Охота на маленькую щуку

3

Элина размашисто шла по болоту в старых резиновых сапогах Совы, которые были ей велики, несмотря на то что она надела по две пары толстых шерстяных носков.

Там, где Элина проходила утром, во мху осталась заполненная водой тропка. В голове у Элины крутились мысли о щуке. Как та себя чувствует и по-прежнему ли готова клюнуть на наживку или умерла, и как это отразится на ней, Элине?

В небе парил канюк. Возможно, это был знак беды.

Элина успела добраться до озера до того, как туча заполнила все небо. Она отцепила от кольца на спиннинге крючок девятисантиметрового воблера «рапала», сдвинула стопор на катушке вниз, отвела удилище назад и приготовилась забросить.

В этот момент на другой стороне озера показался водяной.

Водяной медленно поднимался со дна, словно древний памятник, с которого стекала вода. Он был красив, как греческий бог. Элина знала, что водяной принимает образ мужчины, женщины или андрогина в зависимости от того, кого он хочет прельстить. Все, кто имел неосторожность заглянуть ему в глаза, терялись в них, а некоторые влюблялись, и потом сразу же бросались в воду – навстречу водяному, и тонули.

Элина опустила спиннинг и посмотрела на водяного, пытаясь распознать его истинный облик, скрытый за обманчивой личиной.

Она сказала:

– Что ты тут делаешь? Эта лужа тебе не по чину. Водяной пальцем стер грязь со щеки.

– Уж ты-то знаешь мои предпочтения.

Голос у него был глубокий и звучный, как у певца.

– Сама-то ты здесь по какой надобности? – спросил водяной.

– Как думаешь?

Элина забросила спиннинг. Воблер упал в метре от водяного, словно детская игрушка для ванны. Водяной с интересом наблюдал за тем, как плавает приманка. На поверхности воды не было никаких признаков, что в этой жиже кто-то живет.

Из воды высовывались только голова и плечи водяного. Элина не могла себе представить, как в таком мелком водоеме могло помещаться его тело.

– Странное время для рыбалки, – сказал водяной.

Он пристально посмотрел на небо, серое и затянутое тучами, предвещавшими дождь, о котором еще долго будут вспоминать.

Элина ничего не ответила и снова забросила воблер.

И щука его схватила. Она выплыла из зарослей, глубоко заглотила крючок и потянула. Рыбина снова была полна сил, но зато Элина вооружилась новой леской. Она принялась крутить катушку, подтягивая щуку к берегу. Рыба упиралась, но ее сопротивление не имело никакого значения.

Слова водяного, обращенные к щуке, напротив, значение имели.

– Не сдавайся.

Щука не ограничилась крючком и принялась заглатывать воблер. Она широко раскрыла пасть и сначала захватила приманку до половины, а потом и полностью проглотила ее. Элина стала крутить катушку быстрее. Она пыталась держать леску в натяг, но щука никак не соглашалась угомониться. Рванула вперед и заглотила уже поводок. Теперь смертельная приманка со своими крючками находилась у рыбы внутри. Зубы щуки достигли голой лески, сомкнулись на ней – «напс!» – и в третий раз за день щука удрала и скрылась в бурой озерной жиже.

Элина стояла на берегу в полном потрясении. Водяной засмеялся и принялся восторженно хлопать в ладоши, как на премьере спектакля. Он стал водить рукой под водой, словно искал упавший в ванну кусок мыла. Наконец что-то нащупал и вытащил из воды. Он держал в руках щуку, ее, Элинину щуку, сжимал ее своими тонкими пальцами.

– Дай сюда, – сказала Элина.

Водяной не обратил на эти слова никакого внимания. Он разговаривал со щукой, которая была уже на пороге смерти, готовая покинуть этот мир. Крючки воблера повредили ей внутренности. Из пасти и из-под жаберных крышек текла кровь. Красные царапины на боках, словно молдинги на машине. Блестящие глаза, похожие на странные, щедро смазанные маслом человекоподобные механизмы. Водяной неспешно снял со щучьей губы старый воблер и «крокодила» и положил их на берег озера.

Затем он засунул свой длинный и тонкий палец в пасть щуке.

– Что ты собираешься делать?

Рыба задрожала. Элина была уверена, что та испустит дух, но водяной спокойно ковырялся у щуки в утробе. Вытащил еще один воблер, покрытый слизью. На крючках не было никаких внутренностей. Элина протянула руку.

– Она мне нужна, – сказала Элина. – Щука.

Водяной положил третью приманку рядом с двумя предыдущими. Затем он стал что-то говорить щуке, гладил ее, смывал кровь с боков и пасти. Обращался с ней словно обитающий в воде Иисус, облаченный в ил. И смотри-ка: кровотечение прекратилось. Рыба ожила. Водяной двумя руками осторожно погрузил щуку в озеро.

– Ты можешь меня, наконец, выслушать?

Водяной отпустил рыбу. И она поплыла. Вильнула хвостом и исчезла.

– Да черт тебя подери!

Водяной ухмыльнулся. Открыл рот и засмеялся. Поднялся ветер. Вместе с ветром из-за леса приползли черные тучи. Они заволокли солнце. В наступивших сумерках озеро и водяной стали сливаться в единое целое. Элина повернулась и пошла прочь. Ей не нужно было даже смотреть, она и так знала, что на месте озера теперь была черная дыра, проход в другой мир.

4

Выдерну все вилки из розеток, за исключением морозильной камеры, Элина сидела в полутемной кухне. По двору гулял сильный ветер. Элина наблюдала за тем, как неутомимый дрозд выискивал на земле пропитание. Смерч подхватил дрозда и понес его по берегу вниз.

В такую погоду потоки энергии, живые существа и мысли путешествуют между мирами. Об этом знали еще наши предки, и это знание было таким же естественным, как и умение строить из бревен или рецепт изготовления пороха.

Пошел дождь. Вода хлынула тяжелым водопадом, а ветер дул почти параллельно земле, бросая капли, словно пули, в стены, окна и крышу.

Ее мать родилась как раз во время такой бури.

Элина вглядывалась в дождь минут десять. Потом во дворе показалась темная фигура. Она материализовалась в проеме дверей хлева. Фигура имела форму конуса; как привидение, она быстро пересекла двор и направилась к дому. У Элины все тело покрылось мурашками. Наклонив голову, она следила за перемещениями этого непонятного существа, пока оно не скрылось за торцом дома. Там, где располагалась дверь. Топотание по лестнице перед крыльцом. Как быть? Что предпринять? Элина услышала, как открылась и захлопнулась дверь. Шум в прихожей. Девушка успела только привстать, как дверь в кухню отворилась и перед ней уже стоял Сова, закутанный в плащ.

– Здравствуй.

– Здравствуй.

Они внимательно посмотрели друг на друга.

– Что-то случилось? – спросил Сова.

– Нет. С чего ты взял?

– Ты как будто взлетать собралась.

Элина уселась на место. Сердце выпрыгивало из груди.

– Не здесь во всяком случае. Немного испугалась.

– Могу тебе сказать, что там, на улице, нет ничего, кроме очень мокрой воды.

Сова отнес свой рюкзак и плащ в котельную. Затем вернулся на кухню, сел напротив Элины и спросил, как дела.

– Не поймала щуку сегодня.

– Вот, значит, как. И в чем же дело?

Элина открыла было рот, но не знала, с чего начать. Помотала головой.

На Сове была красная рубашка из грубой фланели, походные брюки и ремень, на котором висел нож в ножнах. Они с Элиной уставились во двор. Ураганный ветер рвал из земли осины и березы.

– У тебя тут весь свет отключен, что ли? – спросил Сова.

– Ага.

Сова встал, достал из шкафа свечу и поставил ее на стол. Запалил от зажигалки. Они сидели по разные стороны стола, вперившись глазами в темноту оконного стекла, где пламя повторялось чередой желтых огоньков, уходивших вдаль.

– Ужинать будешь? – спросил Сова.

Элина рисовала завитушки на пустом конверте.

– Можно.

Сова достал из холодильника почищенную щуку и положил ее рядом с газовой плиткой. Вынул из сушилки сковородку и миску, нарезал рыбу. За окном сверкнуло. Он отрезал толстый кусок масла, бросил его на сковородку и поставил сковородку на плиту. Раздался гром. Сова разбил в глубокую тарелку два яйца и переболтал их вилкой. В другую тарелку насыпал панировочных сухарей, с которыми смешал соль. Сначала смочил куски щуки в яйце, потом обвалял в сухарях. Масло затрещало на сковородке. Лопаточкой он опустил в него куски щуки.

Элина втянула в себя запах масла и рыбы.

– Похоже, ты ничего не ела сегодня, – сказал Сова.

Перевернул куски рыбы и уменьшил огонь. Накрыл сковородку крышкой. Достал из шкафа тарелки, вилки, ножи и аккуратно разложил на столе, как в хорошем ресторане. Среднюю часть щуки переложил себе на тарелку. Элине достались куски с хвоста, потому что она любила именно их.

Они сидели за столом и чинно ужинали при свете свечи. Над домом бушевала гроза, пытаясь утащить за собой как можно больше всего. Она срывала цветы и ломала ветки; схватив кусок пенопласта и лейку, кружа, протащила их по двору. Сова огорченно проследил взглядом за лейкой и постарался запомнить, куда ее отнесло.

– Я искала спиннинг с безынерционной катушкой, – сказала Элина.

Сова извлек косточку из промежутка между зубами и положил ее на край тарелки.

– Осы гнездо затеяли строить под потолком на крылечке. Ткнул им спиннингом в гнездо, он и сломался.

– Другой палки не нашлось, конечно.

– Эта под рукой была.

– Ясное дело.

– Пожалуй, немного глупо получилось. Ну, ты ведь старый-то нашла?

– Да.

Элина стала рассказывать о своей неудаче на озере. Сова слушал. Иногда смеялся, история была дурацкая.

Когда Элина рассказала про водяного, Сова удивился.

– И что ему там делать?

– Не знаю.

Считалось, что водяной презирает болото с его мутными глазами-озерами. Водяной любит чистую, прозрачную воду. Видели, как повелитель вод грязным поднимался со дна озера на поверхность, выплевывая рдест и прочую водную растительность, и проклинал крестьян за то, что из-за их удобрений в озере размножаются водоросли и портят его обиталище.

Водяной – существо злопамятное. Стоит пахарю оставить свой трактор слишком близко от берега, водяной ночью вылезет из воды, заберется в кабину и загонит трактор в реку.

Купальщиков водяной щекочет за пятки. У рыболовов крадет червей с крючка да вдобавок еще и сами крючки распрямляет. А в «морды», ловушки для рыбы, наваливает доверху камней – их без лебедки потом и не вытащить. Самое неприятное случалось с рыбаками, которые промышляют сетями. Водяной выбрасывал их из лодки и крутил-вертел так, что они сами оказывались печальной добычей в своих же собственных тенётах.

Иногда у кого-нибудь из деревенских терпение лопалось, и горемыка пытался стрелять в водяного из ружья. Разумеется, не попадал, а после этого остальные жители деревни снимали шапки и с грустью смотрели на стрелка, поскольку знали, что этому несчастному не суждено дожить до ближайшего Рождества.

Сова переложил вилку и нож на тарелке в другом порядке, в то же время пытаясь упорядочить и мысли в голове.

– Сдается мне, тебе эта щука сильно в охотку.

– Да.

– А что, если водяной это озерцо для себя приглядел. Тогда ты опасное дело затеяла.

– Ничего, справлюсь.

– Кто бы сомневался.

За окном по-прежнему бушевала гроза. За хлевом небо раскололось надвое, словно выкрашенный берлинской лазурью холст, на котором художник протянул сверху донизу линию блестящей белой краской. Вспышка озарила двор, превратив его в моментальное фото. Затем наступил непроглядный мрак. Дом содрогнулся от грохота, как будто в него влетел скорый поезд. Столовые приборы зазвенели на тарелках, стекла в окнах задрожали, и Элина с Совой схватились за край стола, словно испугавшись, что их подбросит в воздух.

– Вот черт, прости господи, – сказал Сова.

С неба посыпался град. Градины, размером с ласточкино яйцо, принялись прибивать к земле все, что устояло под дождем, – розы и ревень. Белые ледышки скакали среди травы и собирались в углублениях. Потом заряд града иссяк.

Они смотрели во двор и думали, какая стихия обрушится на них дальше. Снова пошел дождь.

– А с чего ты такая смурная, расскажи, – нарушил молчание Сова.

Элина не ответила.

– Может, полегчало бы.

– Может.

– Ну как знаешь.

Элина продолжила рисовать завитушки.

– К Аско с Эфраимом уже заглянула? – спросил Сова.

– Не было времени.

– Может, и хорошо. Что не было.

– Ну.

– У Аско с памятью совсем неважно.

– Ага, – сказала Элина. – А ты надолго уходил?

– Да на одну ночь всего. За Юрмусярви[6], посмотреть, гнездится ли там тетеревятник.

– И как?

– Нашел одно гнездо.

– Я видела Симо-Говнолюба у рыболовного магазина.

– И что он?

– Говенных Дедов продавал.

Сова засмеялся.

– Я думала, он помер, – сказала Элина.

– С чего ему помирать. Знаешь, откуда у него такое имечко-то?

– Не знаю.

Сова сообщил, что на самом деле Симо-Говнолюба зовут Юсси. Как Юсси превратился в Симо, этого Сова не ведал. Но прозвище возникло так. Когда-то Юсси чистил в деревне выгребные ямы. Трактором привозил ассенизаторскую цистерну во двор, опускал шланг в канализационный колодец и включал насос. Фекалии потом вывозил на свои поля. Однажды случилось непредвиденное – шланг застрял в выгребной яме. Юсси подвинул тяжелый люк, чтобы получше было видно, но тут случилось несчастье – он свалился прямо в яму вниз головой. Барахтаясь в зловонной жиже, Юсси понял, что именно было не так со шлангом. На дне выгребной ямы сидел Дед, двумя руками державший шланг за конец. Когда Дед увидел Юсси, он отпустил шланг, вцепился в Юсси и стал таскать его за волосы и возмущаться, почему люди не поклоняются богу говна – Говенному Деду. От такой взбучки у Юсси глаза полезли из орбит. Он сказал, что в деревне люди не знают, что у говна есть свой бог. Говенный Дед обиделся и взялся за Юсси с новым рвением. Три дня и три ночи парочка мутузила друг друга в выгребной яме.

В конце концов Юсси удалось схватить Говенного Деда за горло и вытянуть из него обещание отпустить его, Юсси, обратно к людям. Так и случилось. Когда Юсси выбрался из выгребной ямы, от него так воняло, что птицы за сто метров вокруг падали с ветвей замертво. Юсси покончил со своей ассенизаторской деятельностью, начал пить и мастерить изображения Говенного Деда. С той поры Юсси и прозвали Симо-Говнолюбом, а сроку тем событиям уже сорок лет.

– Не может быть, – удивилась Элина.

– В мире и не такое случается.

Элина сказала, что и у нее есть пара баек.

Первая история была такая. Тридцать лет назад отцу Элины, Кауко Юлияакко, осточертели коровы и их глупые морды. Не откладывая в долгий ящик, он позвонил Аско, и в тот же вечер Аско забрал коров и отвез их на бойню.

Отец превратил хлев в цех по разделке лосей, добытых местными охотниками. Сразу, как только сошел снег, из деревни пришли рабочие, которые сорвали в хлеву доски с пола и залили новый пол из бетона, чтобы с него легче было смывать кровь. Они подвесили под потолком балки и крюки, на которых первые лосиные туши заняли свое место уже следующей осенью.

Через открытую дверь Элина смотрела, как мужики ножами свежуют лося. Иногда они брались за шкуру двумя руками и тянули. Тогда раздавался такой же звук, как от половика, забытого на снегу, когда его отрывают от наста.

Однажды осенним утром из леса явился тарарам. Он сорвал в хлеву двери и принялся закидывать туши лосей себе на плечи.

Мама видела, как двери улетели в небо. Она побежала во двор, подошла к тарараму и сказала, что чужим нельзя брать лосей. Тарарам спросил у мамы, как она предлагает решить это дело. Мама ответила, что тарарам сможет забрать лосей, если победит ее в перетягивании пальцев.

Тарарам удивленно посмотрел на мать. Он поднял свой палец толщиной с нее, затем опять взглянул на маму, потом снова на свой палец и принялся хохотать. Он смеялся так, что лоси попадали с его плеч. Тарарам смеялся до упаду, а упав, перекатывался на спине с боку на бок и продолжал хохотать, и в конце концов у него лопнул живот.

Но в этом не было ничего удивительного, потому что насмешить тарарама до смерти было испытанным приемом, чтобы совладать с ним.

Когда двери хлева извлекли из-под берега, куда они улетели, а мертвого тарарама оттащили трактором в лес на радость полосатоногу, Элина спросила у мамы, как она совсем-совсем не испугалась огромного тарарама. Тогда мама в свою очередь задала Элине вопрос, как тарарам убивает человека? Кулаком, ответила Элина. Да, сказала мама. Он бьет так сильно, что человек просто расплющивается в блин. И даже почти не успевает испытать мучений.

Во второй истории речь шла о том, как Элина впервые одна пошла в лес. Это ей строго-настрого запрещали. В лесу было тихо и скучно. Элине гулять не понравилось, и она вернулась во двор. Лишь там она заметила, что за ней увязался воблин. Элина забежала в дом и из окна кухни стала наблюдать за воблином. Тот бродил по двору из стороны в сторону, шатаясь, словно пьяный. Затем взял сосновую ветку и принялся скрести ею по стене хлева.

Элина пошла сказать отцу, который в это время перебирал чернику, что у них во дворе воблин, и спросила, можно ли оставить его себе. Папа бросился к окну. Затем выскочил на улицу, страшно заорал и принялся кидать в воблина камнями, которые подбирал с земли. Воблин прикрыл морду волосатой рукой, закричал и убежал обратно в лес.

– Почему ты так сделал? – спросила Элина в слезах.

– Воблины и люди не должны жить вместе, – ответил отец.

И потом рассказал об Эльвире. Ее единственный сын упал в колодец и утонул. Эльвира приютила воблина. Она одела его в штанишки своего сына, на ночь укладывала спать в кровать, а днем гуляла с ним по деревне. Эльвира учила воблина говорить людям «здравствуйте», и в конце концов тот научился произносить «здарусити». Эльвира была ужасно горда, когда воблин поздоровался с начальником сельской полиции, Ауво Пасма, но это приветствие в восторг Ауво не привело. Напротив, он очень рассердился и сказал Эльвире, что воблина надо отдать собакам на растерзание или пристрелить и что одевать такую лесную нечисть как человека и держать его за ребенка – дело безбожное. Эльвира замкнулась и больше не появлялась на людях. Никто не видел Эльвиру и воблина целую неделю, пока воблин сам не явился в продуктовый магазин в Эльвирином платье и не указал на батон колбасы. Почуявшая недоброе Хета дала колбасу воблину, и тот положил на прилавок марку и две еловые шишки. Затем воблин с довольным видом вышел из магазина, путаясь ногами в подоле Эльвириного платья. Хета позвонила Эско, жившему на другой стороне улицы. Тот взял ружье и пристрелил воблина прямо во дворе магазина. Эльвиру нашли дома задушенной в собственной постели.

Сова улыбнулся, потому что хорошо знал эти истории.

– О таком давно уже не слыхивали, – сказал Сова. – Тарарамов лет десять как не видать. Полосатонога и того больше, да и воблинов поубавилось. Это потому, что теперь лето год от года теплее.

Сова был родом не из Вуопио. Он приехал в деревню с Юга еще до рождения Элины. Сначала Сова нанялся разнорабочим на лесопилку, потом какое-то время разносил почту. Наконец он устроился завхозом в поликлинику. С этой должности и ушел на пенсию шесть лет назад. Сову считали прибабахнутым, потому что он увлеченно рассказывал о птицах, но при этом даже не состоял в обществе охотников. Элина считала, что Сове лет семьдесят. Но точно сказать было невозможно. Жизнь здорово поработала над его внешностью, не оставив ни одного нетронутого места на теле, которое при этом являло собой резкий контраст с лицом не имеющего возраста старца. Сова был тощим, как ласка, а его движения отличались быстротой и точностью. Элина никогда не видела, чтобы Сова пользовался очками. Он мог показать на невидимую точку в кроне далеко стоящей сосны и определить, что это горихвостка, или по бирке в ухе оленя, пасущегося на расстоянии в сотню метров, назвать его владельца. С Совой можно было бы поспорить, если бы, глянув в бинокль, Элина всякий раз не убеждалась в его правоте.

Сова говорил на местном диалекте как на родном языке, а умел вообще все. Это лишний раз подтверждало, что он приезжий – коренные жители знали только свое дело. Оленеводы умели заниматься оленями, охотники – добычей лосей, и редкий житель деревни вообще когда-нибудь слышал о горихвостке. Лишь те, кто прибывал сюда, на север, на поезде, выучивались всему, поскольку не были уверены, что могут считать эту землю своей, и такая неуверенность сопровождала их до самой могилы.

Утихли гром и дождь. Сова отнес посуду в мойку. Сказал, что пойдет смотреть кино. В такой форме Сова сообщал, что отправляется спать.

– Рано утром собираюсь по птичьим делам, но вечером загляну. Будь осторожна.

– Угу.

– И не забывай поесть.

– Да-да.

– Спокойной ночи.

– Слушай.

– Ну что?

– Одолжишь мне часы?

Сова взглянул на свои часы, затем на Элину.

– Зачем?

– Мне нужно знать время. Важно.

– Вот как.

Сова снял с руки часы и протянул их Элине.

– Не потеряй только.

Часы были на истертом коричневом кожаном ремешке. Элина застегнула их у себя на запястье.

– Не потеряю. Спасибушки. Спокойной ночи. Сова проследовал в бывшую комнату Элининых родителей, где устроил себе спальню, и закрыл дверь. Элина решила сделать еще одно дело. Она взяла в котельной старый отцовский рюкзак. Сложила в него то, что нужно для разведения огня, походный топорик, тент для ночлега, дождевик и смену чистого белья. Упаковала консервы на трое суток. Отнесла рюкзак в прихожую, оставила в углу. Вот теперь она готова.

Потом Элина долго сидела за столом на кухне и смотрела на мокрый, истерзанный непогодой двор. Она подумала, что сегодняшний день еще ничего не значит.

Завтра она возьмется за дело всерьез.