Уездный врач
– Держи его! – как-то сразу понял пристав, что приехавший из уездного города, может делов наделать.
У дома Федора сейчас почти вся деревня собралась. И старые, и малые. Зашибет на бегу ещё кого пьяница ненароком. Ростом и статью его Господь не обидел, не в пример тутошних вотяков.
Доктора поймали и спеленали.
– Задурел, – поставил диагноз врачу судебный следователь.
– К кумышке привычку надо иметь… – покачал головой становой. У него в данном вопросе имелся богатый опыт. – Вотяки, издревле её пьют, а тут, как не задуреть не пиваючи…
Посовещавшись, становой и следователь пришли к заключению, что с данным уездным врачом в ближайшее время каши не сваришь, необходимо им другого специалиста вызывать.
– Его куда? – кивнул становой пристав на связанное тело Светловского.
– Домой в уезд нужно доставить, – озвучил своё решение судебный следователь. – Инструмент только в саквояж не забыть собрать. Не дай Бог, пропадет что.
Так и было сделано. Набор для вскрытия поместили в место его законного пребывания, доктора в шубу завернули и по месту жительства отправили. Становой знал куда. Ему это по службе положено.
Глава 6 Кто я?
После доставки в уездный городишко, врач Светловский, по мнению окружающих, продолжал вести себя совершенно неадекватно. Всё куда-то рвался, что-то, только известное ему одному, искал. Ко всему прочему, ещё и заговаривался. Нет, слова-то он произносил на языке родных осин и березок, но делал это не совсем правильно, а иногда и на непонятное срывался…
К примеру, про неведомый автосервис справлялся. Какой-такой автосервис? Что это?
Смех и грех просто – про свой автомобиль ещё расспросы вёл. Откуда у уездного врача автомобиль появится? Экипаж ему годовое содержание не позволяет завести, а про автомобиль и мечтать даже не следует.
Коллеги посудили-порядили, головами покачали и отправлен был Светловский на излечение в психиатрическое отделение Вятской губернской земской больницы.
Уезду, где служил Светловский, не повезло. В местной земской больнице психиатрического отделения не было. Не так давно вятские земцы первыми в мире не только предложили, но и на практике осуществили децентрализацию психиатрической помощи – начали в уездах открывать психиатрические отделения губернской больницы. Причем, в них не только призревали скорбных умом, а и лечили по всем правилам современной тому времени медицинской науки. В ряде уездов это чудо свершилось, а уезд Светловского как петух опел. Не было там такого передового во всех смыслах организационного подхода в сфере специализированной медицинской помощи.
Вятское психиатрическое отделение было в тот момент как обычно переполнено пациентами, но про место для Светловского договорились. Свой же он, врач, кому, как не ему, помочь в первую очередь.
В отделении доктор всё больше молчал, редко с кем даже парой слов перекидывался. Хотя, помещен он был в палату не к умопомешанным, а к таким же как он, укушенным зеленым змием. Их в отделении, чуть не половина насчитывалась. Даже в сей момент в больнице разговоры велись о приглашении специального врача. Ну, который был сведущ в этой распространенной в Российской империи болезни.
Действительно, я почти всё время молчал. Больше слушал чем говорил… Готовился за умного сойти.
То, что я попал в прошлое, мне было уже понятно.
Как? Почему? Зачем?
Ответы на эти вопросы я едва ли когда-то получу. Так что – жить мне здесь, а значит надо приспосабливаться. Говорить, как все. Вести себя подобающе. В профессию вернуться. Тем более, что она у меня тут той же была, что и дома.
Первое время я чуть на самом деле умом не тронулся. Думал – всё, прокуковала кукушечка. А, что, любой бы так на моем месте подумал.
Только-только через несколько дней я в себя чуть-чуть пришел, а тут и снова шифер у меня на крыше зашуршал… Объяснили мне люди добрые, что сейчас я нахожусь в психиатрическом отделении! Что, я – уездный врач, который кумышкой опился. Случай, это не такой уж и редкий. Вот и млится в сей момент мне, что я, это не я и прочая чертовщина.
– Может, уважаемый доктор, Вы ещё и кумышку какими-то грибками закусывали? – такой лечащим врачом-психиатром мне даже вопрос был задан.
Про грибы я совершенно ничего не помнил. Были они, не были… Обманывать не буду.
После этого я опять на какой-то срок как будто в тумане завяз. Лежал и в потолок смотрел.
Мыли текли, текли, текли… как жидкое стекло.
Болен я? Здоров? Или, всё же – болен?
Лечение с помощью электро-гальванической машины не помогало. Про водные процедуры я уже просто промолчу.
К концу четвертой недели пребывания в психиатрическом отделении я всё же сам с собой определился. На этот раз – окончательно. Однажды уже меня лечащий врач с панталыку сбил, но теперь, кто я такой, я крепко в мыслях утвердился.
Я – Сергей Анатольевич Светлов. Судебно-медицинский эксперт. Попал непонятным образом в прошлое.
С этого момента, в глазах доктора, что меня пользовал, я встал на путь выздоровления. Признал, что помутнение сознания и ложные воспоминания у меня от кумышки, и даже попросил назначить мне трудотерапию. Данный прогрессивный метод не так давно в психиатрическом отделении начал внедряться и теперь его доктора обкатывали. Назначали разным категориям пациентов те или иные виды оздоравливающего труда. Я проявил инициативу, и попросил направить меня в архив губернской больницы. Зачем? А, для приведения его в порядок. Тремя днями ранее я случайно разговор докторов подслушал, в котором один из них коллегам жаловался, что в архиве никакого порядка нет, всё перепуталось и нужную бумагу неделями искать можно.
Просьба оказалась актуальной, и мой лечащий врач испросил у смотрителя больницы разрешение на доступ меня в архив. Оное было получено и под наблюдением палатного надзирателя я приступил к разбору бумаг в подвальном помещении главного корпуса.
Зачем мне это? Как зачем! За прошедшее время я уже научился говорить почти как местный. Правда, пока общался с окружающими меня людьми всё больше на уровне «да-нет», «хорошо-плохо», «дай-на». Сам же, как губка, впитывал манеру местного вербального и невербального общения. Хорошо, что попал я в русскоязычную среду, но всё же говорили здесь не так как дома.
Практическая часть моей здешней профессиональной деятельности меня не волновала. Провести вскрытие трупа и освидетельствование живого лица я сумею. Причем, даже лучше, чем уездный или городовой врач из этого времени. Но! Бумаги! Нужно же ещё правильно акт вскрытия или освидетельствования составить. Для этого мне и требовалось попасть в архив, посмотреть в нем, как оформляются сии документы.
К свежим кипам бумаг меня сразу не допустили. Велено было с приказных времен работу начать.
Черт! Черт! Черт! На кой мне эта древность сдалась! Мне бы документы текущего года…
Однако, с палатным надзирателем не поспоришь. Быстренько он душевнобольному в моем лице по рогам надает. Это за сим типусом не заржавеет.
Ладно… Война план покажет…
Начал я разбирать сплошной антиквариат и уже через час мне весьма интересный документ попался.
«Свидетельство. Вятской нижней расправы заседатель Илья Ардашев находится в своей квартире, болен венерической, т.е. французской болезнью за которой болезнью не может должность править. В чем я и расписуюсь. В Вятке на докторском месте. Карл Брандт. 31 мая 1784 года».
Интересно, но совсем для меня бесполезно. Вон, оказывается, как давно на Вятке судебно-медицинская деятельность практикуется! Это же акт освидетельствования живого лица аж восемнадцатого века! Но, какой мне от него толк? Теперь-то тут этот документ совсем по-иному пишут…
Так и потянулись у меня день за днем в архиве больницы. После утренней визитации лечащего врача, где я симулировал медленное, но прогрессирующее улучшение своего психического состояния, я и палатный надзиратель отправлялись в архив. Мой страж сидел и клевал носом, а я бумажной пылью дышал и шаг за шагом двигался к полкам, где лежало мне нужное.
Скучное это дело – в старых бумажках копаться, а куда деваться? Надо, Сергей Анатольевич, надо…
Глава 7 Работа в архиве как подготовка к новой жизни
Постепенно, не сразу, а как-то незаметно я втянулся в дело перебирания старых бумаг. Даже нравиться мне это стало.
История, это ведь не руины, а фундамент. Не зная прошлого – невозможно понять настоящего, отчего и как мы к сегодняшнему дню пришли.
Бумаг в подвале больницы было много. Тут и переписка, и финансовые документы, и даже книги, присланные в губернскую больницу как дар от известных ученых и врачей из университетских городов. Встречались даже нераспечатанные конверты и посылки. Получили их, а потом так и бросили – нечего всякой ерундой голову занятым людям себе забивать.
Всё, что касается судебной медицины, я складывал в отдельную стопочку. Мелочей в нашем деле нет, лучше что-то больше знать, чем меньше.
Я развязал бечевку на очередной пачке пожелтевших документов. Палатный надзиратель, приставленный за мной следить, уже спал. Да, спал! Сегодня он какой-то старый, пованивающий тулуп притащил, прямо на полу подвала его расстелил и дрыхнуть завалился. Совсем не мотивирован он на работу. Платят здесь им совсем мало, вот он и трудится спустя рукава. Ещё и всякую шваль на эти должности набирают. Не знаю, как в других отделениях, а в психиатрическом они пациентов обижают, еду даже у них отбирают.
Так, что здесь? Несколько листов, что лежали сверху, моего внимания не привлекли, а вот этот, я внимательно просмотрю…
«Свидетельство. 1793 года генваря 18 дня Вятский нижний земский суд обще с уездным стряпчим Вятской округи подгородных деревень, деревни Луковициной крестьянина Ивана Шихова найденное в проруби на Вятке реке мертвое тело свидетельствовали. По свидетельству оказалось на оном знаки на носу и на лбу небольшие сапинки. На левом боку два небольших пятнышка. Свидетельство подписано стряпчим и четырьмя заседателями».
Сапинки? Что, за сапинки такие? Непонятно…
Стоп. Что, не врач труп свидетельствовал? Только члены суда? Интересненько… Они ведь такого насудить могут на основании подобной экспертизы!
Да уж… Чудили предки…
Это ладно. Бумаги на полках в подвале иногда были по годам перепутаны, лежали вперемешку. Буквально вчера пришлось мне разбирать раритеты уже из стоящего тут на дворе девятнадцатого века. Раскопал я, приводя их в порядок, что в одном из уездов губернии длительное время исследовал трупы… землемер! А что не почтовый служащий? Или ветеринар? Последнему даже такая деятельность ближе будет…
Мой надзиратель, между тем, храпел так, что мыши, жившие в подвале, поседеть должны были. Перегаром ещё от него немилосердно тащило. Валенки моего стража воздух так же не озонировали.
Мыши… Мыши тут водились. Многие пачки бумаг ими было от души погрызены.
Спи, детинушка, спи, а я вот эту книжечку к рукам приберу… Когда ещё такое попадется!
Самым злодейским образом я, разместив под нижней рубахой, лишил архив Вятской губернской земской больницы брошюрки аж 1828 года «О введении в действие наставления для врачей при судебном осмотре и вскрытии мертвых тел».
В данном наставлении подробно излагался порядок вскрытия при замерзании, огнестрельных повреждениях, рубленных ранах… Эти древние правила уже предписывали обязательное вскрытие трёх главных полостей человеческого тела.
На кой мне эта книжица? А, пусть будет. Так мне мой внутренний голос шепнул.
Про – пусть будет, это я говорю шутейно, не всерьез. Медицина – это один из самых регламентированных видов человеческой деятельности. Приказы, стандарты, протоколы со всех сторон доктора окружают, его руками двигают. Шаг вправо, шаг влево – расстрел. Но, не всегда новые указующие документы бывают лучше вышедших из употребления. Работать в данном случае приходится по-старому, а отписываться по-новому. Пишем-то мы для прокурора.
Похожая ситуация со старыми монографиями и книгами. У классиков иногда столько полезного выцепишь, что половины в свеженькой, только что из типографии, книжице не обнаружишь. Писали раньше всё просто и понятно, от жизни, а не мудрствуя лукаво.
Сам я столько всего у старых авторов почерпнул, что не раз им в ножки кланялся.
Так и тут, перед занятием профессиональной деятельностью, будет мне совсем нелишне и данное наставление к сведению принять. Тем более, что в нем – всё по полочкам разложено, во многих десятках пунктов расписано… Любо-дорого таким наставлением пользоваться.
Перед обедом в голове палатного надзирателя по всей вероятности будильник прозвенел и он проснулся. Такое важное и значительное событие в своей серой жизни он никак не мог пропустить. Всего-то радостей мужик имел – пожрать, поспать да в баньку сходить. Ну, ещё и водочкой свои мозги затуманить.
Я, видно, перед ним в чем-то провинился, поэтому он меня в подвале запер, а сам убежал больных в психиатрическом отделении объедать. Ничего, отольются и кошке мышкины слёзки…
Повздыхав, я занялся очередной пачкой «Судебноврачебных осмотров». Подавляющее большинство бумаг касалось секты скопцов. Мои коллеги, сейчас-то их уже и в живых не было, немало так позанимались освидетельствованием подозреваемых в оскоплении. Причем, подлежали осмотру, судя по бумагам, всё люди больше зажиточные, а не голь перекатная.
Вспомнилось мне, что как раз в те годы, что в медицинских документах значились, секта эта немалую силу в России имела и даже власть в стране они захватить думали. Вот, скорее всего, скопцов в экстренном порядке безжалостно и выводили на чистую воду, а потом уже всемерно прижучивали. Ишь, чего надумали, против государя-императора козни чинить…
Только я со скопцами закончил, мой надзиратель явился. Сытый и… сильно пьяный. Куражиться надо мной попробовал, но я его быстро в чувство привел. Побил, но без видимых телесных повреждений. Надоел он мне хуже горькой редьки, вот я с ним воспитательной работой и занялся.
Я тут достойное место в новой жизни занять готовлюсь, а он мне мешать ещё будет!
Ежели эта скотина на меня пожалуется – отопрусь. Свидетелей же нет. Только его слово против моего.
– В следующий раз вообще убью, сварю и съем, – пообещал я вытирающему слёзы с пьяной морды палатному надзирателю. – Понял?
– Понял, понял… – сученок даже лапками своими в воздухе замахал. – Понял.
– То-то. – я свёл грозно брови. – Помни, у меня не забалуешь…
Глава 8 На новом месте
После возвращения с лечения Светловского в уезд, он, по мнению части его жителей, стал несколько иным.
Почему, только – части? А не со всеми его обывателями, даже занимающими в уезде важные должности, врач Светловский в своей обыденной жизни ранее и общался. Внешне-то врач никак не изменился, разве что от регулярного питания в больничном заведении губернского земства, стал он несколько шире в талии.
Большую трансформацию претерпела его манера общения. Доктор стал более нелюдимым, исчезла, присутствующая ранее, временами нападавшая на него болтливость, говорить он стал, как бы выбирая в своей голове слова. Перед тем, как что-то сказать, врач на миг задумывался, иногда даже брови хмурил и шевелил пальцами на правой руке. Как будто бы он перебирал карточки, на коих у него заранее начертанные ответы были подготовлены, а сейчас доктор и искал наиболее подходящий.
Ещё одно – алкоголь Светловский после возвращения из Вятки на дух не переносил. Некоторые уездные дамы, узнав об этом, даже ловили себя на мысли о том, что не опоить ли их благоверных кумышкой? Может, тогда они, их непутевые мужья, тоже пить перестанут?
Работы у уездного врача за время его отсутствия накопилось выше крыши. Но, если учесть, что в Вятской губернии того времени срок ожидания судебно-медицинского вскрытия нередко достигал двух-трех месяцев, то чем-то необычным это и не являлось.
Однако, бурно начавшаяся естественная смена времен года заставляла Светловского, а на самом деле – Сергея Анатольевича Светлова, теперь побыстрее засучить рукава. Снег-то сходил, а это создавало огромные проблемы для хранения трупов. Кое-где уже в волостях и временные могилы даже рыли, в которых политые керосином и обложенные лапником трупы должны были уездного врача более сохранными дожидаться.
Но, это в случае, ежели покойный Богу душу дома отдал. А если труп где-то в поле или в перелеске нашли? Забирать-то с места обнаружения его нельзя! Полагалось только выставить к трупу караул и охранять его до вскрытия врачом.
Так что ждали начала возобновления работы уездного врача Светловского больше, чем малыши Деда Мороза у новогодней ёлки.
В каждой из волостей уезда были и замерзшие, и висельники, и… запарившиеся в печах. Имело место быть такое «развлечение» в Вятской губернии. Банька-то не у всякого есть, а грязь смыть с себя хотя бы время от времени требуется. Вот и парились в русских печах. Часто и до смерти.
На столе доктора сейчас лежали требования на вскрытие умершей в печи крестьянской вдовы Улиты Перевощиковой, запарившейся до смерти крестьянки Пелагеи Скопиной и найденного мертвым в печи крестьянина Власа Пермякова. Кстати, чаще запаривались именно старухи, но Сергей Анатольевич впервые с такими случаями столкнулся и об этом не знал.
С освидетельствованиями живых лиц дело обстояло совершенно так же. Сергей Анатольевич в первую очередь эти дела и разгреб. Затруднений в сем он не испытал. Помогла опять же работа в архиве губернской больницы. Умыкнута оттуда и от корки до корки проштудирована была им книжица профессора Е.В. Пеликана о телесных повреждениях.
Сей ученый муж предлагал в ней новую классификацию телесных повреждений. Им были выделены: 1. Телесные повреждения тяжкие – опасные для жизни, требующие лечения не менее шести недель, причинившие такой ущерб здоровью, что человек утратил свою профессию. 2. Телесные повреждения менее тяжкие – требующие лечения не менее тридцати дней. 3. Телесные повреждения легкие – не опасные для жизни и требующие лечения не более двух недель.
Так что заключения доктора Светловского сейчас сияли светом самого передового медицинского знания, а к тому же оформлены были по всей полагающейся форме каллиграфическим почерком. Находясь в больнице, Сергей Анатольевич много тренировался писать непривычным ему перышком и, надо сказать, достиг в данном деле немалых успехов.
Результатом медицинской деятельности, в том числе и судебно-медицинской экспертизы, является не материальный объект, а услуга. Последняя существует только в момент её совершения и не хранится, а оценивается… по тому, как доктор отписался. Хорошо и правильно всё напишешь – молодец и умничка.
Так и уездный врач Светловский в глазах сыскных и судебных начал день ото дня расти и на новые высоты подниматься. Резал ловко, бумаги писал лучше-лучшего, а что иное от судебного врача требуется?
Ещё и в столичные медицинские журналы уездный врач Светловский начал статьи об интересных случаях из своей практики пописывать. Что удивительно, его и публиковать стали регулярно! Отзывы на его опусы авторитетные давать!
Тут ко всему прочему, уездного врача за ревностное и беспорочное служение ещё и чину титулярного советника представили. Выслужил он нужные годы и получил свой IX класс.
Заслуги Сергея Анатольевича в последнем совершенно не было. Это – наследство, если можно так сказать, от канувшего в небытие Светловского.
Хотя, тут он и есть Светловский, самый что ни на есть настоящий.
День шел за днем, Сергей Анатольевич всё больше обвыкался в новом для него мире. Одновременно с этим, доктор всё больше и больше скучал по своему настоящему дому и семье.
Глава 9 Мужик на лесной тропинке
Однонаправленная форма протекания физических и психических процессов продолжала быть. Это, так заумно – про время, если кто не сразу и понял.
Внутри одной из бесконечного количества звезд, водород непрерывно превращался в гелий.
Третья по счёту от этой звезды планета двигалась относительно её по почти круговой орбите и одновременно вращалась ещё и вокруг своей оси.
На календаре, что висел на стене квартиры уездного врача Светловского, значилось 5 мая 1892 года.
Президентом Швейцарии уже стал Вальтер Хаузер.
Уже состоялся в Спрингфилде первый баскетбольный матч.
В январе этого года была основана The Coca-Cola Company.
В марте – появился футбольный клуб «Ливерпуль».
Успел родиться и сейчас пачкал пеленки Джон Рональд Руэл Толкин.
Были совсем чуть-чуть его моложе Константин Федин и Александр Малышкин.
То же можно сказать о Мэри Пикфорд и Манфреде фон Рихтгофене…
А вот Иосип Броз Тито появится на свет ещё только через два дня.
В этом же году Д. И. Ивановский открыл и описал вирусы, что послужило началом развития вирусологии.
Кстати, и Пётр Дмитриевич Боборыкин написал свой роман «Василий Тёркин» в том же 1892 году. Не знали? То-то… Это – совсем не удивительно.
Одним словом, в данном году много чего случилось важного, занимательного и значимого для всемирной истории.
Ну, а кроме того, в обозначенный на календаре доктора Светловского, а вернее – уже Светлова Сергея Анатольевича, день, произошло одно, позднее привлекшее к себе огромное внимание, событие.
Мама одной девочки испекла, а может быть и не испекла пирожки. Может быть положила, а может быть и не положила их в корзинку. Может быть поместила в неё же, а может и не поместила в сию емкость горшочек с маслицем. Может отправила, а может и нет эту самую девочку с пирожками и маслицем к её бабушке.
Всё это происходило в объективной реальности, а не в сказке, но так давно, что точной информации о случившемся не сохранилось.
Однако, утром 5 мая 1892 года двенадцатилетняя девочка Марфа Головизнина, проживавшая в деревне Анык Вятской губернии, отправилась к своей бабушке в соседнюю деревню Чулья.
Между этими сельскими населёнными пунктами существовали две дороги: одна – широкая, в обход леса, вторая – узкая тропа по заболоченной низине через лес.
Девочка отправилась по второй. Так быстрее будет. Кого ей бояться? Злые волки, которые глотают не жуя Красных Шапочек, они – только в сказках имеются. Впрочем, Марфа сказку про вышеуказанную иностранную девочку скорее всего и не читала, но была храбрая и глупая, поэтому напрямую через лес и пошла.
В почти половине версты от окраины своей деревни выше обозначенная Марфа Головизнина и обнаружила человеческое тело, лежавшее ничком поперёк тропы. Судя по одежде, это был мужчина.
– Ой! – встала как вкопанная Марфуша.
Мужик…
Может, он шел-шел по каким-то своим делам и ему плохо сделалось?
Такая была первая мысль у девочки.
– Дяденька! – несколько неуверенно произнесла Марфа.
Реакции на сказанное от тела на тропинке не последовало.
– Дяденька! – повторила, но уже громче, Марфа.
Мужик как лежал, так и лежать остался, даже в её сторону головы своей не поворотил.
Тут девочка слова своей матушки и вспомнила. Ну, о том, что мужики всякие бывают. Особенно плохи они когда пьяные.
Марфа после этого даже на несколько шагов назад отступила.
Может и этот вином опился? Тогда для неё всё может случиться совсем нехорошо. Покусится на её девичью честь этот пьяница, а потом как ей дальше жить? Порченую девку ведь даже замуж никто не возьмет!
Марфа ещё пару шагов в сторону от лежащего сделала.
А, вдруг всё же плохо ему?
Добрая девочка ещё несколько раз покричала, но лежащий не отозвался.
Пьяный – таково было её окончательное решение. Марфа сошла с тропинки и по лесу обошла лежащего. От греха нужно быть всегда подальше.
Лица мужика, что перегородил ей тропку, Марфа Головизнина не видела, поскольку на его голову была наброшена пола азяма.
Девочка ещё немного постояла на тропинке, с ноги на ногу попереступала, повздыхала и дальше к бабушке пошла. Вернее – чуть не побежала. Страшно ей вдруг стало. А как вскочит этот мужик, схватит её своими лапищами…
Деревья вскоре начали редеть, а потом и совсем кончились. Марфа вышла на поле и остановилась. Повернулась назад посмотреть – не крадется ли за ней страшной мужик?
Между деревьями никого не было. Ни мужика, ни серого волка, который может встретиться в лесу маленьким девочкам. К слову, по местным меркам Марфа была не такая уж и маленькая. Вполне себе – скоро замуж можно выдавать.
В их деревне, да и в соседних, с женитьбой не тянули. Парни, когда войдут в возраст, могут и из родительской воли выйти и привести в дом неугодную семье жену. Молоденькая невеста тоже боле желательна, чем девица в годах, её легче приучить к послушанию в семье мужа.
Это Марфа слова тятеньки и матушки вспомнила, как-то они меж собой об этом деле разговор вели. Марфуша, надо сказать, девочка была памятливая, но не ко всему. В деревне бабушки она с подружками встретилась, им обрадовалась и мужик на тропке из её головы словно улетучился. Ни бабушке, а также никому из родных она о происшествии в лесу в тот день так и не сказала.