Пацаны: конец истории

Купер

Он не был самым добропорядочным человеком, но он был отважным…

Время от времени ввязывался в сомнительные дела, за бесценок сдавая в наем свое мужество и мастерство тем, кто был этих качеств лишен.

В военное время человек этот наделал бы чудес: его бы послать куда-нибудь пробраться сквозь непроходимые, опасные места, украсть перед носом у самого неприятеля пушку – это его бы дело.

Но за неимением военного поприща, на котором бы, может быть, его сделали честным человеком, он напакостил от всех сил.

Над провинциальным кладбищем висит весеннее прохладное небо. Среди облаков в бескрайнем хрустальном пространстве уже гуляют воздушные потоки пробуждающейся после морозов природы, они носятся меж голых деревьев, веют над рыхлым снегом и приятно тревожат душу.

День перевалил за половину. Машины и автобусы траурных процессий уже разъехались, оставив за собой у входа на кладбище месиво весенней грязи и тишину.

Сбоку от недавно отреставрированной часовни на огороженной площадке выставлены на продажу разной формы и размеров могильные плиты и кресты. Там же примостились несколько магазинчиков, где можно приобрести иную продукцию печальной тематики: венки, цветы искусственные, цветы живые.

В ветвях деревьев по-весеннему живо и звонко щебечут птицы. Стучит падающая на шифер бриллиантовая капель. Сквозь сизые тучи сияет солнышко, окрашивая их янтарно-медовым цветом. Равнодушная природа демонстрирует показательную отстраненность от дел людских.

Аллеи с могилами погибших в войне на Украине разрослись. Переступая через проталины, я шел между свежими глиняными насыпями. Ветер шевелил флаги и ленты на венках. С фотографий на крестах и плитах на меня смотрели и смотрели те, кого больше нет. Было очень много молодых лиц, я видел даты их рождения, и мне становилось жутко. Еще вчера страна жила мирной жизнью, население отходило от ковидной истерики, но что-то перещелкнуло и на первых порах резво и бодренько началась война. «Разве такое возможно?» – удивлялись люди. Оказалось, что возможно. Кладбища начали заполняться убитыми. У Ремарка в романе «На Западном фронте без перемен» есть эпизод, где изможденные боями солдаты мечтают, чтобы войны начинались схваткой руководства враждующих сторон: народное гулянье, музыка, входные билеты, на сцену подымаются облаченные в трусы вожди и лупят друг друга дубинками. Великолепная идея: призываете ринуться в бой – покажите пример! Однако знать предпочла войнствовать у микрофонов и на камеру, а в бой пошли одни бедняки. В погребальных конторах закипела работа: в могильные кресты монтировались таблички с фотографиями, на плитах гравировались портреты и даты. Вдруг у могилы с «вагнеровским» венком, украшенным черным крестом, я наткнулся на табличку с датами 10.06.1956-30.10.2022, поднял глаза и прочел: Куприянов Александр Львович, увидел фотографию и встал как вкопанный – Купер! Сухощавое лицо, седые волосы и борода, полуулыбка и ледяной взгляд светло-серых глаз, смотрящих куда-то сквозь меня. Купера у нас знали все – уголовник-рецидивист, жестокий, хладнокровный одинокий волк. С юных лет он имел репутацию плохого парня. Дикие хулиганства и дерзкая находчивость выделяли его среди прочих шалопаев. Однажды в шестом классе Купер и его приятель Костя Костыль в воскресенье пробрались в школу через заранее открытое окно и устроили акцию вандализма. Два балбеса бегали по коридорам и швыряли в стены горшки с цветами. Конечно, их вычислили, пропесочили, как следует, и заставили возместить ущерб. Костыль принес из дома все горшки с цветами, Купер поступил проще – перетащил их из здания начальной школы. Худой, жилистый, безбашенный Куприянов славился как специалист по мордобою. Регулярно гуляли истории о том, что он поколотил того, ушатал этого. «Нравится махать кулаками – махай на ринге», – решил его отец и привел Сашу в секцию бокса. Там Купер показал результаты, тренеры разглядели в нем талант. Однако этого пацана невозможно было к чему-то принудить, он то посещал тренировки, то не посещал, мог пропустить соревнования, если находил занятия поинтересней. Тренеры пришли в бешенство, когда Саня пропустил важный турнир, и выяснилось, что он поехал к девчонке в отдаленный поселок за 50 километров. Повзрослев, Купер повесил у себя дома тяжелый, массивный мешок, на стену наклеил плакат с популярным тогда Брюсом Ли и его изречением: «Я не боюсь того, кто изучает десять тысяч различных ударов. Я боюсь того, кто изучает один удар десять тысяч раз». Кто наблюдал, как Александр монотонно, раз за разом, заряжает по мешку однообразные полупрямые, полубоковые крюки, понимал, что такими ударами можно убить.

В армии Купер попал в ВДВ. Старослужащие обратили внимание на независимого солдатика, попытались его зачмырить, чтобы сломать, но быстро поняли, что с психом лучше не связываться, других хватает тел для издевательств. Не уяснил этого тугодум-здоровяк старшина, за что и поплатился – Купер проломил ему череп совковой лопатой. Далее последовал приговор военного трибунала и не дисциплинарный батальон, куда попадали за незначительные преступления, а колония. Куприянов освободился в конце восьмидесятых. Жизнь в стране стремительно менялась: повылазили барыги; как прыщи, вылупились будки-ларьки. В новых реалиях Купер воспринимал себя громилой-ковбоем на Диком-Диком Западе. Мысль устроиться на работу, как и во всю последующую жизнь, не пришла в голову Александру. Дерзкие налеты, разбои, выбивания долгов стали его полем деятельности. К нему обращались, когда надо было кого-нибудь изувечить или еще того хуже. Он выполнял свою работу четко, жестко и с изощренностью. Купер был мастером перевоплощений. Лежит он на лавочке, изображая опустившегося идиота. Образ реалистичен – мокрые в районе паха шаровары, вонь из пакета от набранной из помойки тухлятины. Появляется хозяин торговой точки, рядом с которой происходит данное безобразие, и велит навозному жуку убираться. Неожиданно он получает несколько ударов шилом, Купер ныряет за угол, скидывает в мусорный бак лохмотья, остается в трико физкультурника, садится на велосипед и убывает в неизвестном направлении.

Когда у Купера заканчивались деньги, а это случалось не редко (он был расточителен: баловал себя дорогой одеждой, бытовой техникой и прочим), то банально выходил на большую дорогу. Увидел, прибил, обшманал – рядовые будни Куприянова. Зная маршрут начальника бригады азиатов-строителей Каната Шабдаевича, Купер неоднократно подкарауливал его в парке, избивал и грабил. Когда Шабда-евич в очередной раз увидел Куприянова на безлюдной дорожке, то предупредительно возопил: «Только нэ бэй! На! Возмы!» И протянул ему четыреста долларов.

Скрытный, мнительный, повидавший немало человеческой трусости и подлости, Куприянов никому не доверял и числил в своих друзьях немногих. Он давно возился с приятелем детства Костей Костылем, который во взрослой жизни превратился в алкаша: кодировал его, выручал деньгами, говоря: «Пропьешь, обезьяна, подавишься, я за них рискую». Костыль погиб от пьянства. Куприянов поддерживал отношения с бывшим сослуживцем – единственным, кто нашел в себе смелость встать на его сторону в противостоянии с «дедами». Когда этот парень разбился, спрыгнув на спор в день ВДВ с высокого моста в реку, Купер взял на себя похоронные расходы и установил на могиле памятник.

Купер легко сходился с женщинами и был до них большой охотник. Он крайне щепетильно относился к своей внешности: всегда импозантен, ухожен, подтянут, предпочитал молодежный стиль, мог допустить в своем образе искринку – красные кроссовки или пеструю цыганскую рубашку, например. Дамы чувствовали в Куприянове силу хищника и отвечали ему взаимностью. Он женился, разводился, снова женился, имел много отношений на стороне. Возня с бабами занимала массу времени Куприянова. В одиночку он лазил по дискотекам, клубам, где умудрялся знакомиться с совсем молоденькими девушками. Их подкупали его уверенные манеры, ровный, убедительный тон голоса, который при общении с дамами менялся: становился более плавным, гипнотизирующим. «У тебя голос, как у диктора», – заметила ему как-то подруга. «Да, годится, чтобы зачитывать некрологи», – отшучивался Купер. Он обладал замечательным, своеобразным чувством юмора. Над своими злоключениями Куприянов тоже подтрунивал. Когда его избили, как собаку, омоновцы при неудачном нападении на инкассаторов в чужом городе, он выдавил на разбитом в месиво лице ухмылку и, выплевывая зубы, промолвил: «Какие негостеприимные здесь жители…»

Помимо женщин, Купер испытывал сильную страсть к оружию. Где и у кого он его приобретал – загадка. У него образовалась солидная коллекция, в которой присутствовали и старые, легендарные машинки, и новые, интересные, эффективные экземпляры. Он виртуозно владел стволами, мог часами упражняться, собирать, разбирать, чистить, и чах над своими любимцами, как Кощей над златом. Купер всегда был вооружен. Он знал наизусть фильм «Злой, плохой, хороший» и восторгался бандитом Туко Рамиресом, выстрелившим из пистолета во время мытья в ванной.

Главы местных ОПГ хотели привлечь Купера в свои ряды в качестве могучей боевой единицы, но, познакомившись с ним поближе, пришли к выводу, что он абсолютно неуправляемый, не признает никаких авторитетов и представляет опасность даже для них.

Купер являлся синонимом опасности. Этот матерый хищник мог напасть в любой момент. Всегда собран, насторожен, с пистолетом за поясом, он держал на нем руки и готов был сразу начать стрельбу. Беседу Куприянов вел очень тихо, даже если находился в лесу или на пустыре. Ожидая подставы, он смотрел по сторонам, сканировал местность. Купер не пил, не курил и имел совершенно трезвое, холодное, криминальное сознание. Он очень обстоятельно подходил к планированию преступлений, мог месяцами разрабатывать детали, обязательно тщательно продумывал пути отхода. При обсуждении он никогда не стеснялся переспросить, и ему разъясняли, уточняли. Купер умел себя ставить таким образом, что с ним общались уважительно. В незнакомых компаниях он больше отмалчивался и, если вступал в беседу, то сразу концентрировал внимание на себе.

Трезвый и обстоятельный подход к делу сочетался у Куприянова с решительностью и лихой дерзостью. Он умел быстро принимать решения, резко переходил к действиям, а мог и отпустить потенциальную жертву, если чуял, что момент неподходящий. Однажды, попав в ДТП, слушая ругательства и угрозы другого участника аварии, он, как всегда, посмотрел по сторонам – вокруг было многолюдно. «Чш-ш, – прервал он вопли пострадавшего, – Кыш отсюда!» Человек столкнулся с ледяным волчьим взглядом, осекся, присмирел и поплелся в свою машину.

Обстоятельность Купера проявлялась во многом. Он подробно и досконально изучал инструкции техники, которой владел, чтобы использовать ее по максимуму. Он знал все функции своего смартфона, телевизора, стиральной машины, автомобиля. К отношениям с женщинами этот пышущий тестостероном самец тоже подходил обстоятельно, но эта обстоятельность-серьезность была уже иного рода. Как-то ночью ему позвонила красотка, которую он долго добивался. Девушка была навеселе, и в развязной манере предложила приехать к ней. «Я тебе не мальчик по вызову, звони мне трезвая!», – обломал ее Купер и бросил трубку. Он не переносил запах табака и никогда не завязывал шашни с курящими женщинами. Как-то в ночном клубе, сидя за столиком с очередной избранницей, он нарычал на подвыпившего недотепу, когда тот, проходя мимо, сбросил пепел в их пепельницу. Недотепа, на свою беду, что-то буркнул – Купер тут же пробил ему в голову. Парень рухнул и провел остаток вечера под их столиком. Куприянов как ни в чем не бывало продолжил беседу, время от времени проверяя ногой состояние горе-курильщика. Куприянов никогда не платил за плотские утехи, хотя частенько крутил романы с эскортницами – такие у него были принципы.

Матерый волк Купер строго следовал своему кодексу правил, главным из которых было: при любых обстоятельствах сохранить лицо и репутацию.

Как-то в боксерском зале, куда Куприянов время от времени заглядывал пообщаться со стариком-тренером, посмотреть на боксеров, самому пораски-дывать руки и встряхнуться, случился такой эпизод. Куперу тогда было уже далеко за пятьдесят, он заканчивал тренировку, устал и делал пресс. Лежа, подымая корпус, он заметил приближение чьих-то копыт: молодой, пышущий силой и темпераментом бычок встал над ним и самонадеянно предложил постоять в парах. Купер смерил смельчака изучающим холодным взором: «Хорошо! Один раунд передней рукой». Весь зал замер и наблюдал за поединком.

Из соседнего помещения подошли ребята, занимавшиеся смешанными единоборствами, во главе со своим лидером – великаном-бородачом Иваном Лаптевым, тоже битым жизнью, недавно победившим онкологию, рак четвертой степени. «За тебя кулаки держим, брат!» – прогудел басом Лаптев Куперу.

Куприянов был левшой. Он навтыкал набросившемуся на него бычку сухих, неприятных джебов, отчего с того сошла спесь. Александр начал поджимать, угрожать, но выкидывал ударов мало, отдыхал, присматривался. В конце раунда он провалил противника, стеганул свой любимый крюк и посадил бычка на задницу. «Что и требовалось доказать!» – усмехнулся Лаптев.

Затем Купер отправился в раздевалку, не спеша помылся, собрался, вернулся в зал попрощаться с тренером. Бычок что-то горячо тому объяснял. «А что ты хотел? Он ветеран, старая школа!» – прервал тренер.

Куприянов был не чужд справедливости. Никто в его присутствии не смел обидеть женщину. Он всегда ставил на место зарвавшегося хулигана, сначала делал замечание и, если это не помогало, люто казнил. Однажды, зайдя в кабак, Купер увидел, как двое дюжих мордоворотов буцкают ногами лежащего на полу бедолагу. Купер рыкнул: «Хорош». Был послан. Тут же вылетели несколько жесточайших ударов – мордовороты повалились к тому, кого избивали. Бедолага поднялся и представился местным опером. Шли годы, опер рос по службе и дорос до начальника уголовного розыска местного УВД. На удивление он оказался помнящим добро человеком и раз за разом выручал, предупреждал и вытаскивал бывшего спасителя из неприятностей. Надо заметить, что знакомство с Купером импонировало сильным мира сего. Многие удивлялись, наблюдая, как с этим уголовником почтительно здоровается тот или иной статусный муж.