– Молодец, умница. – Постарался говорить спокойно, даже ласково, трепку я ей после спуска устрою.
Теперь нас отделяла всего одна ветка, я даже слышал ее тяжелое дыхание, но паника отпустила, причем не только Лягушонка. Ведь когда она повисла на руках на высоте почти четырехэтажного дома, я конкретно трухнул.
– Знаешь, Инн, ты действительно смелая девочка, но в следующий раз спускаться надо с открытыми глазами.
– Просто от твоего великолепия глаза заслепило, – тут же нашлась с ответом рыжая вредина.
Засмеялся; даже в таком положении, едва не погибнув, она умудрялась язвить.
– Лягушонок, теперь давай я на одну ветку вниз спущусь, а потом ты еще разок повторишь свои акробатические этюды.
– Ой, молодцы мои, спустились немножко, – вновь запричитала вернувшаяся бабушка Тоня. – Родители уже едут. Спрашивают, что делать с МЧС, надо вызывать?!
Фраза «родители уже едут» прозвучала зловеще…
Лягушонок даже помрачнела, подумав, сколько нравоучений предстоит ей выслушать.
– Позвони им еще раз, бабушка, скажи, что мы сами справимся. Да, Инна?! Спустимся самостоятельно?!
– Спустимся, – твердо сказала она.
Так, постепенно, ветка за веткой, мы и пробирались вниз. На середине дерева уже полностью успокоился: теперь даже если и сорвется, насмерть не разобьется. Да и ветки тут потолще… Инну тоже, наверное, отпустило, она уже перебиралась с ветки на ветку без всякой паники, словно резвая обезьянка. А внизу слышался счастливый бабушкин голос:
– Ну, слава богу, спускаются, голуби мои! Пойду Наташу обрадую.
Какие голуби, бешеные лягушки. У меня чуть сердце не разорвалось, чуть удар не хватил в восемнадцать-то лет.
Я уже благополучно достиг земли. Фух, наконец-то горизонтальная, твердая поверхность. Дававшая сил волна адреналина схлынула, оставив после себя подгибающиеся ноги и мелко подрагивающее тело. Прислонился к стволу дерева.
Теперь можно и трепку устроить. Вскоре на землю ступила нога моей «любимой», мать ее так, сводной сестренки. Встретил ее я уже во всеоружии, злющий как черт, выпустивший на свободу свое раздражение и страх.
– Ты что, идиотка?! Какого хрена туда полезла?! – гаркнул я так, что, наверное, услышал весь дачный поселок, а на многострадальной липе колыхнулись листья.
Инна, после ласкового сюсюканья на дереве не ожидавшая такого «теплого» приема, даже дернулась.
– Что, Мистер Совершенство, испугался, штаны намочил?
Она еще смеет быть нахальной. Но, как всегда, в самую точку попала, испугался за нее, бестолочь, что пострадает из-за своей глупости и моей самонадеянности.
Конечно, поначалу я не пришел в восторг от появления в моей жизни такой рыжей несносной сестренки, да и сейчас не особо рад, но как бы я смотрел в глаза нашим родителям и самому себе, если бы с Инной что-то случилось? Да и привык уже с ней постоянно мелко цапаться. Порой наши препирательства даже забавляли.
– Я тебя сейчас придушу.
С вытянутыми вперед руками двинулся к Инне.
Рыжая сделала шаг назад, но ноги, видимо, ее тоже плохо слушались: плюхнулась попой на землю.
– Зачем тогда спасал, если душить собираешься?! – насупилась рыжая вредина.
– Не до смерти придушу! – кричал все еще бушующий во мне страх.
– Я и так безбашенная, а от нехватки кислорода вообще могу дурочкой стать.
Опять иронизирует, но мне абсолютно, вот ни капельки не смешно.
– Я спросил, какого хера ты туда полезла?!
– Н-не знаю…
– Что значит «не знаю»?! Ты сидела-сидела и от скуки решила, почему бы мне не залезть на ту большую липу?! Так?!
– Нет, не так! – Лицо с бледными конопушками стало сумрачным.
– Поспорила, может, с кем-то?!
– Нет, мне было больно, – выдала вдруг она, – и я подумала, возможно, на высоте боль пройдет.
– Как больно?! Почему больно?! И каким образом дерево связано с избавлением от боли?! Что за новый метод?! Я не понимаю… Тебя кто-то обидел?!
Попал, лицо рыжей скривила непонятная страдальческая гримаса. Инна вдруг подскочила и, как тогда на стадионе, бросилась ко мне в объятья. О нет… только этого мне не хватало. Я не хочу быть по-настоящему старшим братом. Особенно ей. Худенькие плечи начали вздрагивать, а футболка на моей груди стала мокрой от слез.
– Я сегодня его видела!
– Кого видела?! Черта?! Поэтому с испуга на дерево залезла?!
– Отца своего настоящего. Он сказал, что зря Наташка аборт не сделала, н-некрасивая вышла, и совсем не захотел со мной разговаривать.
Даже опешил, впал в ступор, не зная, что говорить. Рыжую, конечно, красавицей не назовешь… Но, блин, какой взрослый человек скажет такое ребенку, тем более ребенку, в котором течет твоя собственная кровь. Кажется, ее папенька еще та сволочь.
Неловко погладил вздрагивающую кудрявую голову…
– Послушай, тебя в школе как только не называют, а ты не обращаешь внимания. Я сколько раз, – неловко кашлянул, – самолично травил тебя по поводу внешности и всего остального. Так чего ты сейчас расстроилась?! Из-за слов совершенно незнакомого человека, которого видела первый раз и который не хотел твоего рождения. Ты из-за этого мудака надумала прыгнуть с дерева?!
– Нет-нет, – запротестовала она, – не собиралась я ничего подобного делать. Я маму очень люблю и не хочу ее расстраивать.
Невольно усмехнулся:
– Оригинальный способ, мама очень обрадовалась, когда узнала, что ты залезла на эту чертову липу да и повисла там.
– Я не думала, что испугаюсь.
– Знаешь, в чем твоя проблема, Лягушонок?! Ты слишком мало думаешь и делаешь все, что взбредет в голову. Инна, забудь об этой встрече. Послушай, любить надо тех, кто этого достоин. А твой папаша только плевка в свою сторону заслуживает и больше ничего.
***Лягушонок
Любить надо достойных… В глазах Мистера Совершенство я к таковым (как и мой непутевый родитель) не относилась. Меня он никогда не любил, никогда не разрешал приблизиться, только терпел как что-то надоедливое, но неизбежное, вроде шума чайника поутру или плохой погоды за окном.
Приехавшая буквально через полчаса мама сначала загребла меня в свои объятья, сдавила так, что заболели ребра, потом стала щупать, спрашивая, все ли со мной в порядке, а после утвердительного ответа принялась покрывать торопливыми лихорадочными поцелуями мое лицо. Затем, несмотря на свои убеждения против физических наказаний детей, так дала по рукой заднице , что я от боли и обиды (ведь все это происходило на глазах у Мистера Зазнайки) чуть не полезла обратно на липу. Выпустив пар, мама снова начала обниматься и целоваться, а у меня по щекам непрестанно текли слезы, запоздалые сожаления и страх выходили из организма.
– Инна, ну почему ты туда залезла? Зачем?! Я не понимаю?!
Горло перехватило спазмом, не хотелось еще больше расстраивать маму, рассказывая о неприятном инциденте с моим ненастоящим биологическим отцом. Зарыдала пуще прежнего, и теперь уже я стала покрывать торопливыми, немного подлизывающимися поцелуями мамины мокрые от слез щеки.
– У, девочки мои, совсем сырость развели, – сокрушался дядя Саша.
А мы с мамой продолжали обниматься и плакать безутешными царевнами Несмеянами.
– Инна изобрела новый способ врачевания душевных ран, – раздался ироничный голос Мистера Совершенство, – «страхотерапия» называется. Очень креативная девочка растет.
– Инуся, что случилось?
Стоящие комом в горле разбитые девичьи иллюзии душили, не давая говорить. Мама, сообразив, что без свидетелей я буду более откровенной, потащила меня в дом. И там долго-долго пытала. Конечно, я не выдержала, рассказала ей о придуманной мной сказке, в которую почему-то поверила, хотя не наивная девочка ведь была, о сказке, которую изгваздали нелицеприятной правдой и замуровали глыбами человеческой низости.
Мама меня больше не ругала, прислонила к себе, обняла и стала укачивать, словно маленькую девочку, ласково поглаживая мои кучерявые волосы.
– Инна, твой папа… Я как мотылек неразумный да прямо в огонь. Бабушка Маша меня предупреждала, но кто будет слушать маму, когда глаза застит любовь.
– Да, папа, точнее биологический отец, красивый, на короля викингов похож.
Мама снова грустно улыбнулась.
– Красивый, – протянула она печально, – для меня, нудной отличницы, всегда соблюдающей правила и слушающейся родителей, он открыл совершенно новый мир: мотоциклы, байкерские вечеринки, лихие заезды, скорость и страсть без тормозов. От чувства свободы и влюбленности кружилась голова. А как он пел у костра под гитару. Таким чуть хрипловатым, отдающим вибрацией по всему телу голосом. Все девчонки от него млели, и до сих пор, наверно, тоже. Я не исключение… Когда дико влюблена, голова отказывается работать нормальна, и ты совсем не обращаешь внимания, допустим, на то, что у твоего возлюбленного нет образования. Пытаясь себя найти, Паша бросил два института и постоянно менял места работы: то он фотограф, то водитель, то бармен, предприниматель, охранник в ночном клубе. Всех мест, где он временно трудился, не перечесть. И, конечно, меня совсем не насторожило, что мой избранник живет одним днем, что у него нет каких-либо конкретных планов на жизнь. Как хорошо, думала я тогда, человек умет радоваться каждому дню, не обращает внимания на мещанские мелочи. Влюбленную дурочку, которой я была, даже не обеспокоил тот факт, что он частенько занимал у меня деньги и потом забывал их отдать. Подумаешь, какие мелочи, ведь он так красиво поет, играет на гитаре, какие меркантильные глупости, главное – Паша любит меня. Я чуть ли не избранницей бога себя чувствовала. Недолго, впрочем… до того момента, пока не забеременела.
Мама всхлипнула, из красивых голубых глаз покатились слезинки, которые я, повинуясь порыву дочерней нежности, стала ласково вытирать своими пальчиками. Не хотелось, чтобы моя красавица мама плакала.
– Он тогда сказал: «Дети – это совершенно не мое. Пеленки, ползунки и соски, ты можешь меня с этим представить? Выбирай, либо я, либо ребенок». Я выбрала тебя, а Паша уже через неделю укатил на юг с очередной влюбленной в него дурочкой. Впрочем, думаю, даже если бы я сделала другой выбор, финал наших отношений не изменился. Такие мужчины, как он, не созданы для брака и не умеют хранить верность.
– Мама, мамочка, – из глаз снова полились слезы, – прости, я только неприятности тебя доставляю. Лучше бы ты тогда аборт сделала. Без меня тебе бы намного лучше жилось.
– Не говори глупостей. Тогда бы не родилась ты, мое рыжее солнышко, – философски сказала мама, ласково перебирая бешеные спирали моих волос.
По коже побежал холодок, даже вздрогнула и теснее прижалась к маме. Я не могла себе представить, как это так – меня нет. Как это – не дышать, не видеть, не чувствовать, не знать свою маму. Не родиться, а быть погребенной в качестве медицинских отходов где-нибудь на мусорном полигоне города.
– Нет, дочка, нет, и хоть мне было очень трудно, пока не встретила Сашу, на самом деле я бесконечно благодарна Павлу Кривошееву, ведь он подарил мне тебя. – Ласковые мамины губы снова начали покрывать поцелуями мои щеки. – Такую сумасбродную, ершистую, веселую, с волосами, в которых навсегда застряло солнце.
Именно тогда, в двенадцать лет, я, наверное, впервые поняла ценность человеческой жизни, почувствовала, как это прекрасно – жить.
А ведь очень многие женщины сталкиваются с подобным выбором. Мужчины не всегда готовы нести ответственность за свои постельные подвиги и в погоне за получением удовольствия зачастую забывают, что прелести секса сопряжены с риском появления детей и стопроцентных методов контрацепции не существует. Каждая женщина решает сама, как поступить… Очень страшно остаться одной с ребенком на руках, которого надо кормить, одевать, воспитывать, обеспечивать. С пониманием того, что мужчины, в особенности их мамы, будут теперь рассматривать тебя словно бракованный товар, товар с прицепом. Куда уж проще сделать аборт и продолжить жить в свое удовольствие. Но я, как ребенок не совсем запланированный и желанный, бесконечно благодарна своей маме, что она когда-то не побоялась трудностей и решила осветить свою жизнь таким сомнительным, иногда обжигающим горькой неблагодарностью солнцем.
***Уже в Москве, читая перед сном книжку, а на самом деле карауля, когда Мистер Совершенство будет возвращаться в свою комнату после душа, я тихонько его позвала:
– Дим, подойти, пожалуйста.
На удивление он послушался, стал в дверях, словно ожившая скульптура какого-то древнегреческого бога. Одетый только в спортивные шорты; на широких плечах, на бронзовой от легкого загара коже, завораживающе блестели капельки воды. Сейчас кажется, что меня уже тогда от него повело. Хотя, конечно, я до конца не осознавала этого, физически, как женщина, в ту пору еще не совсем проснулась.
– Мистер Совершенство, я хотела сказать тебе спасибо, ну, что спас меня.
Сводный братец ухмыльнулся.
– Знаешь, я совсем не уверен в правильности своих действий, надо было эмчеэсников дождаться. И не стоит благодарности, подумал, если с тобой что-то случится, мне не на ком будет тренироваться в острословии. Твои хомячки, конечно, не уступают тебе во вредности, но вот беда: разговаривать не умеют.
Недовольно надула губы-вареники. Нашел тут тренажер для острословия.
– Сейчас я потренируюсь на тебе в метании различных предметов.
Красивые, плейбойно вырезанные губы растянулись в улыбке крокодила, который только притворяется добрым.
– Не советую, я ведь отвечу, а я меткий.
Он развернулся, чтобы идти в свою комнату, снова отгородиться от меня за своей дверью, своей жизнью.
– Дима, а еще я хотела тебе сказать: ты совсем не трусливый.
– Конечно, я же Мистер Совершенство, – нагло ухмыльнулся сводный братец.
Его самоуверенность меня всегда бесила.
– Просто осторожный… А еще расчетливый и чуточку скучный, – продолжила я, желая хоть немного сбить спесь со сводного идеала.
Безбожно врала, уже тогда я стала знатной врушкой. Мне всегда рядом с ним было как угодно: больно, остро, весело, напряженно, горячо, – но точно не скучно.
– Это ты мне комплимент сказала или как? – ухмыльнулся Сэр Бесподобный.
– Комплимент.
– Больше не надо, комплименты – совсем не твое. И знаешь, мне не до смеха, ЕГЭ на носу. Учить надо.
Братец снова развернулся, намереваясь уйти, а мне совершенно не хотелось его отпускать.
– Учи-учи, станешь таким же умным и некрасивым, как Эйнштейн. Все девчонки разбегутся. – Не зная, как удержать Мистера Совершенство, чем его задеть, говорила явные глупости.
Ответом мне послужила нахальная улыбочка человека, на все сто процентов уверенного в своей привлекательности.
– Было бы неплохо, а то достали своими звонками и заманчивыми предложениями. – Затем снова развернулся к выходу.
– Дим, а спой мне ту колыбельную?
– Какую колыбельную? – недоуменно нахмурил брови Мистер Совершенство.
– Ты когда-то мне пел… про усталых лягушек.
– Зачем?
Я и сейчас не могу внятно объяснить зачем. Но мне тогда даже явное издевательство от него воспринималось как знак внимания, почти что ласка.
– Просто захотелось, забавная песенка получилась.
– Да сколько угодно, – пожал обнаженными плечами красивый древнегреческий сводный бог.
Спят усталые лягушки, мухи спят.
Тараканы на подушке ждут лягушат.
Мама-жаба спать ложится,
Чтобы ночью нам присниться,
Ты ей пожелай
Баю-бай.
От слез почему-то защипало глаза.
– Н-да, поёшь ты так себе.
– Тебе непременно надо сказать какую-нибудь гадость?!
Да, такой уж у меня вредный характер, всегда был, я совершенно не умела и не умею высказывать свое расположение. Наверное, боюсь быть отвергнутой, поэтому защищаюсь иронией и хамством.
– Спокойной ночи, Лягушонок.
– Спокойной ночи, Сэр Великий Спасатель.
– Ты забыла добавить: Мистер Укротитель Бешеных Лягушек.
Я все-таки метнула в него подушкой.
Глава 4
Лягушонок
Лет в четырнадцать я поняла, что влюбилась в Димку по уши. Хотя «влюбилась», пожалуй, неправильное слово… я им заболела, причем, кажется, пожизненно. Заболела почти с первой встречи, но вот более-менее взрослые чувства появились, когда мне шел пятнадцатый год, а ему было двадцать. В то время к нескладности и худобе добавились подростковые прыщи. Я чувствовала себя самой жуткой страшилой на свете. Еще у меня выросла грудь, которой я ужасно стеснялась, поэтому старалась носить как можно более балахонистые вещи. А Димка возмужал, сильнее раздался в плечах, стал еще более красивым, самоуверенным и отстраненным. Не парень, а божество с чуть удлиненными темными волосами, небольшой щетиной на скульптурных скулах, красивой формы носом и невозможными синими глазами. Кроме того, умный, ироничный, начитанный. Мистер Совершенство, причем без всякого сарказма.
В это время мы со сводным братиком виделись нечасто. Конечно, ведь он такой занятой: учеба, различные подработки, плавание, девушки, от которых не было отбоя. Мне доставалось только редкое острословие в нашей квартире, куда Дима иногда забегал, чтобы поесть и поспасть.
Впрочем, я была так не уверена в себе, так стеснялась своей прыщавой внешности, что даже перестала к нему цепляться. И только, желая как можно больше знать о причине своей болезни, жадно любовалась Димкой издали, безбожно подглядывала и подслушивала. А когда никто не видел, заходила в его комнату и, словно наркоманка, нюхала вещи сводного божества. Оставаясь незамечаемой рыжей тенью, я, кажется, знала о нем все.
В то время мама была беременна Ульянкой. Несмотря на обоюдное желание обоих, у них с дядей Сашей почему-то долго не получались дети. Были какие-то проблемы, о которых мама не слишком распространялась, а я не слишком интересовалась, потому что, если быть честной, братика или сестренку не очень-то и хотела. Маме удалось забеременеть только после пяти лет замужества. Покривлю душой, если скажу, что эта новость меня обрадовала: а вдруг мама, родив такого желанного, долгожданного ребенка, совсем забудет обо мне – случайной, буйной и проблемной? Но мама так радовалась, светилась от счастья, что я старалась не проявлять своих опасений.
Как сейчас помню тот день. Родители тогда ушли к соседям по дачному участку на посиделки, дедушка с бабушкой были в санатории, Димка тоже где-то шлялся. Я одна осталась на даче старших Ковалёвых и занимала свободное время чтением. Поскольку книжка попалась не очень интересная, я решила пораньше лечь в постель. Чем читать нудятину, лучше пофантазировать, придумывая очередную сказку. Конечно, в этой сказке я стала жар-птицей, конечно, Мистер Совершенство от меня охренел и влюбился до одури. А я ходила такая гордая цаца, с задранным кверху носом, и совершенно не обращала на него внимания.
Не знаю, сколько времени я лежала так в темноте, когда мои мечты были прерваны осторожными шагами и негромким девичьим смехом.
– Тише, – шептал в коридоре голос сводного брата.
По позвоночнику поползли тысячи гусениц, от холодных лапок которых в теле случился озноб. Кажется, Дима пришел не один.
Бесшумной мышкой встала с кровати и подошла к чуть приоткрытой двери.
– Нас не увидят? – игриво спрашивал веселый девичий голосок.
– Дома только моя сводная сестра, но, судя по темным окнам, она давно уже спит. Давай тихонько поднимемся на второй этаж. Третья дверь от лестницы ведет в мою комнату. Машунь, только тихо, папа против того, чтобы я приводил в дом девушек, а то вдруг научу плохому сводную бестолочь.
Как это Мистер Послушный Мальчик решил ослушаться отца? Удивительно.
– Я уже совершеннолетия, меня можно учить плохому, – засмеялась девица.
– Думаю, ты уже ученая, поэтому сосредоточимся на практических занятиях.
Они поднялись на второй этаж, и дальше, даже несмотря на мой острый слух озабоченной шпионки, я ни слова не могла разобрать. Любопытство, перемешанное с каким-то непонятным, болючим чувством в груди, побудило меня выйти из комнаты и подняться на один пролет лестницы. Шла в темноте, едва ступая, боясь, что меня выдаст какая-нибудь скрипнувшая половица. От страха, кажется, дышала через раз… Только сердце в груди прыгало мячиком. Бешеным мячиком.
Дима с девушкой стояли в коридоре второго этажа и целовались. В груди разрасталось неприятное жжение.
– А что у вас там? – спросил кокетливый женский голос.
– Там у нас балкон…
– Пойдем на балкон, – чуть хрипловато протянула девушка, – хочу при звездах…
Мистер Совершенство всегда мнил себя эстетом, поэтому ему предложение девушки понравилось, хотя непонятно, зачем они тогда домой приперлись, на улице те же самые луна и звезды.
– Пойдем, будет интересно, – раздался вскоре горячий мужской шепот.
Мне тоже стало интересно посмотреть, обжечься, отравиться знанием того, как умеет заниматься любовью (сексом) мой «ненавистный» свободный братик. Они ведь сюда именно за этим пришли?
Впрочем, о сексе я тогда имела весьма смутные представления, ни разу не целованная, никем не облапанная девочка-припевочка. Конечно, кто на такую нелепую обратит внимание. Не знала еще, что пройдет буквально чуть больше года – и ситуация коренным образом переменится. Хотя мой дружок Колька Кравцов когда-то показывал у себя на компьютере порноролики. Только они во мне вызвали скорее чувство омерзения, чем возбуждения. Еще не доросла, видимо.
Дверь на балкончик, где стояли два кресла, столик и небольшой плетеный диванчик, была стеклянная, погода ясная, луна большая, звезды яркие. Романтика. Но действовал Мистер Совершенство с Машенькой совсем не романтично, методично и быстро стаскивал с нее одежду, при этом жадно сжимая, тиская ее стройное тело. Но девушка не выказывала ни малейшего неудовольствия, наоборот, словно подставлялась под мужские наглые руки, терлась о его тело дикой кошкой, выгибалась, призывно подставляя шею под жадные мужские губы. Я, как завороженная, следила за каждым действием Сэра Бесподобного, за тем, как он развернул девушку от себя, облокотил о спинку кресла, резко спустил джинсы с ее бедер и шлепнул ладонью по девичьей попке. Он шлепнул девушку, а дернулась я, словно тоже получила удар не по попе, прямо в живот. Больно, горячо и дикая слабость в ногах. Несмотря на закрытую дверь, через тонкое стекло был прекрасно слышен глухой утробный девичий стон. Непонятно, зачем закрыла ладошкой рот, стонала ведь она, не я… Я стояла ни жива ни мертва, во все глаза подглядывала за парочкой в стеклянное полотно двери и давилась, задыхалась непонятными эмоциями, накрывшими мой подростковый организм.
Мистер Совершенство одним движением стащил с себя футболку. Меня снова тряхнуло. Широкая спина, плечи, подкачанный торс, мускулистые руки. Может, я ничегошеньки не смыслила в мужской красоте, и, вообще, по утверждениям Самого Самоуверенного, у меня полные траблы со вкусом, но тогда я точно поняла, на всю жизнь запомнила – идеал мужской красоты там, за стеклянной дверью, жадно сдавливает своими пальцами девичью грудь. С того момента я всех парней, мужчин… всегда с ним сравнивала. И всегда они проигрывали сводному богу. Если фигура была ничего, то тупой как пробка или с чувством юмора беда; если умный, то на лицо и фигуру без слез не взглянешь.
Сняв футболку, Мистер Совершенство вытащил из кармана пакетик фольги и принялся расстегивать ширинку на своих джинсах. Невольно засмущалась, отвела глаза, но, движимая любопытством, уйти была не в силах. Потом я услышала тихий девичий вой, который оглушил, прошелся током по каждой клетке, даже голова закружилась. Широкая мужская ладонь легла на девичий рот, превращая вой в сдавленное мычание. Дима двигался мощно, каждым толчком припечатывая Машеньку в спинку кресла. К электрическому мычанию девушки присоединилось мужское сдавленное уханье.
Не знаю, сколько я там стояла, наблюдая за парочкой на балконе. Щеки ужасно горели, во мне нарастали непонятные ощущения, будто горячие пауки бежали по ногам и дальше по всему телу. Но почему-то противно не было, чувствовался жар, словно у меня мгновенно поднялась температура.
Ноги подогнулись, я качнулась и, пытаясь удержаться, не упасть на пол, оперлась попой о стену. На балконе вдруг вспыхнул свет.
Боже, что я наделала?! Случайно нажала своей пятой точкой на выключатель! Кто придумал делать выключатель балконного света внутри дома?!
Высвеченная пара заметалась за стеклом двери.
– Какого черта! – взревел Мистер Совершенство.
Мигом отскочила от стены и бегом вниз по лестнице. Дурочка, надо было сначала свет выключить, закончив вынужденный стриптиз сводного брата. А самое главное, поступи я так, Дима возможно списал бы появление света на нелады с электропроводкой. А теперь – что он подумает?! Подумает, что я злонамеренно включила освещение, специально, чтобы выставить его озабоченным придурком.