– Спасибо!
– Спасибо на хлеб не положишь и не размажешь, – с легкой обидой ответил тот.
Сказал под нос, но так, чтобы я услышал. Я-то услышал, но сейчас на большее его услуги и не тянут. Так и быть, в следующий мой сюда заход надо будет мужика как-то отблагодарить. Нам ещё вместе работать. Если я вообще останусь на заводе. Надо бы оглядеться, осмотреться, да там уже решать, куда меня кривая судьбы заведет. С другой стороны, жизнь ведь мне уже ясно дала понять, что если плыть по течению и ничего не предпринимать, то всё можно и по второму кругу запросто профукать. И снова сидеть, на шиши свои горькие жаловаться. Потому, если уж мне и выпал второй шанс, то его надо использовать на полную катушку. Как использовать? Это другой вопрос, дальше обязательно его обмозгую.
Разобравшись со спецовкой, я направился прямиком в инструментальную кладовую. Та находилась в противоположной стороне от этой кладовой. Связь с внешним миром поддерживалась через окошко с откидной ставней, закрывающейся на защелку. И сейчас она была открыта – это было бы удачей, если бы из окошка не торчала чья-то задница. Один работяга привстал на цыпочки и, как Винни-Пух в кроличью нору, засунулся в окошко по пояс. Я встал рядом с окошком выдачи, дожидаясь своей очереди, заодно подслушав невольно, о чем мужик кладовщице по инструменту втолкововывал. Так втолковывал, что его аж чуть туда не затянуло.
– Теть Люб, понимаю, туда-сюда дефицит, но мне бы штучки три метчиков! Деталька жутко противная попалась.
– Скоков, а чего, может, десяток сразу отсыпать? – с наездом отвечал женский голос. – Я тебе вот только два дала, ты мне тут Лениным клялся, что больше не придешь.
– Ну простите, противная зараза, ну такая вот она деталюшка, теть Люб! – уговаривал кладовщицу работяга.
А задняя часть его от усердия аж пританцовывала. В итоге Люба поддалась, из окошка послышались шаркающие шаги.
– Смотри мне, чтобы больше не приходил! Метчики как спички ломаешь, на вас не напасешься, – пожурил писклявый голос.
– Спасибо, должен буду!
Рабочий, наконец, выпростался из окошка, счастливый, как объевшийся сметаны кот. В руках – целых шесть метчиков, на три прохода. Единица, двойка и тройка. Внешность у этого мужика была запоминающаяся – усатый, подтянутый, с задором в глазах, бабы таких любят.
Одно слово, гусар.
– О! Ученик!
Что же они все заладили, чувствую себя как зверь из Красной книги, ей-богу.
– Любка сегодня противная до ужаса, – доверительно сообщил он мне «ценную информацию» и заговорщицки подмигнул.
Любка, впрочем, не заставила себя долго ждать. В окошке появилась полная женщина за пятьдесят с дулей волос на макушке и ярко крашеными губами.
– Вы на него посмотрите, ученичок! – пропела она, закатывая глаза. – Урвал себе новую одежду! Там Николай сдурел, что ли? Или его опять перекосило?
– Мне он показался отличным мужиком, – я коротко пожал плечами. – За инструментом ведь к вам, теть Люб?
– Какая я тебе тетя, – она обиженно выпятила губу. – Любовь Васильевна, а чтобы тетькаться, это еще заслужить надо. Заходи давай, всем вам от меня что-то надо! Эх…
Ясно, еще один намек на то, что без магарыча тут делать особо нечего. Люба исчезла из окошка, и чуть дальше по стене со скрипом открылась дверь.
– Тебе там особое приглашение нужно? – она высунулась из дверного проема.
Я зашел внутрь, держа под мышкой спецовку, ботинки и майку. Помещение инструменталки оказалось тоже довольно-таки большим. Почти все пространство занимали деревянные пронумерованные стеллажи с множеством ячеек, тоже пронумерованных. Первый такой стеллаж был отведен под измерительный инструмент – тут хранились штангенциркули, микрометры, штангенрейсмасы, угломеры и прочее добро. На втором размещались пробки и калибры. А третий и четвертый занимал сам инструмент – сверла, метчики, развертки, фрезы, резцы и многое другое. В конце кладовой, у того самого окошка, было приткнуто рабочее место Любы, туда она и пригласила меня пройти.
– Так, ты у нас слесарь? – она тяжело плюхнулась на табурет, я даже замер на мгновение, ожидая, что ножки прямо здесь и сейчас прикажут долго жить, но обошлось.
– Слесарь.
– Вот и чудно, – она кивком указала на небольшой деревянный ящик, в котором лежало мое добро на выдачу. – Наставник твой уж заходил, мне половину кладовой перерыл и целый ящик для тебя собрал. Как говорится, получите – распишитесь.
И как-то очень уж довольно на меня посмотрела. Радовалась, что не пришлось самой этот ящик собирать? Или?..
Пока она говорила, я осмотрел содержимое ящика. Тиски на верстак, сверлильный патрон, штангенциркуль, шланг для сжатого воздуха и пневмодрель, пассатижи, молоток, напильник… вот только новым и пригодным из этого добра был только шланг. Остально видало определённые виды. Патрон – со сбитыми зубчиками и без ключа, такой не затянешь. У штангенциркуля сбиты губки, губки тисков болтались. На молоток без слез не посмотреть… Ну и все в таком духе.
Они здесь все сговорились, что ли? Я покосился на Любу, которую, похоже, нисколько не смущал вид инструмента. Наоборот, она так и не стёрла с лица улыбочку. Вряд ли она не понимает, что выдает – хоть и не сама этим орудует, а все-таки сколько лет уже работает. Но бог с ней, с Любой, а наставник? Если это он собирал мне инструмент, то у меня вопросики. Либо мужик даже не смотрел, что покидал в ящик (что вряд ли), либо его жаба укусила. Новый инструмент себе забрал, а ученик и на таком научится. Так, что ли? Песня, в общем. Что же здесь все такие мудрые? Я погремел выданным, повертев в руках поочередно патрон и штанген.
– Ну? Чего как баран на новые ворота уставился? – всплеснула руками кладовщица. – Как что и куда вставлять, нажимать – это у своего наставника спросишь, а мне работать надо! Вон, новая партия тисков ручных пришла, надо разбирать. Так что забирай и шуруй.
Я задумчиво макушку поскреб.
– Любовь Васильевна, – не торопясь произнёс я, – я вот что подумал. Раз наставник уже расписался, то пусть и забирает себе. На таком, что вы даете, только брак делать!.
– Это еще почему? – резко развернулась ко мне она.
Я взял первое попавшееся из этой выставки неликвида – патрон, и показал на него. Выглядел патрон так, будто всю ночь крутился в галтовочном барабане – конус с вмятинами, на гайке зубцы сбиты, кушачки не сходятся до конца.
– Дай бог, если сверло троечку зажмет. А ключ от него где? – я покосился на Любу, выжидая ее реакцию.
Реакцию кладовщица выдала, но предсказуемую. Эх, скучно.
– Ой посмотри, как мы заговорили! – повысила она голос. – И часа не работает, а инструмент ему уже не тот. Это ты где такого нахватался? Бери, что дают, и там уже со своим наставником разбирайся.
С этими словами она демонстративно переключилась на приемку партии ручных тисков. Я решил, что все же отказываться от инструмента не стану, тем более, тут и подписи с меня никто не требует. Сложил поверху ящика спецовку с ботинками и, подхватив его, потопал в цех.
В дверях заметил, что мы, оказывается, не одни с Любой в кладовой. Между стеллажами с инструментами на корточках сидела миловидная девчонка лет двадцати. Халат, перчатки на руках, длинные русые волосы, схваченные в тугую косу. Я остановился, заглянул в проход любопытства ради.
– Здрасьте, – проговорила она, не оборачиваясь.
– Танька, не отвлекайся! – прилетело из дальнего конца. – Нам до обеда надо резцы пересчитать!
Глава 4
В цеху стоял шум и грохот, для того, чтобы быть услышанным, народ разговаривал на повышенных тонах. Со временем это переходило в привычку, из-за которой, кстати, я в свое время немало ссорился с бывшей женой. Что-нибудь скажу, а она: да что ты кричишь. А я что могу сделать, если это «профессиональное»? Конкретно в этом цеху шум стояли ещё больше, чем в моем родном. И я было задумался вернуться в материальную кладовую, чтобы выторговать ещё и беруши, но в этот момент услышал через шум станков:
– Товарищ!
Я огляделся и увидел за своей спиной молодого толстячка в подтяжках и в очках с толстыми линзами. На его голове уже красовался, как ни странно, островок лысины. В руках он держал какую-то книгу тёмно-синего цвета.
– Да-да, это я к вам обращаюсь! – заверил он и решительно двинулся ко мне.
Ростом он оказался ниже меня почти на голову, и вообще был похож на Карлсона. Судя по спецовке в которую он был одет, работал парень фрезеровщиком. Подойдя ближе, он сразу перешёл к делу.
– В профсоюз вступать собираетесь? – спросил Карлсон, щурясь.
Я сразу прикинул, что у него очень плохое зрение. Интересно, как его вообще сюда медкомиссия пустила.
– Да как-то руки ещё не дошли, – я пожал плечами. – Я же первый день только.
К профсоюзу у меня всегда была двойственное отношение.
– Меня Вячеслав зовут, я председатель цехового профсоюза, – фрезеровщик протянул мне руку, но продолжил строго на меня смотреть, как на несмышленого мальчишку.
– Ага, приятно, я Ва… Егор, ученик слесаря.
Пожать в ответ руку товарища председателя было достаточно проблематично, потому что я держал обеими руками тяжеленный ящик с инструментом. Вячеслав об этом всё-таки догадался и, чуть сжав мне запястье, таким образом поздоровался.
– А когда руки дойдут? – серьезно спросил он.
– В самое ближайшее время, – я ответил ему улыбкой, давая понять, чтобы пока что он от меня отвязался.
Профсоюз – это, конечно, здорово, но как-то до него сейчас. Дальше и посмотрим. Хотя смотреть особо не на что, всё-таки профсоюз штука довольно-таки добровольно принудительная. Откажешься – и будут на тебя волком смотреть, а при каждом удобном случае припоминать. Зато нет-нет, а порой через профсоюз можно получать путёвки в санаторий или билеты на новогоднюю ёлку. Хотя и тут все равны, но некоторые равнее. Я, например, за сорок лет честного труда и всего с несколькими больничными, а в санатории даже ни разу не был. Хотя билеты на ёлку получал исправно.
– Могу дать вам материал для ознакомления, – отвлёк меня от мыслей Вячеслав и протянул ту самую тёмно-синие книжку, которую держал в руках.
Опять забыл, что у меня руки заняты. Но подтяжечник быстро сориентировался и положил книжку сверху на ящик. Ну да что уж там, грузите, не верблюд, донесу. Карлсон на этом развернулся и молча зашагал прочь. Я скользнул глазами по названию: профсоюзы СССР, год выпуска 1974-й. Интересно, он всем эту книжку сует? «Приводной ремень» от партии в массы, блин. Главное, надо не забывать исправно бабки отстёгивать, какой там профсоюзу взнос? Один процент от зарплаты, кажется? Кстати, а в комсомоле я состою? Должен состоять…
На стене цеха рядом с табло с информацией висел небольшой плакат: «Комсомол. Будь всегда впереди» – но там, конечно, обо мне не могло быть ни слова. Среди собственных документов я комсомольского билета не припомню. Ну, значит, на досуге подам заявление.
Я наконец вернулся к верстаку и поставил ящик. Рабочее место наставника располагалось через два ряда об меня. От моего взгляда не ушло, что на его верстаке лежит точно такой, как у меня, ящичек. Ага! Неужели там у Семена Палыча инструмент, который мне должны были выдать? Мол, ученик на то и ученик, чтобы руку набивать на барахле.
Только тут поправочку надо сразу сделать – мне практиковаться не нужно, за четыре десятка лет руку набил так, что многие операции делаю не глядя.
Наставника не было, на перекур вышел. Поэтому я подошел к его верстаку и махнул ящики. Себе отволок новый инструмент, а наставнику загрузил барахло из инструменталки. Вот теперь у меня были нулячие инструменты. Другое дело.
Я вытащил из ящика свое добро и первым делом переоделся, спрятавшись за металлическим щитом шлифовщицы. Та сделала вид, что смотрит на чертеж, но и я особо не стеснялся – не в раздевалку же идти, ключи у сторожа брать, опять расписываться…
Ждать я никого не собирался и решил начать оборудование рабочего места. Так, что нам нужно… да все нужно. Верстак новый, поставили совсем недавно, и пока что он пуст и чист, как холодильник после новогодних праздников. Кроме столешницы да двух ящиков, по три полки каждый, открытых нараспашку, здесь и нет ничего.
Первым делом я поставил штуцеры на шланг. Подключил его к воздуховоду. Теперь можно пользоваться пневмодрелью и пистолетом для обдува стружки. Последним, кстати, надо будет обзавестись. Судя по другим верстакам, пистолеты здесь, в основном, самодельные. Ничего, сделаем себе такой. А вот пневмодрель у меня уже есть – и не старая, а новенькая. И подключил я её для того, чтобы иметь возможность проковырять отверстия в столешнице. На них с помощью крепежных болтов поставлю тиски.
– Товарищ, сверла не найдется? – обратился я к соседу.
Все это время с соседнего верстака за мной наблюдал здоровый такой парнишка лет двадцати пяти, занят он был размёткой партии дюралевых деталей под фрезеровку. У него я и решил попросить сверло.
Слесарь отложил штангенрейсмас и открыл свою дверцу ящика, явив нажитое за время работы добро. Полки буквально ломились от инструмента – как кухня у повара какого-нибудь царя. Поглазеть на сокровищницу он мне не дал, быстро вытащил деревянную подставку, ощетинившуюся сверлами разного диаметра, и закрыл дверцу ящика.
– Выбирай, – с гордостью сказал он, подвигая ко мне деревянную подставку.
Выбор был действительно большой. От «волосинок»-единичек до сверл двенадцатого диаметра, причем с шагом по миллиметру.
Патрон пневмодрели зажимал сверла до девятки, но я заметил, что сверла в подставке проточены с одной стороны до нужного диаметра.
– Если тебе под болты, двенадцатую бери, – посоветовал он. – Меня, кстати, Дима зовут. Четвертый разряд, пару лет уже здесь работаю. Если какая помощь нужна или по инструменту что – обращайся. Только с возвратом канеш.
Я поблагодарил парня за отзывчивость, взял двенашку, а через несколько минут уже просверлил три отверстия под болты в верстаке. Установил намертво тиски, проверил их работоспособность и про себя отметил, что надо бы обзавестись мягкими губками. Поверхность у тисков была ступенчатая, такими если мягкий металл начнёшь зажимать, вмятины останутся. Взяв у Димы пистолет, я сдул стружку, отошел на пару шагов от верстака и поскреб макушку. По-хорошему тут не только мягкими губками обзавестись надо, а ещё притащить разметочную плиту, получить микрометр, штангенрейсмас, сверла и многое-многое другое. Ну ничего, Москва тоже не сразу устроилась. Мне в свое время, чтобы набить нужным инструментом ящик и обзавестись плюшками, понадобилось несколько лет. Сейчас-то, может, и побыстрее дело пойдет. В том, что я останусь на заводе, я почему-то не сомневался. Чувствовал себя здесь в своей родной стихии. Я принялся разбирать ящик и доставать остальной инструмент.
– Ни фига! – изумился появившийся с затянувшегося перекура наставник.
Он был явно удивлен, что я сумел не только присобачить тиски на верстак, а еще и шланг к воздуховоду присоединить.
– Хе, я думал, мы ща с тобой возиться будем до обеда, пока пятое, пока десятое. Быстро схватываешь, товарищ ученик!
Я коротко плечами пожал. Наставник все же проверил крепления тисков, посмотрел, не стравливает ли где воздух, и, не найдя косяков, хмыкнул себе в усы. А потом разглядел новый инструмент и подвис, явно не понимая, откуда у меня он взялся. Потом все-таки сообразил, зыркнул на свой верстак, перевел взгляд обратно.
Пошевелил усами, но сказать ничего не успел.
– Мне теть Люба сказала, что вы за меня в журнале подмахнули и инструмент получили, спасибо, кстати, – я улыбнулся. – И кстати, я не проговорился, что вы ее бабой называете…
– Э-э… – замялся наставник.
Было видно, что он не знает, что теперь сказать. В итоге завел шарманку про то, что маловато ещё у меня опыта, чтобы работать с новым инструментом.
– Я-то думал как, у меня инструмент чутка полежит, пока ты не натаскаешься…
Но и эту нехитрую, шитую белыми нитками отговорку он договорить не успел.
– Ну что, передовики! – к моему верстаку подошел мастер, прерывая наши обсуждения.
Он держал техпроцесс, и, как у официанта на подносе, на нем лежали детали. Их он вручил моему наставнику. Следом достал из-под мышки стопку макулатуры и положил рядом.
– Смотрю, вы тут быстро управились, а говорил – до обеда возни, – мастер с одобрением посмотрел на моё рабочее место. – Но ученичество – дело хорошее, а план никто не отменял. Разверни до конца смены.
– Пятьдесят шестые! Сергей Алексеич, ну ты… Тю… Ты ж знаешь, что это песня, у нас на них инструмента нет, – Семен Палыч безошибочно определил детали, даже не взглянув на технологию. – Мне пока УСП соберет…
– Что-нибудь придумаешь, – мастер не стал слушать, ободряюще похлопал Палыча по плечу. – Чтобы в ГОСКе до конца смены лежали.
Наставник что-то побурчал себе под нос и пошел за свой верстак, забрав детали вместе с технологией.
– Так, теперь ты, – мастер постучал пальцем по стопке макулатуры на верстаке. – Проштудируй от корки до корки, после обеда проверю, и чтобы как от зубов отлетало.
Я взглянул на макулатуру – это были методические пособия по слесарке и технике безопасности. Полистал пару страниц.
– Как отстреляешься, шуруй в раздевалку, переодевайся – и пойдешь в учебку. Где находится, знаешь?
– Разберусь, Сергей Алексеевич. Когда в цех шел, корпус видел, так что в трех соснах не заблужусь.
Понятно, что ничего я не видел, потому что никуда не шел, но вот в прошлой жизни я мимо учебки лет двадцать туда-сюда ходил, пока завод не закрылся.
– Добро. Обратно можешь не возвращаться, так что лучше сразу забери у табельщицы пропуск и айда в общагу.
– Идет, – про себя я сделал пометку, что живу я все-таки в общаге.
– Вопросы? – он подождал, но лишь пару секунд. – Ну, раз нет вопросов…
Мастер уже собрался уходить, последние слова были простой формальностью, но я его все же остановил.
– А если… я все это уже читал?
– Когда? – удивился Сергей Алексеевич.
– Так в учебке как раз, – я не успел придумать ответ и уцепился за учебку.
– Э-э… по ушам мне ездишь?
– Так можете любой вопрос задать, если не отвечу – ну, значит, перечитывать придется, – я коротко плечами пожал.
– Хм, ладно, – он встал поровнее, как статуя в музее. – А ну-ка назови требования охраны труда в аварийных ситуациях? – мастер прищурился, видимо, считая, что всё это я придумал и на первом же вопросе посыплюсь, как карточный домик.
– Пожалуйста… В каких только? – уточнил я.
– При пожаре что делать? – конкретизировал тот.
Я выдал базу.
– Производственный процесс останавливаем и действуем по плану ликвидации аварий, в частности: отрубаем электричество, сообщаем руководителю, вызываем пожарных. Ну и принимаем меры к тушению пожара, так сказать, имеющимися средствами.
Я поболтал в воздухе руками, мол – действуем.
– А при несчастном случае как действовать? – не сдавался мастер.
– Так-с. Освобождаем пострадавшего от действия травмирующего фактора, соблюдая собственную безопасность. Оказываем первую помощь. Если надо – скорую, и по возможности сохраняем обстановку, при которой произошел несчастный случай. Естественно, если нет угрозы жизни и здоровью окружающих и не нарушен техпроцесс.
– Так. А зачем обстановку сохранять?
– Ну как же. Для проведения проверки и выявления причин с последующим принятием мер. Ах да, еще надо сообщить руководству и специалисту по охране труда.
Сергей Алексеич вылупился на меня, хлопая глазами.
– И правда от корки до корки, во память! Ладно, тогда можешь в учебку прямо сейчас идти. Там дальше тебе, что делать, подскажут. Только по территории не слоняйся, лады?
Я заверил, что никуда кроме учебки не пойду, и сразу после нее направлюсь домой, в общагу. Мастер остался удовлетворен. Потом вместе со мной сходил к табельщице, забрал пропуск и попрощался до завтрашнего утра. Напоследок снова напомнил, чтобы я не шастал по территории, даже если сильно хочется.
– В учебку сразу! И никаких!
– Так точно.
В раздевалку идти не пришлось, я переоделся обратно за тем же щитом, помахал шлифовщице Ире на прощание и вышел из корпуса. Ни в какую учебку, конечно, несмотря на собственные клятвы, я идти не собирался. А вот побывать на той территории, в родном цеху, меня так и подмывало. Территоря завода огромная, и по ней движуться заводские автобусы. Я приметил остановку, с которой каждые полчаса отходил такой автобус на нужную мне территорию, и направился к ней. На остановке не было ни души, хотя, пока я плелся, из соседнего корпуса вышла толстая женщина с завивкой на голове и тоже стала поджидать автобус. У нее в руках я заметил деталь, технологию, а из кармана халата торчал штанген и микрометр. Контролер, значит. Едет разбираться.
– Здрасьте! – поздоровался я, хотя женщину не знал.
Так, из вежливости. Т кивнула в ответ, вытащила из второго кармана книжку и погрузилась в чтение. Хотел спросить у нее, когда будет автобус, но увидел на остановке расписание. Вовремя я пришел, ждать всего несколько минут, если верить большим часам на корпусе.
И действительно из-за угла корпуса вывернул автобус свеженький ЛАЗик, только с контейнера. У меня аж в груди защемило, когда я увидел водителя. Дядька Борька, епрст! Молодой еще совсем, в своей фирменной кепи! Дядю Борю я знал не просто хорошо, а как родного, мы ведь с ним на одном этаже жили. Когда я помоложе был, то бегал к нему, совета спрашивал, а потом, когда подрос, могли вместе и рюмочку раздавить да о жизни потолковать.
Толстая тётка тем временем поднялась со скамейки на остановке и вышла к автобусу, книгу убрала, а вот на меня покосилась с удивлением. Видимо, при виде дяди Бори я заметно так засветился, как гирлянда.
Автобус остановился у павильона, но дверь не открыл. Дядя Боря вылез из кабины, мельком взглянул на меня, естественно, не узнал и, обойдя автобус, полез в двигатель. Я только сейчас заметил, что из решетки радиатора поддымливает или парит.
– Приехали, кажись, – водитель в сердцах махнул рукой.
– Так мы едем? – недовольно забурчала контролер.
– Приехали уже, вскипел! – эмоционально повторил дядя Боря. – Так что другой автобус ждите, товарищи. От вас, кстати, в гараж звякнуть можно?
Контролер отказывать не стала, и они вместе с дядей Борей зашли в корпус. Я так и остался стоять, провожая их взглядом, хорошо не с открытым ртом. Знакомого человека из собственного прошлого я видел впервые. Однако подходить и заговаривать с дядей Борей я не стал. Какой, в конце концов, смысл? Не уследишь ещё за собой и ляпнешь что-то.
Но вот желания попасть на ту территорию только прибавилось. Хотелось поскорее очутиться в собственном цеху, вдохнуть знакомый запах, увидеть большинство тех людей, которые за годы работы стали мне по-настоящему близкими. Ну и, конечно, на самого себя мне тоже не терпелось поглазеть. Я в это время молодой был, дурной – в поле ветер, в жопе дым.
Отсюда до той территории примерно полчаса пешком. Ничего, тело теперь новое, молодое, а пешие прогулки – дело полезное. Я решил пройтись, а заодно поглазеть на родной завод. Однако долго идти не пришлось.
Сзади посигналили, и меня обогнала кара, автомобильчик с электрическим двигателем. Красный, с небольшой кабиной, куда при достаточно компактных размерах могли поместиться два человека. Использовали такие машинки для перевозки по территории завода всего, что душе угодно. Эта кара была загружена большими металлическими болванками, а за рулем сидел худощавый паренёк в одних штанах и в панамке, майка переброшена через плечо.
– Тебе куда? Давай подвезу!
И вот мы уже ехали по дороге. Парень оказался весёлый, звали его Вадим, и он с удовольствием брал попутчиков, чтобы не скучно ехать было. Общительный, он сигналил и приветственно вскидывал руку каждому, кто встречался на пути. И параллельно вкратце рассказывал мне, кто эти люди.
Я тоже рассказал ему в двух словах о себе и заметил, что едва Вадим услышал номер цеха, в котором я работаю, сразу поморщился.
– Как тебя в этот гадюшник-то угораздило, нормальный же, вроде пацан! – захихикал он.
Я комментировать не стал. Мы как раз остановились у до боли знакомого корпуса.
– Давай, дружище, если что надо – обращайся, своим людям всегда помогу! – Вадим напоследок посигналил и уехал.
А я окинул взглядом корпус, внутри которого располагался мой родной цех. Набрал полную грудь воздуха, медленно выдохнул и решительно двинулся к воротам.
Ну здравствуй, моё настоящее прошлое…
Глава 5
О да!.. Я с наслаждением втянул носом знакомый запах… эмульсии? Жженого масла? Старых досок, которыми все еще была укреплена крыша? Старый цех пах по-особенному, и этот запах не разгадать до конца и не перепутать с чем. Запах шел из открывшейся у меня перед носом двери.
– Так вот, я ему говорю, где в чертеже написано то, что вы в техпроцессе пишете? – из корпуса в курилку вышли трое мужиков. Все до одного – старые знакомые из бригады наших товарищей по цеху.