Рвущийся в небо
– Четай и Наруша с детства вместе. После обряда они и свадьбу сыграют, – продолжила говорить Сэнежа. – А дальше всё сложнее. За крыльями вас четверо непристроенных явилось, а одаряющих свободных всего две. Бажута, – Сэнежа взглядом указала на сидящую в одиночестве девушку, – и Вияна. Но с Вияной не всё ладно, и попадёт ли она в этот раз на остров – неясно. Скорее всего, здесь останется. Так что одна надежда на Бажуту. А она и Литюш, – быстрый кивок в сторону парней, – живут по соседству. С детства друг друга знают. Он её не первый год замуж зовёт. Так почему ты думаешь, что она тебе крылья подарит?
Сенежа смотрела на Кипуна внимательно, серьёзно и с некоторой долей сочувствия.
– А я и не думаю, – пожал плечами Кипун. – Может, и не мне, а только вряд ли Литюшу. Ежели б ему, давно бы за него замуж пошла…
– Замуж? – переспросила его наконец решившаяся подойти Алкажа. – А ты за женой сюда пришёл? Не рано ли?
Кипун едва не сплюнул с досады.
– Я – за крыльями! – сказал он.
Сестры захихикали. Сели по обе стороны от Кипуна и стали несильно пихаться и щекотать за бока. Кипун сперва крепился, потом не выдержал и захохотал.
– Смех смехом, а пора и пожевать чего-нибудь, – сказала Алкажа и развязала тесёмки вышитой яркими нитями сумки.
Как Кипун ни отнекивался, а в итоге оказалось, что он разжился парой варёных яиц, приличным куском хлеба и пригоршней сушёных ягод.
– Мне и отдариться пока нечем, – посетовал он.
– Не переживай, не к спеху, – отмахнулась Алкажа. – Нам всё равно до отплытия самим всё не съесть, а на остров своё не возьмёшь.
– Да и Теянка нам не простит, если тебя голодным оставим, – хитро усмехнулась Сэнежа.
– При чём здесь Теяна? – взвился Кипун.
Сёстры снова захихикали, но ответить ничего не успели. Показался Иняй. Он обвёл площадь усталым взглядом. Все притихли, и старик пошаркал на помост.
– С Вияной всё хорошо будет, – громко крикнул Иняй. – Поправится. Но время ей нужно! И этот обряд она пропустит… – голос старика стих.
– Остальные-то продолжат? – тревожно выкрикнул кто-то из толпы.
– Всё пойдёт своим чередом, – успокоил его Иняй.
Он повёл руками, подзывая к себе разбредшихся участников обряда. Кипун и сёстры шагнули на помост первыми. Пока собирались остальные, Иняй вновь расстелил свой платок на досках. Последним подошёл чужак с Дальних островов. Шесть синих и четыре белых семечка по-прежнему ярко выделялись на оранжевом фоне.
Старик вздохнул и убрал один белый кругляш.
– Оставь, отец. Пусть лежит, – раздался мелодичный голос, и на помост зашла Инесь.
Иняй удивлённо посмотрел на дочь.
– Я возьму, – пояснила она.
Ветер шевелил свисающий с её плеч бело-синий ритуальный плащ. Второй такой же она сунула в руки Кипуну.
– Ты? – растерянно переспросил Иняй.
– Может, вторая попытка будет… счастливее первой, – сказала Инесь. Горькая усмешка искривила её тонкие губы.
– Но… – хотел было что-то возразить Иняй, но осёкся и молча уставился в глаза дочери.
– Ой, что бу-у-уде-е-ет, – шепотом протянула Сэнежа в ухо Кипуну.
Вышло неожиданно громко. Иняй вздрогнул и, стукнув своим посохом по доскам помоста, гаркнул:
– Что суждено, то и будет! В круг! Вставайте в круг!
Ритуал пошёл своим чередом. Вновь зазвучали песни. Послышались голоса, тянущие замысловатый мотив. Сперва робко, затем всё увереннее и громче. Шелест браслетов жреца. Рваный ритм, что Иняй отстукивал посохом по доскам помоста. Притопывания и хлопки. Всё это завораживало, кружило и без того тяжёлую от недосыпа голову Кипуна.
Всё слилось в какой-то пёстрый ком звуков, лиц, запахов, движений. Из этого кома иногда выпадали отдельные фразы, смысл которых пробивался к разуму Кипуна, а затем всё вновь тонуло в неразборчивом шуме.
– …обнять родных, – сказал Иняй.
И Кипун увидел, что к Сэнеже и Алкаже бросились их родители. Мать ничем не отличалась от дочерей, разве что волосы были строго заплетены, да в уголках глаз виднелись лучики тоненьких морщинок. У Кипуна мелькнула мысль, что отец с дедом, наверное, нарушили какие-то обычаи, когда подходили к нему раньше. С другой стороны, если бы это было серьёзным нарушением, Инесь указала бы им на это.
– Давай, Кипун, не посрами! – сказал неизвестно откуда возникший дед, коротко обнял и ласково похлопал по спине. В лицо дохнуло табаком.
Поднялась суета. Люди выкрикивали добрые пожелания. Потом все вместе двинулись к пристани. Толчея усилилась. Деда оттёрли в сторону. Кипуну сперва чудилось, что он всё ещё слышит его голос, потом гул стал таким плотным, что выделить из него что-то конкретное оказалось немыслимо.
Более-менее четко осознавать происходящее Кипун стал уже на плоту. Он сидел, скрестив ноги, на циновках под навесом. Рядом с ним сидел крупный, с одутловатыми чертами лица и чуть оплывшей фигурой парень, Сэнежа, кажется, говорила, что это Литюш. Литюш покачивался из стороны в сторону и безотрывно смотрел на Бажуту. Та сидела у основания треугольной мачты и не обращала внимания на давнего знакомца. Она весело щебетала со вторым молодым человеком, про которого Сэнежа рассказать не успела, а может, просто сказать нечего было.
Кипун вздохнул, где-то в груди наконец-то распустился тугой узел тревоги. До последнего не верилось, что его допустят к обряду. Казалось, что в последний момент Иняй одумается и прогонит его прочь. На несколько лет, пока не подрастёт, а может, и навсегда. Но всё получилось проще, чем думалось.
Солнце клонится к горизонту, а он, Кипун, скользит по водной глади на обрядовом плоту по направлению к самому неуютному острову в их архипелаге. Остров этот стоял особняком и не отличался приветливостью и радушием. Там никто не жил. Даже живности не было, разве что пичуга какая время от времени передохнуть залетала. Камней на нём было больше, чем на родном Угре, а травы вовсе не росло. С питьевой водой тоже было худо. Поговаривали, что небольшой родничок там имеется, но высадившимся на остров не всегда удавалось его найти. Зато там была сальза – небольшая кочка, время от времени извергающая грязь. Из-за неё-то остров и назвали Плюющимся стариком. Не самое приятное место. Туда даже мальчишки предпочитали не соваться. Славы не добудешь, а вот неприятностей огребёшь.
Кипун покрутил головой, стоило присмотреться, в какой компании он проведёт ближайшие пару дней.
У рулевого весла стояли двое крылатых. Широкоплечие, серьёзные, чем-то неуловимо похожие друг на друга, они деловито работали веслом, направляя движение плота. Кипун задумался.
В этот раз в обряде участвует десяток человек. С острова вернётся как минимум четверо крылатых. В прошлые разы наверняка было не меньше. Так отчего они так редко встречаются? Кипун шапочно знал этих двоих, они получали свои крылья даже не в прошлый обряд, а в позапрошлый. Мог припомнить ещё троих. Но разве же не должно их быть больше?
– Это что за дерево такое?
Вопрос, хоть и заданный не ему, а рулевым, прервал размышления Кипуна. Чужак с Дальних островов произносил знакомые слова, но так, что требовалось некоторое время, чтобы понять, что именно он спрашивает. Говорил быстро, не делая пауз, глотая окончания, словно он куда-то страшно спешит, словно от этого жизнь чья-то зависит. Нет. Десять жизней! Не меньше.
Крылатые, однако же, не особо затруднились с пониманием смысла обращенного к ним вопроса. Видно, не впервые с ним беседу вели. Отвечать стали обстоятельно, подробно. Про плавуч, стволы которого лежали в основании плота. Про то, чем это дерево отличается от других и почему в быту его не используют, пускают только на вещи значимые, обрядовые. Чужак слушал внимательно, что-то уточнял, приседал, свешивался, трогал руками.
Кипун заскучал и переключил внимание на остальных пассажиров плота. Рядом сидящий Литюш не вызывал особого желания завести беседу. Уж слишком угрюм. За Литюшем сидели Сэнежа и Алкажа. Сёстры о чём-то шушукались и время от времени стреляли взглядами, то в чужака, то в Литюша, то в Бажуту, а то и в самого Кипуна. Единственными, до кого не достреливало их внимание, были Четай и Наруша, что обжимались на передней палубе, отгороженные от нескромных взглядов прямоугольным парусом, да Инесь, что расположилась за спинами сестёр у самого края плота.
– Эй, малой! – раздался хрипловатый весёлый голос. – Тебе чего дома-то не сиделось?
Кипун не сразу понял, что обращались к нему. Лишь наткнувшись на вопросительный взгляд карих глаз, сообразил, что собеседник Бажуты решил поговорить и с ним.
– Я не малой. Меня Кипун звать.
– Кипун так Кипун. А меня Тужай, – миролюбиво откликнулся кареглазый. – Да ты не обижайся! Я тебя, как никто другой, понимаю. Самому, когда луны в прошлый раз танцевали, четырнадцать лет было. Как удержался и на помост не сиганул, сам не знаю!
– Мне пятнадцать уже, – буркнул Кипун.
– Ну это в корне меняет дело! – рассмеялся Тужай.
Захохотал заливисто, но не обидно, а как-то заразно. К нему вскоре большинство пассажиров плота присоединились. Даже сам Кипун. Безучастными к общему веселью остались только Литюш да милующаяся за парусом парочка.
Глава 3
На остров высадились, когда небо расцветилось розово-сиреневыми закатными красками.
То, что Плюющийся старик не отличается приветливостью, можно было понять по очертаниям его берегов. Они серыми неопрятными стенами, отвесно спускались в море. Ни подняться по таким, ни вниз сойти, ни причалить толком. Небольшой пологий участок, тесно зажатый между скал, был единственным местом на острове, где можно было высадиться. От него ещё предстояло идти.
Задерживаться не стали. Споро выгрузили бочонки с водой, провизию, сундук с ритуальными предметами. Крылатые попрощались с каждым из остающихся. Всех крепко обняли, а девушек ещё и в обе щеки расцеловали.
У Кипуна аж ребра потрескивать начали. В который раз его сегодня стискивают? А силищей-то ни дед, ни отец, ни эти крылатые не обижены.
Распрощались тепло. Алкажа даже всхлипнула пару раз, когда плот отчалил. Вот странная! С родными прощалась – улыбкой сияла, а здесь – глаза на мокром месте.
– Стоит поторопиться, – сказала Инесь. – До ночи ещё многое успеть нужно.
Никто не стал возражать. Быстро и деловито разобрали ношу по силам и отправились к стоянке. До темноты ещё обустроиться нужно было. А темнело не просто быстро – стремительно.
Ноги то вязли в песке, то спотыкались и подворачивались из-за валунов, ям и холмиков. Кипун тихонько радовался, что захватил из дома сандалии. Старенькие, но лёгкие и удобные, они хоть немного оберегали ступни от порезов об острые края камней и ракушек.
На пути то и дело вставали накренившиеся глыбы, их нужно было обходить, а кое-где и петлять меж ними. Остров был невелик, но умело дурил головы гостям, путал их, сбивал с пути. Если бы не Палец – высокий камень, возвышающийся над своими собратьями и видный из любой точки острова, – найти дорогу было бы нереально.
До площадки у подножия Пальца дошли, когда небо стало густо-фиолетовым. Облака не затягивали его так плотно, как прошлой ночью, и в прорехи меж ними за людьми подглядывали Младшая и Средняя небесные сёстры. Время Старшей пока не пришло. Она покажется лишь тогда, когда Младшая из лун почти спрячется за горизонтом. Это на следующую ночь они все выстроятся в ряд и будут дружно наблюдать за обрядом. Помогая рвущимся в небо обрести крылья.
– Кто займётся костром? – спросила Инесь.
– Я бы занялся, да где среди этих камней дров раздобыть? – раздался смешной выговор чужака.
– Об этом уже позаботились, – успокоила его Инесь и рукой повела в сторону Пальца. В густом сумраке у его основания лежала целая поленница. – Дрова приготовлены. Шесты для навеса установлены. Очаг сложен…
– Тогда я готов! – откликнулся чужак и, поставив на землю бочонок, что на плече тащил всю дорогу от берега, стал носить и укладывать дрова в каменное кольцо.
Кипун с интересом наблюдал за его действиями. Справится ли? Чужак справлялся вполне прилично. Либо его так хорошо научили всему за несколько дней, что готовили к обряду, либо, что вероятнее, подходящие навыки у него и без того имелись. Инесь тоже пристально следила за тем, как складывается пирамида из поленьев. Расслабилась и занялась обустройством площадки лишь тогда, когда чужак взял в руки кресало и довольно ловко стал высекать искру. Было очевидно, что делает он это не впервые.
– Эй, не малой! Ты за дело-то браться будешь? Или так, на чужие труды посмотришь? – раздался чуть насмешливый голос Тужая.
Кипун встряхнулся. В сон уже не клонило, но время от времени накатывало какое-то оцепенение, в эти моменты всё вокруг становилось ярким, чётким и плоским, словно картинки в книжке со сказками.
– Пошли, поможешь тент натянуть, – велел Тужай, хлопнув его по плечу.
Кипун двинулся за ним. Затем натягивал ткань на уже приготовленные шесты, вязал крепкие обвязочные узлы. Дед научил давным-давно, и теперь пальцы привычно складывали петли, продевали концы, подтягивали – работали без участия головы.
Навесов было несколько. Парочку натянули Кипун с Тужаем, остальными занялись Литюш и Четай. Сёстры и Бажута стелили одеяла. Наруша помогала Инесь раскладывать необходимое для ритуала вокруг костра.
Наконец огонь в центре площадки занялся как следует. Картинка перед глазами Кипуна сразу стала выпуклой, объёмной. Жёлто-оранжевые сполохи заплясали на лицах повернувшихся к костру людей. Чёрно-синие тени прочертили борозды там, куда свет огня не дотянулся. Кипуну на миг показалось, что все они нацепили страшные маски.
– Готовы? – спросила Инесь.
Все молча натянули снятые было плащи и стали рассаживаться вокруг костра. Инесь села рядом с Кипуном, по другую его руку оказалась Алкажа. Напротив угадывалась Бажута. Разглядеть её было невозможно. Огненные сполохи надёжно скрывали лицо. Кипун угадывал лишь силуэт. Зато сидящие по обе стороны от неё Литюш и Тужай видны были отлично. Пляшущие языки пламени исказили черты их лиц. Заострили носы, подчеркнули заломы между бровей, изогнули губы. Но если Тужай выглядел хитро и задорно, будто задумал какую-то шалость, то Литюш смотрелся зло. Кипун заметил рыжие отблески в его глазах и поёжился, поплотнее укутываясь в плащ.
Инесь откупорила первую из разложенных перед ней бутылей. В ночной тиши звук вынутой пробки прозвучал неожиданно громко. Инесь сделала большой глоток и молча передала бутыль Кипуну. Он последовал её примеру.
Горло перехватило от обжигающей терпкости напитка. Кипун передал бутыль Алкаже, а Инесь уже вкладывала в его руки миску с хрусткими сушёными ломтями куяра. За ними шла следующая бутыль, напиток в которой был почти безвкусный, но после него на языке и губах появлялось какое-то мылкое чуть горьковатое послевкусие. Потом снова миска. На этот раз с хорошо прожаренными ломтями рыбы. Затем в руках оказалась очередная бутыль и очередной глоток чего-то доселе непознанного.
После пятого глотка в голове зашумело.
В какой-то момент вместо мисок и бутылок в руках оказался бубен.
Сердце Кипуна билось не в груди. Оно стучало в висках, в горле, в согнутых кренделем ногах. Кипун понял, что сердце подсказывает нужный ритм, и стал выстукивать его ладонью по мембране. Выходило гулко и тревожно. Рядом точно так же ухали и стучали. У кого-то выходило быстрее, у кого-то размереннее. На противоположной стороне костра звучало что-то рваное, рассыпчатое, с перебоями.
Потом сидящие в кругу люди начали подниматься на ноги и выходить на освещённую оранжевыми всполохами площадку. По одному, по двое… И вот уже все, не исключая и самого Кипуна, прыгают вокруг костра, продолжая остервенело колотить по натянутой коже бубна. Быстрее. Быстрее! Громче! Сердце бухает. Сердце растёт. Вот оно стало таким большим, что заняло всю грудь. Кипун хочет вдохнуть, но не может. Внутри больше нет места для воздуха, там только сердце!
Ноги Кипуна подкосились, и он рухнул на землю. Кто-то осторожно опустился рядом, тронул Кипуна за откинутую в сторону руку и спросил:
– Паренёк, с тобой всё в порядке?
По выговору Кипун догадался, что это чужак с Дальних островов, но ответить не мог.
– Паренёк… Как там тебя? Кипун! – не отставал чужак.
Сердце немного отступило, в груди появилось крохотное местечко для воздуха. И он тотчас же туда устремился. Кипун вдохнул. Прерывистый, хриплый, обжигающий, но это был вдох. За первым последовал второй. Уже легче, привычнее.
– Нормально, – просипел Кипун чужаку. – Я – нормально…
– Ну и отлично, – обрадовался чужак и откинулся на спину. – Староват я стал для подобного…
Чуть отдышавшись, Кипун приподнял тяжёлую голову и осмотрелся. Все беспорядочно рассыпались по площадке вокруг костра. Кто-то сидел, но большинство лежали, шумно дыша и глядя в ночное небо. Эта залитая огнём площадка и эти рассыпавшиеся по ней люди в бело-синих плащах живо напоминали тот самый оранжевый плат, что Иняй совсем недавно стелил на помосте, и лежавшие на нём крашеные семечки куяра.
Пахло дымом и пылью. Кипун повернул голову в сторону костра. Орнамент на каменном огораживающем огонь кольце проступил неожиданно чётко и выпукло. Волны и птицы выделялись угольно-чёрным на сером.
– Отдохнуть, – послышался тихий голос Инесь. – Нам всем нужно отдохнуть…
С этим Кипун был абсолютно согласен. Он попытался сесть. Руки дрожали, голова кружилась. Кипун задумался. Что лучше? Добраться до ближайшего навеса и рухнуть на одно из расстеленных там одеял или заснуть прямо здесь? Кипун мысленно усмехнулся. Вопрос был поставлен неверно. Думать нужно не о том, что лучше, а о том, хватит ли ему сил дойти до навеса.
На противоположной стороне площадки послышался тихий смех. Кипун с завистью увидел, как двое легко поднялись на ноги и, чуть пошатываясь, скрылись за ближайшим валуном. Это были Четай и Наруша. Более того, Четай не просто шагал, а по пути смог наклониться и прихватить одно из одеял.
Кипун покачал головой. Нет! Он вставать на ноги не будет. Мир плыл и качался. Краем глаза Кипун увидел сестёр. Алкажа и Сенежа ползли на четвереньках к ближайшему к ним навесу. Ползли медленно, часто останавливаясь.
Кипун решил, что это отличная идея. Доползти сил у него хватит. Наверное.
– Отпусти! – зло зашипел кто-то поодаль.
Кипун резко обернулся. Дёргать головой не следовало. Мир закружился с удвоенной скоростью.
– Отпусти, Литюш, – шипение продолжалось.
Кипун узнал Бажуту.
Литюш и Бажута стояли возле Пальца, держась за руки. Бажута покачивалась. Литюш стоял увереннее. Ноги его были широко расставлены. Он махнул свободной рукой куда-то за пределы круга и потянул туда Бажуту. Может быть, он даже что-то сказал, но Кипун не расслышал. Бажута попыталась вытянуть свою ладонь из его захвата, а второй рукой ухватилась за опорный шест от ближайшего навеса. Шест качнулся. Навес пошёл волнами.
– Эй, полегче, – выкрикнул Тужай. – Мы с малым этот навес ставили не для того, чтобы его так быстро повалили.
Кипун хотел привычно поправить, что он не малой, но вовремя понял, что сейчас это будет не к месту.
Литюш перестал дёргать Бажуту, но руку не разжал.
– Отпусти, – вновь шепнула она, на этот раз не зло, а как-то устало и безнадёжно.
– Эй ты, – продолжил Тужай, пошатываясь подходя к Литюшу. – Слышишь, что девушка говорит? Отпусти её. Она к тебе не пойдёт.
Литюш дёрнулся и растерянно спросил:
– Не пойдёт?
– Не пойдёт, – подтвердил Тужай.
– Ох, староват я стал для подобного, – вздохнул рядом с Кипуном чужак и тяжело поднялся на ноги. – Староват…
– А к кому пойдёт? – продолжал задавать вопросы Литюш. – К тебе, что ли?
– Отпусти, Литюш, пожалуйста, – взмолилась Бажута.
– К нему пойдёшь, да? – захрипел Литюш, приблизив своё лицо к лицу девушки. – К нему? Ты же его не знаешь совсем! Ты же его три дня всего видишь. А я же за тобой с малых лет! Мы же друг о друге всё знаем… Все страхи! Все тайны!
– Отпусти, – Бажута начала всхлипывать, колени её подкашивались, но она продолжала стоять. То ли из-за того, что её держал Литюш, то ли из-за того, что сама она опиралась на шест.
– Отпусти, – в голосе Тужая появились угрожающие нотки. – Она с ног валится. Ей поспать надо.
– Нам всем поспать надо, – подтвердил подошедший к ним чужак и положил руку на плечо Литюша. – Все устали.
Литюш обернулся к новому собеседнику.
– Устали? – удивился он.
– Конечно, – серьёзно подтвердил чужак. – И я устал, и он, – кивок в сторону Тужая, – и ты… И Бажута твоя устала. Отпусти её, парень.
– Моя?
– Ну ты же сам говорил, что вы с детства знаетесь, значит, она как минимум твоя подруга детства, – пояснил чужак.
– Подруга… Моя! А она к нему! – выкрикнул Литюш и ещё крепче прижал к себе руку Бажуты.
Бажута тихонько заплакала. Тужай сжал кулаки и шагнул к Литюшу.
– Ой, что бу-у-уде-е-ет, – прошептала одна из сестёр из-под навеса, до которого ей всё-таки удалось доползти. Вторая на неё шикнула.
– Не к нему! – веско сказал чужак, жестом останавливая Тужая. – А от тебя. От всех! Она спать пойдёт. Одна.
– Одна? – не поверил Литюш.
– Одна, – подтвердила всхлипывающая Бажута. – Отпусти, мне больно.
Литюш медленно выпустил девушку. Бажута прижала освободившуюся руку к груди.
– Одна, – повторила она и пошатываясь двинулась под прижатый к Пальцу навес. Туда, где в густой тени были аккуратно сложены запасы дров и было расстелено одно из одеял.
– И мы пойдём, – предложил чужак, не убирая руку с плеча Литюша.
Литюш кивнул и сделал шаг вслед за Бажутой. Тужай напрягся. Чужак обменялся с ним быстрыми взглядами и едва заметно качнул головой.
– Мы не туда пойдём, мы рядом ляжем, – предложил чужак и махнул рукой в сторону соседнего навеса.
Литюш покачался немного, раздумывая, затем сказал:
– Хорошо, – и двинулся в ту сторону, куда указывал чужак.
Когда Литюш, бурча что-то неразборчивое, улёгся на одеяло, все выдохнули. Тужай нагнулся, вытащил из-под того навеса, в тень которого ушла Бажута, свободное одеяло и расположился под открытым небом. Чужак устроился неподалёку.
Кипун потряс головой, отгоняя слабость, и пополз к ближайшему навесу. Прошла целая вечность, прежде чем он без сил рухнул на одеяло. Стихли всхлипывания Бажуты. То с одной стороны, то с другой доносились похрапывания. На соседнем одеяле, свернувшись калачиком, мирно посапывала Инесь. Из-за валуна, за который ушли Четай и Наруша, доносился тихий смех, ахи и нежный шёпот. Потом стихли и они, и Кипун провалился в чёрную яму сна.
Сперва Кипуну снился дом. Дом был не такой, каким Кипун его знал. Он был больше, светлее. И из окна не было видно моря, развешанных на просушку сетей. За окном была ярмарочная площадь. Шумная, весёлая, кипучая. На родном Угре никогда не бывало ярмарок, но Кипун почему-то был уверен, что этот большой дом – его. А может, этот дом и не был таким уж большим, а просто Кипун во сне был ещё маленьким.
Конечно! Так и было! Вот мамины колени, прямо перед носом. Мамины колени обтянуты красивой голубой юбкой в пестренький цветочек. А это – папины. На них чёрные штаны. Папины штаны Кипуну нравятся меньше, чем мамина юбка. Та мягче и красивее.
Кипун из сна, семеня маленькими ножками, шёл вдоль лавки, на которой сидели взрослые. Время от времени он терял равновесие, и кто-то из родных его поддерживал. Кипун выравнивался и старательно шагал дальше.
Эти узловатые колени с заплаткой на штанах – дедовы. Штаны у деда тоже не слишком красивые, зато заплатка интересная. В полосочку. Кипун несколько раз ковырнул заплатку пальчиком и шагнул дальше.
А это чьи?
В ярко-синих штанах. Ладонь на них лежит широкая, мозолистая. Почти как у папы. Ну, может, лишь самую малость уже. Ладонь поднимается с колена и перелетает на голову Кипуна, гладит его по вихрам. Кипуну нравится.
– На-ко, племяш, смотри, что у меня для тебя есть! – раздаётся задорный молодой голос.
Откуда-то появляется вторая рука. Точно такая же, как та, что гладит Кипуна по голове. Только в этой новой руке зажата палочка с янтарной рыбкой на ней.
– На-ко, попробуй! – предлагает голос.
Кипун хватает рыбку ручонкой. Пальцы тут же слипаются. От неожиданности Кипун начинает громко плакать.
– Чего ты? Чего? Вот дурашка! – растерянно говорит тот же голос.
– Дым, ты чего к дитю привязался! – гремит голос мамы. – Маленький он ещё леденцы сосать. Своих заведи и суй чего хочешь.
– А и заведу! – гремит в ответ.
– Неужто сговорились? – удивляется мать.
– С острова вернёмся и сразу свадьбу сыграем!
Взрослые говорят о своём. О непонятном. На Кипуна уже никто не смотрит. Он суёт в рот липкий палец. Тот оказывается очень вкусным. Кипун, чмокая, пытается засунуть в рот всю пятерню. Взрослые заходятся хохотом.
Перед глазами Кипуна крутится мамина пёстрая юбка. Хохот постепенно отдаляется. Становится всё тише, пока вовсе не смолкает.