Книга Мысли вслух во сне и наяву. Книга первая - читать онлайн бесплатно, автор Татьяна Васильевна Володина
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Мысли вслух во сне и наяву. Книга первая
Мысли вслух во сне и наяву. Книга первая
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Мысли вслух во сне и наяву. Книга первая

Мысли вслух во сне и наяву

Книга первая


Татьяна Васильевна Володина

Эта книга посвящается

моим любимым мужу и сыну.

Вы лучшее, что случилось в моей жизни.

Вы и есть моя жизнь. Вы всегда со мной во сне… и наяву….

«Она: Я тебя люблю! Он: Я знаю!»

(Из личных воспоминаний)

«Вот бреду я вдоль большой дороги

В тихом свете гаснущего дня…

Тяжело мне… замирают ноги…

Друг мой милый, видишь ли меня?

Все темней, темнее над землею —

Улетел последний отблеск дня…

Вот тот мир, где жили мы с тобою,

Ангел мой, ты видишь ли меня?»

(Ф.И.Тютчев)

Дизайнер обложки Татьяна Сетькова


© Татьяна Васильевна Володина, 2024

© Татьяна Сетькова, дизайн обложки, 2024


ISBN 978-5-0064-8805-2 (т. 1)

ISBN 978-5-0064-8807-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Это было как наваждение, как удар молнии без молнии и раската грома. Он был влюблен! Влюблен впервые и это чувство не столько радовало его, сколько огорчало. Оно ему было в тягость. Он хотел ее, и каждый раз, видя ее, он ощущал нестерпимый жар в груди – это должно было произойти. Он ни на минуту не мог перестать о ней думать. Сидя за компьютером, проводя совещания, заказывая кофе, стоя под душем, он думал, как будет обладать ею. Он вторую неделю ежедневно, кроме выходных, после полудня приходит в это кафе и садится за один и тот же столик. Официантки уже приметили его и, когда он входит, ласково улыбаются и устремляются к нему с охапкой газет и журналов. Он приходил, заказывал кофе и сидел иногда по часу и более, а затем вдруг вскакивал и быстро уходил. Были дни, когда он уходил с разочарованием на лице и после долго не мог успокоиться. Такой день тогда превращался в пытку.

Все дни, после встречи с ней, он не мог работать, и, когда наступал новый день, не мог дождаться часа, чтобы снова явиться сюда. Он ждал ее, и когда она входила, не мог оторвать от нее взгляд. В тот вечер ее обаяние было таким сокрушительным, что у него перехватывало дыхание. От постоянных мыслей о ней и нахлынувших чувств голова у него кружилась. Вот уж действительно – он терял голову. Он еще никогда не испытывал ничего подобного ни к одной женщине. Вот женщина, о которой он мечтал, и она станет его! Ее отстраненность, ее сопротивление просто ошеломляли его, и теперь он хотел испытать то облегчение, которое приходит лишь вместе c оргазмом и, наконец, удовлетворить уже несколько недель мучившее его желание.

Она приходила, как правило, одна, но иногда ей компанию составляли двое парней: один высокий, рыжий постоянно много говорил, смеялся и размахивал руками, другой ниже ростом, крепкий молчун, с восхищением смотревший на нее, и ласково улыбался. Они пили кофе, заказывали салаты и весело говорили. Он завидовал им, они могли сидеть рядом с ней, чувствовать ее запах, слышать ее волшебный голос. Настоящим праздником было, когда она приходила одна. Вот и сейчас он ждал ее уже целый час и, по гулким ударам сердца и учащенному пульсу, понял, что она вошла.

Сегодня она была одна и, сев за столик, закинула ногу на ногу. Прямая юбка натянулась на бедрах, открывая округлые коленки. В тот вечер его нога касалась одного из них. От воспоминания он проглотил ком в горле, и спустя мгновение почувствовал запах ее духов – легкий, нежный бриз моря, цитрусовых плодов, еловых веток. Взгляд опустился ниже – к изящным лодыжкам. Он поймал себя на том, что, не отрываясь, смотрит на тихо покачивающуюся изящную ножку в туфельке на каблучке, почувствовал, как у него снова перехватило дыхание. Он хотел ее, хотел настолько сильно, что закружилась голова. Это было настолько сокрушительно, что он на миг закрыл глаза. Чтобы женщина, – пусть даже красивая – сидящая в кафе, настолько могла возбудить его – это было для него необычно. Эффект был настолько сокрушительным, что он вдруг подумал: «Если бы я мог добиться ее, я был бы счастливейшим из мужчин».

Это было похоже на провокацию. Понимала ли она это? Похоже, что нет, ибо проделывала это явно непроизвольно и с природным изяществом. Солнечный луч проник через окно кафе, осветив ее прекрасную фигуру, затем стал играть на блестящих каштановых волосах и искриться в ее сине-зеленых глазах, покрытых черными ресницами. Подошла официантка и ножка опустилась, заняв свое место рядом со столь же красивой, другой. Он улыбнулся и опустил голову, чтобы она не заметила, что за ней наблюдают. Сделав заказ, она обвела взглядом, посетителей кафе. От неожиданности он дернулся, но ее взгляд, пробежав по нему, даже на миг не остановился. Она не узнала его или сделала вид, что не узнала.

Выпив кофе, она поднялась и направилась к выходу из кафе с уверенным видом человека прекрасно знающего, куда ему идти и что ему делать. Он снова и снова смотрел на нее, пока она пересекала кафе, направляясь к выходу. Стройная шатенка со стрижкой легким шагом удалялась от него. Сегодня она была одна, и он бросился за ней. В светлой шелковой блузке, заправленной в светло-серую узкую юбку, в бежевых туфельках, она в лучах солнца двигалась легкой походкой, с высоко поднятой головой, не глядя по сторонам. Она явно чувствовала легкость в своем стройном красивом теле, настолько все в ней говорило об этом: легкие красивые движения бедер, всплеск прядей волос при повороте головы, движение рук и походка балерины. Она шла легко, словно на цыпочках, а ведь на ней были туфли на каблуках.

Сегодня – так же, как и вчера, как три недели назад в вечер их встречи, у него колотится сердце. Судя по всему, она не догадывалась, что он идет за ней, или делала вид, что не заметила его. А он знал, что снова придет завтра…. А потом? Что делать ему потом?

Глава 1

Голова раскалывалась. Снова мигрень! Боль невыносима, но она с трудом заставила открыть глаза. Был день. Это она поняла по яркому солнечному свету, бьющему из окна и заполнившему всю комнату. Комната незнакомая, но уютная и ей здесь спокойно, вот только страшно болит голова. Она лежит на маленьком диванчике – такой покупают, когда ребенок подрастает и кроватка ему уже мала – машинально отмечает она, поджав к себе ноги и обхватив голову руками. Такая страшная головная боль, как наказание божье. Она наваливается вдруг страшным зверем, затаскивает в темноту, укладывает в постель или на любую иную подстилку, чтобы только положить голову и заставляет закрыть глаза, чтобы не видеть света, солнца. И ждать, ждать, когда безжалостный зверь, насладившись твоей болью и страданием, покинет тебя.

Она с трудом обвела взглядом комнату. Нет, она здесь никогда не была. К ней наклоняется личико красивого русоволосого малыша со стрижкой «пажа», с пухлыми губками, которые она уже где-то видела и даже помнила их вкус, родным и таким знакомым запахом, большими синими глазами, глазами, которые она видит каждый день в зеркале. Где она? Почему здесь прелестный мальчик? Его теплые маленькие ручки накрывают ее зеленым детским одеяльцем, и ей становится хорошо и уютно. Боль отступает. «Таким, наверное, бывает счастье», – успевает подумать она и видение исчезает.

Остатки сна мешались с явью, и ей было трудно понять, где она находится. Покачав головой, она поднимает ее от подушки и понимает, что это только сон, закрывает быстро глаза в надежде снова вернуться туда, в свой сон, к милому мальчику, к тому, что еще не испытывала в своей жизни, но очень хочет испытать. Пытается снова и снова проникнуть туда, в тот солнечный день, чтобы продлить чудесные мгновения, но сон ускользает, и вернуть его невозможно, слезы обиды потоком скатываются по ее лицу, заливая уши, рот…

Ей снова приснился чудо сон, часто повторяющийся уже в течение года. Снился он особенно в те ночи, когда тяжелым покрывалом накрывала мигрень. Малыш приходит к ней, чтобы спасти от мучительной боли и та отступает.

Рядом зашевелился Кирилл, протянул руку, обнял ее за талию, властно притянул к себе и крепко прижал к своему телу. Его губы нашли ее шею, и она почувствовала нежный поцелуй. Она погладила его сильную руку, закрыла глаза, вбирая его тепло и запах. Они вместе вот уже четыре года, а она до сих пор, просыпаясь, каждое утро отказывалась поверить, что рядом, обнимая ее, спит самоуверенный, умный и неотразимый мужчина. Было еще раннее утро, и она снова заснула, но, заснув, попадает в другой сон, где дорогой ее сердцу мужчина плетет венок из незабудок. Нет, это не Кирилл, а тот другой… Она его узнает и тут же протягивает к нему руки. Она любит его, она желает его…. Все вокруг одеты торжественно и, когда он надевает ей на руку венок, оказывается, что тот из алых роз. А где незабудки? Должны быть незабудки, он их обещал, и она ждала их. Руке больно, очень больно и она пытается его снять, но не может. Шипы впились в кожу. Она пытается отыскать того, кто надел ей венок и попросить снять его, но в комнате уже никого нет. Она совсем одна и тогда, сорвав с руки венок, она видит кровь, которая алыми струйками сочится по руке… Больно, очень больно!

Первым всегда вставал Кирилл, но не потому, что не хотел спать, а скорее наоборот, он не любил просыпаться рано, но Таня каждое утро расталкивала его со словами: «Милый пора» и начинала целовать его в закрытые глаза, нос, шею… Если он лежал к ней спиной, поцелуи доставались его лопаткам. Но часто они задерживались в постели дольше, чем это позволяло время, а затем неслись, как угорелые, в свои офисы. Задача Тани заключалась в том, чтобы всеми возможными уловками заставить Кирилла подняться с кровати, надеть спортивную одежду и отправиться на пробежку. Затем наступало ее время: она принимала душ, затем отправлялась в комнату застелить постель, постоять у окна, прикидывая, во что лучше сегодня одеться с учетом погоды и предстоящей работы. Работая в издательском доме, выпускающие великолепные глянцевые альбомы по искусству и журналы по теме живопись, скульптура, театр, фотография, мода; книги об искусстве и авторах произведений искусства, она придерживалась правила, что в любой ситуации должна выглядеть достойно. Встречи, интервью, знакомства с людьми искусства, требовали уважительного к ним отношения, а это во многом определялось, во что ты одет. «Встречают по одежке» – отвечала она тем, кто посмеивался над ее щепетильностью. Сейчас она прокрутила в мыслях программу дня и решила, что может себе позволить сегодня быть «без галстука» – брюки, свитер…. Она любила такие дни. Улыбнувшись и потянувшись, она закрыла глаза и снова представила малыша, которого видела во сне, за тем направилась в ванную.

Сегодня Кирилл бегал не долго. Таня услышала, как открылась входная дверь, и голос Кирилла весело прокричал:

– Я вернулся. Я вернулся навсегда.

– И что это значит? – спросила Таня.

Она все еще была под впечатлением сна. Послышались приближающиеся шаги, дверь комнаты открылась и в нее просунулась голова с взъерошенными и влажными темными волосами. Глаза были хитро прищурены.

– Это значит, что я никуда и никогда не уйду, даже если ты меня прогонишь.

– Да, ну? Звучит, как клятва. Бойся не обдуманных слов, их запомнят и могут предъявить в самый неподходящий момент.

– Я уверен, что у нас с тобой такого момента не случится, – радостно улыбнувшись, парировал Кирилл и его голова скрылась.

– Ну-ну! – Таня покачала головой, улыбнулась и направилась на кухню готовить завтрак. Послышался звук льющейся воды. Кирилл был уже под душем.

Поставив на стол два блюдца, она потянулась за чашками, а из головы не выходил приснившийся сон. Это был мальчик. Она всегда это чувствовала, она это знала на подсознательном уровне, да и одет он был в клетчатую рубашечку, с длинными рукавчиками и застегнутую на все пуговки. Пухлые ручки и сосредоточенное личико с большими синими глазами. Там, во сне, он помогал ей справиться с болью. Она так ясно видела его синие глаза и зеленого цвета одеяльце. Цветной сон. Он всегда был цветным. Чтобы это значило?

В кухню вошел Кирилл и, прислонившись к шкафу, стал завязывать галстук.

– Я сегодня задержусь, а потом мы могли бы с тобой поужинать в ресторане, – предложил он.

Таня промолчала

– Ты что думаешь, Тань?

Она не слышала его, все еще думала о странном сне, который с таким постоянством ей снился.

Кирилл положил руки ей на талию и носом потерся о шею. Выходя из кухни, он снова обратил к ней, но она не прореагировала на его вопрос. Тогда он позвал ее громче, но она снова промолчала. На лице ее блуждала нежная улыбка. «Это значит, что у меня шизофрения», – продолжала улыбаться она своим мыслям. Не дождавшись в ответ ни слова, Кирилл вернулся и тронул ее за плечо. Вздрогнув, она оглянулась и вопросительно посмотрела на него.

– Извини, – сказал он. – Я спрашивал, не поужинать ли нам где-нибудь, чтобы тебе не возиться с готовкой? Но ты, по-видимому, сегодня ночью снова побывала у Федора Михайловича в селе Степанчикове? – Кирилл весело хмыкнул. – И снова у тебя в гостях побывал малыш?

Вопрос о малыше был задан не так весело, как о селе Степанчикове. Таня уже не впервые чувствовала неприятие Кирилла к ее снам. Он сел за стол и подвинул ближе к себе чашку с кофе. Она подняла голову и весело кивнула. Затем в недоумении пожала плечами.

– Это почему же ты так решил? – все еще в раздумье спросила она.

– У тебя всегда такое блаженное выражение, когда приснится этот долгоиграющий сон. Успела, хоть на этот раз, спросить, как его зовут и чей он? – Кирилл нежно погладил ее руку и в ответ получил воздушный поцелуй.

На лице у него была нежная улыбка, но в голосе Таня слышала досаду и легкое раздражение. Человеку, которому практически не снятся сны трудно понять того, кто видит их с регулярным постоянством.

– Это скорее я побывала у него в гостях. Все та же комната, в которой я никогда не была, и мальчик так же красив, но спросить не успела.

– Снова болела голова? – с тревогой в голосе, спросил Кирилл. Сны с малышом, как правило, снились, когда у нее начиналась мигрень. Головные боли Тани волновали его, и он неоднократно просил ее показаться врачу.

– Болела

Она сразу же пожалела, что была столь откровенна: «Голова и правда болела, но зачем об этом говорить Кириллу? Чем он может помочь ей?»

– А сейчас?

– Нет, – солгала она.

– Врешь, – констатировал Кирилл, сверля ее взглядом. – У тебя измученное лицо.

– Очень?

– Что очень? – не понял Кирилл, нахмурив брови.

– Лицо. Очень измученное?

– Не очень, – примирительно ответил он, но тревога в глазах выдавала его.

– Все уже в норме, – подытожила Таня, и всем своим видом давая понять, что больше не хочет об этом говорить.

Она все еще не понимала, что хочет сказать ей Кирилл. Боль в голове мешала ей думать. Выпив таблетку, она ждала, когда мучавшая ее боль утихнет. С трудом подняв голову, Таня внимательно посмотрела на хмурого Кирилла. «Андре Моруа прав, – подумала она, всматриваясь в черты такого родного лица, – «мужчина нередко нравится женщине именно тогда, когда он наиболее сух и беспощадно логичен». Интересно, а женщины им, какие нравятся? Умные? Дерзкие? Веселые? Или такие, как у Моруа? – Таня попыталась вспомнить, а когда вспомнила, обрадовалась. – «Что наивная, почти глупенькая фраза, сказанная женщиной, иной раз внушает мужчине желание»… нет, не так…. Не просто желание. Он написал: «непреодолимое желание поцеловать эти детские уста». Покачав головой и превозмогая головную боль, Таня постаралась радостно улыбнуться. Она хорошо запомнила слова, какими писатель описал такой тип женщин: «наивная, почти глупенькая фраза», «детские уста». Женщина – девочка, одним словом «шаловливая дурочка».

Продолжая улыбаться, она стала гадать, какие женщины нравятся Кириллу, когда услышала его вопрос:

– Я смотрю тебе даже весело? С чего бы? – с иронией спросил Кирилл.

Пожав плечами, Таня промолчала. Удобный жест. Он всегда выручает, когда не знаешь, что сказать или не хочешь ничего сказать. А она не хотела, а может быть боялась своего ответа?

– У тебя лечебные сны, – с усмешкой заметил Кирилл. – В следующий раз спроси, как его зовут и чей он.

Улыбнувшись, Кирилл подумал, что очень привязан к ней. А может, привык? Стал стариться, стало лень бегать по клубам? Но он не чувствовал усталости и, тем более старости, и бегать еще мог бы, но нет желания. Нет желания или ему больше не нужно? А если не нужно, то почему?

– Ты, счастлива?

Вопрос возник вдруг и напугал его самого. Но слова уже были произнесены. Воздух в комнате вибрировал от любви и нежности, снисхождения и уже проходящей обиды.

– Что? Счастлива ли я? – переспросила она. – Странный вопрос.

– Вопрос, как вопрос, – пробурчал Кирилл.

– Почему вдруг он у тебя возник? – встревожилась Таня, внимательно посмотрев в глаза Кирилла.


– Не знаю. Но все же хотел бы услышать ответ, – стоял на своем он.

– Утром, за завтраком? – она нежно улыбнулась, – с тобой рядом скорее да, чем нет. Но все относительно, ты это знаешь лучше меня. И они все цветные.

– Что, цветные?

– Сны все цветные. Глаза у него такие синие и весь он такой прекрасный, как из сказки.

Наверное, счастье иметь такого красивого и ласкового сына, – задумчиво произнесла Таня, словно видела малыша, сидящим за столом.

Кирилл внимательно посмотрел на нее и озабоченно покачал головой.

– Я не об этом.

– Знаю. А я о том и об этом.

– Мало ли что приснится? С моей стороны будет нечестно согласиться, что сон в руку или на руку, как в таких случаях говорят. Ты этому придаешь большое значение. Именно в этом – я твердо уверен. Тебе не следует на этом зацикливаться. Это все сплошная чепуха.

– Или исполненная мечта. Подсознательное воплощение наших истинных желаний. Или ты считаешь, что этого со мной не может быть?

– Почему ты так решила.

– Это не я решила. Так решил Зигмунд Фрейд.

– У-у-у. Если сам Фрейд, то я пас. – Кирилл с ухмылкой поднял руки вверх. – Сдаюсь. – Затем задумался и тихо спросил. – Сына? Что это ты вдруг?

От удивления у него красиво выгибаются брови, взгляд полыхнул восхищенным обожанием, а голос звучит нежным баритоном. Таня отвела глаза, внезапно почувствовав неимоверное желание расплакаться, но усилием воли сдерживает слезы, чтобы Кирилл не подумал, что она прибегла к эмоциональному шантажу.


– А почему нет? И потом, это не вдруг. Это просто мысли вслух. Так иногда бывает. Мысли вслух наяву.

Она опустила глаза и замолчала. Ей трудно было говорить. Да и как сказать, что во сне даже чувствовала запах малыша, как ей хотелось прижать его к себе, что хочет иметь детей от него: мальчика с такими синими ласковыми глазами и девочку – с зелеными, как у него.

– Но раньше ты такие мысли вслух не озвучивала. – Кирилл улыбнулся нежной улыбкой.

– Что-то всегда бывает впервые. Вот и у меня они цветные. Правда, не в первые, а скорее постоянно.

– Цветные, что? – спросил Кирилл, поднося чашку ко рту, и тут же сам ответил на свой вопрос, новым вопросом, но теперь он был адресован себе самому:

– Сны, что ли или мысли?

– Ну, да, – подтвердила Таня, – то ли сны, то ли мысли вслух.

– Тебе снятся цветные сны, – задумчиво произнес Кирилл. Это не был вопрос. Он рассуждал вслух. Его уже давно беспокоили сны Тани и ее состояние по утрам после таких сновидений. Ему сны не снились или он их не запоминал.

– В последнее время «сны» у нас излюбленная тема, тебе так не кажется? – со вздохом произнес он. Таня вся сжалась и промолчала. Тема была не простая, учитывая к ней отношение Кирилла.

– А ты знаешь, что об этом думают ученые?

Пару секунд поколебавшись, она решает ответить.

– В каком-то смысле, да, знаю.

Кирилл некоторое время ел молча, затем холодно сказал:

– Так вот. Ученые утверждают…

– …а наши ученые…, – со смехом перебила его Таня и замотала головой.

Но Кирилл не только не ответил на ее смех, но даже не улыбнулся.

– И наши тоже, – сказал он, строго взглянув на нее, а после секундной паузы, снова заговорил: – Ученые, и наши тоже, утверждают, что частые и запоминающиеся цветные сны, это признак особой активности головного мозга.

Но хорошо это или не очень – никто из них еще не сказал. Думаю, что не следует рассказывать остальным.

Таню поразило его настолько серьезное отношение к ее снам. Веселое выражение на ее лице сменилось на скептическое, и Кирилл, заменив это, поднял указательный палец вверх, требуя от нее внимания, при этом добавив: – Типичной, для различных пограничных расстройств.

– Типичной, конечно, типичной…. Знаю, – Таня махнула рукой. Этим она обозначила, что считает такие заключения ученых глупой болтовней. – Я уже давно предполагала, что у меня шизофрения или что-то в этом роде. Ты должен хорошо подумать, с кем связался. Спорим, я могу назвать дату, когда он мне снова приснится?

– Не буду я с тобой спорить. Так-таки шизофрения?

– Угу!

Кирилл изобразил грустное лицо и закивал головой, как бы говоря, что согласен над этим подумать. Он был серьезным, а вот глаза смеялись. Этим приемом он владел мастерски, и, в первое время их знакомства, Таня покупалась на это, но не сейчас. Она восприняла это, как очередную его игру в поддавки и на ее лице появилось выражение полнейшего внимания. Она даже попыталась прогнать смешинку в глазах, но ей это не удалось.

– И еще, – продолжал умничать Кирилл, – чужие и наши ученые, считают, что сознание у таких людей подвергалось какому-то негативному изменению: стрессу, горю, перенапряжению. Тебе же не снятся кошмары? Правда?

Таня пожала плечами и продолжала молча жевать бутерброд. Смешинка в глазах пропала сама собой. После сказанного Кириллом, ей и правда стало не уютно, но она хотела думать, что это просто очередная утренняя шутка Кирилла. Нужно было срочно что-то придумать «этакое», чтобы загнать его в тупик.

– А если бы снились цветные кошмарные сны? – она внимательно смотрела на Кирилла, с трудом сдерживая улыбку. – Ну, алая кровь, свет свечей, ну и другая дребедень. – Кирилл отставил чашку в сторону и уставился на нее. – А еще бред и галлюцинации, острая забывчивость? Тогда что?

Таня рассчитывала на смех Кирилл, но он продолжал молчать, и вопросительно смотреть на нее. Шутка явно не удалась и, хмыкнув, она тихо произнесла:

– Нет. Не нужно так волноваться. Я еще не слышу «голоса» в голове и в моем роду не было сумасшедших. Это все можно проверить. Справку принести? – И тут же не удержалась, чтобы с сарказмом не пошутить: – Но это, возможно, все еще впереди.

– Да неужели, – нахмурив брови, тихо сказал Кирилл и вернулся к своему завтраку. А Таня наоборот, отставив в сторону чашку с блюдцем, стала терзать его вопросами.

– Поскольку ты сведущ в вопросах аномальных проявлений мозга…

– Я? Сведущ? – Кирилл покачал головой и весело взглянул на нее. – Спасибо, милая, что так хорошо думаешь обо мне.

– Я не стану убеждать тебя, что это не так, и твой сарказм тут совсем не уместен. Мы с тобой знаем, что, не смотря на научные институты и потуги ученых всего мира, до настоящего времени это является загадкой человечества, вместе с тем, скажи мне, что-то есть положительное в этих проявлениях, ну хоть чуть-чуть? Они же цветные и это красиво.

Кирилл засмеялся и откинулся на спинку стула.

– А, испугалась?

Она действительно испугалось, но совсем не этого. Она испугалась, что Кирилл отказывается серьезно воспринимать ее сны.

– Мне как раз показалось, что это ты струхнул. Уж больно выразительным стало твое лицо. Но давай, по сути.

– Согласен. По сути, так, по сути. Есть и положительное. Цветные сны могут сниться от положительных эмоций. Это раз.

– Уже хорошо, – Таня изобразила на лице одобрение и полное внимание к сказанному Кириллом. – Будем считать, что это как раз мой случай.

– Цветные сны видят талантливые люди.

– Это два. От этого было бы глупо отказываться, и я буду утверждать, что и это мой случай. – Таня засмеялась, но тут же взяла себя в руки и с умным лицом закивала головой.

– Ты будешь считать? – лукавая улыбка чуть тронула губы Кирилла.

– Буду, – утвердительно кивнула она.

– Ну ладно, считай. Цветные сны, как утверждают, – Таня сделала чуть заметное движение, и Кирилл тут же поднял вверх обе руки, успокаивая ее, – да-да, и наши, и ваши, и те и другие ученые, что их еще видят высокоинтеллектуальные люди. Но, по моему мнению, скорее их могут видеть впечатлительные и эмоциональные люди, такие как ты, и это очень тебе идет.

– Спасибо. Ты очень добр ко мне. А вот куда делся высокий интеллект? Или ты мне в нем отказываешь?

– Ну что ты? Как ты могла такое подумать? Вся беда в том, что его в тебе хоть отбавляй, – в голосе явно слышался сарказм вперемешку со смехом.

Таня поняла, что добилась своего и превратила очень серьезный разговор в утреннюю шутку. Но это было не так. Ей только показалось.