер, уставившись на Сергея. Теперь он его узнал, а до этого будто пелена на глазах была.
– Пожалел вчера пару марок, засранец жадный, вот теперь, пока не вывернем тебя наизнанку не отпустим.
– Я же не знал, что они это вы, а что вы они…– забормотал Адольф, поняв, что влип и что вчера напал на переодетых монахами жандармов.
– А парня чуть не придушил. Джентльменистый такой. Думаем, что он очень обрадуется, когда мы его на очную ставку вместе с его дамой вызовем. Ты ведь ему все сухожилия перегрыз. Инвалидом может остаться, а он дипломат из Англии и при довольно не простом международном положении, ты мерзавец, мог своими действиями спровоцировать войну между нашими странами. Это посол. Понимаешь, ты – куча дерьма в берете? Австро-Венгрии нужна сейчас война с Англией? Угадай с одного раза, свинья? Австро-Венгрии война не нужна и ей проще отдать тебя Англии в знак уважения. А у них – дикарей, виселица и «пеньковый галстук» таким как ты всегда найдется. То-то посол будет рад,– Адольф сидел бледный, выпучив глаза и оскалясь, будто «пеньковый галстук» уже накинули ему на шею. Жалкий и несчастный он вызывал чувство отвращения и брезгливости.
Михаил разглядывал будущего фюрера, будущего III-го Рейха, и ему даже не верилось, что пройдет всего каких-то десять лет и он им станет. Заматерев в окопах Великой войны, набравшись опыта жизненного и нахватавшись человеконенавистнических идей этот мерзавец, являясь марионеткой в чужих руках, доведет мир до следующей Мировой бойни. Второй. Кровавее Первой в десять раз.
Его сестра Паула после войны заявит, что «брат не знал, что твориться в концлагерях Германии и если бы знал, то не допустил бы этих убийств». Интеллигентный человек, художник не без способностей, любящий сын своих родителей, горячий патриот своей Родины, вегетарианец и пуританин, хлюпающий сейчас в камере тюремной утиным носом, станет на все последующие века символом Людоедства. Одним росчерком пера этот, пускающий сейчас слюни и сопли хлюпик, отправит на казнь миллионы людей и сотни миллионов обречет на страдания.
А Гитлер зарыдал, закрыв лицо руками и плечи его затряслись под уже не таким щегольским «лапсердаком», каким он был еще вчера на ступеньках Академии художеств. Пообтрепался слегка за сутки. Прорехи появились и пятна. Уж больно активной жизнью жил его хозяин все это время, старательно ликвидируя целостность одежды.
– Хватит сопли пускать, вытри морду и слушай, придурок, что тебе умные люди скажут, если не хочешь болтаться в петле,– прикрикнул на него Михаил и Адольф лихорадочно закивав, принялся приводить себя в порядок, все тем же мятым носовым платком.
– Я слушаю, господин майор, и сделаю все что скажете,– Бормотал он при этом.– Не надо на виселицу. Я хочу жить.
– Тогда припомни, что это за шпионский прибор у тебя видели наши агенты. Такой… металлический, вот такого размера.– Михаил начертил карандашом размеры СТН-а и сунул клочок бумаги под нос Адольфу.– Это радио? С кем ты по нему связывался?– Гитлер наморщил лоб, рассматривая чертеж.
– Серого цвета,– добавил ему информации Михаил.
– Нн-е-е-т. Это не радио – это медальон, который мне от папаши достался. Совсем дешевый. Когда-то его подарили отцу и он был с цепью, а потом цепь потерялась, а эмаль отвалилась и он ни на что не стал годен.
– Зачем же ты его таскаешь тогда с собой?
– Это мой талисман. Отец считал, что медальон принес ему удачную карьеру, когда он был так же молод, как я теперь и поступил на службу к Кайзеру.
– И где он теперь этот «талисман»?
– В Мюнхене, на квартире у Йозефа.
– Задницы?
– Да,– не стал перечить Гитлер и вступаться за портного.– Задницы.
– Проверим. Фридрих, пошли туда агентов. Пусть согласуют свои действия с полицией Мюнхена и произведут обыск у этой Задницы в квартире. Представляю сколько интересных вещиц они там обнаружат. Наверняка оружие и бомбы.
– Нет, господа. Зря потеряют время. Йозеф очень лоялен к властям, у него очень большая семья и он… он глуп, как все лавочники,– попробовал все же своеобразно заступиться за портного Гитлер. Тот все же приютил его когда-то почти бескорыстно и предоставив крышу над головой, еще и работой обеспечил.
– А ты умен, как все Гитлеры? Ах, как умно вел вчера себя всю вторую половину дня. Водички не желаешь?
Адольф, у которого першило в пересохшей от волнения глотке и губы потрескались, тем не менее отрицательно затряс головой в нелепом берете.
– Как хочешь. Я ведь по доброте душевной предложил. Помыться бы не мешало. На клошара французского похож. Пей и умойся. Не будем заливать насильно. Фридрих, убери шланг и затычку, парень дает правдивые показания без водных процедур,– Гитлер, поверив в искренность сказанных Михаилом слов, благодарно кивнул и встав на колени перед ведром, принялся утолять жажду, сунув лицо в ведро. Застоявшаяся в бочке дождевая вода показалась ему родниковой. Никогда в жизни до того и никогда после ему не приходилось и не придется пить такую вкусную и полезную для организма воду. Выхлебав полведра, Адольф принялся споласкиваться во втором ведре и через пять минут с мокрым лицом стал выглядеть гораздо приличнее, смыв вчерашнюю кровь и сегодняшние сопли и слезы.
– Продать тебе, недоумку, нечего, кроме умения елозить карандашом по бумаге, чтобы вернуться в Мюнхен? Так?
– Так, господин майор,– Гитлер протирал мокрое лицо носовым платком и ждал окончательного решения, которое примут жандармы. С надеждой поглядывая на них.
– Ну что же, парень. С этого дня тебе придется поработать на жандармерию Австро-Венгрии. На Родину свою. Ты ведь патриот или нет?– Гитлер кивнул, соглашаясь.– Подпишешь обязательство о сотрудничестве и свободен. Секретным сотрудником будешь теперь нашим. Сексотом. Согласен?
– Согласен, господин майор. Я всегда мечтал стать секретным агентом,– закивал Адольф.
Михаил сунул ему в руку лист с текстом машинописным и ручку: – Подписывай,– Гитлер расписался торопливо, не читая, что там ему предлагается и уставился вопросительно на жандармов.
– Иди и елозь карандашом, так уж и быть без лицензии один день и чтобы духу твоего не было в Вене уже сегодня. Когда понадобишься, мы сами тебя найдем. Пшел вон,– услыхав, что его отпускают на свободу, Гитлер не поверил собственным ушам и затряс головой, приводя в порядок мысли и слух.
– Что трясешь башкой, как осел в стойле? Проваливай, пока мы не передумали, обмылок,– рявкнул на него Сергей и Адольф поняв, что не ослышался, вскочил так резво, что опрокинул табурет и кинулся его поднимать, зацепившись за полное ведро с водой. Опрокинув и его, он ушиб при этом ногу, скривившись от боли, но перетерпел и бросился поднимать теперь уже и ведро, покатившееся по полу. Поймал, поставил уже пустое, и вернулся к опрокинутой табуретке, пиная попутно второе ведро, полупустое.
– Ты что тут в футбол ведрами решил на прощанье поиграть, свинья? Пошел вон отсюда, футболист,– остановил его Михаил.
– До свидания, господа. Спасибо,– проблеял Адольф и кинулся к дверям камеры. Схватившись за дверную ручку он принялся рвать ее на себя, пытаясь открыть путь к свободе, такой желанной. Дверь открываться не пожелала, выдержав бешеный натиск, рвущегося на волю Гитлера и он повернувшись к жандармам, развел беспомощно руки в стороны:
– Заперто.
– Идиот. В обратную сторону дверь открывается,– Гитлер сконфуженно перекосил потрепанное лицо и толкнув дверь, прошептал: – Извините, господа, я волнуюсь,– шагнул в коридор и помчался прыжками прочь. А вот это он сделал зря. По полицейским участкам Австрии нельзя так резко перемещаться, если не хочешь, чтобы у всех присутствующих служивых сработал условный рефлекс – «догнать и обезвредить». Впрочем, бегать не рекомендуется с такой прытью в любом полицейском участке мира. Везде срабатывает тот же рефлекс у служивых.
– Мудак, сейчас его на выходе перехватят, накидают по мордам и дежурный заставит сожрать рисунок скабрезный, пока мы дойдем,– предсказал ближайшее будущее Гитлера Сергей.
– Ему это только на пользу пойдет, не завтракал еще сегодня наверняка,– согласился с ним Михаил.
Глава 5
Сожрать свой рисунок Адольф не успел. Жевал не энергично, имитируя процесс и радостно заблестел рыбьими глазами, увидев жандармов.
– Господа, подтвердите, что я не убегал, а спешил. Мне не верят. Вы ведь меня отпустили. Подтвердите, господа,– воззвал он к ним, вытягивая шею.
– Да. Пусть проваливает,– кивнул Михаил и двое дюжих полицая, с разочарованными выражениями на одинаково квадратных лицах, прекратили выкручивать руки Гитлеру, а третий – дежурный, отшвырнул недоеденный Адольфом клок бумаги. Будущий фюрер, схватил мольберт, скамьи и выскочил из участка полицейского так быстро, что никто не успел сказать слова.
– Ловок шельма,– удивился его проворству дежурный инспектор.– Неужто три ведра выпил?
– Полведра хватило. Все выложил и подписал обязательство сотрудничать с нами. Теперь это наш агент.
