Бабло побеждает зло
– Ну и? – наконец не выдерживает она.
– Что «и»?
– Может, что-нибудь скажешь?
Я смотрю ей в глаза и с грустной улыбкой декламирую:
Я спал, и смыла пена белая
Меня с родного корабля,
И в чёрных водах, помертвелая,
Открылась мне моя земля.
Она полна конями быстрыми
И красным золотом пещер,
Но ночью вспыхивают искрами
Глаза блуждающих пантер…
Она в замешательстве смотрит мне в глаза:
– Будешь мне врать, что сам сочинил? – она недоверчиво щурит глаза, я насмешливо смотрю ей в глаза:
– Нет, конечно, маленькая невежда… Это один из поэтов Серебряного века, одинокий, всеми непонятый и рано погибший… У него была тяжелая судьба и он всю жизнь нес на своих плечах страшную, чудовищную тайну. Но об этом мало кто знает…
Она смотрит на меня оценивающим взглядом:
– Я знаю, кто это. Вообще-то я учусь на филфаке…
В точку! Иногда мне кажется, что у меня есть секретный дар, которым я могу считывать людей, хотя обычно он работает в основном на мудаков, но девяносто девять процентов населения земного шара – мудаки. Первое и основное правило, как общаться и понравится любому человеку – это говорить о вещах, которые интересны ему. Закадрить конкретно эту телку довольно просто, достаточно лишь со скорбным видом рассуждать о стихах и прочей лирике, все остальное ее мозг сделает сам.
– Вообще-то у меня есть парень…
– Вообще-то у меня тоже….
Она негромко смеется:
– Правда? Ну и … как? Как у вас?
Я печально жму плечами и беру ее под руку, мы медленно идем вдоль набережной:
– У нас все печально… Вообще-то я как раз хотел с ним расстаться. Дело в том, что я влюбился в девушку и теперь не знаю, как сказать ему об этом…
Она смеется:
– Наверное, он будет ужасно огорчен этим известием…
Я делаю скорбное лицо:
– О, не то слово. Я боюсь, что он даже может сброситься с моста. Но мы бессильны против любви. Послушай, ты наверняка сможешь мне подсказать, о чем написать ему в прощальной смске? Ведь у вас, девушек, особенно красивых девушек, большой опыт в разбивании сердец…
Она улыбается, оценив мой мимолетный комплимент:
– Что-то типа «Прощай, я полюбил другую. Будь счастлив». Или «мы не можем больше быть вместе, я понял, что мне нравятся женщины»?
– Прости, но теперь я играю за другую команду?
Мы идем с ней уже около часа и болтаем о поэзии Серебряного века, я достаточно неплохо ее знаю, мы рассуждаем о тонкой мистической подоплеке творчества Бальмонта, о сакральных мотивах в ранних стихотворениях Брюсова. В тех местах, где я начинаю плавать в материале, я многозначительно замолкаю, и она продолжает сама. Вся эта болтовня довольно скоро начинает меня утомлять, я провожаю ее до метро, она поглядывает на меня и улыбается, я загадочно улыбаюсь ей в ответ и многозначительно молчу. В отношениях с женщинами молчание действительно золото. Я держу ее холодные ладони в своих:
– Интересный у тебя подход, – наконец говорит она, – когда будешь просить номер моего телефона?
Я пожимаю плечами:
– Думаешь, нужно?
Она на мгновение опешивает, но потом продолжает улыбаться:
– Запиши. Вдруг снова нужна будет консультация как расстаться со своим парнем. Или захочешь почитать девушке стихи на темной набережной. Кстати, так редко можно встретить молодого человека, так прекрасно разбирающегося в поэзии, так тонко чувствующего ее…
Я слегка тискаю ее и целую в щечку, потом она уходит, и я забиваю ее номер в свой телефон, он у меня битком набит безликими женскими именами, одно время я пытался как-то индивидуализировать девушек и писал что-то типа «Оля, встретился на Патриках» или «Лена красная юбка», но потом забил на это дело. В этом нет никакого смысла, я никогда им не позвоню, мы никогда не встретимся, у нас не будет второго или третьего свидания, для меня все они – лишь номер телефона, еще одно очко в карму личной привлекательности и невьебенности. Я иду вдоль набережной и вспоминаю, как в подростковом возрасте учил стихи всяких этих Блоков, Есениных и прочих. Мать умилялась, она считала, что ее мальчик непременно должен быть образованным и тонко чувствующим поэзию, поэтому я учил эти дурацкие стихи. За каждый выученный и прочитанный со скорбным видом стих она давала мне деньги. Отец тоже давал деньги за участие в олимпиаде, за выступление на школьной конференции. Мать хотела видеть во мне романтичного, чувствительного мальчика, отцу нужен был жесткий и расчетливый лидер. Все детство я метался между ними, подстраиваясь по обоих, и постепенно забыл, каково же есть настоящее «я». Я размышляю о том, что же могло быть интересно и увлекательно именно мне, и прихожу к выводу, что ничего. Мне все скучно, в универе я учусь не по своей воле, а только потому, что мне нужен диплом чтобы устроиться на непыльную работу, все эти курсы и тренинги, которые я старательно посещаю, нужны лишь для того, чтобы хоть как-то убить время долгими вечерами. Скучно, скучно жить, господа. Именно поэтому однажды долгим зимним вечером я придумал себе мечту о сказочной Калифорнии, ведь должна же быть у человека хоть какая-то мечта. Я открываю таймер обратного отсчета и вижу, что до отлета остается 254 дня.
Глава 3
Now I'm fighting with my hands up, hands up
Feel the bullets from your head rush, head rush
I can see you but I can't touch, can't touch
'Cause I feel numb
Numb Dotan
Слава богу, утром за завтраком отца уже нет, завтрак у нас проходит в полном молчании, мачеха молчит, сестры негромко шушукаются между собой, корчат мне рожи, я смотрю на них и не верю, что с этими бледными, бесцветными созданиями меня связывает одна кровь. Они обе просто копия своей матери, иногда мне становится так странно, что отец после моей матери, яркой и красивой женщины, выбрал вдруг эту бледную бессловесную моль.
– Отец просил тебе передать, чтобы ты впредь возвращался пораньше, вчера ты вернулся поздно, и ему это не понравилось… – робко произносит мачеха. Я никак не комментирую данный месседж и встаю из-за стола.
– Кстати, омлет полный отстой… научись уже готовить, а то отец тебя непременно бросит… – широко улыбаюсь я и поднимаюсь наверх, в свою комнату и вызываю такси.
Мне просто катастрофически не хватает моей тачки, я готов отдать одно яйцо за машину. В такси негромко играет музыка, кажется, я уже однажды ездил с этим водилой, впрочем, я не запоминаю лиц, они все для меня лишь крайне неприятное и досадное приложение к транспортному средству. Я искренне надеюсь, что доживу когда-нибудь до того светлого момента, когда за рулем наконец-то появятся роботы. Хуже болтливого таксиста может быть только… я перебираю в голове варианты, но этот молчит.
В универе совсем хмуро, почему-то сегодня мне особенно тоскливо, наверное, меня накрывает осенняя хандра, сегодня с самого утра на улице льет дождь, кажется, верхушки кленов тоже начали желтеть, рыжая ржа начинает покрывать их когда-то густую зелень. Мне тоскливо, и я начинаю думать о белом песке, легких перистых облаках и стальном зеркале океана, сливающегося вдали с куполом голубого неба. Это Калифорния, детка… The paradise… Страна вечного лета. Приложение сообщает мне что до вылета остается долгих двести пятьдесят три дня. Я ищу глазами Кристину, здесь я общаюсь только с ней, от остальных я предпочитаю держаться отстраненно, здесь, на нашем курсе в основном учатся дети разнообразных чиновников и бизнесменов, тупые недалекие мажоры, мнящие себя пупами земли, одном словом, такие же как я. Девицы блядовитого вида, в нашей группе нет ни одной симпатичной.
Наконец, я замечаю Кристину, она стоит в окружении парней из соседней группы и заливисто хохочет, я машу ей рукой, она делает вид, что не замечает меня. Начинается пара, парни уходят в аудиторию, и она подходит ко мне:
– Наш болезный. Как твоя голова? Прошла? Я знаю старое доброе средство от головы… – улыбается она и смотрит мне в глаза, они у нее серо-зеленые, как у кошки, сейчас ее зрачки большие и темные, когда она ширяется они становятся совсем крошечными, похожими на булавочную головку.
– Самое лучшее средство от головы? Топор? – фыркаю я. – Тупая и заезженная шутка… И совсем не смешная…
Она осторожно дотрагивается до моей щеки:
– Опять хреновое настроение? Это осень. Осенью у тебя всегда тоскливое настроение, которое ты пытаешься скрыть за сарказмами. И у тебя опять болит голова… Потерпи, однажды наступит весна, на деревьях появятся свежие почки… Птицы станут вить гнезда…
Я скептически улыбаюсь:
– Что-то тебя понесло не в ту сторону, мать… Ты на отходняках? Какие гнезда? Ты еще про птенцов расскажи…
Она беспечно машет рукой и улыбается, ее глаза бесцветные и водянистые, как глаза змеи, они густо подведены черным:
– Забей. Знаешь что, заезжай сегодня ко мне вечером, у меня будет вечеринка…
Она поворачивается и уходит, даже не дожидаясь моего ответа, я морщусь, сегодня у меня забита стрелка с одной телкой, но если перенести ее пораньше, я вполне могу успеть. Кажется, с Крис мы не общались уже целую вечность. Мы знакомы с ней уже лет десять, она мой самый близкий и единственный друг, и да, у нас ни разу с ней не было секса, хотя она обычно никому не отказывает в ласках.
Я даже не слушаю лекцию, просто смотрю на забрызганное дождем окно, мир за ним теряет четкие очертания и расплывается в тумане, в Москве снова осень с ее вечными лужами, сыростью и грязью под ногами, я морщусь от отвращения, теперь я точно испорчу свои новые кроссовки по этим мерзким отвратительным лужам, мне как никогда нужна машина. Я готов просто убить за тачку. После лекции ко мне подходит Паша, местный ботаник-задрот и молча забирает мою тетрадь, его задача состоит в том, чтобы аккуратно переписать сегодняшнюю лекцию в мою тетрадь, конечно, было бы проще ее отксерить, но конкретно этот препод не признает достижения технического прогресса, лекции должны быть написаны от руки, он проверяет это в конце каждого семестра. Это невероятно тупо, и я злюсь, надеюсь, этот старый маразматик бреется серпом. Я окликаю Пашу и кидаю ему купюру, слава богу, что человечество изобрело деньги, деньги решают все вопросы и делают жизнь легкой и приятной. Естественно, жизнь того, у кого они есть.
– Ты помнишь, что нам задали сдать контрольную к пятнице? – негромко бормочет он, а это значит, что я должен ему еще и за эту контрольную. Его неуверенное блеяние вызывает у меня волну раздражения, человек, который стесняется простить денег за свою работу – это совершенно никчемный и бесполезный для этого мира человек. Я морщусь и кидаю ему еще купюру:
– Напиши. И чтоб моим почерком, чтоб без палева, чмо ты тупое…
Денег становится меньше, а это значит, что мне снова скоро придется идти на поклон к отцу. Я в тысячный раз спрашиваю небеса, почему же отец не откроет мне карту с неограниченным лимитом, неужели ему так нравится видеть, как я выпрашиваю у него деньги? Нет, скорее всего это просто жалкая тупая попытка меня контролировать, ведь он же знает, что я смогу обмануть его и он никогда это не прочухает. Да, чему я научился на пять баллов так это врать, можно сказать, что я освоил этот небесполезный навык в совершенстве.
Я лениво переписываюсь с сегодняшней девушкой, ее зовут Вика и она учится на маркетолога и, кажется, подрабатывает не то моделью, не то блогером. Я пролистываю историю нашей переписки чтобы не попасть впросак, как это периодически со мной бывает. Да, точно, учится на втором курсе, снималась в какой-то тупой рекламе, есть песик Буся, которого недавно возили в больницу. Я искренне надеюсь, что он там сдох или его хотя бы кастрировали, сегодня с самого утра у меня самое взвинченное колючее настроение. До шести вечера я маюсь от скуки, домой мне ехать совершенно не хочется, я уже давно мечтаю жить один, но отец не покупает мне хату и не позволяет снимать, жалкие потуги как-то держать меня под контролем, но я знаю, что однажды он сломается. Я еду на метро к месту нашей встречи и снова и снова вглядываюсь в темноту за окном вагона, она завораживает, иногда на доли мгновения свет гаснет, и мы все погружаемся во тьму.
Дождь прекратился, но лужи никуда не делись, я брезгливо морщусь. Вика уже ждет меня, она довольно хорошенькая, но беспросветно тупая, она приветственно машет мне рукой, я приобнимаю ее и на мгновение касаюсь губами ее щеки, она слегка краснеет. Я беру ее за руку, и мы медленно идем по парку, под ногами то тут, то там лежат огромные кленовые листья, похожие на раскрытую окровавленную ладонь. Я мельком смотрю на часы, я опоздал почти на сорок минут, что очень хорошо, девушкам бывает полезно подождать. Так я сразу ставлю ее в заведомо низшую позицию ожидающего, это здорово сбивает с некоторых принцесс спесь, но эта не выказывает никаких признаков недовольства за что заслуживает небольшого поощрения. Я виновато улыбаюсь:
– Прости за опоздание, семинар по планированию бизнес-моделей длился несколько дольше, чем я рассчитывал…
Благодаря некоторым наводящим вопросам ранее я выяснил, что конкретно эта телка тащится по целеустремленным молодым людям, амбициозным и эрудированным. Дедлайн. Тайм-менеджмент. Стартап. Я пролистываю в телефоне заранее заготовленный список с нужными словами, мне остается лишь вставлять их время от времени в подходящее по контексту место. Настоящий мастер соблазнения, коим являюсь я, никогда не приходит на свидание неподготовленным. Мы медленно идем вдоль аллеи взявшись за руки, телесный контакт обязателен, хотя мне это не особо приятно, я терпеть не могу, когда меня трогает полузнакомый человек:
– Как у тебя дела? – наконец спрашивает она, я улыбаюсь самой открытой улыбкой:
– Сейчас очень много дел, последний курс, времени почти нет… К тому же сейчас я занят одним стартапом. Часть дел пришлось отдать на аутсортинг. Для привлечения денежного потока придется использовать краудфандинг. Конечно, это все усложняет, но маржа будет выше. Я уже прикинул, что KPI будет составлять не менее 25%, представляешь? А валовая прибыль еще выше…
Она с восхищением смотрит мне в глаза и сочувственно сжимает мою ладонь:
– Учиться очень сложно?
Я киваю:
– Не то слово. Я учусь в одном из лучших вузов страны, знаешь, как было сложно поступить туда без денег? Учиться еще сложнее, порой я учу лекции до самого утра, а утром нужно снова идти в универ. Но я не жалуюсь. Мужчина не должен жаловаться, а молча преодолевать трудности. Зато потом я найду хорошую работу и смогу обеспечивать свою семью.
Она ободряюще улыбается:
– Ты такой молодец, Ян. Сейчас редко можно встретить такого целеустремленного молодого человека. В выходные ты тоже… занят учебой?
Она прощупывает меня на тему тусовок, скорее всего, у нее был неудачный опыт отношений с клубными мальчиками, я широко распахиваю глаза:
– Конечно. У меня нет времени, да и желания гулять. В выходные я работаю. Хотя мой отец и влиятельный человек, я никогда не прошу у него денег, я не хочу от него зависеть. Знаешь, я делаю домашки и курсовые для всяких мажоров, которые учатся со мной в группе. Они покупают все зачеты и экзамены, вместо того чтобы учиться самим и получать скиллы. А после окончания учебы их отцы устроят их к себе в компании, это так грустно…
Снова накрапывает дождь, и мы идем в ближайшую Шоколадницу. Я краем уха слушаю ее болтовню, главное правило диалога с девушкой, да и вообще с любым человеком это то, что всегда должен говорить он, никогда нельзя ничего рассказывать о себе, иначе однажды это будет использовано против тебя. Я рассеянно ее слушаю, мне обрывает телефон некая «Ира Вятчинки», я хоть убей не могу вспомнить кто это, я скидываю ей смс, что на семинаре и наберу позже. Сидящая рядом девушка что-то старательно рассказывает мне, я старательно делаю вид, что слушаю и одновременно пытаюсь прикинуть, когда отец вновь уедет в командировку, тогда у меня будут полностью развязаны руки. Моя спутница теребит меня за руку, отрывая меня от моих мучительных размышлений, и я вдруг понимаю, что забыл ее имя, я лезу в телефон, ее зовут Вика.
– Кстати, как там Дуся?
Вика удивленно смотрит на меня:
– Какая Дуся?
– Твоя кошечка?..
Черт, я все же перепутал, это минус в карму соблазнителя, телки страшно не любят, когда ты путаешься в фактах и названиях, ведь это означает, что тебе наплевать на их болтовню, что в принципе так и есть. Вика рассказывает мне что бедный Буся где-то подцепил отит среднего уха, я печально киваю головой в такт ее словам. Разговор постепенно затухает, и мы просто сидим молча, она робко поглядывает на меня, ожидая моих дальнейших действий, я пододвигаюсь к ней ближе и ловлю своими губами ее губы, мы целуемся, во время поцелуя я снова прикидываю сколько денег попросить у отца, если он уедет почти на месяц, мне не хватит той суммы, которую он обычно мне дает… У Вики мягкие мясистые губы, но мне противно. Наверное, это ненормально испытывать такие чувства во время поцелуя с девушкой, но мне реально противно, я не люблю целоваться. Все это кажется мне таким неестественным и наигранным, как дешевая романтическая мелодрама. Наконец, мы отпускаем друг друга, Вика искоса посматривает на меня, ожидая приглашения продолжить сегодняшний, по ее мнению, прекрасный вечер. Я широко улыбаюсь:
– Уже поздно. Я провожу тебя…
Мы выходим из кафе и держимся за руки, она обескураженно молчит, перебирая в голове возможные варианты, отчего этот вечер заканчивается не так, как она планировала.
– Хочешь, поехали ко мне в гости, – наконец говорит она, видимо, решив, что мне некуда ее привести, – родители на даче, я одна. Посмотрим новый фильм, я угощу тебя кофе…
Я с сожалением качаю головой:
– Обязательно. В другой раз обязательно. Мне нужно написать доклад для своего однокурсника, я рассказывал тебе. Дедлайн уже завтра. Все очень серьезно, его могут отчислить, а я не могу подвести человека. И это мой профит, понимаешь, я не хочу просить деньги у отца. Я вообще не сторонник дауншифтинга. Я хочу зарабатывать деньги сам, как и должен мужчина…
Она вяло кивает, соглашаясь с моими словами, я слегка приобнимаю ее, в принципе, она забавная, такая милая домашняя девочка. Но она совершенно меня не цепляет, она скучная и банальная, как старый заезженный анекдот. Мне остается лишь вежливо улыбаться, кивать головой и ждать, когда же она, наконец, заткнется…
– А где твоя мама? – вдруг спрашивает она, – просто ты всегда говоришь об отце. Она живет не с вами?
– Мамы… мамы нет… – выдавливаю я.
Я молчу, видимо, я вылил на нее слишком много личной информации, а это скверно. Она не должна знать обо мне никаких сведений, кроме ничего не значащих фактов, это тоже одно из основных правил мастера.
– Моя мама умерла почти семь лет назад, – наконец говорю я, Вика тоже молчит:
– Прости, я не знала… О, наверное, это ужасно… – неловко бормочет она. – Что случилось?
Я сжимаю ее руку, мысленно ругая себя, что проболтался про мать. Никто не должен ничего обо мне знать. Иначе однажды это будет использовано против меня. Но нужно как-то выкручиваться, я печально опускаю глаза:
– Автокатастрофа. Асфальт был сырой. Она ездила в аэропорт, ей должны были прислать ягодичные имплантанты из Франции. И машину занесло. Ее швырнуло прямо под фуру. Отец мало что мне рассказывал, я слышал только обрывки фраз… Ее раздавило в лепешку. Голова отлетела, внутренности были размазаны по асфальту. Ее собирали в совок. Я имею ввиду части тела, что смогли отскрести от асфальта… и гроб, конечно же, был закрытым…
Вика в ужасе молчит, кажется, я перегнул палку.
– Может быть, я как-то… как-то могу тебе помочь? – бормочет она, я отрицательно качаю головой, жалость совсем не то чувство, на котором стоит играть.
Я сажаю ее в вагон метро, она начинает меня утомлять, я поглядываю на часы – уже достаточно поздно, если я заеду к Крис, домой я попаду только под утро, отец опять будет недоволен. Вика машет мне из окна, я машу ей в ответ и заношу ее номер в черный список, свидание было совсем тухлым, и я не хочу встречаться с ней еще раз.
Я перехожу на другую ветку, сажусь в метро и снова мчусь куда-то во тьму, Крис живет почти в центре, родители купили ей шикарную хату, которая теперь широко известна в самых узких кругах как вертеп непристойности и разврата. Внизу консьерж, но когда я называю номер квартиры, мне просто махают рукой, сообщать о визите в эту квартиру не принято. Я поднимаюсь на лифте, внутри зеркала и мрамор, лифт – это тоже портал, переносящий тебя в другой мир, я вспоминаю, как в детстве ужасно любил кататься на лифтах.
Дверь в квартиру приоткрыта, мне в нос ударяет запах травы, оглушает музыка и в глаза бьёт свет неоновых огней, я кому-то приветственно киваю и сажусь на диван, Кристины нигде нет, я иду ее искать и нахожу ее в спальне, она трахается с двумя мужиками сразу, я морщусь, возвращаюсь на диван и ожидаю, когда они… закончат. Мне ужасно скучно. Кристина появляется где-то через час, ее шатает, она хорошо датая, я ловлю ее за руку.
– Надеюсь, твой секс марафон на сегодня закончен?
Она не слышит меня из-за музыки и говорит невпопад:
– Да, все хорошо…
Народ неспешно расходится, уже почти два часа ночи, мне тоже пора, но я почему-то медлю, наконец, мы с Кристиной остаемся в квартире одни, она пристально смотрит мне в глаза:
– Зачем приехал?
Я жму плечами:
– Ты сама меня приглашала, не помнишь?
Она кивает головой:
– Да, да… мы же типа… друзья…
Она снова смотрит на меня, ее глаза, обычно серо-зеленые, сейчас совсем мутные, она потягивается и подходит к окну:
– Знаешь, что мне нравится в этой хате больше всего? Потрясающий вид из окна. Первый раз я сюда пришла, когда дом еще строился. Были только перекрытия и все. Здесь было столько пространства, столько воздуха. Свистел ветер. Но потом построили эти стены и стало хуже…Я часто люблю смотреть на ночной город…
Она распахивает настежь окно, садится на подоконник и закуривает сигарету, мне становится не по себе, все-таки мы находимся на двадцатом этаже, а она совсем кривая.
– Слушай, может ты слезешь оттуда? – не выдерживаю я.
Она равнодушно жмет плечами:
– Зачем?
– Затем, что ты свалишься…
Она негромко смеется:
– Ну, это будут мои проблемы. Я не разобьюсь, я просто полечу как птица…
– Камнем вниз. Или ты отменила закон всемирного тяготения? Неужели у твоего папы и для этого достаточно денег?
Она не обращает на мои слова внимания и неотрывно смотрит на ночной город, я соглашусь с ней, что зрелище действительно потрясающее, под нашими ногами раскинулся сверкающий ковер сияющих огней, небо совсем темное, но кое-где все же проглядывают тусклые звезды, здесь, в городе, их совсем мало, они поблекли, потускнели, не выдержав никакой конкуренции с сияющими огнями неоновых вывесок.
Я подхожу к ней, стаскиваю ее с подоконника и захлопываю окно, она не сопротивляется, я швыряю ее на диван, она в одной майке на тонких бретелях и потому выглядит нелепо, отталкивающе худой, ее руки похожи на две тонкие сломанные веточки, она тихо смеется:
– Ну и зачем ты это сделал?
Я хмыкаю:
– Не хочу отскребать тебя от асфальта. Захочешь прыгнуть – прыгнешь после моего ухода, идиотка… Меня потом затаскают по ментовкам. И будут терки с отцом. Зачем мне это нужно?
Она негромко смеется:
– На мгновение я подумала, что ты беспокоишься, что потеряешь своего единственного друга. Знаешь, почему-то всегда люди кончают жизнь самоубийством в одиночестве. Наверно, это неправильно. Ведь смерть – это не конец, а просто переход в другой, более совершенный мир. И в такой момент лучше, когда рядом находится близкий тебе человек. Когда мы рождаемся, рядом находится самый близкий нам человек, наша мама… Почему же в момент смерти мы так часто бываем одни… мы и так слишком одиноки и никому нет до нас дела…
Ее совсем плющит, она машет мне рукой в сторону спальни:
– Там немного осталось. Если хочешь…
Это приводит меня в неописуемую ярость:
– Отец дома. Ты хочешь, чтоб он увидел меня вмазанным?
– Тогда нафига ты пришел?
Я и сам не знаю, для чего я здесь, наверное, чтобы хоть как-то убить время и не тащиться в место, которое сейчас по ошибке называется моим домом. Там дом моего отца, мачехи, сводных сестер, но не мой. Я усмехаюсь про себя, получается, что я бездомный. Я иду на кухню, в раковине целая гора давно немытой посуды, я нахожу в шкафу чистую чашку, завариваю себе чай и вызываю такси, иногда я думаю, что нашу с ней дружбу давно пора заканчивать, ведь, по сути, у нас разные интересы, взгляды и стремления, но я не хочу лишать себя этой тоненькой ниточки, идущий из прошлого. Тогда я был другим, но и она была другой, глупой девочкой с двумя большими косами, завязанными белыми бантами.
Она подходит ко мне сзади и обнимает меня руками: