ЧОП «ЗАРЯ». Книга третья

Олеся подбежала к дверям и стала долбиться, крича своим родным, чтобы открыли. А я пошел дальше на звук выстрелов – уже чуть ли не в соседнем вагоне кто-то долбил короткими очередями.

Я распахнул дверь в грузовой вагон, чуть не споткнулся о тело стражника и сразу же увернулся от черной тени, прыгнувшей с потолка. Куча лап, свалявшаяся шерсть на широком тельце – клоп-переросток выскочил с верхней полки стеллажа, пролетел мимо меня и, переступая с лапы на лапу, приготовился к новому прыжку.

– Матвей, пригнись! – закричал Стеча, и сразу же прогремела короткая пулеметная очередь. Три серебряных росчерка прошили деймоса, раздробив брюшко.

– Стеча, рад тебя видеть!

Я добил клопа, пригвоздив маленькую голову к полу, и пошел навстречу напарнику.

– Наши где? Целы?

– В следующем вагоне! Мы там эвакуацию организовали.

Вместо радостных объятий, я лишь стиснул плечо здоровяка, державшего в руках пулемет «Льюиса» из запасов охранки.

– Прикрой, надо вернуться.

Стеча остался отстреливать клопов, которые с завидной регулярностью отпочковывались от внутренних органов призрачного поезда. Странное зрелище: будто существа вылуплялись, выдавливаясь из стен.

Возвращаться не пришлось, за дверью уже толпились гражданские. Первой шла Олеся, ее наэлектризованные волосы топорщились, но в целом она выглядела довольной и счастливой. За ней, с трудом маневрируя в проходе, протискивался папенька, не давая разглядеть, сколько человек за ним. С уверенностью можно утверждать, что Шмидт тоже выжил – его высокая макушка выглядывала из-за спины толстяка.

Спасательную эвакуацию организовали в следующем вагоне. Там зияла огромная дыра с неровными краями, подрагивающими на манер разрывов. Пробоина была сразу в стенке вагона и в брюхе призрачного поезда, откуда внутрь светил отраженный от снега свет. Края раны фобоса дергались, пытаясь срастись, – это прям чувствовалось по тому, как вагон надсадно гудел от потуг призрака закрыть брешь.

В центре вагона стоял Гидеон. Раскинул руки и закатил глаза, он наспех читал молитву. Его пошатывало, вокруг глаз расползались темные синяки, кожа натянулась, подчеркивая кости и изгибы черепа, а из носа текла кровь. Но он продолжал шевелить потрескавшимися губами и бормотал: «…крэдо ин унум… эт витам вэнтури…»

Стражники, один помятее другого, шатаясь, плелись к дыре и просто выпадали наружу в снег. Там их уже кто-то подхватывал и оттаскивал в лес. На ногах оставались только Флинт и носатый, с которым мы как-то поцапались. Они помогали тем, кто идти уже не мог. Подтаскивали к бреши и, как мешок с картошкой, выкидывали из вагона.

Банши сидела на полу и на каком-то бешеном энтузиазме мастерила фальшфейеры. Лицо серое, сосредоточенное, губа прикушена и только руки мелькают в воздухе. Открыть, пересыпать, собрать, потрясти, поджечь и кинуть за спину в дальнюю часть вагона, чтобы хоть как-то помочь Гидеону.

Гидеон прервался всего на пару секунд – мне кивнуть да эликсир выпить, – а дыра в стене, как на гормоне роста, затянулась почти на метр. Но как только он продолжил окрепшим голосом, задрожала и чуть расширилась снова.

Я убедился, что Олеся вместе с домочадцами спустилась на улицу и, проскочив мимо Гидеона, побежал вперед: искать Захара и спасать «буханку».

– Матвей, стой! – крикнула Банши, подняв голову, с трудом оторвавшись от своей работы. – Я тут сделала кое-что, возьми «бонбоньерку». И факелы прихвати. А еще в моторке запас полыни. И будь аккуратней, там фильтр короткий.

«Бонбоньеркой» оказалась жестяная коробка из-под шоколадных конфет с покоцанным рисунком и надписью: «Шоколадъ «Дети-шалуны» и с коротким фитилем – не больше двух сантиметров, – торчащим из дырки на боку.

«М-м-м-м, Рамонская фабрика конфет и шоколада, обожаю их. Всегда заказывал из Воронежской губернии,» – причмокнул Ларс.

«Чуйка говорит, что твоей даме сердца не понравится эта начинка,» – хохотнул Муха.

«Да, что ты понимаешь, деревенщина? Я покажу тебе, как за дамами ухаживать… – У меня появилось ощущение, будто профессор гаденько улыбнулся и потер ручки – Матвей, поднажми! Мы идем спасать мою даму!»

Не просто идем, уже бежим, перескакивая сцепку между вагонами. Коробку с адской «конфеткой» (а я был уверен, что Банши фигню не предложит) я запихнул за пазуху. В каждую руку взял по горящему фальшфейеру и бросился вперед. Чувствовал, что с «буханкой» что-то происходит: аура деда, как сошедший с ума дискотечный шар, переливалась от бледно-фиолетового до кислотно-зеленого цвета, и еще какой-то огонек трепетал внутри в буйстве красок. Плюс бледная на этом фоне «заплатка», в которой я признал Захара. Значит, жив еще, железяка!

В пассажирском вагоне на меня кинулась было какая-то тварь, но, получив факелом в морду, отползла под лавку, шипя и плюясь кислотой. Ловить ее я не стал – и без того глаза слепило от яркого света, казалось, что я выжигаю всю атмосферу вокруг себя. Факел искрился, как бенгальский огонь, щипал руки и так сильно вонял полынью, что даже Муха с Ларсом продолжали свою перепалку, гундося, словно с зажатыми носами.

Я выскочил на первую платформу с моторками, надеясь, что на свежем воздухе станет легче дышать. Но нет. Над головой широким куполом растекались внутренности монстра. Плотная серая масса отдаленно напоминала холодец. Полупрозрачные куски с сеткой то ли костей, то ли хрящей и красными жилами, между которыми, как в янтаре, застыли черные очертания монстров. Маленькие «куклы», худые силуэты с капюшонами, клопы и прочая не до конца сформированная мерзость.

Ближе к концу платформы, практически над пикапом, «тело» призрачного поезда сужалось, желеобразная масса густела, превращаясь почти в двухметровую цельную костяную пластину. А дальше уже расширялась обратно.

«Черепушка пошла…» – предположил Муха.

«Скорее, наружный затылочный выступ, а вот там дальше… это если он лежит, вытянув морду, то это глотка…» – начал умничать Ларс, но Муха его перебил.

«Так, я так и сказал: черепушка, и надо этот найти, мужжичок. Вона я его вижу! Где клопяра в янтаре застыл! Туда и шарахнуть, чтоб глаза аж на жопу последнего вагона натянулись!»

Клопяра под потолком действительно застыл ровно над «буханкой». Черно-коричневый паразит, застрявший под «кожей» желеобразной шкуры поезда. С потолка от лап клопа к «уазику» тянулись красные отростки. Целая сеть, похожая на корневище дерева, расширялась, пуская все новые отростки, скребла по крыше и обступала со всех сторон.

Я заметил Захара в отключке на водительском сидении. Голова запрокинута, а сквозь паутину трещин на лобовом не понять, что с ним. Но аура еще теплится. Дрожит, теряет свет, но подрагивает в такт сердечному ритму. На пассажирском сиденье застыл призрак незнакомой мне старушки. Не божий одуванчик, а видно, что дама с характером, пусть и близка к обмороку, но в глазах блестят молнии.

Дед как-то почувствовал меня! «Буханка» разродилась звуками: загудел клаксон и двигатель пошел на перегазовку, а по кузову побежали искорки молнии. Даже Захар встрепенулся, как после удара кардиостимулятором. А потом его стало мотать по салону, когда «буханка» натужно задергалась, раскачиваясь и пытаясь вырваться из цепей. Как минимум одно колесо уже было свободно, но остальные пока еще держались.