Синдром отличницы
– Лимма… – его губы жадно находят мои.
Я просто открываю рот, ощущая, как Питт обхватывает мою нижнюю губу, затем верхнюю, а затем его язык проникает в меня. Я стыдливо всхлипываю и отстраняюсь.
Питт не сделал ничего плохого, но вид у него взволнованный, возбужденный.
– Прости, – хрипло выдыхает он, – слишком рано, да? Я не должен был… только не уходи.
Господи, его реакция настолько искренна и импульсивна, что я готова в ту же секунду ему отдаться. Знал бы он, что творится со мной, когда он рядом, когда касается, наконец, когда просто смотрит вот так.
– Все нормально, я просто…
– Ты никогда этого не делала?
Отведя взгляд, я старалась придумать что-то стоящее в ответ, или тактично сменить тему.
– В этом нет ничего плохого, Лимма.
Мне не удалось скрыть горький смешок.
– В двадцать лет странно не уметь целоваться, – проговорила, не поднимая взгляда.
– Нет, это потрясающе, – он помедлил, прежде чем сказать то, что собирался: – я еще ни разу не встречался с девственницей.
О, черт…
– Лучше не заостряй на этом…
– Прости… – вымолвил он.
Мы замолчали, испытывая неловкость.
– Рядом с тобой я чувствую себя неполноценным, – вдруг усмехнулся Питт, – ты идеальная, а я… у меня много недостатков.
– Шутишь? Ты лучший футболист университета, богатый и красивый. С таким набором любые недостатки не имеют никакого значения.
– А ты циничная, – хмыкнул он и рассмеялся.
Было около девяти, когда Питт привез меня домой. Как и обещал. Впрочем, он, к удивлению, не позволял себе ничего лишнего. Вернее, ничего того, чего я сама бы не хотела.
– Спасибо, – произнесла я прежде, чем выйти из машины.
– Увидимся завтра?
– Если хочешь.
– Хочу, – поспешно выдохнул он, – очень хочу, Лимма.
Он медленно наклонился ко мне, давая понять, что намеревается сделать. Кончики его пальцев коснулись моей скулы, легко провели до уголка губ. Я не отстранилась, послушно принимая прощальный поцелуй – глубокий, раскованный и зажигательный.
***
За все приходится платить, даже за собственную рассеянность.
Доктор Баргер редко посещал собственный кабинет, находя себе применение в лаборатории. Но ради меня он изменил привычкам. Он убрал со стула ворох бумаги, поставил этот стул перед столом, на который имел обыкновение присаживаться во время беседы.
– Садись, Лимма, – довольно мягко произнес он, – нам нужно серьезно поговорить. – Итак… – начал, убедившись, что я действительно сижу и внимательно слушаю. – Я разочарован. За несколько дней тебе удалось кардинально изменить мое мнение о себе. Лимма, в чем дело?
У меня было сотни ответов, но ни один не звучал так правдиво, как прозвучало бы: «Мне нравится Питт Сайверс».
– Лимма, ты понимаешь, о чем я говорю? – сердито вымолвил Баргер, скрещивая на груди руки. – В Каптике за место в этой лаборатории сотни студентов готовы продать душу.
– Я исправлюсь.
Мужчина громко и устало вздохнул.
– Исправишься? Не вижу к этому никаких подвижек. Если так продолжится, я буду вынужден сообщить Хейвуду.
Он был вправе сделать это уже сегодня.
– Я не уверен, что ты настолько одержима наукой, как должно ученому. Может, ты выбрала не ту стезю, Лессон? Может, твое призвание стать женой и матерью и печь пироги мужу? Если так, то незачем терять время и занимать чье-то место. Подумай об этом.
Мои щеки пылали от стыда. Наверно, за всю жизнь я не слышала ничего более унизительного.
– Меня интересует исключительно наука, доктор Баргер.
– А может, тебя интересует что-то другое? Вчера биоинженерия, сегодня мальчишка из местной команды, а завтра еще что-то?
Я едва не вскочила со стула, но вовремя опомнилась.
– Моя личная жизнь… – начала я, но мужчина бестактно перебил.
– Твоя личная жизнь никого не волнует, пока не ставит под удар работу, за которую здесь отвечаю я.
Доктор Баргер отлично умел читать нотации, особенно если был безоговорочно прав. Я слишком сильно увлеклась Питтом, что не могло остаться незамеченным.
– Я даю тебе последний шанс, – произнес мужчина, отталкиваясь от стола, – ты должна понять, к чему стремишься и чего хочешь от этой жизни. Расставь приоритеты.
После ухода Баргера я еще несколько минут сидела в полной тишине, сжав кулаки. Не думала, что когда-либо настанет день для подобного разговора. Это словно кошмар, в который я попала после грез о Сайверсе.
Я совершенно не злилась на Баргера. В некотором роде вся его жизнь крутилась вокруг науки, и он прекрасно знал, что значило посвятить себя ей полностью. Он был женат, и его жене, убеждена, впору возводить памятник. Баргер никогда бы не смог ценить ее больше, чем то, над чем он ежедневно трудился в лаборатории.
ГЛАВА 5
Лучшим примером самоотверженности была моя мать.
Гарверд любила работу больше, чем кого-либо: Дейну, меня, собственную жизнь. Не будучи прикованной к креслу, она выпадала из жизни на долгие месяцы, пока работала над каким-либо проектом. Ее не было со мной в детстве, и меня воспитывала Дейна, которая ревниво относилась к любым отсутствиям моей матери. Я помню их скандалы, вечное непонимание и упреки, которые они сыпали друг на друга.
Теперь же моя мать терпеливо выполняла все, что говорила ба.
После беседы с Баргером я чувствовала себя разбитой чашкой. Мысли о Питте стали казаться преступлением. В одной плоскости не могла существовать ответственная Лимма-стажер и рассеянная Лимма-влюбленная-дурочка. Кому-то из них придется уступить место.
Сайверс заехал за мной ровно в семь. К тому времени я была полна решимости поставить точку и уничтожить какую-либо из моих ипостасей.
Питт, как всегда неотразимый, встречал меня, стоя у машины. Увидев его, я испытала легкую слабость и прилив крови к щекам. Платье, в которое я вырядилась, стало жутко неудобным.
– Привет, – парень нерешительно приблизился, обхватывая ладонью мои пальцы.
Поразительно, каким он мог быть неловким и взволнованным. На футбольном поле он был подобен богу, а здесь, со мной, нервничал, как мальчишка!
Рядом с ним я все время думала о сексе. Грязно и постыдно, как самая последняя дрянь! Это было большой проблемой, потому как воплотить все то, о чем мечтала, я боялась до смерти. Даже прикосновения вызывали в моем организме настоящий шок, свойственный разве что слабоумным.
– У тебя такая нежная кожа, Лимма…
Питт наклонился ко мне, скользнул сухими губами по виску к уху и зашептал:
– Хочешь чего-нибудь необычного сегодня?
В голове не осталось ни одной мысли, только вспышки острых ощущений, заставляющих сердце биться втрое чаще. И это было так приятно, что я не смела дышать.
Мужские губы прижались к моему уху и открылись, влажный горячий язык коснулся мочки. Такая откровенно идиотская ласка заставила меня трепетать от возбуждения.
– Лимма… Лимма… – зашептал Питт гортанно, тихо и жадно.
Он отстранился, чтобы взглянуть на меня. Взглянуть прямо в глаза, на дне которых искрились запретные желания. В выражении его лица не было и намека на пошлость, напротив, Питт был серьезен как никогда. Он вновь приблизился, медленно и вожделенно. Его глаза горели, как два уголька.
Он наградил меня поцелуем, вторгся языком, разрушая в моем создании все рамки приличного. При этом его руки, ставшие вдруг грубыми, стиснули меня, прижали к себе. Все происходящее вышло из-под моего контроля, словно попавшая в паутину бабочка еще могла что-то контролировать. Поясницей я почувствовала обжигающую сталь автомобиля, к которому мы прислонились, а затем Питт ткнулся в меня… прижался бедрами так сильно, что я почувствовала его эрекцию.
– Вот черт, – вспыхнув, я отпрянула. Довольно резко, надо сказать.
Я все еще чувствовала его вкус, тонкий мускусный запах лосьона для бритья, ощущала, как горят и пульсируют губы.
Секунда растерянности. Мы оба думали, как сгладить момент.
– Прости, я слишком увлекся, – виновато проговорил Питт, распахивая дверцу машины, – поедем куда-нибудь?
Меня колотила дрожь. Казалось, я только что спрыгнула с парашюта, а не целовалась с парнем. И не просто целовалась! Питт Сайверс возбудился, черт возьми!
– Да… – смущенно пролепетала в ответ, – как хочешь.
Мой взгляд метнулся в район его ширинки. Вот проклятье!
– Тебе надо быть дома в девять?
Ровно в девять, как чертовой школьнице.
– Да.
– Тогда я знаю, где тебе понравится, Лимма, – лукаво усмехнулся парень. – Запрыгивай в машину.
Питт водил уверенно и непринужденно и был безумно притягателен за рулем. Он спокойно болтал ни о чем, перестраиваясь из ряда в ряд, а я наблюдала за его руками, представляя, как они блуждают по моему телу.
– И куда мы едем? – спросила, переводя взгляд на его идеальный профиль.
– Увидишь.
Ему хотелось порадовать меня. Господи, если бы я знала, что Питт Сайверс может быть таким романтиком!
Пирс «Южный пик». Морские волны разбивались о скалы, надвигающиеся сумерки сходились над горизонтом, а пылающие лучи заходящего солнца устилали трепещущуюся дорожку на морских гребнях. Рай для влюбленных. А вместе с тем здесь была довольно уединенная бухта с закрытым каменистым пляжем.
– С ума сойти, – прошептала я, осознав для чего Питт привез меня сюда, – ты хочешь нарушить закон?
– Только не говори, что ты никогда не была на этом пляже.
– Вообще-то никогда.
– Так, может, стоит попробовать? – хитро прищурился Питт, испытующе на меня взирая. – Хочешь, мы туда проберемся? Тайно, а?
Мне оставалось только гадать, почему столь нелепое предложение вызывает у меня столько немого восторга?
Конечно, я хочу проникнуть на этот пляж, ведь там полно охраны и если нас поймают, то сообщат моей матери и в университет. И если об этом узнает Баргер, и еще хуже Хейвуд, меня выставят вон без возможности восстановиться.
– Идем, – Сайверс потянул меня к ограде.
– Там есть охрана…
– Ага, и это очень круто!
Он, пожалуй, бывал здесь часто, ибо знал, где находился тайный вход. Металлическая сетка была искусно отогнута, будто бы ожидая нас.
– Это ты сделал? – прошипела я изумленно, когда он ловко юркнул в получившийся проход.
Вместо ответа Питт схватил меня за руку, втаскивая следом.
– Бежим!
На полусогнутых мы пробежали до лодочного домика, мимо поста охраны, избегая света прожектора.
– Ты рехнулся! – пискнула я, едва сдерживаясь от смеха.
Легкий морской бриз кружил над нами. Я жадно вдохнула свежий аромат, поймав на себе взгляд Сайверса.
– А ты, оказывается, плохая девочка, Лимма, – усмехнулся он, неожиданно притягивая меня к себе и быстро целуя в губы. – А теперь побежали!
Не успела я опомниться, как Питт снова потянул меня, и мы быстрыми перебежками добрались до скал и скрылись за ними.
Море бушевало, обдавая нас соленой прохладой. Парень вел меня вдоль берега к одиноко стоящему выгнутому камню.
– Это парус, – бросил Сайверс, – здесь самое лучшее место из всех, что есть на этом пляже.
Оно и вправду завораживало, а каменный парус неплохо скрывал от смотрящих с вышки.
Питт вдруг откинул булыжники у основания паруса, извлек сумку.
– А ты неслабо подготовился, – усмехнулась я, когда он потянулся к замку.
– Еще бы, – он извлек тростниковый коврик, небольшую круглую свечу, два пластиковых стаканчика и бутылку.
– Это что? Вино? – хохотнула я. – Да брось?
– Только не говори, что ты не пьешь, – отозвался Питт, – оно коллекционное и стоит кучу денег.
– Но это не значит, – усмехнулась я, – что оно окажется вкусным.
– Маленькая зануда, – одарил меня улыбкой Питт, вынимая из кармана зажигалку и поджигая фитиль свечи. – Только не смотри на меня вот так. Я ни хрена не смыслю во всей этой романтической фигне, просто мне показалось, что это тебе понравится.
– Особенно отсутствие штопора.
– Твою мать! – сокрушенно вздохнул Сайверс.
– Может сходить, спросить у охраны? – подтрунивала я.
Питт снова вскинул глаза. Пламя свечи вспыхнуло, освещая его лицо. Чертовски красивое лицо и взгляд, в котором пробуждался животный интерес.
– Да ты издеваешься надо мной, – лукавая улыбка возникла на его губах, – это не честно, Лимма. Я ведь хочу сделать тебе приятно.
– Мне приятно.
Он покачал головой.
– Пока еще нет, но обещаю, что будет.
Он отставил бутылку, взял меня за руку и заставил опуститься на коврик.
– Ты, наверное, думаешь, что я настоящий кретин, раз забыл штопор, да? – прошептал парень.
Я не успела сказать ни слова. Он обхватил ладонями мое лицо и припал к губам.
Нас окутывал густой вечерний воздух и грохот морских волн. Его и меня, как одно целое.
– Какая же ты сладкая, Лимма… – зашептал Питт, прерывая поцелуй, чтобы отдышаться.
Его пальцы очертили контур моих губ, спустились по подбородку к шее, скользнули по трепещущей жилке, по ключице и ниже, к груди, а горячий рот Сайверса приник к нежной коже за ухом, покрывая поцелуями.
Я закрыла глаза, погружаясь в негу. Я падала, падала и падала в самую бездну адски жаркого холода. Противоречивая дрожь охватила тело. Жажда, возбуждение, паника – вот, что я чувствовала.
Первая пуговичка на лифе платья расстегнулась буквально сама собой – так невесомо и неощутимо порхали руки Питта. Я даже не поняла, как оказалась в лифчике. Платье было спущено до талии. Жадные ладони коснулись груди, легонько сжали, сминая белое кружево, открывая взору ореолы сосков.
Сайверс задышал чаще, утыкаясь лицом мне в висок, не отрывая взгляд от представившегося зрелища. А мне стало безумно стыдно, правда не настолько, чтобы я остановила Питта от следующего: его большой палец прошелся по горошине соска, заставляя его затвердеть и сладко заныть.
Я закусила дрожащие губы, едва не задохнувшись от удовольствия. Однако Сайверс намеривался владеть и ими. Жарко шепча что-то, он облизал мой рот, буквально пожирая его. Чтобы проникнуть глубже, парень обхватил мой затылок, притянул.
Питт дышал так, будто только что пробежал пару кругов по полю.
Его тело напрягалось, становясь каменным. И со мной что-то происходило: внутри, внизу живота, наливалась пульсирующая тяжесть.
– Лимма… – не переставая, твердил Питт снова и снова мне прямо в губы, а затем с упоением терзал их.
Гормоны бушуют, как ненормальные. Я сжимаю колени и вдруг чувствую, что рука Сайверса, его пальцы, скользят под юбку, по бедру. Так сладко, мучительно медленно и пугающе. С моих губ срывается хриплый вдох, и я задерживаю дыхание, сосредоточившись лишь на этом, последнем, прикосновении – на дьявольски приятном скольжении к самому сокровенному.
Питт касается краешка моих трусиков, невесомо ведет рукой к лону, наваливаясь на меня, принуждая лечь. Его губы настойчивы и неугомонны. И я отчетливо понимаю, что он заведен до предела, даже больше, в голове мелькает до ужаса откровенная мысль: «Сейчас все произойдет, Лимма. Ты хочешь этого? Действительно хочешь?»
Не успеваю осознать, что лежу под ним. Мое платье болтается где-то на талии, а Сайверс запускает руку мне между ног.
– Питт… – попытка свести бедра не привела ни к чему.
Мало того, уверена, Сайверс уже не способен остановиться. Для него все еще горит «зеленый».
Пламя свечи трепещет, но вдруг яркий свет врезается в нас, слепит.
– Посмотри-ка на эту парочку! – слышится где-то.
Стоит отдать охране должное – они иногда появляются вовремя.
ГЛАВА 6
Питт каким-то чудом успевает схватить бутылку. Будто она – самое важное сейчас.
У меня сердце колотиться от резкого всплеска адреналина, а еще от того, что я толком не успела натянуть вверх от платья.
И мы оба почему-то ржем, как придурки.
Лучи фонарей врезались в наши спины, пересекали путь, выхватывая из мрака отгиб в сетке, к которому мы неслись со всех ног.
Я слышала хриплое дыхание догонявших так близко, что моя душа уходила в пятки. Но, черт возьми, я никогда так не веселилась!
Правда, смеяться мне расхотелось сразу же, как только чья-то рука дотянулась до моих волос, рванула назад, заставляя меня упасть с резким вскриком боли. Питт сразу остановился.
– Проклятье! – свет фонаря замигал, затем поскакал по камням.
Два мужских силуэта несколько секунд боролись, а затем один из них схватил меня за руку.
И мы снова побежали.
Я слегка оцарапала плечо о сетку, когда мы выбирались. И плевать! Это было просто крышесносно!
– В машину! – закричал Сайверс.
Однако ни он, ни я так и не успели в нее заскочить и унестись прочь.
Питта повалили двое, а я замерла сама, стоило лишь услышать команду: «На землю! Живо!»
И каково же было наше удивление, когда милое приключение закончилось в полицейском участке. Конечно, мы не предполагали, что все может зайти так далеко. Проникновение на охраняемую территорию – это же сущий пустяк, думали мы. Ох, как мы ошибались.
– Я позвоню матери, она заплатит штраф, – убежденно сказал мне Питт, прежде чем его увели в кабинет со стеклянной дверью, через которую я могла наблюдать, как его допрашивают.
Времени тогда было около одиннадцати вечера, и я прекрасно знала, что Дейна сходит с ума от волнения.
Я сидела в коридоре под пристальным наблюдением одного из полицейских, который не спускал с меня глаз и похабной улыбочки со своего лица. На противоположной стене красноречиво тикали круглые часы с белым циферблатом. А в участке текла размеренная рутинная жизнь.
Питт все еще сидел за стеклянной дверью, когда в коридоре раздались торопливые шаги. Женщина, которой, казалось, не было еще и сорока, ухоженная, строгая и холодная, будто изображение на картинке, стремительно приближалась. У нее были светлые блестящие волосы и идеальный макияж. Строгий деловой костюм и маленькая сумочка с золотым ремешком, которую она держала в одной руке, добавляли ей солидности. За ней шагал мужчина в сером костюме с папкой, который не переставая бубнил, что «это всего лишь досадное недоразумение, и вскоре все прояснится».
Проходя мимо меня, незнакомка чуть напряглась, скосила глаза, и наши взгляды столкнулись. При этом я не испытала ничего приятного – меня будто окатили помоями.
Женщина и ее сопровождающий вошли в кабинет, и мне пришлось ждать еще полчаса.
Я наблюдала за происходящим, видела, как Питт устало ерошит волосы, затем трет переносицу, пока женщина, которая, судя по всему, была его матерью, ведет спокойную беседу с сидящим за отполированным столом мужчиной. Наконец, они договариваются о чем-то, и все вместе поднимаются. Щелкает дверной замок.
– …Я бы не хотела, чтобы этот инцидент стал достоянием общественности, – выдержанно говорит женщина, – все-таки наша семья весьма известна в Каптике, и мне бы не хотелось, чтобы о личной жизни моего сына трепались на каждом углу.
– Это не попадет в прессу, я вас уверяю, – доносится голос мужчины.
Питт, который идет рядом с матерью, находит меня взглядом – уставшим, несколько смущенным взглядом.
– Лимма Лессон, я полагаю, – его мать останавливается напротив меня, – я уладила твою проблему, – в голосе никаких эмоций, кроме легкого пренебрежения, – надеюсь, ты доберешься до дома самостоятельно?
– Мама, я… – вклинивается Питт, но та не слушает.
– Может, позвонить твоей матери? – спрашивает у меня, а сыну бросает: – Ты не сядешь за руль! Я тебе не позволю, ясно, Питт? – затем снова ко мне: – Так что? Мне позвонить?
– Моя мама прикована к инвалидному креслу, бабушка не умеет водить, а отца у меня нет.
– Весьма сожалею. Кто может тебя забрать?
– Боюсь, никто, я вызову такси…
Ее глаза неприязненно сощуриваются.
– Нет, так не пойдет. У тебя разве нет друзей?
– Я бы не хотела…
– Ты ведь учишься вместе с моим сыном? – перебивает женщина.
– Я стажер у доктора Баргера.
– Отлично. Я его знаю. Сейчас позвоню ему, и он приедет.
У меня внутри все похолодело. Я, пожалуй, перестала дышать и побледнела так, что Питт проговорил раздраженно:
– Мама, мы можем ее довезти.
Его мать, медленно перевела взгляд на сына и молча достала телефон, явно демонстрируя и ему и мне, что этого никогда не будет. Она приложила телефон к уху, а я взглянула на часы, с ужасом отмечая, что уже за полночь.
– Доктор Баргер, простите, что побеспокоила вас так поздно, – елейно произнесла женщина в трубку, – ах, вы еще не спите. Отлично… Нет, все в порядке. Дело касается, одной вашей стажерки. Ее зовут Лимма Лессон. О, вы знаете, о ком идет речь? Замечательно. Так вот, она попала в участок и ее никто не может отвезти домой. Мне бы не хотелось сажать девушку на такси. Я хочу быть уверена, что она доберется до дома. Так вы приедете? Это просто восхитительно. Всего вам доброго, доктор Баргер. И еще кое-что… – она вдруг развернулась и пошла по коридору прочь, – мой муж обязательно продолжит финансирование ваших экспериментов, но мне бы хотелось, чтобы в вашей лаборатории трудились ответственные специалисты. Вы понимаете, о чем я?…
Я откинулась на спинку стула, полностью обессилив. Вся моя жизнь рухнула в одну секунду.
– Все обойдется, – Питт присел напротив меня на корточки, положив ладони поверх моих рук, – я что-нибудь придумаю, вот увидишь. Не вешай нос, договорились?
Мне хватило уверенности лишь на краткий кивок.
– До завтра, Лимма, – Сайверс чмокнул меня в висок и направился вслед за матерью, а мне оставалось считать секунды до Апокалипсиса.
***
Не думаю, что Баргер не спал этой ночью. Вид у него был помятый: волосы растрепаны, под глазами тени от усталости, ворот его ветровки смешно завернулся внутрь.
Когда мы сели в машину, после холодной молчаливой встречи и слов: «За мной, Лимма», я не выдержала первой:
– Простите, этого никогда не повторится больше…
– Ты пила?
– Что?
Он повернул голову, повторив медленнее:
– Пила что-нибудь?
– Нет.
– Может, под кайфом?
Я энергично замотала головой.
– Тогда не пойму, что у тебя вместо мозгов, Лимма?
Я залилась румянцем, чувствуя себя самой последней идиоткой. Баргер умел возвращать рассудительность даже Лимме-влюбленной-дурочке.
– Я просто…
– Ты влюбилась в него, что ли?
Господи Всевышний! Я прикрыла веки, желая, чтобы этого момента просто не было, чтобы я просто умерла, сейчас же в этот гребанный миг!
– Мне не хочется говорить с вами об этом, – тихо, почти беззвучно произнесла я.
– Да ну? Вас застали голыми на пляже, а ты не хочешь говорить мне об этом. Какая досада. Ты хоть понимаешь, кто такой Питт Сайверс?
– Игрок местной команды, – мой голос похож на писк.
– Да ладно? Прям глаза мне открыла. А я всего лишь считал, что он сын Эттона Сайверса, от которого Каптийский университет и моя лаборатория получает неплохие инвестиции. Хейвуд молится на него днями и ночами, и будет делать все, что тот попросит, даже если его сыночек начнет мочиться Хейвуду в кофе.
– При чем здесь я?
– Ты начинаешь задавать правильные вопросы, и меня это радует, несмотря на то, что я примчался сюда в час ночи. У тебя голова начинает работать слишком поздно, Лимма. Но, если ты хочешь знать, при чем здесь ты, послушай, пожалуйста, внимательно. В моей лаборатории не будет места подружке Питта Сайверса, у которой при виде этого сопляка, мокнут трусы. Ты понимаешь?
Баргер никогда не позволял себе таких фраз. Он вообще был предельно тактичен, но, видимо, не этой ночью. И вместо того, чтобы молча проглотить сказанное, я вдруг возмутилась.
– Вам должно быть плевать на мои трусы…
Мужчина изогнул бровь, несколько секунд молча рассматривая мое негодующее лицо, а затем усмехнулся:
– Я, кажется, очень плохо тебя знаю. Если бы ты с таким пылом работала в лаборатории…
– Я всю себя посвятила лаборатории, – злость вдруг вытеснила последние крохи стыда, – я с тринадцати занимаюсь наукой двадцать четыре часа в сутки. Но я ведь живой человек! При том, мне уже давно есть восемнадцать! Почему я должна отчитываться перед вами? Какое вы имеете право…
– Тише-тише, Лимма, – вдруг совсем мягко произнес мужчина, – чего завелась с пол оборота? Мне, знаешь ли, плевать с кем ты спишь. Я просто не хочу, чтобы это затрагивало меня и мою работу, в которую я вкладываю столько сил. В тебе же должна быть хоть капля совести, чтобы уважать чужой труд? Так? Тогда ты должна понимать, что мне проще попрощаться с тобой, чем терять инвестора, вроде Эттона Сайверса. На кону стоят исследования, которым я посвятил немало времени. И я не буду рисковать всем из-за ситайки, у которой бушуют гормоны.
Я молчала, вновь осознавая, насколько прав Баргер.
– Что я должна сделать? – прошептала подавленно.
– О, Лессон, с этим не ко мне. Ты же сама можешь определиться, верно? Я в таких делах плохой советчик.