Золотые земли. Птицы Великого леса

Сначала только холопы заметили девушку, один из них узнал лесную ведьму, и по толпе пронёсся тревожный шепоток. Один за другим люди принялись расступаться, и вот уже освободилась дорога к покоям князя.

Лесная ведьма прошла неторопливо, чувствуя каждый взгляд, как укус, как плевок. Никто не сказал ей ни слова, но ярче звуков была тишина.

В дверях как цепной пёс стояла Маланья. Она одна не пошевелилась.

– Тебя велели не впускать.

– Кто велел? Великий князь за мной послал.

Маланья усмехнулась презрительно:

– Князь за лекарями да знахарями посылал, а не за убийцей и поджигательницей. Когда фарадалам погребальный костёр надо будет запалить, тогда и позовём тебя. Пойди прочь, пока стражу не позвала.

От гнева позабылось всё на свете.

Даре хотелось вцепиться ногтями в лицо ключницы, выдрать рыжеватые косы и бить, бить, пока кровь не зальёт её усмехающееся лицо, и она даже не успела задуматься, что слишком резко, слишком сильно переменилась в поведении Маланья.

– Тебя кто тут поставил? – из комнаты выглянул Третьяк, оглядел ключницу с головы до пят и подвинул в сторону. – Не видишь, лесная ведьма пришла. Не мешай ей.

– Княгиня Здебора велела…

– Княгиня Здебора лесной ведьме не хозяйка, а Великому князю и подавно. А тебе и вовсе нечего делать возле покоев князя. Топай отсюда.

Маланья вскипела, точно позабытое молоко на печи.

– Ты кому тут указываешь, холоп? Невольный будет вольной говорить, что делать?

Ключница полезла вперёд, на порог. Она толкнула Третьяка в грудь, вмазала ему ладонью по лицу, завизжала, закричала, а юноша ловко вывернул ей руку да пнул под зад коленом.

Народ загоготал, захохотал на разные голоса. Слетела напускная печаль, забылись переживания. Стенания сменились смехом, а Маланья зарычала, сгорая от стыда.

– Какого лешего тут творится? – из княжеских покоев выглянул боярин и оглядел внимательно всех собравшихся. – Кто начал этот беспорядок?

Он говорил негромко, и в светлых глазах не отражалось ничего, кроме лёгкого беспокойства. В ухе сверкала серьга, длинные светлые волосы лежали на плечах, в короткую бороду по имперскому обычаю вплетены были золотые бусины. Дара узнала его, не раз она видела боярина на совете у Ярополка, только имени вспомнить не могла.

– Ты пришла, – он заметил её, улыбнулся мягко, как старой знакомой. – Идём, тебя ждут.

Дара шагнула вперёд, зачарованная мягким голосом.

– Не отвечай княгине Здеборе, что бы она ни говорила, – шепнул на ухо боярин. – Дай мне со всем разобраться.

Он чуть придержал её за локоть, проводя мимо слуг и других бояр, из одной горницы, где раньше Ярополк встречал Дару, в другую, где вокруг широкой постели собрались князь Чернек и его жена, воеводы и Брат Мефодий.

Ярополк лежал на подушках, оголённый по пояс, лицо его посерело. Он плотно сжимал губы, голубые глаза горели лихорадочно, и он впился взглядом в лесную ведьму, как только она показалась на пороге.

На груди князя лежала пропитанная кровью повязка, и служанка прижимала её крепко одной рукой, а другой отирала кровавые струйки, что текли на простыню.

– А вот и моя… спасительница, – выдавил Ярополк.

Дара сорвалась с места, подлетела к постели, отстранив чернавку в сторону, и замерла с протянутой к багровой повязке рукой.

– Кто её сюда пропустил? – от волнения рдзенский говор Здеборы стал сильнее обычного. – Я же велела…

– Велела нарушить приказ Великого князя? – удивлённо спросил светлобородый боярин. – Потому что сам Ярополк позвал за госпожой лесной ведьмой.

– Моя жена хотела сказать, что стоило позвать и других знахарей, – выдохнул громко Чернек, и если бы Дара поглядела его в сторону, то увидела бы, как он схватил Здебору за руку, стараясь сдержать её пыл. – Лесные ведьмы известны за свою разрушительную силу, а не целительские навыки.

– За лекарями послали, но в городе беспорядки, вряд ли выйдет быстро их привести. К тому же кто может быть могущественнее лесной ведьмы в любых чарах?

– Князь, – Ярополк разлепил сжатые губы, – я тебе всегда рад, но теперь оставь меня с моей лесной знахаркой. Колдовству не нужны лишние глаза.

– И правда, а то вдруг даже смотреть, как оно творится, – греховно? – без тени улыбки добавил боярин.

Брат Мефодий попытался выпросить разрешение остаться, чтобы читать молитвы и оберегать князя от нечистой силы, но и он, и все остальные, за исключением единственной служанки, Дары и князя, были выдворены из покоев.

Наступила неожиданная, оглушающая тишина. Ярополк устало прикрыл глаза. Дара выдохнула медленно, приводя мысли в порядок.

– Я сама позабочусь о князе, – она забрала тряпицу из рук служанки, ополоснула в воде и с силой отжала. – Принеси мне побольше чистой воды и пошли кого-нибудь за травами. Пусть найдут полынь, ромашку и крапиву.

Служанка кинулась исполнять приказания, а Дара подошла к печи, подбросила поленьев, разворошила прогоревшие головешки, распаляя огонь.

Вернулся боярин, имени которого она так и не вспомнила.

– Воевода к тебе просится, лесная ведьма, – сообщил он. – Не один.

– С козой? – спросила Дара.

– С овцой, – невозмутимо, без тени издёвки ответил мужчина. – Если будешь резать её, давай я велю убрать ковёр с пола.

– Не надо.

Дара захлопнула заслонку и вернулась к постели князя.

Ярополк дышал тяжело, натужно. Губы его побледнели, а постель вокруг побагровела теперь, когда служанка перестала смывать кровь.

В дверях жалобно заблеяла овечка. Горыня тяжело протопал, держа вырывающееся животное.

– Вот, госпожа лесная ведьма, – сказал он недовольно и опустил овцу на пол.

Она тут же дёрнулась, бросилась в сторону, но мужчина удержал её за верёвку, повязанную на шею.

Боярин сложил руки на груди, изогнул правую бровь, наблюдая за ними.

– Что ещё тебе понадобится?

– Травы, за ними я уже послала, – выговорила Дара, не глядя на мужчин. – Воевода, – обратилась она, – привяжи животное, чтобы не сбежало.

Овца брыкалась, как если бы злой дух в неё вселился. Чуяла, бедняжка, беду. Горыня схватил животное в охапку, привязал к ножке кровати, и когда уже поднялся и собрался отойти в сторону, овца лягнула его копытом в колено. Воевода стерпел, не издал ни звука и ушёл поскорее прочь. Дара заметила, как, обернувшись на пороге, Горыня осенил Ярополка священным знамением.

Боярин молча наблюдал за Дарой, а она растерянно стояла между овцой и князем и не знала, с чего начать. Ей хотелось скрыться от любопытного взгляда, но отчего-то боярину она приказать не посмела.

– Теперь всё, – произнёс мужчина раньше, чем Дара успела заметить вернувшуюся служанку.

– Я всё принесла, госпожа, – пролепетала она еле слышно, поставив в стороне большой таз с водой.

– Тогда уходи.

На согнутом локте служанки висела корзина, на дне которой лежали засушенные пучки трав. Сухие, ломкие, хрупкие. Дара забрала корзину, кончиками пальцев взяла лист крапивы и, медля, повертела перед глазами.

Служанка на мысочках тихо, точно мышка, выскользнула из покоев.

– Иди, Святослав, – сказал Ярополк.

Боярин, оглянувшись, тоже вышел.

Дара бросила крапивный лист обратно в корзину, выбрала несколько веточек посеревшей полыни и крапивы.

Зафырчал огонь, когда отворилась заслонка печи, подуло в лицо жаром. Дара подожгла щепку и подпалила пучок трав. Потянулся дым серой струйкой, в нос ударил резкий запах.

Дара прошлась вдоль стен, окуривая ложницу князя.

Тряслась кровать, овца вырывалась и блеяла. Издалека, из-за дверей доносились голоса собравшихся, и Дара кожей чуяла их страх. Пучок трав в её руках подрагивал.

Горький дух полыни заполнил комнату, и домовой заворочался в углу за печкой, уползая дальше, прячась в тенях.

Дара оглянулась на дверь, но там никого не было. Боярин ушёл.

Визгливо закричала овца, стуча копытами по полу.

– Добей уже или меня, или эту проклятую овцу, – раздался голос Ярополка.

Овца заблеяла ещё громче и противнее, точно назло призывая скорую смерть.

– Надеюсь, не придётся, – сказала Дара.

– Боишься убивать? – сверкнула из-под чёрных ресниц небесная лазурь. Даже будучи при смерти, он умудрялся смущать одним только взглядом.

– Нет. Но не хочу.

– Так-то лучше, – хмыкнул Ярополк. – А то я стал опасаться, что ты изменилась.

Дара подошла к постели, поставила на пол у изголовья миску с травами так, чтобы дымок не затух. Она придвинула серебряный таз с водой, окунула тряпицу.

– Когда я встретил тебя, ты была смелее. Отчаяннее.

Губы пересохли от волнения. Дрожащими руками Дара потянулась к повязке, стянула, оголяя грудь и живот. Под рёбрами дрожала, точно живая, тонкая глубокая рана, а из неё била кровь.

– Ловко меня, да?

– Помолчи.

Ярополк усмехнулся и закусил губу, глотая собственный смех.

Дара прикрыла глаза, перевела дух.

Снова заблеяла овца.

Когда лесная ведьма тащила Старого Барсука из ледяной хватки Мораны, её переполняла сила. Огонь плескался в крови, но даже его не хватило, тогда Дара была выпита до дна. Теперь жизни в ней было столько же, сколько в обычном чародее. И всё равно больше, чем в любом человеке. Но даже одной жизни чародея недостаточно, чтобы разделить её с другим и оттащить его от границы Нави.

Дара промыла рану водой с ромашкой. Она медлила, не решалась. Лицо Ярополка поменялось пугающе быстро: потемнело, окаменело, и только глаза горели прежним огнём.

Овца крутила головой, выпучивала глаза и не замолкала. Дара протянула руку в её сторону, пошевелила пальцами, нащупывая тонкую ломкую нить короткой овечьей жизни. Потянула.

Животное заплакало почти по-человечьи, и рука ведьмы дрогнула.

Дара прикусила губу, вызывая злость и боль. Ухватила солнечный поток крепче, обкрутила вокруг запястья Ярополка, касаясь невесомо его смуглой кожи. Он смотрел, не отрываясь, внимательно и жадно, точно не из него утекала жизнь, точно в нём жажды и силы было больше, чем в самой лесной ведьме. Но Дара заметила, как плотно он сжимал губы, как дрожали судорожно его пальцы.

Овца заблеяла снова, жалобнее и тише. Чем бледнее становилась натянутая нить, тем тише вело себя животное. Вскоре оно легло на пол, опустило голову и, кажется, заснуло.

Дара закрыла глаза. Дым обволок её разум. Отяжелели веки. Руки сами собой удерживали одну нить, что тянулась от овцы к Ярополку, другую от раскалённой печи к князю и искали другую, яркую, жаркую, чтобы вырвать из самой Дары и подарить князю.

Из тёмных углов, из-за ставен и из-под лавки выползли анчутки. Чёрными точками они закружили вокруг, подбираясь ближе медленно, шаг за шагом. И вот один из них коснулся лохматыми лапами ноги Дары, другой взобрался ловко на спину, к шее, царапая острыми когтями, кусая редкими зубами. Дара чуть не выпустила нити, когда попыталась смахнуть анчуток. Не глядя даже, она поняла, что пучок полыни потух, иначе духи не осмелели бы.

Вдалеке, на границе темноты, переливался золотыми красками рассвет. Из сна, из небыли возникли тёмные стены землянки и высокие чёрные сосны, возносившиеся высоко к ночному небу. Оттуда, где встало солнце, или прямо из темноты лесной землянки загорелись ярким пламенем знаки. Один – как две птицы, соединившиеся в объятиях.

– Что ты на мне рисуешь?

Дара вскинула голову и встретилась взглядом с Ярополком. Он приподнялся на подушках, разглядывая свою грудь. Окровавленным пальцем Дара выводила на ней замысловатый знак.

Она не могла вспомнить, для чего он предназначался. Все знания лешего точно дремучий лес, где не разобрать прямой тропы, всё скрыто в тенях и зарослях. А Дара не самый лучший проводник.

– Рана затянулась, – удивилась она.

– Даже шрама не останется.

Ярополк попытался встать, но упал обратно на подушки, скривился в раздражении.

– Я думал, ты вылечишь меня до конца.

– Я спасла тебе жизнь.

Снежный князь вдруг сделался недовольным и злым.

– Слышишь? В городе беспорядки, даже отсюда я слышу крики. Я нужен там. Поставь меня скорее на ноги! – его голос прозвучал требовательно, как у избалованного ребёнка.

Дара прислушалась и только теперь разобрала далёкие вопли и глухой шум, что доносились с улицы.

– Ты потерял слишком много крови, – она выпрямилась и опустила руки в таз, смывая кровь. – Я ведьма, а не богиня. Радуйся, что вообще жив.

– Вот и знакомая язвительность, – буркнул себе под нос Ярополк. – Неси мою одежду.

Дара изогнула правую бровь и осталась стоять, где стояла.

– Давай, – нетерпеливо приказал князь. – Помоги мне одеться. Это приказ.

Дара сделала шаг и споткнулась об овцу. Та лежала неподвижно на полу. Девушка присела, коснулась ладонью тёплого бока. Животное дышало, и губы Дары дрогнули в лёгкой улыбке.

Она покачивалась, когда шла к сундукам с княжескими одеждами.

– Не этот кафтан, другой, синий, – Ярополк оказался придирчивым и избирательным, почти как Милош.

Дара принесла кафтан князю.

– Смой кровь, – Ярополк говорил твёрдо, но сам не мог поднять руку.

Вымоченной в ромашковом растворе ветошью Дара водила по груди и животу князя. Всё это время она чувствовала, как горели щёки, и старательно прятала взгляд. Когда же она осмелилась посмотреть на Ярополка, то увидела довольную улыбку.

– Тебя даже смерть не исправит, – сердито процедила Дара.

– Хах, так лучше, лучше злись, – широкая ладонь вдруг коснулась её щеки, провела по растрёпанным волосам.

Ярополк был пугающе близко.

Дара задержала дыхание.

Но князь вдруг её отпустил и сам, видимо, пожалел о потерянных на ерунду силах, нахмурил брови, глядя в потолок.

– Теперь помоги одеться. Хотя ты долго провозишься. Позови Третьяка.

Точно в тумане Дара добралась до дверей. У порога на полу сидел холоп. Он вскочил на ноги, как только увидел её.

– Князь зовёт, – проговорила с трудом Дара.

Она не стала возвращаться, прошла мимо собравшихся, и если кто и заговаривал с ней, то Дара не услышала ни слова. Издалека, как из колодца, она различала звон вечевого колокола и мужские голоса.

По стенке, боясь упасть, она спустилась по лестнице, туда, где находились её с сестрой покои.

У входа стояла Маланья с двумя гриднями. Дара остановилась в нескольких шагах от них.

– Что нужно?

– Княгиня велела запереть тебя под замком, – хмыкнула Маланья презрительно. – Пока князь Чернек не вынесет приговор, тебе нельзя никуда выходить.

– Приговор? За что?

Ключница смотрела на неё с нескрываемым гневом.

– Будешь притворяться невиновной? Никого ты не обдуришь.

Дара сжала кулаки и с отчаянием осознала, что у неё остались крупицы силы и с двумя здоровыми мужиками она никак не могла совладать. Невольно она попятилась, но убежать бы ни за что не успела.

Маланья распахнула дверь в ложницу.

Дару схватили под руки и затолкали внутрь, бросили на пол. Кубарем она прокатилась по ковру, ударилась о сундук, но даже сразу не заметила этого, оглянулась по сторонам.

Веси нигде не было видно.

Один из гридней на мгновение задержался на пороге, посмотрел на Дару с презрением и захлопнул дверь.