Небо и Земля

– Раз вы такой ответственный, подарите ей вибратор, – посоветовал Вернер.

– Да у неё этих вибраторов два ящика. Ей по штату положено. Не в том дело. Ты пойми меня правильно, Эндрю. Мы с тобой здесь отвечаем за боеспособность. Только мы. Ну, ещё твои пятеро шлимазлов, но с них спросу никакого. А больше никто. Ни Кенди, ни тем более этот толстожопый Фокс. Даже адмирал Рашен ни за что на «Тушканчике» не отвечает. Сломать корабль они все могут, это им только дай. А потом спросят. И с кого? С нас. Понял? Так что давай, шевели мозгами. Тем более ты русский…

Ива смотрела, как причаливает адмиральский катер, слушала бредовый разговор за спиной и качала головой. С Вернером она была не согласна. Крыша ехала не только у чиновников Адмиралтейства. На «Тушканчике» тоже потихоньку дурели все. Не исключая старпома Боровского.

– Слушайте, Жан-Поль, – сказал Вернер. – Я вас понял. Все будет ОК. Только вы не расстраивайтесь так.

– Я даже твоего личного дела не видел, – вдруг сказал Боровский с непонятной тоской в голосе.

– А вам и не положено, – неожиданно жёстко заметил Вернер.

– То-то и оно… – вздохнул старпом. – Дежурный! – рявкнул он себе в воротник, туда, где торчал микрофон. – Не слышу доклада!

– У вас же наушника нет, Жан-Поль, – сказал Вернер тихонько.

Боровский пронзил техника безумным взглядом и принялся хлопать себя по карманам в поисках наушника.

– Возьмите, – Вернер протянул старпому маленькую чёрную фишку. – Это мой резервный.

Боровский что-то промычал, схватил фишку и запихнул её в левое ухо.

– Дежурный! – заорал он.

– Что-нибудь случилось, Жан-Поль? – спросил из коридора глубокий и ровный голос.

Боровский судорожно отпрыгнул с прохода и принял строевую стойку.

– Никак нет! – отрапортовал он.

– Это хорошо, – сказал адмирал Рашен. – Добрый день, Иветта. Zdravstvui, Andrey.

– Zdravstvuite, Oleg Igorevich, – сказал Вернер и почтительно склонил голову.

– Как ты здесь? – спросил Рашен, переходя на французский и протягивая Вернеру руку. – Привыкаешь? Не обижают?

– Его обидишь, – ответил за Вернера Боровский. – Он сам кого хочешь обидит до слёз.

– Всё нормально, драйвер, – улыбнулся Вернер, пожимая крепкую руку адмирала.

– Отражатели починил?

– Да ничего там не было, драйвер. Ерундовая потеря контакта.

– Разберёшь «старика Пола» по винтику и соберёшь. Ясно?

– Да, сэр.

– Коммандер Боровский тебе всё обеспечит.

– Да, сэр! – хором ответили старпом и техник.

– Вопросы?

– Да, сэр, – сказал Вернер. – Коммандер Боровский обеспокоен тем, что не видел моего личного дела.

– И ничего я не обеспокоен… – пробормотал Боровский, опуская глаза.

– Пусть он лучше обеспокоится тем, что у него по кораблю голые бабы разгуливают, – сказал Рашен.

– Застрелю психопатку… – прошипел Боровский. – Застрелю и в жопу трахну.

Рашен сделал нижней челюстью жующее движение и посмотрел на старпома очень внимательно.

– А может, в обратной последовательности?

– Виноват, сэр, – сказал Боровский, глядя в пол. – Разрешите удалиться?

– Через полчаса зайдёшь ко мне, – приказал Рашен. – И к Линде не суйся. Я с ней уже поговорил. Хватит с неё. Ладно, Andrey, ты работай по своему расписанию, я потом тебя найду. По местам, астронавты. Не развалите тут всё окончательно.

Вернер и Боровский, щёлкнув каблуками, скрылись в коридоре. Рашен подошел к пульту Ивы и устало повалился в кресло слева от неё.

Ива украдкой посмотрела на адмирала. Ей всегда нравилось его волевое и умное лицо. Но теперь под глазами Рашена запали тени. И глаза эти, обычно такие острые, живые, а зачастую даже злые, казались мёртвыми. А седая чёлка и серебристые виски окончательно превратили адмирала в старика. Раньше Иву так и тянуло прикоснуться к Рашену или хотя бы сказать ему что-нибудь хорошее. Но развалина, которая сидела рядом сейчас, не вызывала желания приласкать её.

– Пожалуйста, вызови Задницу, Иветта, – пробормотал адмирал, потирая ладонью глаза.

– Да, сэр. – Ива набрала команду, быстро переговорила с дежурным «Гордона», и через минуту на мониторе появилась костлявая физиономия контр-адмирала Эссекса.

– Здравствуй, Фил, – сказал Рашен. – Ты мне нужен. Сможешь подвалить часам к семи?

– Один? – спросил Задница.

– Да. Бутылку только возьми и подваливай. Думать будем.

– А может, ты ко мне? Моя охрана у тебя на борту не поместится.

– А ты всех не бери.

– Ну, Алекс, чего тебе стоит…

– Фил, кончай ныть. Ты уже старый хрен, а всё ломаешься, как не знаю что… Я сказал «подваливай», значит, подваливай.

– Сам ты старый хрен. Будет исполнено, сэр, – и Задница дал отбой.

– Всё-таки он действительно Задница, – заключил Рашен. – А представляешь, Иветта, ходили бы мы с тобой сейчас на «Старке». Или на том же «Гордоне». Бассейн – двадцать пять метров! Теннисный корт. Зона психологической разгрузки… Санаторий. То-то Задница вниз не стремится. Ему и так хорошо.

– Наш кораблик самый лучший, – сказала Ива. – И мы тоже классные парни и хорошие астронавты.

– Угу, – кивнул Рашен. – Только кроме нас этого почему-то никто не понимает. Да и сами мы, честно говоря… Слушай, детка, ты мне доложить ничего не хочешь?

– А что докладывать, сэр? – удивилась Ива.

– Воин, службою живущий, читай Устав на сон грядущий, – продекламировал Рашен. – И утром, ото сна восстав, читай внимательно Устав… А я ведь, кажется, целый адмирал…

– Можно вопрос, драйвер? – спросила Ива, игнорируя намёк.

– Хоть дюжину. Но сначала ты мне доложишь, как полагается. Что тебе, жалко? Уважь старика.

– Господин адмирал, за время вашего отсутствия происшествий не случилось. Дежурный навигатор капитан-лейтенант Кендалл, сэр, – лениво пробубнила Ива. – И ничего вы не старый.

– Я говорю, что старый, значит, старый. Ну, чего тебе?

– Сэр, вам никто ещё не говорил, что через пару месяцев такого бардака мы уже не сможем работать?

– Знаешь, Кенди, ты действительно забыла, что я адмирал.

– Сэр, люди не хотят больше служить. Даже хуже, чем не хотят, – не могут. И деваться им некуда. Я когда в прошлый раз внизу была, так и не рискнула выйти за ворота базы. Просто боюсь, что земляне со мной сделают что-нибудь нехорошее. Вы слыхали, одну девчонку из десанта изнасиловали и убили?

– Они её потом очень ловко надели на громоотвод, – сказал Рашен. – А на животе у неё было выжжено: «murder». Сам видел. А ты чего хотела? Чтобы её искупали в шампанском? Убийца, он и есть убийца.

– Сэр, я вас не понимаю, – сказала Ива упавшим голосом.

– Говорю же, милая, я всё-таки адмирал.

– Объясните, сэр.

– Я знаю в сто раз больше твоего. И в подробностях. Кроме того, я не только знаю, что происходит, но и догадываюсь, зачем это делается. Нас с тобой, милая, хотят сжить со света. И делают это самым эффективным способом – разлагая флот изнутри. Мы больше не нужны, понимаешь?

– Ох… – выдохнула Ива. – Что же делать, сэр?

– Ждать, – сказал Рашен жёстко. – Сидеть и ждать моего приказа.

– Чует моё сердце, – пробормотала Ива, – что долго мы не высидим.

– Ну что, Andrey? – спросил Рашен вместо приветствия. – Как себя чувствует наш «Махди»?

– Кто? – удивился Вернер.

– Классику надо знать, – упрекнул Рашен. – Присаживайся.

– Спасибо, – Вернер уселся напротив адмирала и прищурился на него одним глазом, вспоминая. – Махди – это Пол Атридес, да?

– Угу, – Рашен кивнул. – У нашей славной группы F в чести народный фольклор. Набрал я себе помощничков, век бы их не видеть. Искал умных и начитанных, а теперь ловлю себя на мысли, что лучше бы они были тупые и необразованные. Особенно штаб – просто одно расстройство. Что ни день, то какой-нибудь молодой талант берётся тонко пошутить. Скажет пару слов с умным видом и щурится на меня, вот как ты сейчас. А остальные и рады бы засмеяться, да совестно – жалеют старого дурака…

– Oleg Igorevich, с чего вы взяли, что вы старый? – искренне удивился Вернер.

– Ощущение, – сказал Рашен и неопределённо помахал ладонью в воздухе. – Знаешь, после того паскудного случая у Юпитера… Первые дни, когда мы только на базу пришли, я ещё от шока отходил и чувствовал даже подъём какой-то. А после… Устал. Надорвался я, Энди, понимаешь? Вот целых десять лет и живу в надорванном состоянии. Ладно, что там по твоей части? Какие новости?

– Так я вам послал, – Вернер указал подбородком на терминал.

– Да? Что-то не заметил. – Адмирал повернулся к монитору, но руки на контакты положить не успел. Потому что Вернер подался вперед и сунул прямо на контактную доску кусок белой ткани. Рашен опустил глаза и весь сморщился.

Вернер умел писать от руки – именно писать, а не только расписываться. Довольно редкое качество, характерное больше для учёных или представителей малых народов с угасающей культурой. В экипаже «Тушканчика» таких грамотеев было трое. Рашен хорошо писал по-французски и по-русски, Линда вполне сносно выводила английские слова, а Боровский уверял, что свободно пишет на пяти языках, но замечен в этом ни разу не был. В принципе, искусство каллиграфии отмирало. Рисовать буквы руками стало незачем. Учащиеся младших классов на стандартной контактной доске выколачивали до трёхсот знаков в минуту. А техник уровня Вернера – все шестьсот. Но Вернер был русским и умел держать в руках стило. И сейчас написал такое…

– Та-ак, посмотрим, – сказал Рашен, для порядка выводя на монитор докладную о результатах первичного техосмотра корабля. Правой рукой он разгладил белую тряпку, оказавшуюся куском форменной майки. И чем дальше читал печатные буквы, аккуратно выведенные графитным стержнем, тем сильнее морщился.

«Система оповещения – в режиме микрофона, – писал Вернер. – Сигнал идёт вниз постоянно на кодированной волне. Передатчик зашит под обшивку на техпалубе».

Рашен машинально посмотрел на потолок. Динамики системы оповещения стояли по всему кораблю. На какую-то секунду адмиралу стало просто нехорошо: он вдруг ощутил себя до такой степени голым, будто с него содрали кожу. Пришлось зажмуриться и сосчитать до десяти. А потом открыть глаза и снова читать.

«Блокиратор главного ствола управления огнём, – прочёл Рашен. – Вживлён намертво. Приёмного устройства пока не нашёл».

– Ты блестящий специалист, Andrey, – скорее выдавил из себя, чем сказал, Рашен. – Я очень рад, что взял тебя в экипаж.

– Мастерство не пропьёшь, – невесело заметил Вернер. – Вы дальше посмотрите, Oleg Igorevich.

– Куда уж дальше! – усмехнулся Рашен. По главному стволу управления огнём шла большая часть телеметрии орудийной палубы. В том числе и те группы команд, что управляют орудиями с ядерной накачкой. Большими импульсными лазерами, в огненных плевках которых растворяются файтеры и запекаются дестроеры. Если бы у Рашена стояли такие пушки на «Фон Рее» десять лет назад, фиг бы он нырял в Юпитер, изображая подводную лодку.

«Автономная инициирующая схема аварийного глушения реактора. Приёмника тоже пока не нашёл».

Рашен откинулся в кресле и сложил руки на груди. Это был конец. Флагман группы F больше ему не принадлежал. Достаточно кому-то, по чьей воле в нервную систему корабля вживлены лишние устройства, нажать кнопочку – и «Пол Атридес» станет грудой металлолома, не способной толком ни полететь, ни выстрелить. Она сможет только сбросить аварийные модули и приземлить экипаж. А там, внизу, его уж встретят…

Рашен протянул руку, и Вернер вложил в его пальцы кусок графита. Адмирал перевернул тряпку, вывел в уголке вопросительный знак и вернул импровизированные карандаш и бумагу Вернеру.

– По интересующим вас пунктам, – сказал Вернер самым беззаботным тоном, – мне понадобится около месяца. С первым справлюсь за неделю, с остальными двумя придётся думать.

«Если не справлюсь – устроим пожар на техпалубе и поставим аварийный комплект», – написал он и перепаснул тряпку адмиралу.

Реакция адмирала была вполне естественной для астронавта: едва прочитав, он скомкал послание и запихнул его в утилизатор. Вернер дернулся было спасти тряпку, но опоздал. Рашен посмотрел на него и покрутил у виска пальцем. Вернер развёл руками.

– М-да, – сказал Рашен. – Ну что ж, Andrey. Работа проделана серьёзная. Надеюсь, с тем, что осталось, ты управишься в заявленные сроки. Должен признаться, я думал, проблем у нас гораздо меньше. Но приятно слышать, что неполадки устранимы без помощи извне.

– У меня же пять человек, – напомнил Вернер. Рашен тут же показал ему кулак, и Эндрю понимающе кивнул.

– Ладно, – сказал Рашен. – Благодарю за службу. Вопросы есть?

– Никак нет, сэр. – Вернер поглядел на потолок, выразительно ткнул пальцем в сторону утилизатора, где скрылась тряпка, и погрозил им адмиралу. Наверное, вопросы остались, но Рашен, едва прочитав о пожаре, испугался. Даже на субмарине пожар менее опасен, чем на космическом судне. От такой идеи не стыдно было и потерять контроль над собой.

Рашен хмыкнул и расстегнул нагрудный клапан спецкостюма, демонстрируя ослепительно белую футболку. Вернер махнул рукой – мол, не надо – и поднялся.

– Разрешите идти?

– Разрешаю заходить в любое время, – сказал адмирал. – И не забудь, старпому Боровскому приказано содействовать тебе в части, его касающейся. Пока, Andrey.

– До свидания, – сказал Вернер, подмигнул и вышел за дверь.

Адмирал повернулся вместе с креслом, набрал команду на замке сейфа, просунул в него руку и схватился за бутылку самогона, как утопающий за спасательный круг.

Отвергая духовное наследие предков, как не оправдавшее себя и чуть было не погубившее Землю, человечество тем не менее не хоронило старые добрые технические идеи. Поэтому «Тушканчик» был сконструирован по принципу русской матрёшки и мог позволить себе такую роскошь, как искусственная гравитация за счёт раскрутки одной из оболочек. Безусловно, инженеры предпочли бы менее замысловатое решение проблемы. Да и корабль получился великоват в поперечном сечении, попросту толст. Гравигенератор, лёгкий и компактный, вписался бы в схему круизера серии 100 как нельзя лучше. Но, увы, управлять гравитацией люди пока не научились. И ходил корабль на традиционной ядерной тяге, и команды из боевой рубки шли не к каким-нибудь заковыристым искривителям пространства, а к банальным импульсным пушкам. Так что единственным революционным новшеством, отличавшим «Тушканчик» от прочих боевых единиц группы F, был фаллический рисунок на дне рекреационного бассейна.

Вращающаяся оболочка корабля в просторечии именовалась «рабочей зоной». Она делилась поперёк на так называемые палубы, где и проходила вся жизнь экипажа. В распоряжении астронавтов всегда имелся чуть заметно вогнутый пол и более явственно выгнутый потолок. Хочешь – прыгай, хочешь – падай, если очень хочешь – лезь на стенку. А вот кувыркаться в невесомости тебе незачем. Чинить силовые коммуникации и пушки, смонтированные в «разгруженной» зоне, ты всё равно не умеешь. На это есть техники, вот им и положено уметь летать. У них даже завелось своё профессиональное заболевание: «синдром лётчика».

Разумеется, все испытывали кратковременную невесомость по пути от причальных шлюзов до рабочей зоны, но её частично компенсировали электромагниты, присасывая к полу стальные пластины в подошвах форменных ботинок. Вдобавок магнитный пол исправно подбирал из воздуха бесхозные железки. Полная невесомость считалась чересчур коварной штукой, чтобы позволить ей резвиться на военном корабле. В качестве примера Рашен рассказывал байку про то, как лет пятьсот назад русские астронавты искали на своей крохотной станции гаечный ключ, чтобы закрыть крышку переходного отсека и улететь вниз. Ключ был, конечно, на привязи и деться никуда не мог, но взял да испарился. Примерно через сутки астронавты заметили какую-то верёвку, потянули за неё и вытащили ключ из-за заглушки на щите электропитания, поставленной специально, чтобы туда не залетел металлический предмет.

Ещё Рашен вспоминал, как по молодости лет учинил на «Фон Рее» тренировку на невесомость. Конечно, у него хватило ума не тормозить рабочую зону – Рашен просто вывел людей полетать в центральный ствол. Вернулись астронавты назад все заблёванные, а ствол ещё долго продували сжатым воздухом с дезинфицирующей эмульсией.

Короче говоря, жизнь на «Тушканчике» шла в полном согласии с земной физикой. Именно поэтому на пятый день пребывания в экипаже флагмана лейтенант Вернер умудрился буквально, безо всяких обиняков, свалиться на голову капитан-лейтенанту Кендалл.

По корабельному времени был уже поздний вечер, Ива только что вышла из душевой и направлялась к себе в каюту – розовый халатик на голое тело, голова обмотана полотенцем, взгляд блуждающий, настроение самое что ни на есть благодушное, все рефлексы на нуле. Вдруг сверху раздался натужный скрип, и пока Ива соображала, что бы это могло значить, с потолка градом посыпались болты. Затем по голове несильно ударило лёгкое и пластмассовое. Тут Ива подняла глаза, и в этот момент на неё с неразборчивым французским проклятьем рухнуло восемьдесят кило живого веса.

– Тысяча извинений, капитан, – пробормотал Эндрю, отползая задом на четвереньках. – Даже не знаю, что и сказать. Вы как? Я вас не очень… того?

Ива села, прислонилась к стене и подобрала слетевшее с головы полотенце.

– Отвернись! – приказала она, заново сооружая из полотенца чалму.

– Я не нарочно, – объяснил Эндрю, глядя вверх. – Панель выпала. Какой-то умник очень хорошо её закрепил. Ползу себе, никого не трогаю… Я вас правда не ушиб?

– Ты-то живой? – поинтересовалась Ива.

– Вроде бы. – Эндрю поднялся на ноги и нагнулся к Иве. Он был в лёгкой рабочей куртке с закатанными до локтей рукавами, и Ива увидела на его левом предплечье извилистый белый шрам. Руки у Вернера были не по-мужски изящные, с тонкой кистью и длинными красивыми пальцами. Но поднял он Иву с пола легко, как пушинку.

– Где это тебя угораздило? – спросила она, показывая глазами на шрам. – На «Фон Рее»?

– Да. Только ничего героического. Производственная травма. Ползал по магистрали, вот как сейчас, и зацепился.

– Что же ты его не зарастил?

– Не знаю… Всё-таки память. И девочкам нравится.

– Ага, – кивнула Ива, посмотрела Эндрю в глаза и отвела, опустила взгляд. Вернер не был особенно крупным мужчиной, но сейчас он казался Иве просто огромным. Сильным и надёжным. Он окружал её собой, защищал и все ещё мягко придерживал за плечи. Видно было, что ему нравится так стоять. Вплотную. А глазами он Иву просто ел.

– Я вас правда не ушиб? – в очередной раз спросил Эндрю.

– Правда, – еле слышно сказала Ива, мучаясь вопросом: он её сейчас поцелует или всё-таки постесняется и отложит на потом. Никогда раньше ей не хотелось, чтобы её поцеловал мужчина, с которым она разговаривала второй раз в жизни. Во время отдыха внизу ей случалось по пьяни отдаваться совершенно незнакомым людям, но это все были астронавты, свои парни, чистые душой и телом, как пол на «Тушканчике», разве что не стерильные. А Вернер, хоть и тоже астронавт, «своим» не был. За его спиной притаилась тайна, и его отделял от Ивы невидимый барьер. Перед этим человеком не хотелось обольстительно изогнуться. А хотелось скромно потупить глаза, уронить безвольно руки и надеяться, что ты достаточно хороша, чтобы он лишил тебя невинности. Разумеется, не сейчас. Много после. Но вот хотя бы поцеловать…

Ива встряхнулась, не без труда пришла в себя и снова посмотрела Вернеру в глаза, на этот раз прямо и смело.

– Кто ты? – спросила она.

Эндрю отпустил её и непроизвольно сложил руки на груди.

– Меня зовут Эндрю Вернер, – сказал он с лёгкой усмешкой на губах. – Возраст тридцать шесть, рост сто восемьдесят, вес семьдесят девять. Имею правительственные награды. Очень хороший техник. Очень скромный и застенчивый человек. Даже чересчур застенчивый…

– Это заметно, – подтвердила Ива. – А всё-таки, кто ты? Что ты здесь делаешь?

– Падаю на голову красивым женщинам.

– Не валяй дурака… Энди.

– Но вы действительно очень красивая женщина, капитан. Во всяком случае, на мой вкус.

– Особенно сейчас, – заметила Ива, машинально поправляя на голове полотенце. – Значит, не хочешь отвечать?

– Сожалею, но мне нечего ответить, – сказал Эндрю очень мягко, почти ласково. – Вы меня за кого-то принимаете… За героя какого-то. Из женского романа. А я просто свалился вам на голову. Сначала испугался, а теперь вот… Даже не знаю. Рад, наверное. Я ведь скучал по вас…

– Если не можешь обращаться ко мне на ты, давай перейдём на английский, – предложила Ива. – Или у русских положено сначала выпить на брудершафт?

Вернер откровенно смутился. Получалось у него это обворожительно.

– Я не знаю, что на этот счёт положено у русских, – сказал он. – Но выпить я с вами… с тобой готов в любое время.

– Тебя тормозит, что я старше по званию? – не унималась Ива.

– Тьфу! – Вернер провернулся на каблуках, и когда лицо его снова оказалось у Ивы перед глазами, было оно уже совсем не смущённым, а заразительно улыбалось. – Да ничего меня не тормозит! Я просто с тех пор, как тебя увидел, только о тебе и думаю!

– Молодец! – похвалила Ива, крепко хлопнула Эндрю по плечу и, повернувшись к нему спиной, царственно поплыла по коридору.

Эндрю восхищённо смотрел ей вслед.

Адъютант контр-адмирала Задницы сгибался под тяжестью здоровенного кофра с оборудованием.

– Здрасте! – выдохнул он, роняя кофр на стол. – Всё как заказывали. С горячим приветом от моего патрона.

– Не любит он тебя, Изя, – сказал Рашен. – Не бережёт.

– Это точно, – согласился Изя, откидывая крышку и извлекая из кофра цилиндрический сосуд с бурой жидкостью.

– Посуду на стол, технику в угол, – распорядился Эссекс, возникая на пороге. – Здравствуй, Алекс. Стаканы где?

– Да вот стаканы, не переживай. Изя, ты бы, действительно, убрал со стола этот ящик.

– Минуту, – сказал Изя, запуская руки в кофр и щёлкая рычажками помехопостановщика. – Дайте машину на режим вывести.

– Ой! – Рашен скривился. У него вдруг прихватило зубы и ломануло поясницу. Это Изя что-то у себя в кофре перекрутил. – Полегче!

– Сами-то не умеете… – проворчал Изя, вглядываясь в аппаратуру и недовольно морщась. – Пардон. Эта штука буквально на честном слове держится… Момент.

Эссекс вытер слезящиеся глаза и уселся за стол напротив Рашена.

– Ну? – спросил он недовольно. – Долго ещё терпеть?

– Да сейчас же! – обиделся Изя. – Я вам что, техник? Я вообще в этой электронике ни бум-бум…

– Бум-бум у тебя хорошо получается, – заметил Рашен. – У меня сейчас зубы выпадут.

Изя что-то с усилием провернул в кофре, и затопившее каюту электричество рассосалось. Помехопостановщик вышел на режим.

– Вот, – сказал Изя, доставая круглую чёрную коробочку и протягивая её Рашену. – Вы лучше пока заглушку поставьте.

– Ну, ты обнаглел! – восхитился Рашен, но заглушку взял, отодвинул в сторону бутылку и стаканы и полез на стол. Дотянулся до решётки, под которой прятался динамик громкой связи, и прилепил коробочку к потолку. – Так? – спросил он.

– Левее. Ага, правильно. Спасибо.

– Да не за что. Заходите ещё. – Рашен легко, по-молодому, спрыгнул на пол. – Как детишки, Изя?

– Растут. – Изя вздохнул. – Денег просят. Я говорю, куда вам столько – вы их что, едите? Нет, говорят, мы их в задницу суем…

– А ты чего ждал? – удивился Рашен. – Семья, дружище, это просто фабрика по уничтожению денег…

– Слушайте, вы… евреи! – взорвался Эссекс. – Может, я пойду?! Может, вы без меня обойдётесь?!

– Нет, Фил. К сожалению, без тебя не получится. Ну что, Изя? Можно уже говорить по душам?

– Угу, – Изя кивнул, с демонстративной натугой оторвал кофр от стола и поставил его в угол. – Разрешите идти?

– Брысь отсюда! – рявкнул Эссекс.

– Вы свободны, капитан Мейер, – произнёс Рашен величественно. – Медаль вам пришлют на дом.

– Лучше деньгами, – буркнул Изя и вышел.

– Ну, Алекс, наливай! – скомандовал Эссекс. – Na zdorovie!

– Na zdorovie, – кивнул Рашен.

Несколько минут командование группы F просидело в благоговейном молчании, дегустируя напиток.

– Отрава, – сказал наконец Рашен. – Пойло.

– По-моему, тоже, – согласился Эссекс. – Ну, зачем позвал? И к чему такая секретность?

– Этот корабль мне больше не принадлежит, – заявил Рашен.

– То есть? – насторожился Эссекс.

– Громкая связь работает как микрофон, – объяснил Рашен. – Каждый пук из моего сортира фиксирует какая-то сука внизу.

– Подумаешь! – сказал Эссекс с видимым облегчением. – Открытие! У меня на «Гордоне» то же самое.

– А блокировка реактора у тебя есть?! – спросил Рашен агрессивно. – А отсекатель на стволе управления огнём?! А?!

– Ничего себе… – пробормотал Эссекс. – Вот хреновина… Приёмники нашёл?

– Пока нет. Найду, не беспокойся. Но что нам делать теперь, Фил?