– Как тебе? – Загадочно спросила Ригхан.
– Неплохо. Я не особо любитель природы, ты же знаешь.
– Не каждый же раз нам по городам ходить и в море купаться.
– И то верно. А что такое? Ты нашла новое место для отдыха?
– Да, я еще не показывала Кхире, это будет для нее сюрпризом. Если, конечно, ты не против туда полететь…
– У меня разве есть выбор? – Рабан улыбнулся.
– Опять ты начинаешь. – Ригхан улыбнулась в ответ.
– Ты всегда выбираешь лучшие места. Где это?
– Довольно далеко…
– А поконкретнее?
– Это Скервеонель.
– Ничего себе. Не думал, что ты хотела побывать на Скервеонеле. Говорят, места там дикие. В плохом смысле.
– Говорят многое, почему бы нам самим не посмотреть?
– Да, я думаю это будет интересно. Дорогие билеты?
– Не особо, как раз ко Времени Огня накопим денег.
– Ну и отлично.
Несмотря на то, что Города Раздора были политически нестабильным регионом, Рабан не думал, что их может коснуться костлявая рука смерти и приклад винтовки. Рабан слышал на работе разговоры об очередных нарастающих противоречиях между Песлером и Гриджей, однако это все было настолько на фоне, что скорее служило поводом для шуток и веселых картинок в Ретхоле, чем поводом для реальных опасений. Вероятно, каждое поколение думает о том, что та картина мира, которую они видят – неизменна. Что вот есть государства, вот здесь любят тех, не любят тех, живут так, вот границы на карте проведены. Однако мир – это не каменное изваяние. Он крошится, рушится, падает, и его снова латают. Меняют формы, меняют надписи, меняют историю создания этих форм и надписей. А порою это изваяние делают из уже нового материала, отличного от старого. И все эти изменения приходят в результате таких событий, от которых волосы встают на жопе дыбом. И каждое поколение, уверенное в том, что их время будет полегче, помонументальней, попонятней, ошибается. Начинается все всегда с малого, за десятки, а порою и за сотню лет. Вот об этом не говорили, а потом пошли слухи. Слухи стали распространяться все сильнее, Города Раздора стали на слуху. Слухи обязательно перешли в шутки-прибаутки. А потом долго-долго все читали между строк в новостях и заявлениях в Ретхоле. Смех постепенно превратился в нервные смешки, картинки стали зловещими, несколько издевательскими. Вот уже нервы натянулись, как на гитаре, и их начали дергать ручки тех, кто получает за это дело бабло. А потом все запылало.
Очередная война за Города Раздора началась неожиданно. Песлер пошел в атаку на Гриджу по всему фронту при поддержке артиллерии и кораблей. Жители обеих стран задержали дыхание, смотря на то, что вот опять оно началось. Несколько недель никто не вылазил из Ретхола, читая слухи, новости, пропаганду, заявления политиков, вранье, бред аналитиков, выдумки. Читали абсолютно всё, что пишут в Ретхоле и жадно поглощали информацию, пытаясь найти хоть что-то вот так возьмет, да и разом ответит на все их вопросы. Но ответов не было, как и вразумительной информации о том, что где и как происходит.
Наступление длилось несколько месяцев, но ни одного прорыва так и не произошло. Обе стороны временами создавали плацдармы на другой стороне реки, продвигая фронт и создавая морские высадки в тылы. Однако вражеские группировки постепенно выбивали обратно за реку. Гремели морские просторы от канонады, устроенной военными кораблями. Корабли сражались в море, били по портам, оказывали артиллерийскую поддержку наземным войскам. Люди видели, как из портов выходили могучие авианосцы Песлера: и Тип 2О6М «Император», и Тип 7УРР «Великий Прокуратор», и Тип НГ4А «Вилбемак», и Тип ЭЛЭС «Рабарар». Несомненно, где-то там в поход вышли и гриджские авианосцы. Может все, а может часть, у Гриджи их было больше. Над городами то и дело летала военная авиация. Железные птицы проносились над домами и отправлялись к печально известной Обагренной реке. Невозможно уже было вообразить, сколько солдатской крови пролилось в эту реку на протяжении истории.
Длились бои. И каждый день люди думали о том, что на следующей неделе все прекратится.
***
На ветках пели птицы. Кругом стрекотали, свистели, гудели всякие насекомые, которых Рабан никогда еще в жизни не видел. Некоторые были интересного вида, а некоторые до того отвратительны, что Рабан даже ускорялся, лишь бы это мелкое чудовище не попрыгало за ним. На туристической тропе регулярно висели указатели, карты, номер телефона спасателей. Хотя упоминание номера телефона спасателей было особенно странным, учитывая, что даже в самом городе сеть почти не ловил, едва ты отойдешь подальше от центра. В лесу связи, конечно же, не было совсем. Рабану начали попадаться, кроме уже известных, абсолютно новые невиданные растения и деревья. Рабан опасался даже прикасаться к ним, потому что читал, что флора здесь богата ядовитыми растения, из которых чуть не сочится гибельный сок. Пугающе выглядели деревья с большими и острыми иглами. Они напоминали громадного ежа.
Туристическая тропа уводила все дальше и даже иногда ветвилась, но ее легко было видно, а потому, чтобы потеряться, нужно было постараться. От чистого воздуха в роще кружилась голова. Разница была особенно сильно заметна в сравнении с тем ядовитым смогом, который витает в городах беркаров. Единственное, что портило туристическую тропу, это одно обстоятельство, которое постоянно напоминало Рабану о том, в какой стране он находится. Тропа была просто усеяна мусором. Беркары прямо на ходу жрали лапшу быстрого приготовления и кидали остатки на землю. Мусорки здесь присутствовали в достаточном количестве, но это не особо интересовало здешний народец.
Сложно сказать почему дальше произошло то, что произошло. По ходу движения, справа, Рабан увидел, что куда-то в сторону уводит слегка заросшая тропа. Ее точно не было на картах, установленных в различных точках маршрута. Она выглядела так, будто по ней ходят не часто, но все же временами такое происходит. То ли Рабану искренне стало интересно, что именно в том месте находится, или он просто устал уже по хоженым тропам ходить, но он решился и сошел с туристической дорожки. Быть может, он подумал о том, что вон там вот и есть то самое место, которое он хочет найти. Дикое волшебное место, где нет вездесущего мусора, где вообще нет следов пребывания ни беркаров, ни иноземцев.
И Рабан шел. Шел, не останавливаясь и смотря только вперед. Места действительно становились другими, дикими в хорошем смысле этого слова. Рабану показалось, что лес начал его поглощать вместе с косточками. Иногда среди веток пробегали необычные зверьки, внимательно за Рабаном следили разговаривающие птицы. Наконец, Рабан вышел к небольшому озерцу на лесной прогалине. Здесь было так спокойно и приятно, что Рабан решил присесть, отдохнуть и поесть. Быть может, и не было смысла идти в Роще Красных Лис куда-то дальше, раз он уже нашел такое замечательное место. Но все равно в душе было что-то не то, не по себе. Не дарило озерцо покоя.
Тем не менее, Рабан сидел так долго, что небо вокруг Огненной Звезды уже окрасилось в оранжевые тона. Закат был для Рабана недолог – Огненная Звезда быстро скрылась за деревьями, и лес погрузился во тьму. Рабан начал долгий путь домой по той самой предательской тропинке, которая была отчетливо видна днем, но слаборазличима ночью. Появились даже ответвления, которых Рабан раньше не видел. Фонарик с трудом пробивал сгущающуюся темноту. В голове все смешалось. Рабану показалось, что тропинка начала просто уводить дальше вглубь леса. Каждый поворот стал одинаков. Рабан остался совсем один во мраке. Его сердце забилось сильнее, его начала охватывать паника. Рабан еще некоторое время плутал среди огромных деревьев, а затем нашел укромный уголок между корнями гигантского дерева, собрал сухие ветки и разжег небольшой костер. Некоторое время он сидел, стараясь совладать со страхом и начать мыслить здраво, чтобы не сгинуть в этой долбаной роще. Пока он собирался с силами, лес вокруг него делал все для того, что его сломать окончательно. Шорохи, насекомые, крики ночных птиц, незнакомые звуки. Вот по руке Рабан ползет какая-то отвратительная многоножка, которую он с криком резко скинул с руки, а потом попытался задавить ботинком. Но та скрылась в траве и куда-то заползла. Рабан еще некоторое время пинал траву, бил по земле кулаком и кричал. В какой-то мере это помогло. Он глубоко вздохнул и снова сел у костра. Все эмоции вылетели, и теперь можно было хотя бы постараться что-то придумать.
Рабан не был мастером по выживанию. Его знания оканчивались тем, что он видел в фильмах. Он начал вспоминать различные слухи о выживании в лесу, видео в Ретхоле, которые смотрел на фоне на досуге. Его шансы на выживание были практически нулю, однако всё и вся внутри Рабан отчаянно продолжало сопротивляться и бороться за жизнь. Это был первый случай за несколько лет, когда Рабан захотел жить. В нем проснулось что-то животное, дикое. Костер давал слабый свет, и Рабан мельком оглядел свои запасы. Он не мог сейчас рассмотреть все досконально, а заряд фонарика тратить не хотелось. Рабан поставил рюкзак рядом с собой, поудобнее расселся на постеленном туристическом коврике. Затем все-таки встал и собрал побольше веток для того, чтобы подкидывать в костер. После этого он снова сел обратно на коврик и решил ждать рассвета.
Глава 4. Фатерланд
На севере материка Волькрамар раскинулось заснеженное государство под названием Штургская Федерация. Штургцы – народ суровый, привыкший к выживанию среди скал, опасных диких животных. И хотя здесь еще далеко до холодов, как в Царстве Эльдеальсия, климатические условия здесь не ахти. Нужно сильно постараться, чтобы эта промерзлая земля дала хоть какие-то плоды. Отдельной проблемой для Штурга остается то, что в свое время Старая Дользандрия завоевала города Загдрим и Золотая Сила, что нарушило логистику и буквально поделило страну на две половины: Восточный Штург и Западный Штург. За неимением возможности прокладки сухопутных торговых маршрутов через горы, государство было вынуждено бросить все силы на создание водных торговых артерий в Море Королей, и в особенности в Заливе Душицы. Город Приказ Клира стал одним из важнейших торговых центров. Все водные торговые маршруты стали проходить через него, что, по сути, сделало его богатейшим городом и фактически второй столицей. Более выгодное местоположение было только у столицы Штурга, которая так и называлась – Штург.
Архитектура державы была монументальной, рассчитанной прежде всего на прочность и способность устоять под гнетом низких температур, сильных ветров. Здания строились без изысков, без различных украшений, как то любили делать в Песлере, Гридже или Старой Дользандрии. В основном преобладали белые и серые цвета. Серыми традиционно были крыши. Тем не менее, в Западном Штурге с начала XIX столетия стены здания начали красить краской с небесным оттенком. В Восточном Штурге архитектурные традиции не менялись до самой современности. Штургцы, в основном, исповедуют североверье, хотя раньше был широко распространен омфултизм – вера в Омфулта, или Безумного Воина, или Великого Грабителя.
В Штурге, в Свободном Городе, тридцать шесть лет назад, в не самое спокойное время, в семье рабочих родился Эверт Горст. Отец и мать работали на заводе, стараясь накопить деньги на обучение сына в техникуме, однако у того были свои планы. Достигнув восемнадцати лет Эверт отправился поездом на срочку в армию, и там спустя три месяца службы он попал в настоящий ад. И хотя были разговоры, и хотя все знали о напряжении на границе, и хотя все читали новости, для многих это стало вдруг неожиданностью. Оргерт пошел войной на Штург.
2048 год от Начала Владычества Людского. Война Оргерта за возвращение исконных оргертских городов Чистый Лебедь и Свободный город уже шла на тот момент три года. Сильная метель. В замерзшей земле были вырыты окопы. В них сидели трясущиеся от холода солдаты. На белом снегу лежали разлагающиеся трупы, остывала горячая кровь, стонали раненые. Чернела колючая проволока, противотанковые ежи и сгоревшая военная техника, тысячи воронок от артиллерийских снарядов. И все это медленно засыпала метель. Было раннее утро. Эверт Горст сидел в яме с боевыми товарищами возле небольшого котелка, в котором бурлили оставшиеся харчи. Костерок потрескивал, давая хоть какое-то тепло. Попытались его замаскировать так, чтобы сильно не дымил, хотя он все равно будет маяком для тех, кто сидит по другую сторону ничьей земли. И хотя могла шарахнуть артиллерия, авиация – жрать хотелось так, что уж лучше с бульбой в кишках на куски разлететься, чем затягивать пояс до самого позвоночника. Рядом с Эвертом Горстом сидел его боевой товарищ с самых первых дней войны – Хавелок Лэндон, здоровенный трехметровый гремзирдр. Гремзирдры имеют человеческое тело, голову и хвост быка. Если такие ребята оказываются в армии любой страны, их в обязательном порядке отправляют в штурмовые отделения. Штурмовиком стал и Хавелок. И в этом занятии он сильно преуспел – к 2048 году получил звание старшего советника ротного командира. Горст на тот момент находился в звании советника ротного командира, но штурмовиком не был – он командовал мотострелками. Хотя оба находились в составе «царицы полей», задачи выполняли разные. И вот так присесть вместе в яме хотя бы на какое-то время, чтобы перевести дух, было сложно. Хавелока Горст знал с детства и был сильно удивлен, что ему удалось с ним встретиться на фронте. На передке уже выстроили землянки, полевой штаб, укрепления. Подошла артиллерия, налажено снабжение. Горст приподнял крышку котелка и ткнул вилкой в картошку.
– Готово. – Горст достал вареную картошину вилком и положил ее на перчатку, за ним начали повторять остальные.
– Какой настрой у бойцов? – Хавелок достал бульбу и зачерпнул кипятку из котелка кружкой.
– Ты кипяток давай не сёрбай. Чай заварим, как картошку доедим. Нашу роту вчера потрепало неслабо. Потеряли 40% состава, сегодня должно прибыть пополнение. Потеряли взводного командира и пятерых боевых специалистов (звание младшего командного состава ВС Штурга).
– Я думал в 45-м, что за месяц оправимся. Оргертцев отобьем, и они обратно побегут. А их командиры к нам бросятся, выхватывая по дороге белые трусы и размахивая ими в знак капитуляции. Ан нет, кидаются раз за разом, как волки на лося.
– Ну пока рога нам не пообламывают, будем стоять бодаться.
– Честно говоря, есть у меня подозрения, что мне действительно жена рога делает, пока я тут.
– Да я ж не об этом…
– А я об этом. Я тебе говорю, что она по любому сейчас толпе клыки точит.
– А чего думаешь то так? Ты мне вообще за жену ни разу три года не говорил.
– Не люблю вспоминать, что у меня жена есть. Вернусь – разведусь. Если вернусь.
– Так а почему подозреваешь ее? Что она с толпой с целой.
– Она же порноактриса.
Все сидевшие и молчавшие до этого и пребывавшие в подавленном настроении возле костра командиры начали громко ржать. Только Хавелок сидел и хмуро смотрел на костерок.
– Ну хорош. – Зло сказал Хавелок, устав от непрекращающегося смеха.
– Хавелок, ты долбоеб? – Спросил с улыбкой Горст.
– Ошибка молодости.
– Это не был риторический вопрос. Ты долбоеб?
– Чего ты от меня хочешь?
– Ты зачем ее в жены взял?
– Ну… сильно либеральных взглядов был на тот момент. Я ж говорю – ошибка молодости. Нахер я вам вообще сейчас это рассказал.
– Ну, потому что может последний раз так сидим. – Неожиданно сказал Горст.
На некоторое время все затихли задумавшись. А потом разговор начал Хавелок.
– Сменим тему. Первые бои на границе помнишь?
– Чем дальше, тем веселей разговор…
– Да ладно тебе. Ты мне тогда жизнь спас.
– Спас.
– Если бы ты тогда меня с пулемета не прикрывал в поле, я бы не дополз до окопов.
– Мог я что ли иначе поступить.
– Мог. С патронами тогда худо было. Может ты и неправильно поступил, могли и не отбить следующую атаку из-за этого.
– Отбили же. А ты живой остался.
– Я да, а весь штурмовой взвод полег. Странное чувство, виноватым себя ощущаю до сих пор.
– Поэтому рвешься до сих пор в самые горячие точки?
– Может и поэтому.
– А то, что других за собой тянешь? Ведь ты уже не просто рубака, ты командир.
– У нас, штурмовиков, по-другому не бывает. Мы каждый раз, как в последний.
– И каждый раз выживаете.
– Мы же бессмертные. – Хавелок улыбнулся. – Шучу. Вы нас прикрываете, артиллерия, авиация. Снабжают нас хорошо, пацаны идут неглупые – инженеров много. Тут мозг нужен для штурма. Как взрывчаткой пользоваться, как что правильно сделать, рассчитать.
В один момент разговор резко прекратился. Едва ли съели половину вареной картошки, как бац и прилёт. Рядом с ямой жахнул снаряд. Все тут же пригнулись, земля посыпалась на солдат и в котелок. Вот уже вся картошка покрыта плотным слоем грязи, которая образовалась из-за попадания земли в кипяток. Со стороны Оргерта началась артподготовка перед масштабным наступлением. Его ожидали позже, вероятно ошибка разведки. Командиры бросились на позиции, чтобы в срочном порядке отдать приказания. Заработала во всю радиосвязь, офицеры планировали оборону с расчетом тех сил, которые имелись в данный момент. 66-ой Ярградской дивизии, в составе которой воевал Горст, придется принять бой с неполным личным составом. Отдельные подразделения даже столкнулись с нехваткой боеприпасов после недавних тяжелых боев. Оставалось надеяться на авиацию и артиллерию, в которых Штург превосходил Оргерт. Тяжело передать то счастье для солдата, когда он знает, что превосходство в воздухе за его авиацией. Что как только представится возможность, и штурмовики, и бомбардировщики обрушат на голову противника град. Что враг не сможет послать своих птичек на тебя, потому что их тут же встретят истребители. Вот только сейчас на поддержку авиации надеяться было нельзя. Бушевала метель, создававшая помеху для обороняющихся. Непонятно было – куда стрелять и по кому. Загрохотала штургская артиллерия в попытках подавить вражескую. Целый час с двух сторон утюжила артиллерия, подготавливая почву для наступления. Со стороны Оргерта били П – 1З «Клен», А – 9А «Завоеватель», ХВ – 7 «Чертополох», а Штург отвечал своими знаменитыми НФР – 70 «Тиран» и ЖЩА – 85 «Галка».
Загрохотала земля. Теперь уже не только от артиллерии. За огневым валом двинулась военная техника противника с танковыми противоминными тралами. Разведка доложила, что приближается гордость сумрачного оргертского гения: тяжелые танки Х – 15 «Сопка», И – 9 «Древо», средние танки НКД – 9, много легких танков РГ – 24 «Кот». За ними двигались цепи пехоты. Пока еще молчали замаскированные ПТРК – командование приказало дать противнику подойти поближе, чтобы дать по танкам хорошенько с флангов, с перелесков. В груди солдат бешено стучало сердце. Кто говорил, что не боится – тот врал. Все боялись. Просто этот страх нужно было преодолеть – бояться и делать. Так и рождались всегда герои – не от того, что в организме отключены инстинкты выживания, а от того, что знаешь, что погибнуть можешь, не хочешь, но должен сделать то, что надо, иначе много других погибнет. Кому-то придется погибнуть за тебя.
Затрещали пулеметы, загудела земля, командование приказало открыть огонь из всех орудий. По танкам начали бить ПТРК, а также замаскированные окопавшиеся штургские тяжелые танки ЯЮС – 437 и ЯША – 558 «Шутник». Зловоние разлагающихся на ничьей земле тел заменила вонь горелого мяса. В бой пошли термобарические боеприпасы. Горст вжался в землю в окопе, буквально пытался грызть ее зубами. Причем чем сильнее он вжимался в землю, тем сильнее росло ощущение того, что не хватает, что надо метров на шесть вниз еще прокопать, чтобы защититься от этой летящей свистящей сволочи. И вот вроде снаряд бахнул, а ты еще живой. Начинается секундная эйфория, радуешься, что тебя не задвухсотило, а кого-то совсем рядом превратило в кровавую кашу. Вот рядом совсем был боевой товарищ, и его уже нет – располовинило. Туловище с головой в десяти метрах, да в таком состоянии, что мама родная не узнает, а рядом с тобой его ноги лежат со слетевшими до берцев штанами. Поднимаешься в такой момент после взрыва (не хочется, но поднимаешься), и продолжаешь бой так, будто ничего не произошло. Нельзя пока о чем-то думать таком, сопереживать. От тебя другие зависят в бою. Не пустишь пулю в сторону противника, так этот гад сам пустит в твою сторону очередь, и не тебя, так кого-то рядом опять положит вдогонку к тому разорванному снарядом.
Как факелы в метели загорелись вражеские танки. Оргертская пехота приближалась, несмотря на возрастающие потери, все еще надеялись на внезапность атаки и прикрытие метели. Один раз у противника даже случился недолет, и их орудие шарахнуло по своим за пределами продвигающегося вперед огневого вала. Однако и у штургцев все было не слишком ладно. Давала о себе знать нехватка боеприпасов и неполный личный состав. Потери возрастали. Тем не менее, ни на одном участке не было совершено прорыва. Последнее, чего бы хотел сейчас Горст, это оказаться в котле, как многие погранвойска в 2045-м. Горст надеялся на то, что вот-вот и оргертцы дрогнут, побегут обратно. Но ни о каком отступлении не было и речи. Разведка доложила о том, что противник вводит в бой резервы. Оргерт вывел еще ЯЮС – 437, артиллерия сконцентрировала удары по демаскированным штургским ПТРК и окопавшимся танкам. Железный кулак тяжелых танков Оргерта обрушился на соседний 137-й мотострелковый полк. Ситуация на участке соседей стала катастрофической. Докладывали о попадании термобарического артиллерийского снаряда в полевой штаб 137-го мотострелкового. На встречу танкам противника было решено бросить 27-й танковый батальон им. Лудо Осбеорна. На участке 137-го полка разверзся ад. Всунув жало в узкий кусок земли, враг бросил все силы на то, чтобы закрепить успех и расширить коридор, занять боевые позиции и удержаться. 27-й танковый совершил неописуемый подвиг, остановив дальнейшее наступление врага. И хотя линию фронта пришлось скорректировать, учитывая потерянные позиции 137-го мотострелкового полка, назвать это полным разгромом было нельзя. Потери противника оказались тяжелыми. Гораздо более тяжелыми, чем у штургцев. Захваченная территория не являлась исключительно стратегически важной позицией. Высоту рядом все еще удерживала штургская армия, а это была куда более защищенная и важная точка. Оргерт заплатил за штурм большой кровью, и сделано это было вероятнее всего более из пропагандистских целей, нежели чем из практических. Уже несколько месяцев фронт стоял на месте без каких-либо продвижений с обеих сторон. Оргертское командование решило пойти на авантюру, чтобы создать инфоповод.
В какой-то момент замолчала вражеская артиллерия. То ли ее начали продвигать вперед для продолжения огненного вала, то ли ее полностью разбила штургская артиллерия или просто заставила ее заглохнуть на время смены позиции т.к. ее демаскировали. Начала слабеть и метель. Стихал огонь стрелкового вооружения, танки переставали бить. Только артиллерия не переставала грохотать. Вражеское наступление захлебнулось, и солдаты Оргерта отступили к своим позициям, а также начали занимать новообретенную землю. Когда метель совсем стихла, стало хорошо видно результаты боя. Сотни окровавленных тел на белом снегу, горящая военная техника. Некоторые тела все еще дергались, кричали, ждали помощи. Но уже через полминуты они замирали насовсем. Командованию начали докладывать о потерях противника. Свои потери все еще подсчитывали. К вечеру начали подъезжать машины со снабжением и личным составом. Из грузовиков выпрыгивали новобранцы. Они тряслись от холода и крепко сжимали в руках автоматы. Занятие им нашли быстро, чтобы согрелись.
Покончив с делами, Горст ночью вернулся к яме. Котелок был пуст – кто-то уже успел повытаскивать картошку, почистить ее ножом от грязи и съесть. Горст и сам планировал так сделать, и оттого он расстроился, что кто-то его опередил. Хавелок в яме не сидел, а значит работы у него сейчас непочатый край. Скорее всего, командование будет готовиться к контратаке, чтобы как минимум выбить противника с только что захваченной им территории. А значит, в самое пекло кинут штурмовиков при поддержке артиллерии, военной техники и авиации. 66-ая Ярградская дивизия давала запрос на выделение ей штурмтегайров – элитных частей, облаченных в экзоскелеты и предназначенных для прорыва фронта и ведения боевых действий в тесных пространствах, где невозможно использование военной техники. Во втором случае они военную технику буквально заменяли. Однако командование все еще предпочитало держать их в резерве. Горст вернулся в землянку и решил прилечь хотя бы часа на три. На передке выспаться – это неслыханная роскошь, которая даже и в голову прийти не может спустя несколько месяцев боевых действий. Спать начинаешь там, где приходится, и когда приходится. Поспал несколько часов – считай, уже крупно повезло.