Девочка, не промахнись!

Глава. 7

Утро преподнесло сюрпризы. Подлый Колян дрых без задних ног, презрев свое обещание разбудить нас пораньше.

Было уже почти восемь. То есть, дорогая Машенька, через полчаса ты должна быть у себя в кабинете и усиленно готовиться принимать своих выпускников со знанием божественного французского языка. Одевалась я в привычном ритме, то есть по-спартански. Гардероб мой нынче состоял из единственного туалета, поэтому времени было достаточно, чтобы заняться макияжем. Платье обязывало к таким коррективам. Не могла же я предстать коровой в позолоченной сбруе? Или соответствуй, или шпарь во все лопатки к «Капитану Дрейку». Там, в мусорном бочке, возможно, еще валяются мои тапочки и драная юбка, от которых Крест избавился без зазрения совести.

Севка оделся тоже быстро и даже успел заварить «Нескафе», правда, без сахара.

– Колян сахар не признает, – извинился он, как будто я была у него в гостях, а он оплошал. – Пьет кофе с медом. По-моему, настоящая блевотина.

– У него нет для тебя костюма? – спросила я обеспокоено, прихлебывая горькую, ароматную жидкость.

– У него есть фрак, – засмеялся Ложкин. – Николай поет в камерном хоре по воскресеньям. Хобби у него такое. Да вы не переживайте, Марь Иванна, на меня и внимания не обратят.

Я окинула взором его клешеные джинсы, изрядно потертые, мятую футболку…

– Ты в этом уверен?

– Сто пудов! – Он засмеялся. – Все будут таращиться исключительно на вас.

– Да, Всеволод, умеешь ты прибавить женщине бодрости.

Я заставила себя переступить порог школы с безмятежным видом. Лицо нашего охранника удлинялось по мере скольжения взгляда по моим ножкам, прикрытым сиреневым подолом едва-едва. Чулки, конечно, пришлось выбросить. Правда, ноги у меня загорелые и не волосатые. Эстетического восприятия не портят, но наводят на мысли фривольные, если не сказать хуже.… В учительской я сделала вид, что для меня в порядке вещей заявляться в вечернем платье на государственный экзамен. В первую очередь я позвонила Таньке. Сонное её «аллеу» с подвывом на конце было неподражаемо.

– Спишь, подлая? – спросила я свирепо. – Где шлялась всю ночь?

– Нигде. Венечка ко мне заехал.

– Я тебе звонила полночи, – сгустила я краски.

– Ты же знаешь, Венечка нервничает от телефона, – томно протянула Татьяна.

Венечка был её незабвенной любовью. Страсть полыхала полгода, а потом плавно рассосалась, как гематома. Каждый пошел своим путем, но память осталась, вызывая время от времени ностальгические экскурсы в прошлое. Даже наличие красавицы-жены и двух симпатичных ребятишек не притупили желания Вениамина в Танькином обществе.

– Я ключи потеряла, – перешла я к делу. – Привези, пожалуйста. У меня экзамен.

– Позже, у меня консультации с одиннадцати до трех.

– Да, – я припомнила Креста. – В квартиру-то не суйся. Встретимся в «Лукоморье», часов в пять. Ладушки?

– Что случилось-то? – всполошилась подруга.

– Не могу сейчас, экзамен у меня! – я шваркнула трубкой и рванула в кабинет.

Председателем комиссии был Сан Саныч, наш директор. Мужик нестарый и ушлый. Глаза его при виде меня сурово сощурились. Не миновать великой бучи, слава Богу, не сейчас. Первая порция моих учеников уже тянули себе билеты, и Ложкин в первых рядах. Он плюхнулся на стул с безмятежным видом, и я поняла, что сия безмятежность от полной обреченности.

Разве могла я теперь бросить мальчишку на произвол судьбы? Мы с ним вроде, как в горы сходили в одной связке.

«У тебя «шпора» есть?» – спросила я глазами.

«Откуда?» – пожал он в ответ плечами.

Я продефилировала к его парте и положила лист с готовым заданием Ложкину под нос безо всякого стеснения. Этого от меня никто не ожидал, и никто не подумал обо мне плохо.

Ученики мои были молодцы, порадовали меня раскованностью речи и бесстрашием. Я отринула все невзгоды и была счастлива.

Комиссия отправилась писать протоколы, а я чуть задержалась, вопреки правилам. Мне хотелось сказать несколько добрых слов своим выпускникам. Мои ребята ввалились гурьбой, ожидая оценки своих стараний.

– Молодцы, мои дорогие. Через час вывесим официальное подтверждение ваших успехов.

Я была на лестнице, когда снизу мне прокричала наша «англичанка» Изабелла Юрьевна.

– Мария Ивановна, вас молодой человек ожидает.

Продольные складку у губ, сомкнутых крепко, глаза с поволокой – все это впечаталось в моем сознании накрепко. Я едва не завопила: «Крест! Крест пришел по мою душу!». Влетела обратно в кабинет, как техасский торнадо (Часть моих учеников все еще находилась в комнате). Одарила насторожившегося Севку мятущемся взглядом и принялась сбрасывать туфли.

Ложкин, заражаясь моей паникой, вскочил со стула и рванул ко мне, на ходу расстегивая джинсы.

Что подумали остальные свидетели этой сцены мне неведомо, но тишина наступила мертвецкая. Стало хорошо слышно, как гулко по пустынным коридорам приближаются шаги и голоса, низкий мужской и слегка пронзительный женский.

Я натянула штаны, протянутые Севкой, и распахнула окно.

Кабинет французского языка располагался на четвертом этаже. А, если учесть, что постройка была монументальная, сталинских времен с гулкими, просторными потолками, то до земли было довольно приличное расстояние.

Правда я не собиралась изображать из себя парашютиста. Нужно было пройти по карнизу (довольно узкому, кстати говоря) около двух метров и зацепиться за пожарную лестницу – упражнение для разминки – и только! И все же сердце немного ёкало. А Ложкин уже натягивал на меня свою футболку.

– Как же ты, совсем голый? – попыталась я протестовать.

– Всю шкуру в клочья раздерете, – сказал мальчишка сердито.

Я швырнула туфли вниз и вспрыгнула на подоконник.

– А Сан Санычу-то что сказать? – подала голос Оля Волкова, тем же тоном, которым обычно интересовалась какой помадой подкрасить губки.

Я замерла, чуть-чуть опомнившись. Да, у кокетки-девчонки больше здравого рассудка, чем у меня, 28-летней дуры. Этот акробатический этюд, если состоится, будет моим последним выступлением в стенах данного учебного заведения.

– Не волнуйтесь, она здесь, в кабинете, – весело прокурлыкала Изабелла под дверью.

Момент для бегства был упущен. Я задвинула своё тело под просторную учительскую кафедру, одним движением избавившись от сложенных там учебников.

– А ты чего ждешь? – свирепо спросила Оля у Ложкина и толкнула его в мои объятья.

Под руководством Волковой мои ученики сгрудились между столом и дверью.

– Что тут у вас? – подозрительно поинтересовалась «англичанка». Как у большинства учителей нюх на всякие происшествия у неё был развит отлично.

– Да вот, – Мышкин Олег развел руками. – Лялька книги со стола уронила. – Собираем. – И он пригнулся, демонстративно выпятив тощий зад.

– А Марья Ивановна где?

– Пописать, наверное, побежала, – выпалила Ольга и заморгала быстро-быстро.

– Ох, Волкова, – возмутилась Изабелла, – язык у тебя без костей. – И тут же развернулась к своему спутнику. – Вы подождите немного, она сейчас подойдет.

– Не могу ждать. Не секунды в запасе. Опоздаю на самолет.

– Ну, записку ей черкните… – растерялась «англичанка».

– Не сочтите за труд, – мужчина чем-то зашуршал. – Передайте, письмо ей привез. Весь вечер вчера у квартиры прождал.

– Да вы, кладите сюда, на стол, – затараторила Оля. – Куда оно денется? Мы передадим, Изабелла Юрьевна.

Запах «Мадам Роша» стал ощутимее, отчего я заключила, что коллега последовала совету.

– Ну, ты, Лялька – конспиратор фигов, – заржал Мышкин. – «Пописать пошла!».

– Да я сама чуть не описалась, – огрызнулась девчонка. – А ты, Мышкин, не критикуй понапрасну, а шуруй во двор за обувью.

Я уцепила конверт, протянутый Ольгой и, завидев размашистый Данькин почерк, наполнилась неконтролируемой злостью. Ведь это надо! Не забыл, весточкой порадовал! Так обрадовал, едва Богу душу не отдала! Я смяла конверт и швырнула на пол. Севка у меня под боком заворочался и полез на свободу.

– Я подумал, – сказал он мне виновато, – вчерашний хрен с горы пожаловал.

Он замотал головой и слегка хихикнул, оценивая мой внешний вид. Огородное пугало – да и только.

– Ты на себя посмотри, – посоветовала я строго.

Ложкин получил назад свою одежду, а я встряхнулась, как мокрый пудель. Тут вернулся Олег, губы его кривились, а глаза растерянно хлопали.

– Нету, – сказал он растерянно. – Шузы пропали, все кусты облазил.

Глаза мои превратились в плошки.

– Интересно, Всеволод, это дерьмо когда-нибудь закончится?

Я пошевелила босыми пальчиками ног и засмеялась во все горло. Севка поддержал меня рокочущим баском.

– А чо, было весело, – гукнул он сквозь смех.

– Это было… неформально, – уточнила Лялька.

И мы заржали совсем по-дружески, до слез.

Глава. 8

Домой я возвращалась в драных шлепках, обнаруженных под лестницей. Старая уборщица тетя Клава одевала их, когда приступала к мытью коридоров. На меня оглядывались, а, возможно, даже показывали пальцем. Татьяну я нашла на привычном месте. Её длинные мускулистые ноги, больше подходящие спартанскому легионеру, чем врачу-травматологу, были помещены на соседний стульчик, являя миру безупречный загар и бархатистую гладкость. Юбку она задрала до самого «не могу» и ловила кайф от пробивающегося сквозь листву солнца.

– Вся мужская часть населения в радиусе километра исходит слюнями, глядя на тебя. – Сообщила я, бросая сумку на стол.

– Ноги болят, – заныла Танька. – Таскала все утро студентов по моргу.

– Ну да, – саркастически хмыкнула я, безо всякого почтения к её страданиям, – ночью Венька – до самого утра, а утром – жмурики. Опять подменяешь?

– Да, Никитична захворала. Надо же кому-то и покойниками заниматься.

Танька дежурила сутками в травматологическом отделении городской больницы, а законные выходные тратила на всевозможные способы обретения наличности. Тут подруга отвлеклась от своих переживаний и переключилась на мою персону. Окинув меня взглядом с ног до головы, вздохнула:

– Вижу, проблема наша глубока и обширна. Жрать хочешь?

– Угу. – Я принюхалась к пряному аромату жарящегося здесь же неподалеку шашлыка и едва не подавилась, собравшейся во рту, слюной.

– Садись, я сейчас.

Татьяна сбросила ноги на пол и выпрямилась во весь свой гренадерский рост. Она двинулась к шашлычнику, как каравелла, рассекающая волны. Зрелище это было не для слабонервных, а уж для темпераментных кавказских мужчин, просто убийственное. Яркая брюнетка, метр девяносто росту, с размером одежды XXL, Танька не имела в очертаниях ни капли жира, а лишь щедрые округлости и формы.

Шашлычок принесли нам – высший сорт; весь в гранатовых зернах и грецких орехах; помидоры были мясистые, грушевидной формы; кинза – душистая; а лаваш – теплый.

– Люблю ходить с тобой в рестораны, – промямлила я с набитым ртом. – Все «хачики» от тебя тащатся.

Это было правдой. Если бы Татьяна захотела, давно бы обзавелась мужем восточных кровей. Наши русские мужики от её раздольной красоты робели и норовили отвалить в сторону после непродолжительного знакомства. А подруга моя, как назло, признавала одних блондинов, желательно с голубыми глазами. Поэтому до сих пор была женщиной независимой и одинокой. Венькины визиты – не в счет. Связь их длилась так долго, что перестала содержать высокую напряженность страсти, а больше походила на физиологическую необходимость, что, впрочем, тоже вещь не последняя в жизни женщины.

Мой рассказ Танюха слушала внимательно и даже более серьезно, чем я ожидала. По правде говоря, я надеялась, что она поднимет меня на смех и обзовет «дурой, купившейся на бред больного человека». Вместо этого подруга повздыхала со скучным лицом и изрекла:

– Я чувствовала, Маринка, к тому все идет. Уж больно гладко все проскочило тогда.

Ах, вот этого я обсуждать не собиралась!

Танька оценила мою кислую физиономию и осторожно предложила:

– Может быть, тебе уехать на время.

– Заняться овощеводством у тебя на даче?

– Не хочешь морковку полоть, собирай грибы.

– Ладно, проведу послезавтра выпускной и возьмусь обеспечивать тебя витаминами на зиму, – безо всякого энтузиазма согласилась я.

Не люблю копаться в земле, уж такой я не«приземленный» человек.

Танька заметно повеселела (еще бы, заарканила бесплатного раба на свою фазенду), вручила мне ключ от квартиры и заторопилась.

– Побегу, мне еще на массаж успеть нужно.

Подруга вечерами в салоне красоты подтягивала старухам морщины на лице посредством «тайского» массажа. Ну, по крайней мере, она сама так его называла. К технике, освоенной по популярным изданиям, присоединились некоторые воспоминания из далекого детства, когда бабушка бегала ей по худенькой спинке пальцами и приговаривала: «Сначала прошел зайка, потом прошла лиска…». Как бы то ни было, во все, за что бралась Татьяна, она вкладывала душу и добивалась на выбранном поприще неизменного успеха. Вот и старушки прониклись доверием к её сеансам еще и потому, что диплом у Тани имелся о высшем медицинском образовании самый натуральный, подтвержденный практикой в городской больнице.

– Звони. Если чего не так, напряжем Павлика.

Павлика напрягать мне хотелось в самую последнюю очередь. Нужно постараться разобраться во всем самой. С такой убежденностью я двинула домой, хлопая шлепками по пяткам азартно и даже весело. Вообще придаваться унынию для меня несвойственно. По натуре я – оптимистка. Правда, когда на двери своей квартиры увидела потерянные туфли, надетые пятками на круглую ручку, едва не уронила пакет кефира – свой нехитрый ужин. Меня явно пытаются запугать.

– Ой, боюсь, боюсь, боюсь… – поныла я, запихивая шузы в сумку.

Погремев ключами, зашла домой и, уронив свою кладь на ершистый коврик, принялась стаскивать осточертевшее платье прямо в прихожей. На кухне засунула его в стиральную машину и потянулась за чайником.

Вот тут он и нарисовался. Возник в проеме дверей, полностью перекрывая выход. Лениво привалившись плечом, глотал мой кефир, опрометчиво оставленный на коврике.

Я лишилась способностей не только шевелиться, говорить, но и соображать тоже. Стояла и смотрела с идиотски счастливым видом, как мой ужин перекочевывает в его желудок.

– Дерьмовый кефир, одна вода.

Пустой пакет шурухнул в помойное ведро.

– Вот и не пил бы, – мекнула я, заикаясь.

– Давай, собирайся. – Его глаза заскользили по моему телу.

Я схватила кухонное полотенце в пятнах от пролитого вчера кофе и попыталась прикрыться.

– Излишняя скромность вредна для здоровья, как и излишняя добродетель, – нагло усмехнулся непрошенный гость.

Еще один устрашитель! Напрасно это он, когда неприятностей больше одной, я становлюсь к ним невосприимчивой.

– Ты, хрен с горы, кто такой? И какого хрена тебе надо?

– Как грубо! Пришел на ужин тебя пригласить.

– Я только что до отвала наужиналась, и есть ничего не буду до самого завтрака.

– Что ж, тогда идем развлекаться. – Похоже, его ничего не смущало.

– Театр, балет? – уточнила я.

– Казино и рулетка.

Этот балаган начал меня доставать. Бурная, полубессонная вчерашняя ночь; плодотворное нынешнее утро, немного ленный, сытный обед – отяжелили моё тело. Требовался длительный отдых, а вовсе не шатание по злачным местам в обществе неизвестно кого.

– Никуда не пойду, – попыталась я закрыть тему.

– Значит, ты приглашаешь меня остаться?

Я покосилась на него подозрительно: похоже, не шутит.

– Милицией попугать… – с надеждой затянула я.

– …не стоит и труда.

Ублюдки! Чертовы ублюдки!

– Я буду собираться о-о-очень долго, – заверила я мстительно.

– Давай, не стесняйся.

И, как ни в чем не бывало, двинул в мою большую комнату, предназначенную для всяческого рода торжеств. Обстановка у меня простенькая, но роскошный дубовый стол имеется и кресла к нему с высокими резными спинками. Это великолепие где-то приобрел Данька за сущую безделицу. Правда и вид у мебели был тогда такой, что я откровенно сказала: «Она не стоит тех денег, что ты заплатил». Данилка смертельно обиделся и решил доказать несостоятельность моих утверждений. Месяц моя квартира была похожа на мебельный салон: воняло лаком, краской и еще какой-то гадостью. Мой бойфренд на время этих подвигов переселился ко мне, и я смогла познать в некотором роде, какова будет с ним семейная жизнь. Даже слегка привыкла. Хорошо хоть у Даньки хватило ума не затягивать это слишком надолго. Иначе я могла бы прикипеть к такому образу жизни и потребовать от него каких-нибудь непопулярных мер.

Вот, собственно, все, чем могла похвастать моя гостиная. Телевизор, конечно, имелся. Да только неделю назад что-то в нем грюкнуло и отвратно завоняло. Я была слишком ленива, чтобы «починять примус» и махнула на аппарат рукой. Вернется Данька – что-нибудь сообразит.

Глава. 9

Ванну я принимала по всем правилам, с ароматными солями, наложением воска и педикюром. Может быть, кавалеру надоест длительное ожидание, и он отвалит? Впрочем, думала об этом несерьезно, понимая: раз человек взял за труд проникнуть в чужое жилище – причины имел весомые.

В комнате стояла тишина, и я быстро принялась соображать: «Прихвачу малиновый костюм и рвану к Таньке». Поэтому кралась к себе в спальню с кошачьей грацией, разве только не мяукала. Проплывая мимо настенного зеркала, едва не взвизгнула: парень стоял на пороге зала и наблюдал за мои передвижением, нахмурив брови. Взгляд, что я поймала в зеркале, был недобрым и каким-то задумчивым одновременно. Однако, поняв, что я его вижу, гость улыбнулся простодушной улыбкой, до того очаровательной, что я едва не умилилась. Если бы не память о предыдущем его облике, растаяла бы, как масло на сковородке.

– Не бойся шуметь, я не сплю.

И, чтобы продемонстрировать свою бодрость, принялся топтаться в моем узеньком коридорчике.

Так что, довершение моего имиджа прошло под бдительным контролем. В пику вчерашнему своему образу, оделась я консервативно. Юбка прикрывала колени, а блузка была под горлышко. Правда, туфли пришлось надеть «от Креста», потому что босоножки все ещё нуждались в ремонте. Мой вид кавалеру не понравился.

– Похоже, ты не только одежку брала на барахолке, но и глазки оставила там же.

– Редко надеваю контактные линзы, – ответила я спокойно. – Глаза в них устают.

– Так надень их! Никто из ребят не поверит, что я купился на такую скучную бабу.

Я потопала в ванную, вытащила свои карие «глазки» (подразумевая, что, наоборот, надела линзы) и с ненавистью поглядела на себя в зеркало. Права Татьяна – такие зенки, увидев, забудешь нескоро.

– Теперь лучше? – вернулась я к парню.

– Да.

– А зачем ребятам верить, что ты на меня купился? – спросила я, когда мы спускались в лифте.

Челюсти у мужика на мгновение сжались и заходили желваками.

– Я действительно на тебя купился, – рассмеялся он весело, как ни в чем не бывало через мгновение.

Если бы я не поглядывала на него пристально сквозь ресницы, могла бы и не заметить занимательные метаморфозы.

– Ты знаешь, кто я?

– Конечно. Мария Студзинская, учительница французского языка в 53 школе.

Я ругнула себя за тупость: если он нашел мою квартиру, смешно думать, что не поинтересовался всем остальным.

– Ты – личность в округе небезызвестная, – продолжил он.

– А у тебя есть имя или «хрен с горы» сгодится?

– Опять грубость, – парень усмехнулся. – Видно, в Эфиопии ты позабыла все хорошие манеры.

Он мне надоел! Надоел!!

Я пулей выскочила из лифта и выпалила зло, переходя на «вы», что было само по себе глупо:

– Если вы мной интересовались, то должны знать, что никакого интереса для вас я не представляю. Все заинтересованные стороны беседовали со мной после похорон и интерес свой закопали глубоко в землю.

От злости я принялась изъясняться, как закоренелый двоечник.

– Слышал краем уха об этой истории, – парень спокойно подцепил меня под руку, будто я только что не брызгалась слюной ему на щеки, как змеюка ядом. – Только, мне – плевать. Иван.

– Где? – Я мотнула головой, ожидая увидеть ещё какую-нибудь непредсказуемую рожу.

– Я – Иван.

Я фыркнула и закусила губу: ничего в нем не было от добродушного великоросса, по определению должного скрываться за таким имечком. Ну, разве только косая сажень в плечах.

Он покосился на меня подозрительно и вроде даже обиделся. Стиснул мой локоть значительно крепче, и я подумала, что при случае, от его обворожительной мягкости не останется и следа. Вчера ночью он злился вполне натурально и был полон желания проучить подлую бабенку, то есть меня.