Агата Богатая
Что не так в идеальном браке. Третья книга
Про длительные перелеты
В самолете оживленно, поскольку рейс с большим количеством детей. Но нам с мужем повезло – он сидит сразу на трех креслах и я тоже. Это очень удобно, когда лететь свыше шести часов. Я располагаюсь так, чтобы уснуть.
Но не могу. Начинает раскалываться голова от мигрени. Со мной такое бывает часто. К тому же, мне не удается поспать – кричат дети.
Я выпиваю таблетки в порошке, разбавив их в стакане теплой воды, который прошу у милой стюардессы. Боль проходит, но не надолго.
За мной расположилась стайка из женщин, которые коллеги. Это я выясняю из их громких разговоров. Дамы пьют крепкие хорошие напитки, которые приобрели в дьюти фри. Периодически пристают с разговорами то ко мне, то к мужу – мы их ближайшие соседи.
Но мой муж у экрана телевизора и, по обыкновению, вовлечен в красочный боевик. Время от времени он прикладывает намоченный в холодной воде платок к моей голове и спрашивает у меня – как ты?
Со мной все дурно. Я прошу пакеты и рыгаю. Извините за подробности.
И хочу поскорее вернуться домой. На меня очень плохо действуют жара и длительные перелеты в целом.
Женщины, которые отлично накачали себя ромом, комментируют мое состояние и вовлеченность мужа в проблему. Мне хоть и плохо, но я слышу эти разговоры, поскольку они заглушают вопли младенцев.
Милая стюардесса, которая похожа на ангела, тоже пытается мне помочь.
Наверное, лучшее средство от этой адской боли, гильотина. И мне хочется умереть, чтобы не мучиться.
Я не должна летать к океану или к морю, так совеуют вслух пьяные и веселые женщины. Раз мне так плохо, нужно сидеть дома. Зачем я потащилась с мужем так далеко, громко задают вопросы шатающиеся по салону несвежие дамы, которые продолжают заправляться ромом?
Почему, собственно, их это интересует, потом размышляю я? Ведь я не задаюсь вопросом, зачем они так напились прямо в салоне самолета? И не давали спать остальным пассажирам, громко хохоча и обсуждая друг с другом какие-то нтимные подробности.
Когда мы выходим из самолета, мне становится легче. Я почему-то радуюсь дождю и холодной погоде. И тому, что через пару часов я буду спать в своей кровати.
А с утра уже позавтракаю и напишу очередную историю. Именно поэтому я наблюдаю за всеми. И внимательна к деталям, до которых другим нет никакого дела.
Это мое хобби. Возможно, мои пьяные соседки тоже ведут блог или расскажут об этом сплетни в своем офисе. Ведь им сегодня на работу, а мне по счастливой случайности – нет.
Про обиду
Меня радует то, что полет до дому был менее проблематичным, нежели в ту жаркую страну, которую мы с мужем выбрали для отпуска.
Решение отдохнуть у океана пришло нам в голову спонтанно. Вернее, не нам, моему мужу.
Я, наверное, писала уже о том, что с моим мнением он не считается. Нет. Он спрашивает у меня, где бы я хотела отдохнуть. Но потом выбирает совершенно не то направление, которое мне подошло бы.
Впрочем, моя мигрень стала такой мучительной, что лучше сидеть дома. С кошками. И смотреть, как за окном идет дождь или падает снег. Но и от однообразия устаешь. Поэтому мы с мужем летим в отпуск.
В самолете мне становится плохо. Но я это уже пояснила. Единственное, что меня спасает – это небольшй перекус. Мы забыли включить в наш длительный перелет обед.
По счастливой случайности у нас в рюкзаке есть пара яблок и две шоколадки.
– Я очень хочу есть. – Говорю я мужу.
– Ты про яблоки? – Удивляется он.
– Да.
– Я их съел.
– И шоколадки?
– Тоже. Остались только невкусные леденцы.
– А как же я?
– О тебе я не думал. Был слишком голоден.
Вроде бы бытовая ситуация, но она наводит на меня ужас, смешанный с паникой. Муж – единоличник. Пока я мучилась тошнотворными приступами, он нашел способ отвлечь себя. Полакомиться нашими запасами.
А если бы мы попали в длительную экспедицию, например, на Северный полюс, размышляю я? Речь шла бы о моей жизни, и он ею бы пренебрег.
Вся эта ситуация вырисовывается в моем воображении настолько гнусной, что я не могу заставить себя простить мужа.
Да. Я на него обижена. Зачем я вышла за него замуж, думаю я?
Он продолжает попытки реабилитировать себя.
– Давай тебе что-нибудь купим у компании? – Предлагает муж.
Я листаю меню, которое участливо предлагает мне стюардесса. И вспоминаю, что в салоне самолета принимают только карты.
– У нас только наличные. – Сообщаю мужу я. – Мне придется быть голодной еще четыре часа.
– Как жаль. – Признается муж.
На лице его я вижу гримасу сожаления. Но что это меняет? Слава Богу, мы не в экспедиции, а на борту самолета. И в конце-концов прилетим. И поужинаем в отеле. Голод полезен. Но не в моем случае. У меня тяжелое аутоимунное заболевание. И я всю жизнь пью таблетки.
После которых чувствую жуткий голод до головокружения.
– Ты меня предал. – Добиваю мужа я.
– Я действительно очень хотел есть. – Снова оправдывается он.
И опять сдвигает умильно брови. В этот момент он напоминает мне нашкодившего школьника. Забавного и виноватого.
Я ложусь сразу на несколько кресел, чтобы уснуть. Но мне это не удается. Обида начинает разъедать меня изнутри.
Про пятна на брюках
С мужем мы собираемся на экскурсию. Он уже надел серое поло и светлые брюки, на которых есть небольшое пятно. От соуса, наверное. Это я замечаю, когда мы ожидаем автобус с группой туристов.
– У тебя пятно на брюках. – Говорю я мужу, ужасаясь своему открытию. Перфекционист внутри меня исптытывает панику.
– Ааааа.... – Протягивает муж. – Видел.
Он лениво листает картинки в своем телефоне.
– Но....это видно....пятно… – Не унимаюсь я.
Муж ничего не отвечает и продолжает смотреть на картинки. Потом рассаматривает пятно и добавляет:
– И что? Кому какая разница?
– Но мы будем делать фото. Пятно заметят. – Упираюсь я, ерзая в кресле. Вернее, нервничает мой перфекционист. И я вместе с ним.
– Тебе кажется, что всем есть до нас дело. – Выдает муж, видя мое беспокойство. – На самом деле окружающим на нас плевать. Ты им никто. И они для тебя тоже. Обыватели. Да. Обсудят это пятно. Но что это меняет?
– Но что скажут люди и вообще это некрасиво? – Настаиваю я.
– Хорошо. Пойду переодеваться. Ради тебя. – Соглашается со мной муж.
И возвращается в джинсах, которые в мутных разводах от соленой воды. Я не успеваю возмутиться, так как нас приглашают пройти в минивэн.
Когда мы отправляем фото с экскурсии своим родным, нам приходят сообщения такого содержания – какие вы красивые, но почему у тебя нет прически, а у мужа такая борода?
Сообщения я показываю мужу. Он смеется. И говорит:
– Главное – наши эмоции. И воспоминания об этой поездке.
Про наших женщин
Мы с мужем у океана в хорошем бунгало. Вокруг полно русских туристов, и кажется, что ты дома. Сегодня отлив, и вода ушла метров на сто. Поэтому отдыхающие обескуражены. И наслаждаются тем, что смотрят на приплывших скатов и других разноцветных рыбок. Их много, и они выпрыгивают каскадом из воды.
Такого я не видела ни разу в реальности – только в передачах про животных.
Одна огромная рыбина подскакивает из воды метра на два вверх. Все ахают.
Дети тоже визжат от восторга. На этом курорте отдыхают семьями, поскольку есть хороший безопасный пляж с белым песком и громадными валунами, которые защищают нас от волн.
Я лежу на шезлонге, и мне невыносимо жарко. Поэтому чаще место моего пребывания – океан. Но сегодня его почти нет. И буйки лежат на суше.
Все свободное время я наблюдаю. Это мое любимое занятие. В поле моего зрения попадают обычные люди, которые кажутся безмятежными. Ведь у них отпуск. И есть возможность выбраться на курорт.
Но так только кажется. Потому что в каждой семье обычная жизнь с трудностями и неприятностями. Это считывается по репликам, которые отпускают друг другу мужья и жены. И по выражениям лиц обывателей.
Самые сложные – одинокие красивые женщины, которым около тридцати. Они жадно выискивают глазами мужчин. Им хочется себя удачно пристроить, поскольку в себя эти дамы инвестировали кучу денег. И манерно позируют, делая селфи. И лениво потягивая свой коктейль, лежа в небольших шале.
Самые задерганные и крикливые – это мамы с детьми. Хотя о материнстве живуч миф о счастье, никакой безмятежности я не наблюдаю. Только раздражение и постоянное одергивание своих отпрысков – не ходи/ вылезь из воды/ не трожь/ не балуйся/ не деритесь.
Отдых с детьми – это не отдых. Я отчетливо понимаю это, наблюдая за орущими и беспокойными мамами. Они разные и такие одинаковые в своем амплуа. Молодые или уже достаточно взрослые.
Красивые, стройные или не очень, но всегда с некрасивым выражением лица. Даже на отдыхе наши женщины не могут и не умеют расслабиться. И я, скорее всего, тоже.
Немного спокойнее бабушки с внуками. Они имеют жизненный опыт и способны взять себя в руки и не надрываться, контролируя дошкольников и совсем малышей.
Мужчины радуются отдыху больше. Но их теребят жены, которые не могут просто расслабиться, выпить и есть все, что вкусное и калорийное.
Наши соотечественницы убирают после себя в номерах, хотя в этом нет никакой необходимости, будят мужей с утра, чтобы те занимали шезлонги на первой линии, хотя их (шезлонгов) предостаточно, с маниакальным упорством загорают, лежа на солнце в час пик.
От этого всегда нервозны и собраны. Отвестственны. Напряжены и озадачены.
А хочется, чтобы все было по-другому. Очень хочется. Ведь мы это заслужили.
И можем быть милыми, душевными и искренними. Я это не раз наблюдала. Но только на долю секунды наши женщины такие. В основном – как на уроках в школах. Или на экзаменах.
И это печально. И неправильно.
Про умение тратить деньги
Я сижу в кресле в огромном торговом центре, где все самое-самое. Мы с мужем путешествуем. У него отпуск и есть возможность выбраться к морю или океану. В этом нет никакой разницы. Жара. Которую трудно перенести, особенно нам, жителям Севера.
Муж находит в витрине мотоцикл и убегает его фотографировать. На минутку. Минутка вырастает в полчаса.
За это время я успеваю наблюдать.
Женщины в закрытой одежде меня завораживают. Мы в религиозной богатой стране, где только туристки гуляют полуголые.
Наших соотечественниц видно сразу. Не потому что мы – красивые. Это миф. Мы – другие. Светлые. С белой кожей. Всегда нарядные. Ищущие. Озабоченные. Напряженные.
Женщины в закрытых одеждах расслабленные. Они ходят стайками. В дамских комнатах красятся не на бегу у раковин, а сидя на пуфиках перед шикарными большими зеркалами с хорошей подсветкой. В туалетах у них есть отдельные пространства, где можно привести себя в порядок.
Я захожу в туалет, который не похож на обычные туалеты. Там все позолоченное. Роскошное. Чистое. Воду тут же убирают большими швабрами уборщицы. Есть обычай мыться после каждого посещения уборных.
Меня всегда удивляет, как дамы это делают в такой многослойной одежде? Но выглядят они уверенными. И могут спокойно снять свое черное платье, когда остаются среди женщин.
Они некрасивые, вот что меня поражает.
Правда, некрасивые. Но ярко накрашенные, в брендовых блестящих платьях и туфлях. Похожие на одинаковых кукол, которые должны только уметь тратить деньги мужчин и рожать детей.
Почему, спрашиваю сама себя я, они такие некрасивые, но так роскошно живут? И скупают охапками брендовые сумки, платья, косметику?
Это я вижу, когда выхожу из дамской комнаты, чтобы пройтись по бутикам. Сплошь только очень дорогие бренды. Мне очень сложно перевести местную валюту в рубли. А если удается это сделать, то я прихожу в ужас – как можно отдать за обычные шлепанцы со стразами столько денег, на которые можно купить, например, автомобиль?
Или вот золото. Его взвешивают на весах в килограммах. Это не фигура речи.
Женщина, которая заходит в один из бутиков, вся в черном. Лицо ее закрыто. И я не могу понять, сколько ей лет. Но по яркому маникюру я впоминаю ее, поскольку эта дама приводила себя в порядок несколько минут назад в дамской комнате.
Вытащив из своей сумочки целый чемодан косметики.
Яркие румяна. Обводка для глаз. Помада. Которую увидит только муж.
Она наносила макияж одной рукой, как профессионал, попутно болтая с кем-то по телефону. Лениво. Размеренно. Громко.
От нее невероятно вкусно пахло. Хотя это была просто пожившая женщина, немолодая, толстая, уставшая, с некрасивыми чертами лица и с ужасными черными бровями.
В бутике она сунула голую ногу в туфлю. И продолжала разговаривать с кем-то по телефону. Вокруг нее суетилось сразу с десяток консультантов.
Они притащили ей дюжину коробок с обувью. Она не стала выбирать. Просто жестом попросила завернуть ей все. Носильщики потащили эти коробки в пакетах за ней. Украсив все это атласными ленточками, на которые покупательница не обратила внимания.
В ней не было восторга, какой бывает, когда совершаешь отличный шопинг. Только обыденность.
Я снова наблюдаю за этими роскошными женщинами, так сильно зависящими от мужей, но почему-то не выглядящими затравленными. Наоборот, пафосными, горделивыми, спокойными и размеренными.
Они собираются в группы. Ходят по магазинам. Балуют себя роскошными подарками. Потом идут на спа-процедуры. Болтают с подругами в кафе, медленно попивая свой свежевыжатый сок или смузи. Или отламывая ложечкой шарик мороженого.
Наши женщины быстро забегают в те же бутики. Трогают все эти чудесные, но безумно дорогие вещи. Смотрят на цены. Долго-долго уговаривают себя купить понравившееся туфли. Кусают губы. И выглядят тревожными. Беспокойными. И надменными. Не гордыми спокойной гордостью – я есть, и это все принадлежит мне по праву рождения.
А по-другому. С вызовом. Завидуйте! Я смогла. Раскрутила своего мужа/любовника/клиента. И от этого выгляжу дороже.
Те женщины никого не раскручивают. Просто берут. Хвастаются лениво перед подружками обновами. Без ненужного кича. Просто по-девичьи. Без угрозы или соревнования. Без того, чтобы вызвать к себе волну неприязни.
Как хвастаются дети своими игрушками. Искренне.
От сестры мне приходит сообщение – купи себе самую дорогую сумку, пока ты так близко возле них.
А я не могу. Нет. Почему-то не хочу. Отдать деньги за аксессуар, за которые можно купить квартиру, мне кажется безумием.
Наверное, я не настоящая женщина, и не могу тратить деньги с такой легкостью, как делают это чужие женщины, лиц которых я не вижу под закрытой одеждой.
Какое-то странное чувство одолевает меня. Есть туфли в витрине, и они мне безумно нравятся. Но куда я буду носить обувь, усыпанную тысячью маленьких сверкающих камушков?
Наверное, такими вопросами не задаются те женщины, которые эти туфли просто берут.
Разве я могу это знать?
Диалоги с мужем
Когда муж возвращается ко мне, то проходит как минимум два часа. Я остаюсь наедине сама с собой в громадном торговом центре в чужой стране, языка которой я не знаю.
И английского тоже.
Но его это не беспокоит. Хотя мое напряжение достигло предела. Я ненавижу ожидание. И непунктуальность.
– Так выглядят твои пятнадцать минут? – Срываюсь на мужа я.
– Но я забыл про время. Там такие мотоциклы! – Оправдывается муж. – Ты на меня давишь!
– Все это время я была одна! – Делаю попытку прикинуться жертвой я.
– Но ты могла бы совершить шопинг. Ко виноват в том, что ты меня ждала? – Удивляется муж.
– Но ты говорил о пятнадцати минутах, когда отлучался. – Не сдаюсь я. – Нам нужно успеть посмотреть на фонтаны, на памятники и на водопады. Разве мы успеем?
– Сдались нам все эти инсталляции! – Сердится муж. – К тому же, тут такое столпотворение! Нет радости бродить среди толкающихся людей.
– Тогда зачем мы сюда приехали? – Почти срываюсь на крик я.
– Чтобы сделать удачные фотографии! – Муж начинает раздражаться. – Что ты от меня теперь хочешь?
– Теперь уже ничего. – Кидаю ему я.
– И что ты предлагаешь? – Снова муж, который краснеет от злости.
Он обращается по-английски к проходящей даме, чтобы та нас сфотографировала у огромного аквариума.
– Улыбайтесь. – Просит незнакомка. И щелкает фотоаппаратом.
Мы выглядим на фото вполне безмятежными. Муж успевает меня обнять. А я не успеваю поправить волосы, которые торчат у меня в разные волосы. И застегнуть белую рубашку, которая обнажает меня до белья.
Потом сестра напишет в сообщении, когда будет рассматривать наши фотографии, что у меня красивое белье. А волосы нужно бы покрасить.
Злата в своем репертуаре. Она – педагог. И привыкла искать ошибки.
Про деревья
Дачный сезон закрыт, и можно не ездить черт знает куда. Но мы с мужем едем. Потому что привыкли к небольшому домику, к бане, к тому месту, которое создали сами. И собираемся протопить дом от сырости и попариться в бане.
Как только мы появляемся в деревне, нас тут же встречает моя соседка Яна, которая живет там постоянно. В этот раз она старается быть милой. Но в глаза не смотрит.
Каждый раз она в каком-то новом амплуа – то обидится на что-то, то расскажет откровенные сплетни и фантазии, то…
Значит ей что-то нужно или она что-то снова попросит, думаю про себя я, видя красный смешной помпон ее вязаной шапочки – она (соседка) невероятно маленькая. А я уже зашла во двор.
Но смешной помпон настойчив. Яна стучит в калитку. И делает вид, что очень рада нас видеть, в особенности меня.
Как я и предположила, ей нужно спилить наше дерево, которое мешает. Я выхожу на улицу, чтобы еще раз оценить качество запроса – нет, никому рябина не может помешать. Все засохшие ветки я отсекла секатором для аккуратности.
– Это женское дерево. Его нельзя трогать. – Пытаюсь объяснить Яне я свой будущий отказ.
Но вижу в ее руке пилу.
– Я не могу тут развернуться и прижаться с прицепом. – Настаивает она. И, игнорируя меня, с ловкостью маленькой обезьянки залезает на дерево. – Смотри, сухие ветки!
Она трясет бедную рябину, и листья с нее сыплются дождем на меня. Дерево очень старое, высокое и имеет огромную корневую систему. Оно, наряду с другими рябинами, калинами и березами высажено по периметру нашего забора. Не нами, разумеется.
Пока я размышляю о том, что вырубать деревья – это плохая затея, Яна взбирается очень высоко. В ней около сорока килограммов весу, с ее слов, но выглядит она жертвой Освенцима.
Когда я пытаюсь ее подстраховать, то спокойно удерживаю соседку одной рукой – она не весит ничего и врет про то, что поправилась. Я вижу, что ни грамма. Худоба ее напоминает уже какое-то заболевание – лицо черное, из-под толстовки торчат ребра, когда она прыгает с ветки на ветку.
– Смотри не упади! – Кричу я, задирая голову вверх и переживая о том, что какой-нибудь сухой сук треснет под ней.
– Я же легкая! – Отвечает она. – А ты не вздумай, сразу сломаешь дерево.
– Кто тебе сказал, что я собираюсь это сделать? – Смеюсь я.
И рассматриваю кучу сухих и вполне здоровых веток, которые успела наломать Яна. Они летят ворохом на меня сверху.
Она быстро возвращается на землю, так ловко, как будто всю жизнь прыгала по веткам, как белка.
– Дерево нужно срубить. – Опять упирается она. – Оно старое. И заносит пилу, которую бросила тут же, чтобы начать работу.
В этот момент со двора выходит мой муж и удивляется тому, что возле забора образовалась уже куча мусора и спрашивает:
– Зачем вы привязались к рябине? Уже нельзя трогать деревья. К тому же, это рябина. Она никому не мешает.
– Мне мешает. – Не унимается Яна.
Она включает пилу, и дерево с треском падает нам под ноги.
– Ой. Как же я рада! – Кричит она.
– Прости нас рябина. – Обращаюсь я к дереву, которое выглядит живым и покалеченным.
Яна просит мужа помочь ей дотащить до своего двора дерево. Он помогает ей неохотно, все еще сетуя на то, что не нужно было затевать вырубку.
– Я сама распилю на дрова, а остальное увезу в прицепе. – Обрывает мужа соседка, не слушая его доводы. И быстро прощается с нами.
Я отрешенно стою возле дерева, которое не смогла спасти, вернее рядом с тем, что от него осталось. И чувствую тревогу. Это кажется мне плохим знаком.
Когда мы возвращаемся домой, Эви подтверждает мои опасения. Срубить дерево – к смерти. Особенно рябину.
– Ее дух может отомстить. – Серьезно произносит моя шаманка. – К тому же, это женское дерево. Женщина не должна рубить женские деревья, а мужчина – мужские, растущие возле двора или во дворе.
От этого мне становится печально. И от того, что я могла бы запретить Яне спиливать рябину. На душе у меня остается гадкий осадок.
Но муж меня успокаивает:
– Это была не твоя инициатива. А соседки. Не переживай.
Про разные спальни
Моя мама всегда имела свою отдельную спальню, убежденная в том, что женщина должна отдыхать и восстанавливаться. Все мы, ее дети, жили в одной большой детской комнате. А когда взрослели, то расселялись по квартире, получая в приданое младших братьев и сестер.
Сейчас уже, мама, будучи на пенсии, и вовсе выселила отца из дома в домик для гостей. И счастлива от этого безмерно. Никто не храпит у нее под боком, не ворочается и не встает ночью, чтобы съесть бутерброд.
Мне она продолжает советовать иметь отдельную спальню. Но у нас с мужем это не получается. Если он засыпает в своем рабочем кабинете, засидевшись допоздна, или в гостиной, просматривая боевики по ночам, то все равно среди ночи приходит ко мне. Ему без меня скучно.
К тому же, и уснуть мне полноценно не удается. У мужа есть дурацкая привычка , как только я усну, включать свет в спальне, что-то искать, заскакивать на минуточку. Создавать шум, заниматься своими делами.
На отдыхе в нашем бунгало оказались две полноценные спальни, чему я обрадовалась. Перелет был длительным, и мне хотелось уснуть. Мучила жуткая мигрень. Муж же, наоборот, был бодр и намерен пересмотреть все каналы, которых нет в нашей стране. Поскольку понимает английский язык и немного другие иностранные языки.
В его спальне как раз разместился большой экран во всю стену.
Я выбрала себе дальнюю спальню с прозрачными стенами и шторами блэкаут, чтобы уснуть в полной темноте, а утром любоваться морем и рассветом.
Приняв душ и порошки от невыносимой боли, я впервые за долгое время уснула, попросив мужа меня не тревожить. Благо домик был оснащен тремя санузлами и большой гостиной.
Проснувшись очень рано, я обнаружила мужа еще спящим в своей спальне и не стала его будить, понимая, что он всю ночь щелкал пультом телевизора. И отправилась на море, пока еще не было такой дикой жары.
Вернувшись домой, я утвердилась в мысли, что женщина должна иметь свою собственную спальню. Мне действительно удалось выспаться и восстановиться. Мама была, пожалуй, права.
Про одобрение и хобби
У мужа отпуск и это отличная возможность привлечь его к тем делам, которые я запланировала. Но мне это редко удается из-за паталогического его пристрастия к своему хобби.
Муж каждый день сбегает в гаражи к своим мотоциклам.
– Не хочешь посмотреть, что я сотворил? – Спрашивает он у меня, когда мы заезжаем в его логово за лопатами для дачи.
У нас уже выпал снег. Он летит огромными хлопьями, а я подставляю руки, чтобы поймать снежинки и рассмотреть их, но не упеваю. Они исчезают на теплой коже.
– Не хочу. – Капризничаю я, устав от гаражей и мотоциклов.
– Я – папочка мотоциклов. – Как мантру, повторяет муж одно и тоже. – Они тянут ко мне ручки и ждут меня.
Иногда мне тоже начинает казаться, что стоящие железки в гаражах – это живые персонажи. Я прямо вижу, как они разговаривают друг с другом.
Говорят, что техника становится нашим продолжением. Об этом мы часто болтаем со своей Эви.
Муж с бородой. Глаза его светятся неествественным светом. Как будто он получил дозу настоящего наркотика. Он приходит всякий раз в какое-то взбудораженное состояние, когда видит свои творения.
Наверное, это не для каждого – иметь такое редкое хобби и должно восхищать. Но я чувствую усталость. Хотя и говорю мужу, что он – молодец. Он же ждет от меня одобрения.
Потом он выложит во все группы фотографии очередного своего отреставрированного "ребенка", которого будет мыть, натирать, полировать, укутывать в теплое на зиму.
Столько нежности, сколько отдает муж своим шедеврам, не получаю от него я. Об этом я начинаю размышлять про себя.
И мне становится немного обидно. Ведь это я – живая, а не мотоциклы.