Военкоры 1812 года

Естьли бы какой народ различными путями дошел до того, чтоб сделался во всем образцом и путеводителем друга-го народа, так чтобы сей, прельстясь блеском мнимых его превосходств, не возлюбил ни страны своей, ни обычаев, ни языка, ни ремесл, ни забав, ни одежды, ни пищи, ни воздуха, и все сие казалось бы ему у себя не хорошо, а у других лучше: не впал ли бы он в достойное жалости уничижение?

Таковые примеры со всеми вредными их следствиями нередко находим мы в бытописаниях народов. Рим от сего лишился своего величия, многия сильныя державы явились от сего слабыми. Сама Россия некогда была тому подвержена. Хилков устами Хераскова говорит в Россияде:

Но хотя бы и не можно было ни в ком предполагать толь великаго ослепления, то однакоже по сродной человеку слабости прельщаться и впадать в заблуждение (чему всяк больше или меньше подвержен), не надлежит предостерегающее о том напоминание почитать излишним и не надобным.

Что делает любовь к Отечеству? С благостию в очах, с прозорливостию в уме, с истинною и правосудием в сердце, печется о благоденствии народном. Она в одной руке держит законы, а в другой меч, и говорит народу: сии законы, начертанные мною на основании Божиих заповедей, суть ваша свобода; сей меч, держимый мною на поражение внешних и внутренних врагов, есть ваша безопасность: доколе сии законы свято будут храниться, до тех пор я с вами и вы свободны; доколе меч сей никому, кроме нарушителей законов, не будет страшен, до тех пор радость и спокойствие обитать будут в сердцах и жилищах ваших. Она говорит каждому сыну отечества: член великаго тела! Не отрывайся от онаго никогда, и поставленной от Бога над ним главе служи верою и правдою. Люби Царя и Отечество делами твоими, а не словами. Не надейся никогда быть щастлив угрызаемый совестию, и не бойся ничего похваляемый ею. Знай что я с гнушением отвращаю взоры мои от Глинских, которые лукавым языком говорят Иоанну:

И с веселием об емлю выю Курбских вещающих ему чистосердечно:

Что делает народная гордость? не хочет никому уступать. Ревнует украшаться и блистать собственными своими достоинствами. Велит любить честь, велит уважать себя, иметь мужество, твердость, душу. Она не променяет имени, языка, нравов своих ни на что. Она покорствует единой главе Отечества своего, и больше никому. Она простирает руку помощи слабому, и смотрит на сильнаго без зависти и без боязни. Всяк чужеземец ей друг, но как скоро помыслит он властвовать над нею, с оружием в руках, или с лукавством в сердце, на силу ли свою надеясь, или на прельщение, тотчас увидит ее грозну как тучу; и страшну как молнию и гром. Между уничижением и погибелью избирает она погибель; между цепей и смертию кидается она в объятия смерти.

И так самое величайшее блаженство, самая сильнейшая ограда всякой державы, есть любовь к Отечеству и народная гордость. Посмотрим же какими средствами сии две добродетели, толь необходимыя для общаго блага, укрепляются в нас, и какими ослабевают.

Первейшая покровительница их есть святая провославная вера, сей единственный человеческаго благополучия источник, из котораго народоправитель почерпает мудрость, закон, силу, судия правду, полководец мужество, земледелец трудолюбие, воин храбрость и безстрашие. Она устами первосвященника говорит Иоанну:

Таким образом вера, которая во всяком другом случае велит нам и малейшую каплю крови человеческой щадить, которая каждую слезу, каждый вздох, жестокостию нашею исторгнутый, изчисляет и взыскивает от нас; сей агнец смирения, сей Ангел кротости и милосердия, ополчает руки наши и повелевает нам проливать свою и чужую кровь, когда дело идет о защищении и спасении Церкви и Отечества. Она, поучающая нас, чтоб мы даже и неприятелей своих любили и за всякое сделанное нам зло платили им добром, в сем едином случае, возводя на небо очи, молит о победе и преодолении врагов. Из сего единаго не видим ли мы, какими тесными узами вера сопряжена с любовию к Отечеству, и что она не только ведет нас в блаженство будущей и вечной жизни, но и в сем кратком на земли пребывании нашем необходимо нужна для общаго всех спокойствия и безопасности. Кто ж приведет нас в сие благополучное состояние? Слово народ представляет нам такое же понятие, как морския волны: буря под емлет и вержет их; в нас страсти подобное же воздвигают треволнение, не меньше яростное не меньше лютое. Кто для усмирения сих бунтующих страстей, раздувающих в сердцах наших огнь вражды, междоусобия, искоренения друг друга; кто посреди сих буйств и ослеплений говорит сильному из нас: наблюдай правду, слабому: терпи, и обоим вместе: вот завтрешнее жилище ваше, гроб; за пределом же гроба судия дел ваших, Бог! Сей глас есть веры: глас сильный, праведный, миролюбивый, равно поучительный, равно полезный великому и малому, богатому и нищему. Кого послушает человек, естьли не послушает онаго? Законы наказуют уличеннаго преступника, но кто накажет тайнаго злодея? Законы казнят пойманнаго с ножем смертоубийцу, но кто казнит не меньше, чем он, жестокосердаго богача, который уделением оставшихся от тучнаго стола своего крупиц не хотел спасти умирающую от глада семью? Кто накажет в сердце человеческом лукавство, обман, лесть, зависть, злобу, и тысячи гнездящихся в нас пороков? Естьли бы законы восхотели присвоить себе право исправлять их наказаниями, они бы, не могши совладеть с числом виновных, умножили только зло и напоследок потеряли бы совсем власть свою и могущество. Когда же бы ничто сих пороков не обуздывало, тогда бы родилось из них столько злодейств и преступлений, что законы точно также не в состоянии были бы совладеть с ними, как с пороками, и следственно опять лишились бы силы и власти своей. Кто же, как не вера, кротким и купно страшным гласом своим способствует существовать законам, и что другое может нас лучше примирять и крепче сопрягать друг с другом и с Отечеством?

С.В. Герасимов. Прибытие М.И. Кутузова в Царево-Займище

Но сколько вера, сия устроительница внутренняго спокойствия и благих нравов, делает общежитие наше в недрах Отечества своего приятным и безопасным, столько же охраняет она мирное пребывание наше от внешних врагов. Посмотрим торжество ея на полях брани. Кто велит войну презирать, труды, опасности и самую смерть? Кто посылает его с оторванною рукою нести в жертву и другую руку? Взглянем после сражения на ратное поле, посмотрим с ужасом на сии многия тысячи людей, лежащих без ног, без рук, обезглавленных, растерзанных, умирающих и мертвых: кто удержал их на поле брани? Кто дал им твердость духа стоять противу огнедышущих, смертоносных орудий? Кто, не взирая на страшное побиенных собратий своих зрелище, посылает других сотоварищей их подвергаться той же самой участи? Честолюбие? Но в чем состоит истинное честолюбие? В люблении чести, правды, закона, Царя, Отечества, ближних; в посвящении им всех сил своих и жизни, с твердым упованием, не земной от людей, но небесной от Бога за то награды. Какое другое побуждение может сравниться с сим благородным побуждением? Неужели страх наказания? Неужели корыстолюбие? Но такое низкое помышление души уподобило бы непоколебимое мужество человека свирепству хищных или робости диких зверей.

Возмем сто тысяч воинов и представим себе, что они все до единаго в высочайшей степени честолюбивы: ни один из них не оставит ратнаго поля, все до последняго лягут на месте брани. Таковые примеры неоднократно случались с храбрыми Российскими полками, многочисленною неприятельскою силою окруженными. Всяк из сих христолюбивых воинов перекрестясь становился на месте убитаго подле него товарища, и все сряду, увенчанные кровию, не сделав шагу назад, лежали побитые, однако не побежденные. Как? Сия твердая грудь, несущаяся за Церковь, за Царя, за Отечество, на острое железо; сия с текущею из ран кровию великодушно изливаемая жизнь; сие великое в человеке чувство родится без надежды на безсмертие? Кто поверит сему? Когда сия надежда одушевляла Фемистоклов, Эпаминондов, Регулов, то мы ли, озаренные сиянием веры, познавшие всю истинну и цену сего священнаго с небес низпосланнаго гласа, станем величие души созидать на побуждениях презрительных страстей? Человек не рожденный и не воспитанный в вере может еще быть честолюбив и праводушен, но тот, кто отпадет от ней, истребит ее из души своей, в том не останется ничего, кроме страсти к самому себе. Его могут убить, но сам он ни за кого не умрет. Вера дает нам душевныя силы любить и делать добро, маловерие от емлет их, безверие же погружает нас в бездну буйств и пороков, разрушающих безопасность, тишину и спокойствие народное.

И так когда Государство или народ желает благоденствовать, то первое попечение его долженствует быть о воспитании юных чад своих в страхе Господнем, в напоении сердец их любовию к вере, откуду проистекает любовь к Государю, к сему поставленному от Бога отцу и главе народной; любовь к Отечеству, к сему телу великому, но не крепкому без соединения с главою своею; и наконец любовь к ближнему, под которою разумеются сперва сограждане, а потом и весь род человеческий. Отсюду явствует, что воспитание должно быть отечественное, а не чужеземное. Ученый чужестранец может преподать нам, когда нужно, некоторыя знания свои в науках; но не может вложить в душу нашу огня народной гордости, огня любви к Отечеству, точно также, как я не могу вложить в него чувствований моих к моей матери. Он научит меня Математике, Механике, Физике, но и самый честный из них и благонамеренный не научит меня знать землю мою и любить народ мой; ибо он сам сего не знает, не имеет нужных для меня чувствований, и не может их иметь: у него своя мать, свое гнездо, свое отечество. Любовь к оному почерпается не из хладных разсуждений, не из принужденной благовидности, нет! Она должна пламенною рекою литься из души моего учителя в мою, пылать в его лице, сверкать из его очей. Откуду иностранец возмет сии чувствования? Он научит меня своему языку, своим нравам, своим обычаям, своим обрядам;

воспалит во мне любовь к ним; а мне надобно любить свои. Две любови не бывают совместны между собою. Он покажет мне славу своих единоземцев, а мои погребены будут во мраке забвения. Он возбудит во мне желание читать его писателей; пристрастит меня к их слогу, выражениям, словам; а чрез то отвратит меня от чтения собственных моих книг, от познания красот языка моего: каждое слово его будет мне казаться прелестным, каждое слово мое грубым; ибо кто может устоять против возбужденной с малых лет склонности и привычки? Он поведет меня по своим городам, полям, путям, вертоградам; на твердит мне о своих забавах, играх, зрелищах, нарядах; распишет их в воображении моем своими красками; обольстит, очарует понятие мое; родит во мне благоговение ко всем мелким прелестям и к самым порокам земли своей. Таким образом, даже нехотя, вложит в меня все свое, истребит во мне все мое, и сближа меня с своими обычаями и нравами удалит от моих. Я пойду за ним шаг за шагом, и тогда когда бы надлежало мне с молоком матери моей сосать любовь к моему Отечеству, приобретать с каждым днем возраста новую к нему привязанность, новую силу любви, новую степень удовольствия принадлежать ему, новый предлог гордиться, и восхищаться славою его, новую причину веселиться и радоваться, что я рожден в нем; тогда сделает он, что все сии священныя чувствования умрут или охладеют во мне, и я только телом буду жить у себя, в родной стране моей, а сердцем и умом не чувствительно и по неволе переселюся в чужую землю.

Таковое превращение, больше или меньше сильное, произведет во мне чужестранное воспитание без всякой вины воспитателя; ибо он не виноват, что любит землю свою больше моей. Чтож естьли положим еще в нем худые нравы, наклонность к безверию, к своевольству, к повсеместному гражданству, к новой и пагубной философии, к сим обманчивым имянам начальствующаго безначалия, верной измены, человеколюбиваго терзания людей, скованной свободы? Тогда для образования моей наружности, при малейшем поползновении моем к порокам, вложит он в меня такую душу, от которой Бог, вера, и добродетель отвращают свое зрение. Народное воспитание есть весьма важное дело, требующее великой прозорливости и предусмотрения. Оно не действует в настоящее время, но приготовляет щастие или нещастие предбудущих времен, и призывает на главу нашу или благословение или клятву потомков. Оно медленно приносит плоды, но когда уже созреют оные, тогда нет возможности удержать их от размножения: должно будет вкусить сладость их или горькость. Для посеяния чистых семян благонравия надлежит, чтоб сан воспитателя был важен и почтен, не наружными почестями украшен, не телесною ловкостию приятен, но добрым именем и славою долговременно известен. Лучше простой человек с здравым разсудком и добрыми нравами, нежели ученый с развращенными мыслями и худым сердцем; лучше грубоват и пасмурен лицем, нежели статен телом, блестящ остроумием, но мрачен душою; ибо гораздо полезнее Отечеству и всему роду человеческому судия сострадательный, воин храбрый, земледелец трудолюбивый, нежели легкомысленный вертопрах или важный метафизик разсуждающий о монадах и делающий воспитанника своего монадою.

Должно мне сказать еще нечто о природном языке всякой державы. Язык есть душа народа, зеркало нравов, верный показатель просвещения, неумолчный проповедник дел. Возвышается народ, возвышается язык; благонравен народ, благонравен язык. Никогда безбожник не может говорить языком Давида: слава небес не открывается ползающему в земле червю. Никогда развратный не может говорить языком Соломона: свет мудрости не озаряет утопающаго в страстях и пороках. Писания зловредных умов не проникнут никогда в храм славы: дар красноречия не спасает от презрения глаголы злочестивых. Где нет в сердцах веры, там нет в языке благочестия. Где нет любви к Отечеству, там язык не из являет чувств отечественных. Где учение основано на мраке лжеумствований, там в языке не возсияет истинна; там в наглых и невежественных писаниях господствует один только разврат и ложь. Одним словом язык есть мерило ума, души и свойств народных. Он не может там цвести, где ум послушен сердцу, а сердце слепоте и заблуждению. Но где добродетель вкоренена в душах людей, где всякому любезен язык правоты и чести, там, не опасаясь стрел невежества и клеветы, растут и зреют одни только плоды наук и трудолюбия. Тогда рождаются и возникают сии отличные люди, которые силою разцветающаго в умах их красноречия приносят во всех родах познаний всеобщую пользу. Тогда воскриляются сии великие песнопевцы, которые в творениях своих говорят языком ироев, языком богов. Сим восхищают, воспламеняют они воображение своих читателей; сообщают им огонь свой; раждают в них новый свет: отсюду храбрая душа воина воспаляется новою любовию к славе; отсюду зодчий почерпает мысль о великолепии храма; отсюду живописец учится изображать величество Юпитера и силу Геркулеса; отсюду ваятель и камнесечец без-чувственным истуканам своим дают жизнь и прелесть. Тогда растут науки, цветут художества, зеленеют искуства, и древо просвещения, пуская корни свои глубоко, возносится вершиною к небесам. Таковы суть пользы языка!

Но между тем как он созидает славу народную, он же соединяет всех самыми крепкими узами. Опытами доказано, что в сопряжении областей не составляют оне совершеннаго единства тела и души, доколе языки их различны; и напротив того самыя разделенныя и отторженныя одна от другой области, имеющия один язык, сохраняют в себе некое тайное единодушие, котораго ни рука власти, ни рука времени, разрушить не могут. Кажется природа одарила звуки отечественнаго языка некоторою волшебною прелестию. Человек по чужим землям странствующий, когда встретится с другим и услышит из уст его природныя свои слова, сердечно обрадуется и прилепляется к нему дружбою. Воин, посреди лютой брани, возносит кровавый меч, дабы обезглавить поверженнаго врага; но когда сей на отечественном языке его возопиет к нему о пощаде, он смягчается, и вознесенную на поражение его убийственную руку дружелюбно простирает к нему на под ятие онаго. Толико глас родины сладок! Но что я говорю о человеке? Не видим ли мы даже в зверях и птицах знаков любви к сему гласу? Не бегут ли, не летят ли они на зов своих товарищей? В звуках их нет того великаго разнообразия, какое видим в человеческих языках, однако же всякая из сих тварей знает звуки своей породы, и к ним одним пристрастна. Итак природный язык есть не только достоинство народа, не только основание и причина всех его знаний, не только провозвестник дел его и славы, но купно и некий дар, к которому, хотя бы и не разсуждать о нем, природа вложила в нас тайную любовь; и если человек теряет сию любовь, то с ней теряет и привязанность к Отечеству, и совершенно противоборствует разсудку и природе.

Из всех сих разсуждений явствует, что Вера, воспитание и язык суть самыя сильнейшия средства к возбуждению и вкоренению в нас любви к Отечеству, которая ведет к силе, твердости, устройству и благополучию. Явствует также, что сия высокая добродетель, требующая великости духа исполнения своих обязаностей, непорочности сердца и осторожности от искушений и прелестей, не так удобно приобретается, чтоб мы при немощах и страстях наших легко досязать до ней могли. По сему нужно частыми о ней размышлениями разум и душу свою в том подкреплять, и для неизгладимаго ея в сердцах наших утверждения всегда призывать на помощь Того, Кто Всемогущею десницею Своею управляет миры, и без Котораго во всех наших помыслах господствует один только мрак и тьма.

Обратимся теперь от общаго разсуждения к нашему любезному Отечеству, к России. Сыны и дщери ея всегда во все времена, дышали любовию к ней. Создатель и Отец народов, Бог, в посылаемых от Него великих обладателях наших всегда являл и являет благодать Свою над нами. Возблагодарим Его, воззовем к Нему, да глава и тело Отечества нашего под Его Всемощным покровом цветут и движутся.