Ужас на пороге
Как оказалось, сострадания у людей не осталось. По крайней мере – к Диме.
Он вошел в пыльный кабинет с плохим освещением. Поздоровался. Неприятной внешности сотрудник выдавил улыбку, но та выглядела настолько фальшиво, что Диме стало нехорошо.
– У тебя что-то с лицом, – мужчина указал волосатым пальцем на парня, – поранился, когда брился?
Дима сжал кулаки. Этот придурок издевался над ним и делал это настолько открыто, что захотелось дать ему в морду. Но он сдержался. Пока не произошло ничего непоправимого, и, возможно, оставался шанс сохранить рабочее место. Дима не хотел увольняться. Денег за стрим хватит на пару месяцев, не больше. И это в случае, если тратить их лишь на оплату жилья и продукты.
Но сотрудник отдела кадров оказался непреклонен.
– Мы не хотим привлекать к себе внимания, – объяснил он, – у нас маленький городок. Ты сделал глупость и, возможно, даже сожалеешь об этом. Но наши покупатели и поставщики – весьма щепетильны в подобных вопросах. Никому не хочется оказаться в центре скандала.
– Меня уволят? – Дима прекрасно знал ответ, но хотел услышать его лично, без недомолвок и домыслов.
– Нет-нет. Тебя не уволят. Ни в коем случае. Мы же не звери какие-нибудь. Мы просим тебя написать заявление по собственному желанию.
Что по сути являлось одним и тем же. Даже хуже. Компания выставляет все так, словно сумасшедший парень не остановился на достигнутом – и катился дальше по наклонной дорожке вниз. В пучину собственного безумия.
Он написал заявление. Выбора ему не оставили. Сотрудник отдела кадров заверил, что Диме выплатят неустойку в размере двух окладов в течение трех рабочих дней.
– У нас все по закону, – улыбался он, выставляя Диму за дверь.
А вернувшись домой, парень увидел, что его входную дверь измазали дерьмом. Не просто навалили под дверь, а растерли вонючую массу по полотну и ручке. Кто-то явно делал это с удовольствием… или с ненавистью. Что было равноценным. Люди всегда получали удовольствие, делая другим гадость. Это возвышало их в собственных глазах. Дима буквально слышал злорадное хихиканье тайного недоброжелателя, пока тот проделывал свою «грязную» работу.
А по новостям продолжали освещать самоубийства, происходящие чуть ли не в каждом уголке страны. Диктор снова просил детей и впечатлительных граждан отодвинуться от экрана. Тот же самый диктор с теми же самыми словами. Следом показали 2 коротких ролика. В первом несовершеннолетняя девочка спрыгнула со стройплощадки в вырытый котлован, а во втором взрослый парень упал с крыши высотки в спальном районе. Каждый из них произнес напоследок – «хештег – хочу кока-колу».
Это происходило повсеместно. В больших городах и маленьких поселках. Диктор перечислил населенные пункты, из которых пришла информация о самоубийствах за последние сутки: Серпухов, Архангельск, Владимир, Минск – республика Беларусь… и еще пара-тройка поселков, названия которых Дима слышал впервые.
В интернете его ненавидели столь же люто, как и в жизни. На «майле» грозились убить трое новых анонимов, еще с десяток человек проклинали. На личном канале произошла ожидаемая чистка – несколько тысяч подписчиков исчезли. Другие строчили гневные комментарии. В «ВК» появилась открытая группа под названием – «Клуб для тех, кто ненавидит Кокакольщика». В профиле страницы фотография Димы с сильными побоями, отретушированная в фотошопе.
Так заканчивалась гонка за славой. Толком и не успев начаться.
Дима со злостью захлопнул ноутбук. Сходил в душ. Дерьмо с двери решил убрать ночью, чтобы случайно не встретиться с соседями. Ему было стыдно. Но стыдно на расстоянии не одно и то же, что стыдно, глядя людям в глаза. Конкретным людям, а не каким-то абстрактным. А они станут смотреть, если не больше – комментировать увиденное.
Дима заглянул в холодильник. Хлеб и молоко закончились. Он не планировал еще раз выходить из дома, но и без хлеба есть не мог. Странная привычка, которую в нем привила бабушка. Друзья и коллеги порой подшучивали над Димой, мол, кто же макароны ест с хлебом. А он ел. А еще и пельмени ел с хлебом и прочую мучную пищу. Иначе не наедался. Вот такая причуда.
Далеко идти Дима не планировал. В безымянном супермаркете за углом продавалось все необходимое.
Он прошел вдоль холодильников, выискивая молоко. Немного кружилась голова, но Дима счел это незначительным. Должно быть временный эффект от обезболивающих, к которым парень пристрастился. А еще он привык спать в течение дня, пару часов, не более – между утренними перевязками и послеобеденными сеансами у психиатра или очередной дачей показаний в полиции.
Чего они все к нему привязались?
«Оставьте меня в покое, ублюдки», Диме хотелось кричать каждый раз, когда он оказывался в одном из этих ненавистных заведений.
Найдя молоко, он направился к прилавкам с хлебом. И тут кто-то толкнул его в бок, да так сильно, что Дима завалился на стеллаж с овощами.
– Ты – тварь, – прошипел человек, и Дима узнал в нем пациента из больницы, который едва его не задушил.
– Оставьте меня в покое, – пролепетал парень, поднимая упавшее молоко.
Но мужчина накинулся вновь, не позволяя сопернику опомниться. Его лицо перекосило от гнева, в уголке рта показалась слюна. Он еще больше распалился, когда не получил сопротивления.
– Я убью тебя, недоносок, – вопил мужчина, привлекая зрителей.
Дима помнил беседу с полицейским. Помнил, что у этого мужчины погиб племянник. Ну и что? Он не убивал того пацана, и даже не был с ним знаком. И отвечать за его смерть не планировал.
Тяжелые лапищи легли на шею Димы, и тут он испугался. Ведь его могли задушить прямо здесь, в магазине, и никто не успел бы ничего предпринять. Покупатели не торопились ввязываться в драку. Никто не хотел проблем. Эти люди пришли сюда с одной целью – купить продукты и уйти домой. Некоторые после тяжелой рабочей смены, а может и после суток. Они мечтали поскорее оказаться в родных стенах. Смыть с себя всю накопленную за день усталость и развалиться на диване перед телевизором. Такие простые мечты. Разве можно их за это винить?
Дима рванул в сторону, и ему практически удалось вырваться. Одна ладонь соскользнула с его шеи. Но другую мужчина сжал сильнее. Ногти впились в кожу, оставляя кровавые полосы. Парень вскрикнул и оттолкнул душегуба, но тот вцепился пиявкой и не собирался выпускать добычу из рук.
Вдвоем они пересекли овощную зону. Дима стучал мужчину по руке, удерживающей его горло, но тот оказался силен.
– Тварь, – хрипел мужчина, возвращая вторую руку на место.
Дима почувствовал, как мир поплыл. Он больно ударился позвоночником о морозильную камеру. Захрипел.
Покупатели держались в стороне. Они шептались, указывали пальцами на дерущихся, но никто и не подумал вызвать полицию.
Одни считали, что подерутся да успокоятся – ну не убьют же друг друга, в самом-то деле…
Другие не хотели связываться с полицией. «Затаскают потом по своим кабинетам», рассуждал каждый второй свидетель в супермаркете, «еще и виноватым в результате окажешься. Лучше уж не лезть не в свое дело».
Воздух заканчивался. Силы оставляли Диму. Он уже не мог сопротивляться, лишь по инерции держал нападавшего за предплечья в надежде, что тот ослабит хватку, и тогда появится возможность его оттолкнуть. Но мужчина не останавливался. Он планировал завершить начатое.
Дима понял это, едва посмотрел ему в глаза. Он не отпустит, можно не надеяться.
Парень вцепился в край морозильной камеры. Пальцы обдало холодом. Она оказалась открыта. Видимо сотрудница выкладывала рыбу или пельмени и забыла запереть. Ушла за очередной партией на холодный склад или приспичило в туалет.
Дима опустил руку в ларь, выискивая замороженную рыбу покрупнее, которой можно бы было ударить душителя. Но нашел нечто другое. Почти сразу же. Непослушными пальцами парень обхватил пластиковую рукоять. Она легла в руку, как влитая. И придала сил, чтобы обороняться. Дима понимал, что держал в руке, когда извлек предмет из морозильной камеры.
Сотрудница не просто оставила ларь открытым, она забыла в нем нож для колки льда. Возможно, через пару минут она вернется, вспомнив о своей оплошности, но инструмента на месте не окажется. «Что она тогда будет делать?», Дима не знал, по какой причине, но именно об этом он размышлял, вонзая острие в шею нападавшего. Нож вошел мягко и плавно, чуть ниже уха. Захочешь – так не попадешь!
Мужчина охнул, но некоторое время еще продолжал душить Диму по инерции. А затем из раны закапала кровь, и он отшатнулся, выпуская жертву из цепких объятий. Нож торчал из шеи стрелой, словно выпущенной индейцем в проклятого колониста. Красная от крови рукоять болталась из стороны в сторону. Капли летели на прилавки, на покупателей, на Диму.
Раздался женский вопль…
Дима побежал. Изо всех сил, не осознавая, что произошло. За последнее время события менялись слишком быстро. Молниеносно. Он не успевал в полной мере прочувствовать происходящее. Только он привыкал к одному, как ситуация обновлялась, и он словно опоздавший на автобус смотрел в след уезжающему транспорту.
Так вот – теперь он убийца. В момент он осознал – все остальное, весь этот хайп вокруг него, подзатыльники от прохожих, молодые люди, прыгающие из окон и крыш, все это было не так уж и страшно по сравнению с тем, что могло случится теперь.
«Ну ты же хотел убить человека ради ролика, почти так и сделал», юркнул в голове внутренний голос, и Дима закричал.
– Нет! Я не хотел!
А затем его посетила мысль, «полиция! Да! Я побегу в полицию! Это была самооборона! Я сам пойду и все расскажу! Я не виноват!». Он остановился. Достал телефон чтобы вбить адрес в навигатор. Пальцы не слушались. Из-за дрожи в руках он не попадал по буквам. Дима выдохнул и повторил попытку, «п о л и ц и я», получилось. Но на последнюю кнопку «поиск» ему нажать не удалось. Удар в голову опрокинул его с ног. Телефон отлетел в сторону. Затем еще пара ударов ногой пришлись по телу.
– Сученок! – раздался крик.
– Тише, тише! Не надо его бить! Пусть полиция разберется, нам нужно чтобы он сказал!
Удары прекратились. Дима осмелился открыть голову и взглянуть наверх. Над ним стояли люди, разных возрастов, их было много. Несколько лиц он узнал, они были там, в магазине. Стало быть, за ним шла погоня, которую он не заметил.
– Вставай! – крикнул полный мужчина и, взяв его за шиворот, потянул вверх, – попробуешь убежать, я тебя насмерть забью. Понял!?
Дима кивнул. Он вообще перестал понимать происходящее. У него не было ни психологических, ни физических сил разбираться.
– Пошли! – приказал агрессивный мужчина и повел его в сторону, удерживая за воротник. В окружении толпы людей Дима молча шел туда, куда его вели.
Прошло не более 5 минут. Дима почувствовал слабость в ногах и боль, с которой он в последнее время свыкся, и практически перестал замечать ее. И вот теперь она стала невыносимой. Его вели, дергая и подталкивая, не взирая на то, что еще месяц назад его ноги были поломаны в нескольких местах. В какой-то момент он захотел попросить об отдыхе, а заодно и поинтересоваться, куда его в конце концов тащат. Если в полицию, так он и сам не против – необязательно для этого сопровождение. Однако, все тот же грубый мужской голос полного человека предвосхитил его вопрос.
– Пришли!
Толпа спереди разошлась в стороны. Дима увидел собственный подъезд. Он задрал голову, взглянув на разбитый козырек, до сих пор не починенный. Тот самый козырек, на который он упал, тот самый, который спас ему жизнь.
– Что вы хотите? – испуганно спросил Дима. Мужчина толкнул его вперед. Его гнали на крышу. Разъяренная толпа не желала вести переговоров.
Через пару минут место назначения было достигнуто. Дима стоял на крыше перед людьми. Теперь он видел, сколько их было. 15—20 человек. В основном зрелого возраста. Ни одного молодого лица ему приметить не удалось.
Трое мужчин шагнули вперед. Дима машинально отступил. Обернувшись, он понял, дальше идти некуда. Он стоял у самого края. Плюс-минус у того самого места, откуда и упал.
Дыхание участилось. Тело задрожало.
– Я не буду прыгать! – выкрикнул он, впадая в панику, – вы все сядете в тюрьму за это!
– Кому ты нужен, дебил? – проговорил тот самый полный мужчина, видимо исполняющий обязанности старосты в сплотившейся группе. Он протянул Диме его телефон, достав из кармана, – из-за тебя, придурок, погибли наши дети, – мужчина выдержал паузу и обвел руками всех присутствующих. Он всхлипнул, пытаясь сдержать слезы, – и не только наши, самоубийства продолжаются полным ходом, – мужчина вновь выдержал паузу и вытер слезы. На улице было холодно, как и тогда, во время злополучного стрима, – сейчас выйдешь в эфир и скажешь, что ты больше не хочешь кока-колы и прыгать не будешь. Понял? Не сделаешь, я лично тебя скину.
Дима взял телефон. Толпа злобно смотрела на него. «Давай!» агрессивно выкрикивали голоса. Он повернулся лицом к краю, как в прошлый раз и вышел в эфир. Несколько тысяч, казалось бы, отмерших подписчиков моментально заполнили эфир. Им плевать на посты, фотографии, реплики стримера, но, если идет онлайн-трансляция, они знают – сейчас что-то будет. В этом смысле Дима уже себя зарекомендовал.
«Ну че там, снова прыжок?», «Опа, давненько не видели», летели сообщения с молниеносной скоростью. За считанные минуты отметка перевалила за 20 000.
– Сколько смотрят? – спросил полный мужчина из-за спины.
Дима обернулся.
– 23 000.
– Говори.
– Всем привет, – растерянно начал Дима, – я хочу всем сказать… я… я недавно выписался из больницы. Все что произошло… В общем, я не хочу больше кока-колы. Я не хочу. Слышите? – Дима замолчал, а затем, ощутив прилив ярости к самому себе, повторил уверенно и четко, – я не хочу кока-колы! Поняли?!
Он всмотрелся в экран. Комментарии неслись полным ходом. Количество зрителей увеличивалось, как и в тот раз.
Дима обернулся. Люди, приведшие его на крышу, уходили, с презрением глядя на него. Некоторые бросали вслед оскорбления и проклятия.
И вновь порция славы. Сейчас накидают донатов, наговорят комплиментов, а что потом? «Время покажет», заключил Дима и посмотрел вниз. Внизу уже стояли репортеры, прохожие, вновь приехала полиция, он же теперь убийца. Со всех сторон таращились телефоны и камеры. И среди этой толпы зевак Дима увидел еще кое-кого… Те самые люди из его сна, с разбитыми головами, выбитыми зубами, открытыми переломами… Они стояли внизу и махали ему, весело подбадривая, «давай к нам!». Ему показалось, будто на краю крыши весит чья-то рука. Он сделал шаг вперед. На него снизу вверх смотрел парень, лет 17-ти.
«О, ни фига себе!», воскликнул он, «можешь дать автограф?», и полез в карман той рукой, которой держался за край.
– Стой, – выдавил Дима, но парень упал.
Дима посмотрел вниз, никого не было. Никто не падал. Он был на крыше один. Только внизу переломанные люди продолжали его звать, показывали ему знаки приветствия, что-то кричали и махали руками.
– Я схожу с ума, – произнес он и развернулся, чтобы уйти. Нога поехала. «Лед», вспомнил он и увидел перед собой небо. Чувство невесомости, окна его пятиэтажки с верхнего по нижний. Секунды, казавшиеся вечностью… Вот уже и сломанный козырек, который в этот раз не послужил подстилкой, потому что его так и не залатали. Звон в ушах и темнота…
– Психологи по всей стране выезжают в учебные заведения, чтобы пообщаться с молодыми людьми, – продолжал репортаж журналист с очередного места падения подростка, – вторая волна массовых самоубийств превысила первую по уровню летальных исходов. Призываем родителей внимательно следить за своими детьми и обращать особое внимание на хештеги в их соцсетях. В очередной раз повторяем, если ваши ребенок написал хештег «Я НЕ ХОЧУ КОКА-КОЛУ», скорее всего он планирует покончить с собой»…
С Новым годом… соседи!
– Видишь, как классно, а ты не хотел приходить, – Маша погладила друга по плечу, затем вернулась к салату на своей тарелке.
– Да, классно, – сухо согласился Дима.
Он улыбнулся, чтобы не показаться занудой. В любой другой день он был бы рад вот так посидеть со старыми друзьями, будь то день рождения, свадьба, да что угодно, пусть хоть простая попойка в честь пятничного вечера.
Но не в этот день. Предрассудки, психологические триггеры, в конце концов психические рефлексы не давали ему расслабиться в полной мере. То и дело накатывала волна адреналина. В эти моменты он словно падал с высотного здания – в животе проносился ветерок, дыхание замирало, а сердце готово было вырваться из груди.
Все классно, Маша правильно подметила. Стол накрыт, по воздуху разливался аромат шампанского, все смеялись, веселились, рассказывали пошлые анекдоты. Дима словно окунулся в прошлое, вернулся на десять лет назад: в старый, потрепанный детский дом, в котором они познакомились. Вспомнил, как по вечерам собирались в общем зале на жестком диване и мечтали о самой лучшей жизни, какой только можно достичь. Машка хотела стать моделью, Серый жить в особняке на берегу моря, Сеня переехать за границу, а он – Димон – написать книгу об этих достижениях друзей и стать знаменитым. И они смеялись… смеялись. Прям как сейчас. Но все же он чувствовал себя неуютно…
И вроде пора успокоиться – Дима в кругу друзей. Сколько они вместе пережили, сколько препятствий преодолели, живя вместе много лет назад.
Делая глоток за глотком, на мгновения ему удавалось расслабиться. Хотелось встать и произнести, «друзья, я вас очень люблю!», но как только он собирался это сделать, его внимание переключалось на вход в комнату. Снова захлестывала волна адреналина, он буквально слышал, как дергалась дверь… вот-вот она распахнется и в маленькой комнатушке появится едва стоящий на ногах отчим. В тесном помещении возникнет нестерпимый запах перегара, послышится тяжелое дыхание, а затем он начнет швырять предметы, кричать, обвинять и лупить всех чем попало.
– Что за срач вы здесь устроили?! – прорычит он и кинет посуду куда-нибудь в телевизор, – я вас научу порядку!
А затем последует бесконечно длинная ругань вперемешку с пощечинами и подзатыльниками, а порой и ударами кулаком по лицу… Только лишь тихий, безынициативный пьяный мамин голос будет доносится из кухни или из ванной.
– Не бей, Гриш, мы уберемся… Я тебе картошку пожарила, иди поешь.
Дима залпом осушил очередной бокал шампанского.
– Сейчас президента посмотрим, – наметил план действий Сергей, – а потом пойдем салют пускать.
– Гениально! Кто бы мог подумать, – отреагировал сквозь смех Сеня.
– Вон, Димон мог не подумать, – Сергей ткнул пальцем в друга, – весь вечер витает где-то.
– Да все нормально, – ответил парень.
Сергей не купил особняк. Он до сих пор ютился в маленькой комнате общежития, предоставленной государством. С облупившейся краской на стенах, со сквозняками в окнах и с общей ванной комнатой.
– Слушай, а че ты так Новый год-то не любишь? – вспомнил Семен.
– Может, боишься деда Мороза? – подхватил Сергей.
– Да отстаньте вы от него, – вступилась Маша, подойдя сзади и по-дружески приобняв.
– Деда Мороза тоже, – пробубнил Дима, и все выдержали паузу. А затем парень рассказал, как он выразился, «банальную историю», о том, как его отчим постоянно приходил пьяным и устраивал скандалы с рукоприкладством. Избежать их было невозможно, и он, и мама в любом случае получили бы свои порции положенных оплеух, без вариантов: или за то, что тихо сидели и молчали, или за то, что посмели с ним заговорить, или за то, что уже спали, а не встречали на пороге. Но на утро отчиму всегда было стыдно, он извинялся, обнимал их, целовал, дарил подарки, клялся, что этого больше не повторится… Только его хватало не более чем на пару недель… а уж когда наступало время Нового года, тогда он пьянствовал до потери пульса, начиная с первых корпоративов, за пару недель до главного праздника, и затем после. Месяц ада… В этот период Дима чувствовал себя невинным младенцем (каковым по сути и являлся до десяти лет, пока не попал в детский дом), которого поместили в логово демона: помимо того, что отчим не давал ни психологического, ни физического покоя, он также приглашал домой собутыльников, которые подливали масла в огонь. Шум, вонь, крики, звон бутылок и бесконечные пощечины, вот что ясно помнил Дима, начиная с пяти лет.
А в последний его Новый год в кругу семьи отчим решил нарядиться дедом Морозом. Он вновь завалился пьяным, в красном костюме и с приклеенной бородой. Диму это лишь напугало, конечно же он знал, кто прячется за этим сказочным образом.
– Хочешь подарок, мальчик? – произнес дедушка Мороз, дыхнув тошнотворным запахом перемешанного дешевого алкоголя. Дима лишь покачал головой.
– Не хочешь? А я все равно подарю, – прохрипел дедушка Мороз, – расскажи стишок. И не заставляй дедушку ждать, дедушка устал, – добавил отчим, засмеявшись противным пьяным смехом.
– В лесу родилась елочка, – испуганно начал Дима, – в лесу она росла… зимой и летом…, – он сглотнул от волнения, – зимой и летом… была.
– Какая?! – вдруг закричал дедушка Мороз.
– Что, «какая»? – едва выдавил перепуганный мальчик.
– Какая елочка была!? Ты сказал «зимой и летом была». Какая она была?
– Я не помню….
Прошло мгновение до того, как дедушка Мороз начал бить его мешком по голове. В мешке было что-то тяжелое. Подарок, который ему предназначался, с каждым ударом вызывал все большее ощущение боли. Может, там большой поезд или радиоуправляемая машинка, что-то действительно хорошее, но очень болезненное. Несколько секунд Дима пытался закрываться, но не получилось, и тогда он просто начал думать, «а что же там такое внутри?». Отчим остановился. Не по своей воле. Он упал. Упал и схватился за сердце. Что-то сказал, но Дима не расслышал. Присел рядом.
– Позови маму, – еле слышно прохрипел дедушка Мороз. Дима послушался и пошел к маме в комнату. Она спала. Рядом с ней лежали три бутылки вина. Мама, как обычно, была пьяна.
– Мама спит, – виновато произнес мальчик дедушке Морозу, вновь присев рядом, но тот уже ничего не ответил. Он лежал, положив себе правую руку на грудь.
Дима просидел рядом до утра. Он смотрел на красный подарочный мешок, гадая, что же там такое внутри? Но так и не решился открыть и посмотреть.
Наконец, когда мама проснулась, уже под утро, она вызвала скорую и полицию. Мешок с подарком забрали, так и не показав, что же предназначалось Диме от дедушки Мороза. А он уже и не очень-то хотел знать. Ссадины сильно болели. Через несколько месяцев его забрали от матери и отвезли в детский дом…
– Трэш какой-то… Извини, ты никогда не рассказывал…, – смущено сказал Сергей.
– Да ничего. Это было давно. Давайте лучше о хорошем, – воодушевился Дима, почувствовав, что ему стало легче.
– У нас тут тоже, еще те алкаши живут. Далеко ходить не надо, – Семен показал пальцем на стену.
А там словно ждали его слов. Как если бы Семен объявил выход артиста, и тот с поклоном вышел на сцену. Сквозь тонкую стену послышался грубый мужской голос, чем-то недовольный. Он говорил по нарастающей, затем делал паузу, после громко матерился, и переходил в пьяный бубнеж.
– Недавно заехали, пару недель назад, – продолжил Сеня, – у нас же тут в общаге все стены тонкие. Мне иногда кажется, что если я со всей силы ударю в стену, то пробью ее.
Все четверо захохотали.
– Нет, серьезно, – продолжил Семен, – если прислушаешься, ночью слышно, как у соседей часы тикают. По сути, эта общага – одна большая коробка. А контингент сам понимаешь какой.
Семен не переехал за границу. Зато тесть – суровый мужик из девяностых – подарил ему на свадьбу место на загородном кладбище, тонко намекнув, чтобы не обижал его единственную дочь.
Понадобилось несколько дней упорных уговоров, чтобы Дима согласился отметить Новый год в кругу друзей. Конечно, больше всего его тяготил праздник сам по себе, который никогда в жизни не приносил ему ничего хорошего. Но и в том числе то, что лишь ему одному удалось вырваться из бедноты. Он не стал писателем, как мечтал, не написал о достижениях своих друзей. Он вообще ничего не написал, если не считать двух посредственных фанатских рассказов, которые разнесли в пух и прах на всех известных ему интернет ресурсах. Но все же работал и неплохо зарабатывал. Снимал квартиру в городе. В последнее время даже подумывал об ипотеке. В какой-то момент он отвык от облупившихся стен; от неблагополучных семей, живущих по соседству; от мебели, воняющей старостью; от дешевого алкоголя… Он даже посещал психотерапевта, который настоятельно рекомендовал ему не возвращаться в прошлое в каком бы то ни было виде. Но Дима не устоял перед встречей с друзьями, а также перед какой-то странной любовью к Маше. Не то, чтобы он хотел ее как женщину, она была для него сестрой, в фигуральном смысле… однако, было что-то еще.