2042. Наша танковая дивизия. Акт II: За Справедливость!

Интерлюдия. Бобры прогрызают оборону. Касаев

– Ну, так то если надо.– Эээ! А ведь ты врёшь, Василий Иванович! Если надо, ты всегда сам впереди идёшь.

Касаев лично возглавил «Бобров» тяжело раненого в «крайнем» вылете Кишимова. Подать личный пример? Тряхнуть стариной и помахать шашкой на старости лет? Или просто время пришло показать, что не только молодым на войне полагается головой рисковать. Сейчас он вел «Бобров» в самый горячий квадрат. Где-то там внизу сейчас наступали бойцы Первой Дивизии, а значит и молодой человек его безбашенной дочери. Он же потенциальный зять, потенциальный отец третьего поколения рыцарей Ордена – его внуков. Потенциальный, так как судя по входящим сообщения их козырь в виде новейших панцеров только что барданцы перекрыли археотехнологическим козырем.

Касаев понимал, что Макс был одной из причин, почему его Моника так рвалась в бой, она хотела сделать все, чтобы он выжил, хоть и прикрывалась словами о долге. В прошлый раз это чуть было не стоило ей жизни. Это один из минусов Ордена – эмоциональные привязанности порой слишком сильны, что может навредить выполнению боевых задач, но эти же привязанности заставляют драться подобно чертям… или спартанцам. Так что сложно по-настоящему оценить, хорошо или плохо, что Орден через какое-то время может превратиться в одну большую семью.

Выше и на флангах эскадрилью прикрывали всем чем можно, включая собой, истребители. Вскоре начали поступать сообщения о приблизительных позициях вражеских панцеров. Эскадрилья сделала первый заход. Земля доложила, что результативные попадания были. Что ж трехтонным бомбам действительно плевать насколько крутой панцер уничтожать! Неожиданно с земли прилетело несколько ответных приветов в виде осколочно-фугасных снарядов, уничтожив один и сильно повредив другой самолет, который поковылял чадя двигателем на аэродром. Конечно, новейшие дружественные панцеры тоже могли задрать хобот в зенит, но сейчас от осознания равенства возможностей было не легче. Развернувшись, «Бобры» повторили атаку «на бис».

Дружественной «наземке» было плохо. Собравшись в дерзкую атаку через поставленную завесу, сборная солянка из боевых машин сразу нескольких потрепанных частей все-таки прорвалась во фланг неприятелю, но к настоящему моменту больше половины из них уже превратились в братские могилы для экипажей или вовсе горели погребальным костром. Враг, конечно, тоже понес ощутимые потери. И вот сейчас какой-то герой-пехотинец или безлошадный панцермен подсвечивал местоположение сразу нескольких вражеских машин. Касаев развернул эскадрилью в очередной заход. Бомб больше не было, но были управляемые тяжелые ракеты.

Система автозахвата не распознавала цель, а потому Касаев напрягал зрение и чуйку пытаясь понять, где враг, для облегчения работы оптике он принял рискованное решение снизиться еще. Ага! Вот он! Автозахвата все еще не было, но он мог навести «хуитку», как ласково именовали тяжелые ракеты и прочие противочелночные торпеды пилоты Ордена, вручную. А значит надо было «стоять на цели», превращаясь в мишень самому. Ракета стартовала, сразу за ней – вторая. 10 секунд до попадания. Другие «бобры» нашли себе цели и тоже запустили подарки.

Девять. Восемь. Рядом начали рваться снаряды, выпущенные вражескими панцерами. Семь. Шесть. Близких разрыв! Осколки немилосердно разодрали фюзеляж, левый двигатель и кабину, несколько подлых осколков достали и самого Касаева. В голове верещала женским голосом бортовая киберсистема, накачивая его обезболивающими, кровоостонавливающими и медгелем, попутно запуская системы пожаротушения и нанопочинки.

[Касаев]: Знаю, дорогая! Знаю, что больно… терпи, дорогая, уже почти!

Три… Два… Один! Бум! Бдыщ! Щит противника не выдержал бы наверно и попадания одной тяжелой ракеты, не то что двух! Вражеский предположительно командирский панцер был решительно подбит. С чувством глубокого удовлетворения смертельно раненый Касаев повел свою истерзанную машину «домой».

На ВПП умная машина села уже самостоятельно и без малейшего участия пилота.

Глава 28. Невыносимые потери. Хази

Очнулся я в болоте,

Глядь, вяжут раны мне.[i]

Что ж, и в этой атаке я не сгорел. Очнулся я минут через 10, судя часам. Gorda вытащила меня из танка и теперь волокла в укрытие. Мои ранения оказались не слишком серьезными – иссечения осколками оказались неглубокими, обезболивающие и медгель легко их нейтрализовали. С ударом в голову все было чуть более неприятно, голова болела, даже с обезболивающими, думать было тяжело, я даже не сразу сообразил, почему я двигаюсь.

[Gorda]: Держись, малыш. Щас… мы уже… почти… у укрытия.

Я с трудом пытался оценить обстановку. Сеть работала. К своему удивлению и облегчению, нашим командиром все еще отображался Rolf. Gorda усадила меня спиной к камню и сама плюхнулась рядом, ее шлем издал протестующий звук, когда обессиленно закинула голову. Ее рука потянулась к фиксатору, шлем упал на землю… сам я только сейчас сообразил, что на мне шлема тоже не было, а моя голова – перевязана.

[Хази]: Ты как сама хоть? Тебя сильно задело?

Она прислонилась ко мне и положила голову на мое плечо.

[Gorda]: Ничего. Сейчас отдохну. Сейчас отдохну. И все будет хорошо. Все будет хорошо.

Ее ответ мне не понравился. Я попытался подключиться к ее костюму, чтобы понять ее состояние, но из-за не соображающей головы у меня не получалось. Я попытался ее обнять, но она уже потеряла сознание и свалилась мне на руки. Ее боевой комбинезон был весь в запекшейся крови. Только в этот момент я осознал, что она умирает. Ракатанцы все-таки очень крепкие и живучие, но всему есть предел. И ее предел миновал уже какое-то время назад – она просто отказывалась умирать, пока не оттащит меня в относительную безопасность.

Я прижал ее к себе и просто гладил ее по волосам. Собрав мысли в кучу, я все же активировал сигнал бедствия, но к нам сейчас было все еще не подойти. Бой был все еще очень жаркий. Краем сознания, той его частью, что было подключено в сеть контроля и управления сражением, я понимал, что снаряды рвались в неприятной близости, но мне было все равно – моя напарница умирала у меня на руках. Наши отношения были немного странные – «передрузья, недолюбовники», но в тот момент осознание того, что нам вместе быть считанные удары ее сердца, убивало меня внутри. Тактические маркеры ударных самолетов, делающих успешные заходы на противника, при прочих равных наполнили бы мою душу ликованием, но не теперь. Все что я мог сейчас это гладить Gorda по волосам, повторяя какие-то невообразимо глупые фразы утешения и призывы жить.

Таким меня и нашел Rolf одну вечность спустя – гладящим уже на тот момент умершую боевую подругу.

[Rolf]: Хази! Хази! Чертов goblin, живой! Держись, сейчас помощь подойдет!

Он подошел ко мне, я лишь тупо уставился на него непонимающим взглядом. Rolf все понял, хоть и умный костюм Gorda уже доложил в сеть, что она скончалась.

[Rolf]: Твари… еще и Gorda тоже!

Тоже? Я осмотрел его. На плече висит подобранный где-то калашмат. Левая рука перевязана медпакетом. Max отсутствовал. Как физически, так и в сети.

[Rolf]: Да где эти ебучие медики?!

Однако вместо медиков к нам подъехал Panzer-7UB. Из башенного люка с места наводчика высунулся панцермен с нашивкой новобранца.

[Voien Volkov]: Tovarišč Berger?

[Rolf]: Нет, блядь, Папа Римский! Ну, конечно, я! В чем дело?

[Voien Volkov]: Tovarišč Berger, нашей сводной учебной роте приказано перейти под Ваше командование! У нас как раз отсутствует командир-инструктор? Займете место в нашем панцере?

[Rolf]: Будто у меня выбор есть…

Он посмотрел на меня, положил руку мне на плечо.

[Rolf]: Хази, медики сейчас подкатят. Давай, как сможешь, возвращайся в строй. А я поведу этих желторотиков в бой.

Rolf прикоснулся к лбу Gorda.

[Rolf]: Прощай, подруга, мне будет не хватать твоих частушек и пошлых анекдотов.

Сказав это, он, несмотря на ранение, лихо запрыгнул на броню, а затем ловко юркнул в командирский люк. Машина рванула с места, а за ней последовал еще десяток таких же. Враг снова отступал. Через еще одну вечность меня подобрали медики. Меня подключили к капельнице и я уснул. Мне приснилась Gorda, мы были у подножья скалистого холма Позади нее горел походный костер, вокруг которого сидели разнообразные воины разных эпох, разных рас и народов. Пока я шел ей на встречу, несколько раз раздавался громкий смех, терранец показывал, как он топором разрубил вражеского всадника вместе с ездовым животным, а ракатанец призывал рослого воина в почему-то рогатом шлеме еще раз рассказать, как тот весело и славно погиб.

Gorda и сама была почему-то одета в стереотипично варварском наряд из какого-нибудь глупого кино, с ней рядом шагал боевой зверь, чем-то напоминавший терранского wolf. Когда я смог в свете местных лун разглядеть ее лицо, она приветливо улыбнулась мне.

[Хази]: Привет…

[Gorda]: Привет, мылыш.

[Хази]: А мы… где?

[Gorda]: Не переживай, малыш, я теперь в стране вечной охоты и честных поединков пою свои скабрезные песни благодарным слушателям. Я просто решила попрощаться, а то как-то невежливо ушла.

Я еще раз осмотрелся, местность была совершенно незнакомой, будто даже сказочной. На небе светили невероятно яркие звезды и целых две довольно крупные луны.

[Gorda]: Ты только не смей себя хоронить заживо и даже не думай героически гореть в следующей атаке, понял?

[Хази]: Да, я не…

[Gorda]: Припрешься сюда раньше срока, буду тебе рубить голову вот этим топором до скончания времен! За меня не переживай. Я умерла, как положено ракатанской воительнице – вкусно ела, пила крутое бухло, качественно трахалась и храбро погибла в бою рядом с милым другом, да еще и за правое дело, так что я теперь в нашем воинском раю. А тебе пока сюда пока рано, да и вообще тебе не сюда.

Прежде чем я успел возразить. Gorda вонзила топор в землю, приблизилась, крепко обняла меня и еще крепче поцеловала.

[Хази]: Я буду скучать по тебе.

[Gorda]: Я знаю. А теперь не трави мне дущу и пиздуй отседова!

Я не успел ей ответить, так как ее жадный прощальный поцелуй немилосердно выкинул меня в реальный мир. Я обнаружил в себя в госпитале. Вокруг шла какая-то нездоровая суета. Сложно представить «здоровую» суету в прифронтовом госпитале, но что-то было решительно не так.

***

Примечания к главе:

[i] Песня «Любо» вокально-инструментального ансамбля «Гражданская оборона».

Интерлюдия. Ступор. Айя

Hier kommt die Sonne![i]

Оцепенение. Шок. Паника. Эти слова слабо передавали то, что сейчас творилось в душе Айи. Тактический ядерный удар накрыл обе стороны. Слизнул, как грокс языком, 2-ю терранскую панцердивизию, задел остатки 1-й, а заодно добил остатки «Избранных» – Почетной Стражи Каана, которых в бой повел лично Гунсенг. Ее Гунсенг. Ее Господин. Ее мужчина.

Электромагнитный импульс нарушил все линии связи и теперь непонятно, что там в эпицентре. Сила взрыва уточняется – по предварительным данным от 300 килотонн до 1 мегатонны, разделяющаяся боеголовка представляла собой три части – две досталось противнику, одна – своим. Но кто нанес ядерный удар? Кто его санкционировал? Арукадианцы? Нордианцы? Терране? Сами барданцы?

Наибольшую выгоду сейчас получали именно барданцы, но Айя не подтверждала ядерную атаку! Только три человека могли его санкционировать. Гун. Начальник его штаба. И Айя. И только, если первых двух больше не было в живых. Начштаба – первый с кем она связалась. Тот все отрицал. Гун? Он бы, как угодно, но предупредил ее, чтобы она приготовилась к последствиям! Атомная эскалация на населенной планете – самый худший из возможных сценариев! В отсутствие Гунсенга политическая власть была в ее руках. Такова была ее воля. Она вышла с открытой передачей, вызывая главнокомандующего противника. Через некоторое время по защищенному каналу ответил престарелый мужчина. Она узнала его. Генерал-checkmate’ist, как его называли его союзники. Тот, что разгромил их пиратских союзников на XT-79-Secunda.

[Čenkov]: Командующий Добровольческим Фронтом Генерал Ченков слушает! Говорите!

[Айя]: Хотела обсудить с Вами только что произошедшее…

[Čenkov]: Да, мне тоже интересно, как вы собираетесь оправдать… ЭТО! Вы, конечно, выиграли сейчас время, но поверьте я до вас всех доберусь, преступники!

[Айя]: Погодите! Вы утверждаете, что ядерный удар – не ваших рук дело?!

[Čenkov]: В смысле?! У вас хватает дерзости утверждать, что это не вы?!

[Айя]: Я знаю своего Господина! Он бы ни за что не прибегнул к такой крайней мере на обитаемой планете! Тем более не нанес бы удар по самому себе! Ему еще Бардой править, черт вас дери!

[Čenkov]: Тогда кто?

[Айя]: Мы не знаем! Мы подумали, что это Вы… промахнулись – ваших погибло явно больше наших!

[Čenkov]: То, что погибло – это факт.

[Айя]: Если это не вы, и не мы… Генерал, как личный Советник На-Каана, я прошу сутки перемирия, чтобы я могла выяснить судьбу моего Господина. Если в течение суток, ситуация не прояснится, мы снова свяжемся по этому каналу… и решим, что делать дальше.

[Čenkov]: Я должен связаться со своим политическим руководством.

[Айя]: Буду ждать ответа. Сейчас на всех частотах начну передачу с приказом, что мы прекращаем любые наступательные действия.

[Čenkov]: Dobře!

Через 10 минут пришли две новости. Одна хорошая. Другая плохая. Хорошая состояла в том, что противник согласился на перемирие, более того, поступило неожиданное предложение координировать спасательные операции в зоне поражения. Плохая – космическое сражение проиграно. Но это еще полбеды. В нем погиб Каан и весь его штаб. Теперь главным был Гунсенг…

[Айя]: Где же ты, Гун? Где же ты…

****

Примечание к главе:

[i] Песня «Sonne» вокально-инструментального ансамбля «Rammstein».

Глава 29. Атомное перемирие. Безарин

It's the end the war has been lost

Keeping them safe 'til the river's been crossed

Nicht ein schlacht ein rettungsaktion

Holding their ground til the final platoon[i]

Ожесточенное встречное сражение неожиданно для всех превратилось в спасательную операцию. Обе стороны обвиняли в ядерном ударе друг друга. Обе стороны нехотя оказывали друг другу помощь в поиске и эвакуации пострадавших. Обе стороны опасались повторного или ответного ядерного удара.

Во время сражения полк Безарина понес тяжелые потери и передал эстафету шедшей во втором эшелоном Второй Дивизии. Ей и досталась ровно одна треть термояда. Вторая треть пришлась на стыке между 2-й и 3-й Революционными, нанеся ущерб обеим дивизиям. Третья боеголовка неожиданно ударила по самим барданцам.

[Безарин]: В смысле барданцы отрицают?

[Попович]: А вот так, Товарищи! Отрицают и винят нас!

[Безарин]: Нихерасе постановка вопроса!

[Попович]: Да я сам… в удивлении!

Генерал Попович никогда не матерился. Вообще никогда. Но всевсегда понимали, когда мат подразумевался.

[Краузе]: Так и что дальше?

[Попович]: Как и приказали, спасаем живых! Чего тебе не ясного-то?

[Краузе]: А что с барданцами-то делать, если с ними столкнемся?

[Попович]: Первыми не стрелять. Попытаться убедить их не стрелять, если будут стрелять первыми… если получится. Не одумаются – вали их. Только запись сделайте, что пытались договориться.

Волшебная фраза «если получится» была произнесена. Жизнями бойцов рисковать не требовалось.

[Безарин]: А оружие у них отбирать?

[Попович]: Нет, оружие не отбирать. Они у наших тоже не будут. Приказано друг другу помогать в эвакуации. Почти как союзникам.

[Безарин]: Понял-принял, Иваныч.

Когда комдив отключился Краузе смачно выругался на родном немецком.

[Краузе]: Колян, вот че за хуйня происходит в этой Вселенной? Ты понимаешь?

[Безарин]: Сам охуеваю, Рих, но приказ есть приказ.

[Краузе]: Да-да, будут стрелять – попытаться уговорить, не уговорятся – мочим. Что-то мне подсказывает, что войне конец настанет скоро. Видимо, хотят жестом доброй воли сделать барданцев более сговорчивыми на грядущих переговорах.

[Безарин]: Вот не произноси при мне этого словосочетания! Меня аж передернуло!

Но Краузе добавил.

[Краузе]: Договорнячок будет, помяни мое слово.

Безарин заскрипел зубами. Краузе сделал контрольный.

[Краузе]: Ладно, не кипятись, камерад! Начальству видней!

[Безарин]: Иди ты… к прапору! Геносе Краузе!

Краузе заржал и отключил прямую связь.

К счастью, стрельбы не было. Почти. Но в целом все выглядело так, будто у каждого барданца был встроен переключатель «воюем/не воюем», что существенно облегчило взаимодействие. Из тыла довольно оперативно поставлялись наборы РХБЗ к выявленным скоплениям выживших. Панцеры были оснащены системой защиты от радиации и прочих загрязнений среды. Все-таки предполагалось, что те же М-24/25 можно использовать даже на планетах с непригодной для человеческого дыхания атмосферой и даже с отсутствием таковой.

Увы, того же нельзя сказать про значительную Panzer-7 и более ранних моделей. Да, и сам Безарин неоднократно выскакивал из своей боевой машины и принимал личное участие и осуществлял руководство прямым способом – то есть в прямом смысле «водил руками», указывая что кому делать. Электромагнитный импульс «зажарил» многие системы связи и управления, а потому пришлось использовать проверенные историей методы – голос, руки и иногда поджопники. А потому через какое-то время его киберсистема все-таки начала на него ругаться, тыча в показания личный дозиметра.

На связь вышел неожиданно для себя получивший полевое повышение до унтера Рольф Бергер. Его экипаж нашел упавший крафт На-Каана и оказывает пострадавшим медицинскую помощь. главнокомандующий и предположительно будущий глава вражеского государства был жив и почти не пострадал, о чем немедленно было доложено на самый верх. За ним почему-то был выслан особый терранский челнок, который вскоре доставил на его флагман барданцев. Безарин упорно игнорировал показания дозиметра, пока его гневно не одернул лично Генерал, приказав немедленно выдвигаться в сторону госпиталя.

Гнев Генерала был ничто по сравнению с той бурей, с которой он столкнулся в полевом госпитале. Его угораздило заявиться прямо к «Доктору Агате». Последняя «жевала» его без всякой пощады за пренебрежение к собственному командирскому особо важному здоровью

[Доктор Агата]: Никогда не пойму вас, мужчины! Ну, какого полового члена Вы свое здоровье гробите до последнего! А еще командир, сношать вас колоноскопией три часа подряд!

Безарин поражался ее удивительному свойству заменять матерные слова на почти интеллигентные, но отчего-то звучавшие еще грязнее, чем обычный мат. После одной особенно неприятной процедуры, включавшей прогон через его кровоток светящейся голубым жидкости, а также полную фильтрацию его крови в специальном аппарате.

[Доктор Агата]: Значит так, Полковник Безарин! Вы сейчас прошли процедуру по полной дерадиации! В 62% случаев, эта процедура вызывает множественные раковые образования! Поэтому будете сидеть на онкоцидах ближайший месяц. Чтобы я даже не слышала, что Вы или люди вот из этого списка совались в зону с повышенной радиацией. Ослушаетесь, запру Вас в палате и привяжу к кровати! А теперь прочь с глаз моих!

[Безарин]: Но…

[Доктор Агата]: Никаких но! Внимательно прочтите инструкции и соблюдайте все строго, как написано. Если Ваша система мне доложит, что не соблюдаете… я Вас… буду бить. Возможно даже ногами! А теперь пойдите вон, пожалуйста.

Безарин отсалютовал и вышел из палаты. Когда дверь за ним закрылась, Агата села не ближайшее посадочное место, закрыла руками лицо и заплакала. Были ли это слезы облегчения, что Безарин выжил в бою и легко отделался при атомной бомбардировке? Или действительно причиной этих слез была злость на него, вызванная вопиющим пренебрежением собственным здоровьем, за которое отвечает лично она? Или то, что Агата знала, что онкоциды – это очень и очень больно, и что ближайший месяц Безарин будет страдать, и нельзя это будет заглушить никаким обезболивающим?

Безарин, как положено, исполнительному человеку изучил инструкции и почесал в затылке. Похоже, командование полком придется временно передать заместителю, если его реально будет так штормить от лекарств.

Реакция Агаты для него тоже осталась загадкой. Впрочем, другие прошедшие через ее руки, такой реакции за ней не наблюдали. Жесткой она бывала, но чаще просто выражала усталую грусть от стремления пациентов навредить себе. Он могла довольно твердо отчитать. Могла даже перейти на повышенные тона, если пациент отказывался понимать очевидные с ее точки зрения вещи. Наконец, могла употребить данную ей власть и закрыть пациента в палате до окончания лечения – и такое право у нее тоже было. После событий на Родине она этим правом стала пользоваться чаще. Поговаривают, что у нее сбежало тогда на фронт несколько недолеченных пациентов и погибли в бою.

Возможно, дело ли в том, что он для нее бывший враг и вообще «этот чертов русский», а она полячка с их фирменным гонором? Безарин еще раз почесал в затылке и решил, что как-нибудь спросит ее напрямую.

В этот момент пришел сигнал, что на орбиту прибыла «Октябрьская Революция» и несколько других продвинутых кораблей, оборудованных Нуль-Т драйвом. Перемирие продлили еще на трое суток.

Интерлюдия. Дурные вести. Йеранефь

Йеранефь разбирала отчеты о ежедневных делах в ее вотчине, когда в дверь постучались. Старина Редж обычно стучался, когда были известия, которые надо было сообщить лично, а не по сети. Скорее всего, пришли вести с фронта.

[Йеранефь]: Войдите.

Вошедший Реджинальд заметно нервничал.

[Реджинальд]: Мой Госпожа… у меня дурные вести.

Ее сердце провалилось. «Дурные вести» обычно означало, что-то действительно ужасное.

[Йеранефь]: Говори, Редж… я готова.

[Реджинальд]: В сражении за переход на Нордию убиты Ваш супруг и Ваш отец.

Йеранефь закрыла глаза. При всех сложностях их отношений, отца она все-таки любила, чего не могла сказать о супруге.