Рождённая на стыке веков

Закончив свою смену, я не стала дожидаться Мирзу. Прошла в душ, ополоснулась и переоделась. На проходной, я издалека увидела Дашу.

– А она светится от счастья. Лицо такое… красивее, что ли, стала… – подумала я, приближаясь к ней.

– Даша? Рада видеть тебя. Как ты? Мирза сказал, ты уже в школе работаешь, рада за тебя, – сказала я.

– Ой, Халида! Ты обижаешься на меня, да? Ну прости, прости, прости, – крепко меня обнимая и закружив, воскликнула Даша.

Она была заметно возбуждена и всё время поглядывала через проходную во двор. Дядя Миша, смотрел на нас и улыбался, будто понимал, о чём речь.

– Что мне обижаться? Просто, волновалась за тебя, вот всё. Мирза сейчас выйдет, он в душе. Послушай, Даша… ты, конечно, взрослый человек… Старше меня, но… Мирза хочет жениться на тебе. Всё так быстро произошло, ты не находишь? – спросила я.

Даша будто и не слышала меня, она радостно улыбалась и смотрела мимо меня. Обернувшись, я увидела Мирзу.

– И кому я говорю… – пробормотала я.

– Даша, ты прости, но мне за сыном нужно идти. Пока, – сказала я, собираясь уйти.

– Пока, Халида. Увидимся ещё, хорошо? – произнесла Даша, даже не взглянув на меня, голос её дрожал.

– М-да… кажется, дело серьёзное, – пробормотала я, улыбнувшись.

Абдулла меня уже ждал, сидя на скамье во дворике детского сада. Он был один, что меня очень удивило.

– Абдулла? Сынок? Ты почему тут сидишь? А воспитательница где? Детей не осталось, что ли? – спрашивала я, поднимая сына со скамьи и обнимая.

– Феруза Файзулаевна только что зашла в группу, я захотел подождать тебя тут. Детей не осталось, сегодня же суббота, короткий день, так сказала Феруза Файзулаевна. А Серёжу мама повела есть мороженое. Он сказал, что ты не поведёшь меня… это правда? – по – серьёзному спрашивал Абдулла.

Я хотела ответить, но вышла Феруза и подошла к нам.

– Всё хорошо, Феруза? Мой сын сидел тут один, я испугалась, подумала, случилось что-то, – спросила я.

– Ничего не случилось, Халида опа. Меня позвали, я на минутку отлучилась, – ответила Феруза.

– Ладно. Мы тогда пошли… в кафе, мороженое есть. До понедельника, Феруза, – подмигнув сыну, который радостно смотрел на меня, подняв голову, сказала я.

– Пока, Абдулла! Зубки чистить не забывай, – сказала Феруза, помахав сыну рукой.

– Абдулла… ты с ребятами подружился? Тебя никто не обижает? – спросила я, держа сына за руку.

– Подружился. Я и в детском доме дружил со всеми ребятами. Я сам любого обижу, пусть только попробуют, – я почувствовала, как в моей руке, Абдулла сжал кулачок.

Я остановилась и посмотрела на сына.

– Силу, сынок, нужно использовать во благо, а не против слабых. Ты должен защищать, а не наказывать обидчика. Запомни, сынок, любое дело, можно решить по-доброму. Ты понял меня? – спросила я, присев на корточки перед Абдуллой. Он внимательно посмотрел на меня, по-взрослому вздохнул и кивнул головой.

– Да, понял. Только если меня ударят, я молча стоять не буду, дам сдачи, – совершенно серьёзно ответил Абдулла.

Это выглядело и смешно, и забавно, но я вдруг вспомнила, чей он сын и сердце моё сжалось. Я крепко обняла сына и прижала к себе.

– Абдулла, сынок… давай поговорим об этом дома, хорошо? Мы же мороженое идём есть, пошли, – поднимаясь и взяв сына за руку, сказала я.

Но вдруг, на другой стороне дороги, куда мы собирались пройти, я увидела Хадичу, она смотрела на меня и увидев, что и я смотрю на неё, помахала мне рукой. Я пошла через дорогу, хотя совершенно не имела желания с ней разговаривать.

– Халида? Здравствуй. А я на завод шла, не знала, где ты живёшь. Мне с тобой поговорить надо. Может присядем на скамейку? – спросила она, показывая на скамьи вдоль тротуара.

– Вообще-то, мы с сыном идём есть мороженое. Тут кафе недалеко, хотите, пошли с нами, – сказала я.

– Ладно, только я ненадолго. Я дочку соседке оставила, ты её знаешь… жена Григория. Она уже не молодая, а Салиха непоседа, боюсь, не справится с ней, – сказала Хадича.

Она явно волновалась.

– Хорошо, давайте присядем. Аблулла, мы поговорим с тётей Хадичой, мы быстро, хорошо? Потом мороженое пойдём есть, – присаживаясь на скамью, сказала я сыну.

Ребёнок недовольно посмотрел на Хадичу. Она села рядом со мной. Раньше, платок с её головы не спадал, сейчас, на голове была красивая причёска, даже губы накрашены, я поправила платок на своей голове и в ожидании посмотрела на неё.

– Халида, я поговорила с Колей… он сам, оказывается, хотел, чтобы я с дочерью переехала в отдельную квартиру, представляешь? Мы хотим переехать на следующей неделе. Теперь будет своя кухня, туалет и даже ванная. Коля показал мне квартиру, только обставить её осталось. Так что… ты можешь переехать в свою. Мебель, занавески, ковёр и кое-какая посуда, остаётся. Ты ведь рада? – кажется, Хадича была довольна собой.

Я уставилась в землю.

– Какая щедрость. Спасибо. Но это не окупит всю боль, страдание и годы, проведённые в лагере, нет. Нет, Хадича, мне ничего не нужно. Ни мебели Вашей, ни ковра, ни занавесок. От Вас я ничего не приму. И в квартиру, в которой Вы  припеваюче жили семь лет, я тоже переезжать не буду. Если у Вас всё, нам пора. Пошли, сынок, – резко встав со скамьи, сказала я.

Хадича была растеряна, наверное, она думала, что я от радости брошусь её обнимать и благодарить. Слёзы душили меня.

– Но почему, Халида? Ты ведь сама просила! – крикнула мне вслед Хадича.

Я остановилась, немного выждав, собралась с мыслями и вернулась к ней.

– Неужели непонятно? Ну да, конечно. Куда Вам, с сытой, довольной жизнью, понять, что приходится выносить в застенках КГБ, а потом, годы в лагерях, где время, словно остановилось. Я никогда не хочу Вас больше видеть, слышите? Никогда! – я почти кричала, напугав этим Абдуллу.

Он прижался к моей ноге и замер. Я присела и обняла его.

– Прости, сынок, напугала тебя, да? Пошли, родной, – сказала я и крепко взяв сына за руку, быстро пошла по тропинке в сторону кафе.

– Ну и ладно! Как хочешь. Больно надо. Если ты в лагере сидела, я тоже должна была сидеть? Не повезло тебе, не моя вина. Да пошла ты… – слышала я выкрики за своей спиной.

Слёзы душили меня, сама не знаю, почему, но так мне стало обидно!

– Что это я, в самом деле… Пора уже забыть этот проклятый лагерь. Вон, Дашка… Никогда не вспоминает, а ведь и ей нелегко пришлось. Или я такая злопамятная? – я тихо разговаривала сама с собой.

Увидев кафе, Абдулла вырвал свою руку из моей и побежал к кафе. Он быстро сел за свободный столик.

– Мама? Иди сюда, я уже сел, – крикнул малыш, вызывая у меня улыбку.

– Ты мой хороший. Только бы ты не был характером в того гада, – пробормотала я.

Когда я села за стол, подошла полноватая женщина в белом переднике в сборку, с воланами на подоле и чепчиком на голове.

– Есть сливочное и фруктовое. Какое желаете? – сходу спросила она.

– Мне и сливочное и денег фруктовое, – заявил Абдулла.

Я невольно пощупала мелочь в кармане, прикидывая, хватит ли нам на мороженое.

– Принесите, пожалуйста, два фруктовых и одно сливочное, – попросила я.

Женщина, ничего не сказав, быстро ушла.

– А у тебя горлышко не заболит, сынок? – спросила я, наклонив голову к сыну.

– Знаешь, сколько я могу съесть мороженого? Во сколько! – сказал Абдулла, показывая мне свои маленькие пальчики, растопырив их.

Я засмеялась. Вкус мороженого был мной давно забыт, да и ела я его пару раз в жизни. Женщина вернулась с подносом в руках, на котором стояли три никелированные вазочки с мороженым и ложечками. Я дала мелочь, она вернула мне копейку. Мы сидели с Абдуллой, я ласково вытирала ему ротик и просила есть медленней.

– Абдулла, сынок, не торопись, ешь медленно, – уговаривала я его.

Домой мы не торопились, нас никто не ждал. Правда, нужно было готовить ужин, сыну нужно было поесть. Мы посидели часик и поднялись.

– Что кушать будем, а, сынок? – спросила я.

– Я макароны люблю, – заявил Абдулла.

К счастью, свет не отключили и я быстро поставила воду на плиту, бросив в неё немного соли.  Минут через сорок, Абдулла с аппетитом ел жареные макароны

Даша не пришла и этой ночью, но я уже знала, что она вместе с Мирзой и не так уже волновалась.

Утром вставать рано было не нужно и мы с Абдуллой, обнявшись, проспали до десяти часов. Весь день прошёл за уборкой, стиркой и готовкой обеда. Мы только с Абдуллой сели пообедать, как в дверь постучали. Я с недоумением посмотрела на Абдуллу.

– Кто же это может быть, в воскресный день. А? – спросила я, скорее себя, нежели сына.

Но он приподнял плечи и пожал ими, скорчив удивлённое лицо, потешно поводив глазами.

– Не знаю. Может дракон пришёл, чтобы нас съесть? – шёпотом спросил Абдулла.

Я едва не засмеялась.

– Сейчас мы это посмотрим. Не бойся, малыш, мама с тобой, – шёпотом ответила я ему и пошла к двери.

– Кто же это к нам пришёл, а? Если дракон, я его с лестницу спущу, ой спущу… – подходя к входной двери, игриво говорила я сыну.

Абдулла, прячась за мою спину, шёл за мной, кажется, оставаться в комнате одному, ему было страшно. И как назло, погас свет. В темноте, я шла уже на ощупь и нащупав дверь, открыла её. Кто стоял за дверью, видно не было, только силуэт и различался, но я услышала задорный голос Даши.

– Вот зараза! Опять свет выключили, чёрт! Халида, где свечка? Абдулла? Радость моя! Иди к тёте Даше, я так соскучилась за тобой! – взяв ребёнка на руки и прижимая к себе, Даша целовала его в пухлые щёчки.

– Да опусти его на пол, Даша, он тяжёлый, большой уже. Я и не ждала тебя, думала, ты с Мирзой, – сказала я, не говоря, что она осталась в доме Мирзы.

Наконец, нащупав свечку в гранёном стакане на подоконнике, я на свет, который просачивался в окно с улицы, зашла на кухню и взяв спички, зажгла свечку.

– А я вам котлеты с гречкой принесла, царский ужин. Ещё горячие, садитесь, поешьте, – сказала Даша, положив на стол бумажный свёрток.

Развернув его, она вынула из свёртка алюминиевую тарелку и поставила на стол. Сверху лежали два тонко нарезанных кусочка хлеба. Я поняла, что Даша взяла это из дома Мирзы, в столовой тарелку бы не дали.

– Сама готовила? – спросила я, с наслаждением принюхиваясь к тарелке.

– Да, мы решили сегодня в столовую не ходить. Он достал немного фарша, чёрствого хлеба и я вот, котлеты пожарила. А гречка у него была, попробуй, вкусно очень, – лицо Даши, в отблеске свечи, было очень красивое, синие глаза улыбались, да и вся она светились.

Мы с Абдуллой не стали просить долго себя уговаривать, хотя и поели макароны. Я съела половину котлетки, чтобы оставить сыну на утро.

– Я была сыта, просто попробовала. Мы только что макароны поели, – сказала я, погладив сына по голове.

Оставшиеся две с половиной котлеты и немного гречки, я накрыла тарелкой.

– Утром Абдулла поест. Абдулла, сынок? Пойдём, я свечкой светить буду, а ты зубки почисть и спать ложись. Поздно уже, – сказала я.

Абдулла послушно спустился со стула и пошёл за мной. Когда я положила его на кресла, он почти тут же уснул. Я подошла к Даше, которая, сложив руки на груди, смотрела в окно.

– Мы с Мирзой решили пожениться, – вдруг произнесла она.

Я подошла к ней сзади и обняла за шею, положив голову ей на плечо. Роднее её, у меня был только Абдулла. В самые тяжёлые для меня дни, она поддерживала меня, была всегда рядом. Если бы не Даша… навряд ли я выжила бы.

– Что тебе сказать, Дашуня… Мирза – очень надёжный и добрый, я его хорошо знаю. Я рада за вас, будьте счастливы, – сказала я.

Даша повернулась ко мне и крепко обняла.

– Ой, Халида! Я так счастлива, что страшно становится. Поверишь… вот увидела его и поняла – это он, мой мужчина. И он так же говорит, что полюбил, как только увидел. Никогда не думала, что такое возможно, – тихо, взволнованно говорила Даша.

– Вот и хорошо, вы оба заслужили это счастье, – ответила я.

– Я завтра соберу вещи и перееду к нему, он сказал, что ни дня без меня не может. Заявление подадим и распишемся. Втроём у него дома посидим, отметим нашу свадьбу, так сказать. Ну а ты с сыном здесь оставайся, Мирза сказал, что поможет тебя и Абдуллу прописать в этой квартире, – сказала Даша, присаживаясь на кровать.

– Но это твоя квартира, Даша. Знаешь… Хадича сегодня приходила. Комната Мирзы, где она жила, пока меня не было, теперь свободна. Она сказала, что её этот партийный, ну этот, Коля, он ей отдельную квартиру выбил. И мебель, и всё, что есть в квартире, остаётся. А я сгоряча отказалась, представляешь? Может нужно было согласиться? Как думаешь? – спросила я, сев рядом с ней.

– Эта комната по праву твоя, отказываться не нужно было. И всё, что находится в комнате, ты заслужила. Не думаю, что это унизительно. Хочешь, завтра вместе пойдём к ней? Чего ерепениться? Комнаты на дороге не валяются. Мою можно опечатать, стояла столько лет, пока меня не было, ещё постоит. Можно и сдать её обратно, государству. В общем, тебе решать. Хочешь, тут оставайся, всё кухня своя и туалет с ванной. Там же всё общее, верно? – спросила Даша.

– Ну да… Общественное, – засмеялась я.

– А мебель у неё хорошая? – спросила Даша.

– О да! Этот партийный, очень щедрый и ни в чём ей не отказывает. Диван, кресла, стол и стулья. Занавески дорогие, скатерть. Хотя скатерть, она наверное заберёт, – ответила я.

– Странно… Почему партийная организация закрывает на это глаза? Он вроде женат? Двоежёнством попахивает. Большой начальник, что ли? – спросила Даша.

– Вроде, я не знаю. Значит, ты считаешь, что я должна согласиться забрать из комнаты мебель, да? – спросила я.

Искушение было велико. Но после того, как я отказалась от всего, не хотелось идти к Хадиче, словно на поклон.

– Тебе решать, дорогая. Если ты заберёшь оттуда мебель… в общем… в квартире Мирзы почти ничего нет и спит он на раскладушке. Вчера, правда, уступил её мне, сам на пол лёг. На кухне маленький столик и две табуретки и вся мебель. Даже дорожки нет, голый пол. Оно и понятно, одинокий мужчина, ему хватало. Но теперь, если ты перевезёшь мебель Хадичи, я бы свою перевезла в квартиру Мирзы. Ты ведь не обидишься, нет? – спросила Даша, заглядывая мне в лицо.