Билет в один конец

Однако люди в двух других машинах были вооружены. Черные внедорожники ехали спереди и сзади микроавтобуса, образуя связанный конвой, неизменно останавливаясь и трогаясь с места в синхронизированном балете скорости и направления. Тош предупредил, что, если Фрэнку вздумается наброситься на него и попытаться завладеть микроавтобусом, его столкнут с дороги, вытащат из машины и без всяких церемоний пристрелят в придорожной канаве. В остальном общество Тоша было довольно приятным. Он знал, когда говорить, и, что гораздо важнее, знал, когда умолкнуть.

Как только они оставили тюрьму позади и пересекли залив по извивающемуся и взлетающему вверх и вниз мосту Ричмонд, они направились на восток, в сторону гор, где на обочинах все еще лежал снег, наваленный ножами грейдеров. Голубое небо побережья, с его запахом соли и теплым ветерком, сменилось низкими тучами и порывистым, пронизывающим ветром.

Фрэнк смотрел на проплывающий за окном пейзаж. Машины, дома, ответвления от шоссе – особенно они, поскольку он постоянно гадал, куда они ведут. Ему не суждено никогда это узнать. Это был свободный мир – начинавшийся сразу за тонированными стеклами микроавтобуса. Можно протянуть руку, открыть дверь и вывалиться в него. Или, если двери микроавтобуса оснащены центральным замком, стеклоподъемники оборудованы электрическим приводом и кнопки управления у него под рукой; наверное, он сможет протиснуться в окно, хотя в этом случае он свалится на асфальт головой вниз. Если он хочет покончить с собой, в прошлом у него уже были возможности, и он ими не воспользовался. Нет причин зацикливаться на этом сейчас. К тому же, если после падения ему посчастливится остаться в живых, его в награду за все усилия расстреляют.

И еще – внимание Фрэнка привлекали постройки, а не складки местности. Он был разочарован тем, что мало что изменилось с тех пор, как он попал за решетку. Наверное, объективно прошло не так уж много времени. Просто у него сложилось такое ощущение: тюрьма началась как что-то совершенно новое, затем все слилось в бесконечный однообразный ритм неволи. На сиденье рядом с Фрэнком стояла картонная коробка с немногими пожитками, оставшимися от прежней жизни, которые не смогли у него отнять время, другие заключенные и мстительные тюремщики. За всю дорогу Фрэнк ни разу ее не открыл: он прекрасно помнил, что внутри. Однако время от времени он ее трогал, убеждаясь в том, что она все еще здесь.

За Роузвиллем дорога стала забирать вверх, в Рино она ненадолго выровнялась, затем начала петлять вдоль холодных горных рек, стиснутых хребтами. Небо снова прояснилось, и высоко над буро-серой землей потянулись рваные ленты перистых облаков. В какой-то момент вернулись деревья, и дорога начала плавно спускаться вниз.

Вдоль автострады И-80 простирались бескрайние безлюдные пространства, лишь кое-где оживленные крохотными населенными пунктами, казалось, не имевшими никаких причин для существования кроме обслуживания проезжающих по дороге путников да тех немногих, кто жил в глубинке.

А Фрэнк направлялся – надеялся, рассчитывал попасть в место, которое даже с его появлением останется, по сути, необитаемым.

Последняя остановка была у крошечного заведения, расположившегося на самой высокой точке перевала. До вечера оставалось еще несколько часов, однако воздух был холодным. Одной рубашки, надетой на Фрэнке, оказалось недостаточно, и Тош просто накинул ему на плечи свою куртку, чтобы отвести в туалет. Машины конвоя остановились рядом чуть в стороне. Вышедший из одной машины мужчина в блестящих зеркальных очках проследил взглядом, как Фрэнк и Тош прошли к опрятному деревянному зданию, где располагались удобства.

Как и до того, Тош не стал заходить внутрь вместе с Фрэнком, не торопил его и вообще никак не унижал. Пока Фрэнк делал свое дело, он просто сидел на белом бетонном парапете на улице, разглядывая окрестности. Смотреть было особенно не на что: автострада с редким движением, вышка связи на холме неподалеку. Узкая полоска долины позади и долины впереди. Грязно-белые съежившиеся пятна последнего снега.

Во всем этом не было чувства свободы. Сказанное Марком оставалось в силе: никакого смягчения срока, никакого условно-досрочного освобождения, никаких вольностей. Скованные наручниками запястья честно напоминали об этом. Но Фрэнк постепенно начинал привыкать к тому, что к нему опять относятся как к человеческому существу. Это чувство было приятным.

Вымыв руки в холодной воде, Фрэнк сполоснул лицо. Кожа его казалась навощенной, законсервированной, словно его искупали в химических реактивах. Он принялся с силой тереть лицо, используя ногти, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы остановиться, пока он не разодрал себя до крови. В воздухе вокруг висели самые разные ощущения. Лучше держать их в узде, иначе он сам не заметит, как его повезут обратно.

Фрэнк как мог вытер руки и отпер дверь наружу. Два человека из конвоя о чем-то разговаривали с Тошем, однако при появлении Фрэнка они тотчас же умолкли и отошли в сторону.

Фрэнк направился прямиком к микроавтобусу и прислонился к нему. Подошедший Тош брелком отпер двери.

– Похоже, твои друзья считают меня заразным, – заметил Фрэнк.

– Таковы порядки, – ответил Тош, – не прими за личную обиду. Они считают, что если будут находиться на достаточном удалении, то успеют выхватить оружие, прицелиться и выстрелить за то время, которое тебе потребуется, чтобы до них добежать.

– Вы могли бы просто сковать меня кандалами или надеть ошейник. Этого хватило бы.

– Тогда с тобой было бы гораздо больше хлопот. Ты производишь впечатление человека нормального. Я тебе доверяю, по крайней мере в той степени, в какой это допускается. – Тош открыл дверь перед Фрэнком и, сняв у него с плеч свою куртку, подождал, когда тот сядет. – Осталось меньше часа.

– Спасибо, Тош.

– Чем могу.

Они снова тронулись в путь, три машины вытянулись в цепочку, продолжая двигаться по И-80, но только теперь забирая на юго-восток. Плоская долина закончилась, и на подъезде к границе штата Юта машины свернули с автострады.

Дальше дорога пошла на юг, окруженная залитыми ярким солнцем соляными равнинами, и снова начала подниматься в гору, все глубже удаляясь в глухие места.

Фрэнк смотрел на проплывающую за окном пустыню, поросшую редким кустарником. Единственным указанием на то, что впереди что-то есть, была лента асфальта, широкая и гладкая, свежая, ухоженная. Это была отнюдь не ухабистая грунтовка, обозначенная лишь параллельными следами колес.

Вокруг простиралась унылая безликость. Ее здесь было с избытком. А когда Фрэнку уже начало казаться, что здесь до сих пор не проезжал никто, кроме тех недоумков, которые проложили это шоссе, дорога привела в небольшой поселок. Одинаковые сборные дома выстроились строгими, упорядоченными рядами, и по серому асфальту между ними ходили люди. В маленьких квадратных окнах горел свет.

– Это то самое место? – спросил Фрэнк.

Тош сверился по спутниковому навигатору.

– Нам осталось ехать ноль целых две десятых мили. Так что похоже на то. Здесь я с тобой расстанусь. А вот куда ты попадешь дальше – это уже другое дело.

Конвой въехал в поселок и аккуратно остановился перед ничем не примечательным временным сооружением. Все остались в машинах.

Точно так же, как началась поездка с одного-единственного телефонного звонка – Тош вывел разговор на громкоговоритель, поэтому Фрэнк услышал слово «принято», – завершилась она тем же самым. Водитель набрал номер и сообщил негромкому дыханию на том конце, что они прибыли к месту назначения. «Принято», – только и сказано было в ответ.

Оба внедорожника остановились так близко от микроавтобуса, что, по сути дела, его заблокировали. Мимо проходили люди, мужчины и женщины, настолько близко, что к ним можно было прикоснуться рукой. Вот уже несколько лет Фрэнку не приходилось видеть так много женщин. Ему было трудно определить, изменилось ли его восприятие женского пола, но, вместо того чтобы находить их всех неотразимо красивыми, он за несколько минут ожидания обнаружил, что чем более женственными они выглядели, тем более чуждыми ему были.

У него в груди ничего не шевелилось. Никаких чувств. Нахмурившись, Фрэнк повернулся к другому окну, выходящему на улицу. Всех обитателей поселка можно было грубо разделить на три категории: «костюмы», «повседневная одежда» и «спецовки». Если предположить, что здесь жили сотрудники какой-то компании, «повседневную одежду» можно было считать свободными от рабочей смены. «Спецовки» в зависимости от рода занятий работали в одну, две или три смены. Ну а «костюмы»? Они наверняка особо не напрягаются, как и все те, кто носит костюмы. Встать, сходить на работу, вернуться домой, расслабиться.

Так где же здесь место для отряда астронавтов?

Фрэнк был «синим воротничком». Он не стыдился этого, гордился этим. Наверное, его место было среди «спецовок». Его заставят вкалывать как вола, спешно усваивать то, что ему необходимо знать. Ну и все остальное, чтобы избавиться от нездоровой тюремной бледности. Питательная еда. Солнечный свет. Физические упражнения помимо занятий с гантелями и хождения кругами по тюремному двору.

Сколько времени требуется для подготовки астронавта? Марк сказал, год. Фрэнк не знал, будет ли этого достаточно, хотя ему и не предстояло героически управлять космическим кораблем. Чем для него ограничится общение с космосом? Невесомостью? Обслуживанием электропроводки и трубопроводов? По сути дела, космический корабль – это лишь сложное в устройстве компактное здание, с большим двигателем с одного конца, правильно? Еще нужно будет научиться носить скафандр. У Марса есть атмосфера, однако ребята, топавшие по красной пыли, которых Фрэнк видел по телевизору в тюрьме, были в скафандрах.

От него потребуются навыки, которыми он уже обладает. Работа с техникой при возведении зданий. Фрэнк мысленно приказал себе не зацикливаться на этом. Оценить объемы, составить график, выделить людей, выполнить работу. В общем-то, все то, чем он занимался всю свою сознательную жизнь.

Кто-то постучал в стекло, прямо рядом с головой Фрэнка. Он не вздрогнул, а просто обернулся и увидел на улице двоих, одного в костюме, другого в рабочем комбинезоне.

– Желаю тебе всего хорошего, Фрэнк, – сказал ему на прощание Тош. – Не делай ничего такого, что не сделаю я.

Выйдя из микроавтобуса, он направился к стоящей впереди машине.

Дверь Тош оставил открытой, и весь теплый воздух быстро сбежал прочь. За рулем Тоша сменил «костюм», а второй мужчина распахнул боковую дверь и присоединился к Фрэнку на втором ряду сидений. Стоявшая впереди машина отъехала, и водитель-«костюм», выкрутив руль, объехал ее и выехал на дорогу, полностью в ручном режиме.

Фрэнк скосился на мужчину, сидящего рядом. Между ними стояла картонная коробка, однако внезапно она перестала казаться достаточно серьезным препятствием. Фрэнк распрямил ноги, прижимаясь спиной к двери. По какой-то причине этот человек разбудил во Фрэнке инстинкт «драться или бежать», и он сам не мог сказать почему. Он силился сохранять спокойствие, несмотря на то что кожа у него зудела так, словно собиралась шелушиться. Мужчина в рабочем комбинезоне продолжал пристально разглядывать его.

– Тебе неприятно мое соседство? – наконец спросил он.

Акцент указал на юг. Возможно, Техас.

Фрэнк не сразу нашелся что ответить. Другие заключенные, как правило, оставляли его в покое: старик, доказывать нечего. Когда ему угрожали, он обыкновенно отшивал обидчика или уходил прочь. Здесь же, в тесном салоне микроавтобуса, у него не было возможности сделать ни то ни другое.

Нужно хорошенько подумать, выработать стратегию. Фрэнк к этому не привык.

– Ты хочешь именно этого?

Мужчина в комбинезоне недоуменно заморгал. Вероятно, не понимая, что ему сказали. Он переменил позу: вместо того чтобы сидеть прямо словно столб, он откинулся на спинку сиденья, что выглядело так же угрожающе.

– Привыкай. Я здесь для того, чтобы превратить всю твою дальнейшую жизнь в ад.

Фрэнк сглотнул подкатившийся к горлу клубок. Этот тип стремится задеть его за живое: в тюрьме он должен был бы как-нибудь ему ответить, показать, что не собирается сдаваться без боя. Однако это противостояние нельзя было решить кулаками и ногами.

– Ты хочешь сказать, что мы с тобой сидим в одной камере? – сказал Фрэнк. – Ты выбираешь верхние нары или нижние?

Его ответ снова сбил мужчину в комбинезоне с толку.

– Кажется, ты не так меня понял, Киттридж. Отныне я твой хозяин. Ты говоришь, только отвечая на мой вопрос, и делаешь только то, что я тебе приказал. Я тебе говорю, когда вставать и когда ложиться спать. Ты меня понял, Киттридж? Ты принадлежишь мне с потрохами.

– А я думал, что принадлежу компании. И если только ты не владелец компании, возможно, ты также принадлежишь ей.

Мужчина стиснул кулаки и заработал челюстями, словно жуя жвачку.

– Ты вздумал мне дерзить? Ты?

Руки у Фрэнка были в наручниках, но, если дело дошло бы до драки, он все равно смог бы ими воспользоваться. Цепочку между браслетами даже можно будет использовать как импровизированную гарроту[2].

Ему нужно успокоиться, остыть. Сейчас его устами говорит Фрэнк-заключенный. Он не всегда был Фрэнком-заключенным: когда-то давно он был другим человеком, и он может вновь стать им, если только вспомнит, как это сделать. Этот мужчина пытается его застращать, запугать, подмять под себя, и единственным дебетом в гроссбухе Фрэнка является то, что его сюда пригласили. Он нужен. Из этого следует, что никто не будет его бить, ибо кто бьет астронавта, правильно?

– Ладно. – Фрэнк поднял руки и со звоном ударил друг о друга запястьями. – Ты хозяин.

– И не вздумай это забыть. – Снова сжав кулаки, мужчина всмотрелся Фрэнку в лицо. – Ты хочешь обратно в тюрьму?

Фрэнк промолчал. Похоже, что бы он ни ответил на этот вопрос, ответ уже был заготовлен, призванный его унизить.

Подавшись вперед, мужчина в комбинезоне распрямил указательный палец, направив его словно пистолет Фрэнку в голову.

– Так, настало время кое-что уточнить. Позволь тебе объяснить, что будет, если ты отсюда вылетишь – все равно по какой причине. «Супермакс». Пеликан-Бей. Тюрьма особо строгого режима. Ты знаешь, мой мальчик, что это такое, так? До конца своего срока ты больше не обмолвишься ни словом ни с одним человеческим существом. Можно считать, будешь погребен заживо. Это понятно?

Фрэнку потребовалось какое-то время, чтобы впитать эту информацию. Он не вернется в свою камеру, чтобы седеть и сохнуть, превращаясь в пыль. Он попадет в ТОСР, в «Дыру», где его больше никто не увидит, где о нем забудут так, словно его никогда не существовало. В «Дыре» заключенные сходят с ума.

Фрэнк напрягся.

– На такое я не подписывался. – Он постарался не пустить в свой голос ярость и страх, но у него ничего не получилось. Чувства неудержимо рвались наружу. Его переиграли, и он пылал огнем.

– Вижу, Киттридж, твой тон изменился, а? Теперь ты меня боишься. Хорошенько это запомни. Итак, если я прикажу тебе прыгнуть, что ты скажешь?

Молчание. Только это и осталось у него – и еще «Дыра». Проклятая «Дыра».

– Я задал тебе вопрос, Киттридж. Когда я задаю вопрос, я требую ответа, немедленно, потому что дважды я не спрашиваю.

– Как высоко? – спросил Фрэнк, неохотно, чуть ли не со слезами.

Похоже, его решение отправиться на Марс, принятое по своей воле, поставило его на самый край пропасти: если он сорвется, его ждет одиночное заключение до конца его дней. У него мелькнула мысль, что произошло бы, если бы он сразу же отказался от предложения Марка. Может быть, он уже находился бы там, в крошечной камере без окна, с комком ярости и сожаления в груди?

От той пули ему удалось увернуться. Фрэнк не знал, не мог знать, скольким до него было сделано то же самое предложение. Быть может, он был в списке последним. А может быть, первым. От сознания собственной значимости, уверенности в том, что его просто так не вышвырнут на обочину, не осталось и следа.

Его положение очень шаткое. Да, он это запомнит. И будет об этом сожалеть. До конца своих дней.

Потеряв над собой контроль, Фрэнк на какое-то мгновение показал всем своим видом истинные масштабы охватившего его ужаса. Он попытался вернуть на лицо безучастное выражение, однако дело уже было сделано. Мужчина в рабочем комбинезоне все видел и все понял.

– Скажи, что ты все понял? – спросил он.

Фрэнк понял все слишком хорошо.

– Да, я все уяснил.

Мужчина хихикнул и лишь запоздало попытался прикрыть усмешку рукой. Это был спектакль, не больше и не меньше, даже несмотря на то, что угроза была настоящая. Фрэнк, до сих пор не имевший особых причин ненавидеть кого-либо, даже того, кого застрелил, внезапно поймал себя на том, что искренне, всей своей душой уже ненавидит этого ухмыляющегося злобного идиота.

– По крайней мере ты не забудешь.

Фрэнк все еще кипел внутри. Отныне он никогда не будет свободен от страха, по крайней мере, до тех пор, пока не сядет в ракету и не отправится на Марс. Тогда и только тогда он избавится от этой угрозы.

Фрэнк отвернулся, чтобы хоть какое-то время не смотреть на мужчину в комбинезоне. Машина ехала вдоль горного хребта. Солнце скользнуло на запад, краски выцвели, оставив холодный монохромный пейзаж.

Дорога повернула на юг.

Вдруг, ни с того ни с сего в этой глуши, не имеющей ни конца ни края, дорогу преградил двойной забор. Знаки предупреждали о злых собаках, патрулирующих периметр, о том, что по тем, кто незаконно проникнет на территорию, будет без предупреждения открыт огонь на поражение, о том, каким строго секретным является объект и сколько федеральных законов нарушит тот, кто попытается на него попасть без соответствующего разрешения. Однако, если честно, хватило бы одного забора. Футов пятнадцать, а то и двадцать в высоту, увенчанный спиралью колючей проволоки, а за ним, отделенный голой, как пустыня, зоной смерти, второй такой же. Намек был недвусмысленный: здесь мир заканчивался. А дальше… ничего. Ни строений, ни людей, ни следов машин.

Здесь с Фрэнком можно будет сделать буквально все что угодно, и он ничем не сможет этому помешать.

Машина плавно остановилась.

– Выходи! – приказал мужчина в комбинезоне.

Он вышел из машины, даже не оглянувшись, чтобы убедиться, следует ли Фрэнк за ним, предположительно, потому что не сомневался в этом. Фрэнк открыл свою дверь, забрал коробку и вышел. Здесь было не холодно, а скорее прохладно, однако сухой и на удивление разреженный воздух был наполнен запахами соли и камня. Ветер вцепился Фрэнку в рубашку, кружась вихрем, без какого-либо определенного направления.

Фрэнк толкнул дверь ногой, и, как только она захлопнулась, машина просто сдала назад по дороге, прежде чем развернуться. Словно испугавшись его. Задние габариты превратились в точки и исчезли, пятна света фар потускнели вдали. Двое мужчин остались одни перед воротами из стальной проволоки, грохочущими, поющими и дрожащими в порывах ветра со стороны пустыни. Видеокамера, установленная на шесте посреди ничейной территории, опустила свой глаз вниз и зажужжала.

Первые ворота со щелчком отъехали в сторону.

Мужчина в комбинезоне первым прошел вперед, и Фрэнк последовал за ним, то и дело оглядываясь назад, крепко прижимая к груди свою коробку. Ворота позади закрылись до того, как впереди открылись вторые ворота. Проволока скрежетала.

Не того ждал Фрэнк, покидая Калифорнию. Конечно, он не рассчитывал, что его встретят с распростертыми объятиями. Но все же не такое. Его… Фрэнк даже не знал, каким словом можно было описать то, что с ним произошло. «Похитили» было далеко не полным. Как и «забрали».

Внутри показалась другая машина, приближающаяся к воротам, чтобы забрать гостей. Поднятая покрышками пыль висела в воздухе серебристым облаком. Машина остановилась, и Фрэнка усадили внутрь. Они снова поехали, все дальше, все глубже.

Поработили. Вот то самое слово. Теперь он раб. Принадлежит этим людям телом и душой.

Фрэнк крепче стиснул коробку со своими скудными пожитками. Вдалеке показалось яркое зарево. Машина быстро приближалась к нему.