Приливный захват

1

Эта планета, оказавшаяся в приливном захвате заурядного красного карлика, всегда повернутая одной стороной к светилу, была бы ничем не примечательной, как миллионы других планет возле миллионов других красных карликов, если бы не выиграла главный приз: на границе, между вечной ледяной ночью и вечным пылающим днем, ее кольцом обняла полоса пригодной для жизни территории.

Павел посмотрел вниз, но не смог разглядеть ничего, кроме густой серой мути, нависшей над ледниками и пустыней. Под облаками, кипящими над поверхностью зеленой зоны, не было видно ни скал, ни растений, ни рек, текущих с ледников и питающих тундровые болота и озера, ни самих озер, испаряющихся под напором жгучих ураганов, рвущихся с солнечной стороны планеты к ее теневой стороне. Круговорот воды в природе Терминатора, как назвали эту планету, был бурным.

Стыковка с платформой космического лифта была такой мягкой, что Павел ее почти не почувствовал. Автомат негромко уведомил, что стыковка состоялась и можно пройти в кабину лифта. Павел включил поводок багажа, закрыл каюту, настроил режим консервации и пошел по короткому коридору на выход. Багаж на магнитной подушке бесшумно следовал за ним справа за спиной, как хорошо выдрессированная собака.

Кабина лифта шла вниз, к поверхности планеты, очень долго, чтобы у пассажиров, расположившихся в креслах, было время приспособиться к меняющемуся давлению. Сейчас семь кресел пустовали под чехлами, и Павлу казалось, что он сидит в пассажирском отсеке обычного транспортника. Иллюминаторов в кабине не было, да и не нужны они были. Терминатор – не туристический объект и глазеть с такой высоты особо не на что. А если кому все-таки захочется поглазеть, то пусть посмотрит запись, сделанную с орбиты.

Наконец, автомат поздравил единственного пассажира лифта с прибытием. Павел решил дождаться встречающих снаружи и, натянув на голову капюшон с прозрачным забралом, приказал автомату разблокировать выход. Автомат равнодушно подчинился. Створ лифта распахнулся и Павел тут же вцепился в поручень багажа, едва удержавшись на ногах.

Ветер, ворвавшийся в кабину, занес с собой внутрь массу мелкого мусора – песка, камешков, обломков какой-то скорлупы, обрывков странных волокон, похожих на обрезки проволоки, и все это закрутилось с бешеной скоростью внутри кабины лифта, как в центрифуге. Павел, с усилием переставляя ноги, толкая перед собой багаж и прячась за ним от штормового ветра, вышел. В двадцати шагах от лифта уже ничего не было видно – воздух закручивался маленькими торнадо, возникающими на ровном месте, сталкивающимися, распадающимися. Вверху утробно грохотало и сверкало, но дождя не было.

Оглядевшись по сторонам, Павел поздравил сам себя с прибытием еще раз, поскольку поздравлять его было больше некому. Похоже, аборигены решили, что шаттл посылать за прибывшим незачем. Сто метров до станции, чего там церемониться. Сам дойдет.

Павел хмыкнул и, цепляясь за поручни багажа, побрел по направляющей полосе к станции. Разумеется, он не рассчитывал на красную ковровую дорожку и фанфары, но персонал мог бы выслать ему навстречу хотя бы автогида. Все-таки, Павел Пак – официальный аудитор, а не какой-то там… Ладно, сказал он себе, посмотрим, что тут и как, не будем пока играть лицом и трясти зобом. Интересно, здесь бывает когда-нибудь обычный ветер, а не сбивающий с ног? Вряд ли.

Впрочем, Терминатор не так уж и плох. По крайней мере, кислородная атмосфера делает его просто роскошной планетой, не говоря уже о наличии на поверхности жидкой воды, флоры и даже фауны.

Флора в виде гигантских гладких тарелок, под углом в сорок градусов развернутых к светилу, лежала ковром до горизонта. Стебли растений походили на небрежно разодранную металлическую мочалку, усеянную колючками и шипами. Хорошо, что все это росло на расстоянии друг от друга, чтобы не затенять соседей, иначе пройти между ними было бы невозможно. Растения-неудачники, все-таки попавшие в тень, засохли, сморщились и окаменели. Удачливые, раскинувшись, впитывали свет… И вся местная растительность – черного цвета, с налетом багровых и иссиня-красных оттенков. Мутное небо, неумолчный вой ветра, налетающего шквалами со всех сторон, длинные тени, ложащиеся на землю, когда оранжевое светило проглядывало сквозь облака, вспышки сухих молний – пояс жизни Терминатора выглядел мрачно. Других цветов здесь, похоже, не было испокон веков. Красный карлик скуп и вял, поэтому черный цвет для всего, что тут растет, самое то.

Крупная фауна паслась вдалеке. Грузные туши едва заметно ползли куда-то, не обращая внимания на человека. Мелкая фауна выдавала свое присутствие короткими перебежками от одной норы к другой. Вылизанная ветрами твердая почва под огромными лопухами была усеяна маленькими дырочками, словно поверхность гигантского термитника. Из дырочек выскакивало всякое щетинистое, в костистых наростах, выхватывало что-то на лету из воздушного потока, и так же быстро скрывалось с добычей в ближайшей дырке. Под ногами кишело. Павел не успевал разглядеть шуструю мелочь, да не очень-то и старался. Главное, что он запомнил из лекции о Терминаторе, это то, что крупных хищников на территориях, занятых паучьими пастбищами и людьми, не водилось: пожиратели плоти охотились в глубине – в карстовых пещерах, подземных озерах, норах, прорытых в почве и прогрызенных в камнях. Останки уничтожали насекомые, бактерии и прочая мелюзга, но человеку они не страшны. Человек умеет защищаться.

Добравшись до низкого белого купола станции, торчащего среди черных блюд и мочал, как гладкий кусок сахара посреди остывшего пожарища, Павел остановился в недоумении. А где вход? Разглядывая монолитную стену и держась обеими руками за багаж, он так сосредоточился, что, почувствовав похлопывание по плечу, чуть не прыгнул рефлекторно в боевую стойку.

Рядом с Павлом стоял человек и, не глядя на него, шарил по белой стене рукой. Найдя искомое, человек повернулся к Павлу всем корпусом и сказал, показав пальцем на овальное углубление:

– Приложи руку сюда.

– А сам-то что? – спросил Павел, вдруг обидевшись. Не видит, что ли, что руки гостя заняты багажом?

– Мне не откроет, – сказал абориген.

Что за чушь, подумал Павел, послушно приложив ладонь к стене в указанном месте.

Лицо встретившего его сотрудника станции он узнал, но как-то неуверенно. Это был Лускер, начальник колонии. Но в досье начальника был указан возраст пятьдесят три года, а выглядел он от силы лет на двадцать или около того. Юный Аполлон. Розовые щеки и тело атлета с военной выправкой. Не балуются же они здесь пластикой или генной хирургией, в самом деле, озадаченно подумал Павел. И почему Лускер сказал, что станция не пустит его?

Было еще нечто неуловимо странное в лице Лускера. Что именно, Павел не мог понять. Казалось, будто перед ним не человек, а голограмма, по которой время от времени пробегала мгновенная пиксельная рябь. И со спецовкой у него было что-то не то. Хотя, может, это из-за ураганного ветра так кажется. Песок, пыль в воздухе…

Павел сделал шаг вперед, чтобы рассмотреть лицо Лускера поближе, но тот, похоже, неправильно поняв его, сделал большой шаг назад и в сторону от открывшегося входа и, ухватив багаж за поручень, втолкнул его внутрь станции вместе с цепляющимся за второй поручень Павлом.

– Вы – Лускер? – спросил Павел.

– Я друг, – коротко ответил тот и, улыбнувшись Павлу, как старому знакомому, остался за закрывшимся створом станции.

Чей друг, что за идиотский ответ, подумал Павел.

Шум ветра стих. Павел продолжал тупо глазеть в закрывшийся створ. Однако, странно тут встречают прибывших, подумал он. Омолодившийся начальник колонии, которого не впускает станция, заталкивает аудитора внутрь станции, а сам остается снаружи. И – тишина.

– Вэлкам!

Вздрогнув, Павел обернулся на голос за спиной.

Это был Лускер. Пятидесятитрехлетний Лускер, не мальчик. Совсем не по-мальчишечьи уставились на Павла глаза начальника колонии. Павел считал себя высоким и крепким, но рядом с Лускером почувствовал себя пацан-пацаном. Экий лось, подумал он.

– А там… – Павел сделал неопределенный жест в сторону створа.

– Буран, здесь всегда так, – быстро ответил начальник колонии, и с натужным радушием продолжил, – надеюсь, добрались без приключений? Все в порядке? Вот и хорошо, что все хорошо! – не давая Павлу вставить слово, частил Лускер, ощупывая гостя глазами из-под густых бровей, сверкая зубами из-под старомодных усов, и таща Павла за собой по коридору вглубь станции, – Вот это багаж у вас, целый грузовой контейнер! Вы решили привезти с собой пол-Земли?

Павел оправдался в том смысле, что прихватил с собой кое-какое оборудование для экстрим-прогулок по Терминатру, если будет такая возможность после работы.

– Сколько сейчас на ваших часах? – спросил хозяин станции.

– Двадцать два часа с небольшим, – ответил Павел, машинально глянув на рукав.

– А у нас сейчас шесть утра по внутреннему расписанию, – весело ответил Лускер и, толкнув перед собой одну из дверей, пропустил Павла вперед, – располагайтесь!

Комната была небольшая, но все необходимое в ней имелось. Кровать у одной стены, стол и высокое рабочее кресло у другой, небольшой шкаф-подиум, в углу санузел за матовой перегородкой. Стены пластиковые, но, похоже, с хорошей звукоизоляцией. То ли казарма, то ли комфортная тюремная камера без окон. Ну что ж, на неделю сойдет, подумал Павел и, обернувшись, представился:

– Павел Сергеевич Пак.

– Очень приятно, эээ… Па-вер-гей?

– Можно просто Павел, – поправил его Павел, – а вы Рэм Лускер, начальник колонии?

– Да, очень рад! – кивнул тот, – Завтрак будет минут через сорок. Хотите что-нибудь особенное?

– Нет, я не привередлив. После завтрака вы мне покажете мой рабочий кабинет?

– Кабинет? – удивился Лускер, – У нас нет кабинетов. Ваша комната, если не возражаете, и будет вашим кабинетом. Все, что вам нужно, я предоставлю.

– Ну, хорошо, – ответил Павел, – когда мы сможем начать?

– Начать что?

– Работу.

– Поль, простите, но у нас сразу после завтрака обход территории и сбор паучьих гнезд. А вам выспаться сейчас надо или хотя бы отдохнуть с дороги.

– Я не устал, – возразил Павел, отчего-то закипая внутренне. Да, я моложе тебя, думал он, и это моя первая проверка, но я тебе не турист, поэтому сам решу, что и когда делать. И продолжил сухо, – мне бы хотелось провести обход территории вместе с вами.

– Хорошо, – тот неожиданно быстро сдался, – но давайте потом, завтра, например. Мы соберем для вас экзоскелет, подгоним его, составим маршрут.

– Договорились, – смягчаясь, согласился Павел, и, чтобы снять напряжение, сказал тоном ниже, – Рэм, у вас есть чай и рис? Я бы хотел пудинг на десерт и что-нибудь привычное из напитков.

– У нас есть все! – заверил Лускер, показывая ровные зубы.

Оставшись в одиночестве, Павел достал сменное белье, принял душ и, вытираясь насухо, вдруг почувствовал, что проголодался и все-таки устал. Вроде в дороге только и делал, что ел, спал да валялся на койке. Информ, правда, смотрел почти без перерыва, до сих пор голова гудит. И циркадные ритмы, оказывается, обмануть не так уж просто. Да, подумал он, зевая, сейчас поем, потом посплю пару часов, и – за работу. Скорее всего, просто сказывается недостаток кислорода.

…Не нравится мне этот Лускер, с его улыбчивым ртом и холодными глазами, решил он. И друг этот непонятный, оставшийся там, снаружи, не нравится мне еще больше. На Терминаторе всего семь человек, я их досье читал, и ни на одного из этих семи, за исключением старика Лускера, странный друг не похож. Тут что-то не то.

Павел открыл сетевик и еще раз перелистал досье сотрудников станции, внимательно разглядывая лица.

Начальник колонии Рэм Лускер, знаю уже.

Его заместитель Ранис Нисаускас, он же айтишник, связист, инженер, сорока трех лет. Очень добрые грустные глаза, давно не стриженные волосы, легкая отечность лица и белки глаз розоватые, как у людей, часто страдающих от похмелья.

Анна Каборе, тридцать три года. Медик, но для медика тут работы почти нет, а потому повар, прачка, уборщица и так далее. Совершенно заурядная внешность, глазу не за что зацепиться, не отталкивающая и не привлекательная, просто никакая. Выражение лица соответствующее. Идеальным шпионом была бы в древние века.

Петер Булка, тридцать восемь лет. Широкая грубоватая физиономия, внимательный взгляд. Коренастый, тяжеловес. В молодости занимался вольной борьбой, даже какие-то призы брал. Этот себе на уме, хитрован. Хозяйственник: ремонт зданий и сооружений, вентиляция, канализация, утилизация отходов и все такое.

Леон и Патара Ткилава, брат и сестра. Ей тридцать два, она геодезист, климатолог, гидродинамик и специалист по приливным течениям. Невысокая, кругленькая, уютная женщина. Леон старше ее на два года, он химик, микробиолог, вирусолог, зоолог, в том числе специалист по армилиновым паукам. Глазастый, ушастый, с крупным носом и маленькой нижней челюстью. Совершенно не похожи друг на друга.

И, наконец, Хелен Вольф, ей сорок восемь. Экономист, логист, юрист, секретарь, конференц-помощник. Красивая, но выражение лица какое-то пришибленное. Над высоким лбом темные вьющиеся волосы, нежный рот, большие глаза, немного рассеянный взгляд. Юристы обычно не так смотрят. Есть в ней что-то такое, что вызывает снисходительную жалость… Первая мысль, которая приходила в голову, что друг – это ее с Лускером сын. По возрасту вполне могло бы быть. Но колония на Терминаторе существует всего девять лет, и привезти сюда ребенка они не могли, это исключено.

Павел включил запись своего прибытия с момента выхода из лифта. Мельтешение, черные кусты, огромные лепешки листьев, проблески солнца в густой вате облаков, ручка багажа. Запись покачивалась. Белая полусфера станции. Рука Павла, бестолково шарящая по стене, в попытках найти скан-замок створа. Резкий разворот.

Человека на записи не было. Был какой-то бесформенный сгусток, ни на что не похожий. Изображение рябило.

Опять разворот, это я приложил руку к стене. Створ станции открылся, я зашел, обернулся. Клуб роящейся пыли стоял перед входом. Створ закрылся.

Павел озадаченно пересмотрел запись еще раз. Высветлил изображение, затемнил, прогнал в инфракрасном режиме, в ультрафиолете. Попытался очистить звук от помех, но хорошо слышал только свой собственный голос на записи, а голос того парня тонул в шуме и свисте ветра, ничего не разобрать. Павел закусил губу. Это что же получается, я с галлюцинацией разговаривал? Хорошенькое начало… Потом он вспомнил, что у спецовки есть режим «хамелеон», ему инструктор объяснял, как включать этот режим, но Павел слушал тогда невнимательно. С трудом вспомнил сейчас, что вроде используют такую маскировку только зоологи, когда нужно подойти близко к животному, не спугнув его. Ну, военные еще. Но зачем встречающий включил этот режим?

Павел натянул на себя спецовку, врубил «хамелеона», встал перед зеркалом, сделал полуминутную запись и, раздевшись, просмотрел ее пару раз. Озадаченно поморгал. Потом положил сетевик на стол, лег на кровать и закрыл глаза.

Усталость навалилась тяжелой большой подушкой, хотелось просто полежать, ни о чем не думая. Сейчас поваляюсь минутку, пообещал он себе, пойду поем и возьмусь за работу.

2

– Пабло, вы еще спите? По вашим часам скоро вечер, – из-за закрытой двери глухо прозвучал голос хозяина колонии.

Павел с трудом разлепил глаза. Голова была будто из чугуна. Все-таки кислорода здесь маловато. Глянул на часы и ругнулся, потому что было уже шестнадцать часов по земному времени. Полдня проспал, работничек.

– Входите! – сипло крикнул он, откашлявшись и, извиваясь, стал натягивать на себя спецовку.

– Добрый день. Пойдемте обедать, раз ужин и завтрак проспали, – Лускер стоял в дверях, дежурно улыбаясь.

– Да, простите, – виновато ответил Павел, – Что-то я неважно себя чувствую.

– Вы заболели? – внимательно посмотрел на него Лускер, – Пройдите тест в медботе. У нас хороший, последней модели.

– Спасибо, но, пожалуй, позже. Это акклиматизация наверно, ничего страшного.

– Тогда прошу, – сказал Лускер, пропуская Павла в коридор вперед себя.

Станция находилась почти целиком под грунтом и в основании была круглой, как шайба. По внешнему контуру шли комнаты и хозяйственные помещения, а столовая, она же кают-компания, располагалась в центре, отделенная от остальных помещений широким круговым коридором.

Пластик пола был мягким, звука шагов не было слышно. Над головами на невысоком потолке сплошной тонкой линией ярко горел свет, а когда люди проходили, тускнел. В коридоре было тихо. На стене слева, которая была внешней стеной кают-компании, через равные промежутки висели картины в самодельных рамах. Что-то непонятное, абстрактно-яркое, но милое. Явно женская рука. Неужели Хелен рисует? Или Анна? Павлу хотелось рассмотреть картины, но Лускер шел не останавливаясь, и Павлу пришлось идти за ним, не задерживаясь.

В кают-компании было зелено, как в экваториальных джунглях. Потолок сиял, спектр скорее всего соответствовал солнечному, и высаженные вдоль круглой стены земные растения радовали глаз разнообразием форм и оттенков. Откуда-то доносилась запись голосов птиц, шелеста листвы, шума далекого прибоя. Возникло ощущение, что кают-компания – это просто небольшой кабачок на берегу океана, только кабачок без окон. Несколько столов стояли вдоль круглой стены, в противоположной от двери стороне находился агрегат шеф-повара навороченной модели. У агрегата крутилась Анна, что-то открывая, закрывая, насыпая, размешивая, накладывая. Пахло аппетитно – тушеным мясом со специями. Спина Анны то появлялась в поле зрения, то исчезала за огромным круглым террариумом, установленным посреди зала. Стойка с террариумом была на колесиках и при случае легко отодвигалась.

Павел не удержался и подошел поглазеть. Разноцветные камни, коряги, мхи, водоросли. Террариум на треть был заполнен чистой водой, в которой копошились желтые, белые и серые аксолотли.

– Нравится? – спросил Лускер, встав за спиной Павла.

– Да, красиво. Но сколько это стоит? Аксолотлей содержать дорого: охладители воды, компрессоры, лампы, белковый корм, лицензия на содержание, налог.

– Я содержу эту красоту за свой счет, Пол.

Павел разглядывал аксолотля. Мордочка животины казалась улыбающейся, жаберки, похожие на косички, по три с каждой стороны от головы, смешно пошевеливались.

– Садитесь, все готово, – позвал Лускер, – сегодня у нас острая свинина с шампиньонами и кускусом. И рисовый пудинг к чаю, как вы просили.

Павел уселся за стол, взял приборы и, прежде чем приступить к еде, спросил у Лускера в лоб:

– Вы используете незаконных мигрантов, Рэм? – отправив в рот кусок свинины, оценил старания Анны. Было вкусно.

– А вы разве из трудовой комиссии? – задрал брови Лускер, не прикасаясь к своей тарелке.

– Нет, – ответил Павел, – но расходы на оплату труда сотрудников входят в мою компетенцию.

– Да, расходы – конечно. Но у нас нет никаких расходов на посторонних лиц. И на станции нет посторонних, – с благожелательной улыбкой ответил Лускер.

– Где же они у вас живут, эти люди? Они работают на вас за еду? – жуя, спросил Павел.

– На Терминаторе нет посторонних людей.

– Вы используете андроидов? Это нерентабельно. Андроид стоит очень дорого и капризен в обслуживании. И они вообще не годятся для серьезных работ, их делают только для лесопарков и заповедников, и только для того, чтобы животные поняли, что на человека нападать опасно. Андроиды больше дорогие пугала, чем работники… А если вы клонируете людей и используете клонов в качестве рабов, то проверять это, конечно, не в моей компетенции, но доложить куда следует, я могу.

– Паоло, у вас богатая фантазия, – сделав кислое лицо, ответил Лускер. – Вы перебираете варианты, которых здесь нет и быть не может. Мы не покупаем андроидов, вы же видели нашу отчетность. И не занимаемся клонированием, мы не покупали для этого оборудование. Опять же, в нашей отчетности нет такой статьи расходов.

– А кто же тогда этот ваш друг? – спросил Павел, ткнув вилкой в сторону стены.

– Послушайте… Вы ешьте, ешьте, бон аппетит… На Терминаторе нет смены дня и ночи, но лето и зима здесь все-таки есть, орбита планеты близка к эллипсоиду. Вы прилетели в очень удачное время, вам повезло. Давайте-ка мы проведем с вами обзорную экскурсию – слетаем к пустыне, посмотрим, как размножаются песочники, у них как раз заканчивается брачный сезон. Потом сгоняем к ледникам и посмотрим, как вылупляются мальки песочников и начинают свой путь к пустыне. Это не займет много времени. Полдня, не больше. Вы не пожалеете, обещаю.

– Рэм, я хотел бы лично осмотреть технику на паучьих плантациях. Песочники, наверно, очень интересны, но никакого отношения к моей работе не имеют, – спокойно сказал Павел.

Лускер крутил в руках вилку и нож, словно раздумывая, стоит ли есть вообще. На лбу его обозначились глубокие продольные морщины, и взгляд словно обратился внутрь. Он смотрел, но казалось, что не видел собеседника.

Павел на пару секунд задержал взгляд на руках начальника колонии. И явно представил себе, как эти обманчиво холеные, белые руки сжимают камень и из сомкнутых ладоней сыплется песок. Да, такими руками вполне можно крошить камни.

– И все-таки, – медленно проговорил Лускер, – я прошу вас потратить часть своего времени на экскурсию. Вам многое станет понятно. Я постараюсь объяснить вам все, что касается нашей работы, но для этого вам нужно прокатиться со мной от пустыни до ледников и обратно. А паучьи плантации мы осмотрим завтра.

– У меня очень мало времени, – хмуро повторил Павел.

– Вам его хватит, уверяю вас.

– Я бы хотел побеседовать с Хелен и Ткилава, причем без вашего присутствия, – холодно отчеканил Павел.

– Разумеется, – согласился Лускер, – но только после обзорных экскурсий. Потом у вас будет несколько дней до отъезда, и вы можете сделать все, что сочтете нужным.

– Хорошо, договорились, – кивнул Павел, приступая к пудингу.

Лускер быстро, с аппетитом расправился со своей порцией и, вытерев усы, попросил Анну принести вина. Анна подала два бокала, но Павел от вина отказался, с неудовольствием глянув на то, как Лускер выпил свою порцию буквально одним глотком, а потом так же быстро расправился и с бокалом, предназначавшимся гостю. Павел считал алкоголь совершенно ненужным пережитком, который давно пора запретить, как табак и наркотики, но не читать же нравоучения начальнику колонии, в самом деле.

Наевшись и напившись чаю, Павел слегка размяк и отяжелел. Ехать никуда не хотелось совершенно, но Лускер уже запустил подготовку шаттла и, попросив Анну убрать со стола, направился к выходу. Павел пошел за ним. Вход в ангар с шаттлами был рядом, поэтому на вылет им понадобилось всего полчаса.

Устроившись в кресле, Рэм задал программу полета, откинул голову на мягкий подголовник и спросил у Павла:

– Как вам мои аксолотли? Правда, забавные?

Павел кивнул молча. Он не любил светских бесед, пустая болтовня отвлекала от размышлений. Но Лускер продолжил:

– Аксолотли – личинки амбистом. Уникальными их делает то, что аксолотли могут размножаться, не достигнув зрелого возраста. Такая особенность называется неотения. И живут аксолотли гораздо дольше амбистом. Правда, они капризнее в уходе.

– Послушайте, – перебил его Павел, – кто все-таки такой этот ваш друг?

– Вы зря отказываетесь от теста в медботе… – помолчав, ответил Лускер и продолжил лекцию, – Была в ходу когда-то теория, что люди это неотенисты обезьян, представляете? Мы – недоразвитые обезьяны. Смешно, да? Теория не подтвердилась, но что-то в ней эдакое было.

– Если вы не хотите отвечать на вопросы о нелегалах, я сам с этим разберусь. И не советую вам мешать, у меня достаточно полномочий, – мрачно сказал Павел.

Лускер сделал гримасу, которая выражала все что угодно, от «как хотите» до «делать вам нечего», и заткнулся.

Через час шаттл пошел на посадку у края пустыни. Они вышли, натянув на себя тяжеленные экзоскелеты, потому что ветер, дующий в районе станции, был легким бризом в сравнении с тем, что творилось здесь, на самом краю жилой зоны. Павлу показалось, что они стоят внутри авиационной турбины. Чудовищный ураган, на Земле таких не бывает.

Забравшись на гребень огромного раскаленного бархана вслед за Лускером, Павел замер, разглядывая открывшуюся перед ним картину. Пустыня поражала.

Оранжево-охристое светило висело над горизонтом теперь гораздо выше, чем в районе станции. Все необозримое пространство переливалось, как жидкое стекло, плавилось и неистовствовало. Гигантские волны песка схлестывались, сшибались на всей скорости, низкий гул забивал даже рев ветра. Странные песчаные волны, не распадающиеся на фрагменты.