О растениях

Фрагмент 1

1. Жизнь наблюдается и у животных, и у растений, но у животных она проявляется явно и заметно, тогда как у растений она скрыта и не так очевидна. Поэтому сначала необходимо провести обширное исследование, чтобы найти подтверждение этому.

Исследование заключается в том, чтобы выяснить, есть ли у растений душа или нет, могут ли они испытывать желание, боль, удовольствие и способны ли они к различению.

Анаксагор и Эмпедокл говорят, что растения побуждаются желанием, и утверждают, что они воспринимают, чувствуют боль и удовольствие. В частности, по мнению Анаксагора, растения – это живые существа, способные испытывать удовольствие и боль, и он выводит это из опадения их листьев и роста; Эмпедокл же полагает, что они принадлежат к смешанному роду. Таким образом, Платон также считает, что они испытывают только желание, учитывая их сильную потребность в питании.

И если бы это было так, то это согласовывалось бы с тем, что они действительно чувствуют удовольствие, боль и могут воспринимать; и если бы это также было так, то мы должны были бы спросить себя, не испытывают ли они время от времени восстанавливают себя с помощью сна и оживляют, переходя в состояние бодрствования. Точно так же, если бы мы исследовали, дышат ли они, рождаются ли они при соединении полов или каким-либо иным образом, мы бы затронули множество сомнений, которые повлекли бы за собой долгое расследование. Мы должны оставить такие вопросы в покое и не заниматься трудоемкими исследованиями в каждом конкретном случае.

Некоторые утверждают, что у растений есть душа, потому что видели, как они рождаются, питаются, растут, обновляются, зеленеют и умирают в старости: ни одно бездушное существо не разделяет эти процессы с растениями. Таким образом, именно благодаря этим характеристикам они убеждены, что ими также движет желание.

Давайте теперь внимательно рассмотрим их явные, а затем скрытые характеристики. Обратимся к мнению, что чем бы ни питались, оно, несомненно, испытывает желание пищи, что оно наслаждается ею, когда насыщается, и страдает, когда лишается ее: эти условия не возникают иначе, как при наличии способности к восприятию.

По мнению Анаксагора, Демокрита и Эмпедокла, растения обладают разумом, способным к познанию, а Платон считает, что у них есть чувства и желания, что, конечно, удивительно, но не аберрантно. Мы считаем эти теории ошибочными, отвергаем их и желаем рассуждать здраво.

Итак, мы утверждаем, что у растений нет ни желаний, ни ощущений, поскольку желание не существует без ощущений, а цель того, чего мы хотим, меняется в зависимости от имеющихся у нас ощущений. Итак, в растениях мы не находим ни ощущения, ни части, способной к восприятию, ни чего-то похожего на нее, ни определенной формы, ни чего-то приближающегося к ней, ни движения, ни способа приближения к воспринимаемому объекту, ни подсказки, по которой можно было бы утверждать, что они обладают ощущением и что оно соответствует тем признакам, по которым мы знаем и убеждаемся, что растения питаются и растут.

Мы устанавливаем это с уверенностью только потому, что считаем, что питающая способность и способность к росту являются частями души. Поэтому, когда мы обнаруживаем, что растение обладает этими признаками, то есть имеет часть души, такого рода, мы должны думать, что у него есть душа. Но когда у растения отсутствует воспринимающая способность, нельзя признать, что оно способно к восприятию: восприятие дает свет для жизни, а питающая способность заставляет живое существо расти.

Эти разногласия возникают потому, что трудно представить себе промежуточную стадию между жизнью и ее отсутствием в одном объекте. Возможно, мы могли бы, конечно, назвать растение животным, если бы оно жило. Но мы не можем этого сделать, потому что нам не приходит в голову объяснять реальность и функции растения тем, как душа управляет животным. В самом деле, говорят, что растения не живут, потому что они не воспринимают; с другой стороны, есть и животные, не обладающие способностью познавать.

Природа уничтожает жизнь животного со смертью, но восстанавливает ее с рождением, в зависимости от вида, к которому оно принадлежит: это наблюдение не позволяет допустить существование чего-то еще, промежуточного между одушевленным и неодушевленным.

Мы знаем, например, что раковины – это животные, но лишенные способности познания: они одновременно и растения, и животные. Поэтому единственным основанием называть их животными является их способность к восприятию. Роды дают названия и определения отдельным видам, входящим в них, а виды – отдельным особям, входящим в них. Род определяется не многими факторами, а одним, общим для многих видов. Критерий выбора этого определяющего фактора, на котором основывается род, доступен не каждому.

Опять же, есть животные, у которых отсутствует женский пол, другие не дают потомства, третьи не обладают способностью передвигаться. Другие животные отличаются по цвету, третьи рождают потомство, не похожее на них; есть и такие, которые рождаются из земли или деревьев. Что же является источником животного мира? Не иначе как от благородного одушевленного существа, окружающего небеса, солнце, звезды и планеты, существа, которому чужды эти сомнения и неясности и которое, конечно же, свободно от привязанностей (восприятие – это привязанность для существ, способных ее испытывать).

Необходимо учитывать, что растения не обладают собственным движением: они погружены в землю, которая не движется. Поэтому, если мы хотим приписать растениям способность к восприятию, нам придется рассуждать о происхождении этой их жизни, поскольку нет ни одной характеристики, которая бы объединяла их и охватывала всех.

Итак, скажем, что способность к восприятию представляет собой общий принцип жизни животных: именно она определяет различие между жизнью и смертью. С другой стороны, небеса, где царит более благородный и ценный порядок, чем у нас, далеки от этого. Поэтому у животных, как совершенных, так и низших, должно быть нечто общее: это стремление к жизни. Если этого не хватает, каждый из них должен отказаться от этих обозначений, ибо среднего не существует. Жизнь, однако, представляет собой промежуточную ступень: неживое не имеет души или какой-либо ее части; растение же не относится к существам, не имеющим души, поскольку обладает ее частью; оно также не является животным, поскольку не обладает воспринимающей способностью. Кроме того, переход от жизни к нежизни происходит постепенно, как и для каждой вещи. Другими словами, мы можем сказать, что растение – это одушевленное, а не неодушевленное существо; однако, хотя у него есть душа, мы не говорим, что оно также обладает способностью к восприятию.

Кормчие существа не бездушны, и у каждого животного есть душа, но растение – неполноценное существо. Опять же, у животного есть четко очерченные конечности, а у растения – нет; оно также черпает свою субстанцию из движения, происходящего внутри него. Опять же, мы можем сказать, что у растений есть душа, потому что именно она вызывает в них движение; но желание и локальное движение не существуют без способности к восприятию. Опять же, поглощение пищи происходит из природного принципа и является общим для животных и растений; более того, в поглощении пищи воспринимающая способность вообще не участвует, потому что каждое существо, которое питает себя, нуждается в двух качествах пищи, то есть в тепле и холоде: для этого ему также нужна как влажная, так и сухая пища.

Так вот, тепло и холод содержатся в сухой и влажной пище, но ни одно из этих качеств не отделено от своего собрата; следовательно, питающееся существо нуждается в питании постоянно, с самого начала и до самого конца: и животные, и растения должны принимать его, каждое в соответствии со своей природой.

[1] H ζωὴ εν τοῖς ζῴοις καὶ ἐν τοῖς φυτοῖς εύρεθιι, αλλ» εἶν 1 μεν τοῖς ζῴοις φανερὰ καὶ πρόδηλος, εν τοῖς φυτοῖς δὲ κεκρυμμὲνη καὶ ούκ ἐμφανής. εἰς τὴν ταύτης γοῦν βεβαιιοσιν πολλὴν ἀνάγκη εστι ζήτησιν προηγήσασθαι. Συνισταται 2 γὰρ πότερον ἔχουσιν ἢ ούχι τοι φυτὰ ψυχὴν καὶ δύναμιν ι5 επιθυμιας ὀδύνῃ τε καὶ ἡδονῆς καὶ διακρίσεως. Aναξαγοὅ ρας μεν οὖν και Eμπεδοκλῆς ἐπιθυμια ταῦτα κινεισθαι λε’γουσιν, αἰσθανεσθαι τε και λυπεῖσθαι καὶ ἥδεσθαι διαβεβαιοῦνται. ὧν ο μὲν Aναξαγόρας καὶ ζῷα εἶναι καὶ ἥδεσθαι καὶ λυπεῖσθαι εἶπε, τῆ τε απορροῇ τῶν φύλλων καὶ 30 τῆ αύξήσει τοῦτο εκλαμβανων, ο δε «Eμπεδοκλῆς γένος ἐν τούτοις κεκραμένον εἶναι ἐδόξασεν. Ωσαύτως και ὁ Πλάτων 4 ἐπιθυμεῖν μόνον αύτα δια τῆν σφοδρὰν τῆς θρεπτικῆς δυνάμεως ἀνάγκην ἐφιῖσεν. ὃ εαν συσταίη, ἥδεσθαι ὅντιος αύτα και λυπεῖσθαι αἰσθάνεσθαι τε σύμφωνον ἔσται. Ἂν δὲ ὃ 35 συσταιη τούτο, τῷ ἐπιθυμεῖν, εἰ καὶ ἀεὶ τῷ ὕπνῳ ανακτῶνται καὶ ἐγείρονται ταῖς ἐγρηγόρσεσι, σύμφωνον ἐσται. ωσαύτως καὶ ἐάν ζητήσωμεν, εί πνοὴν καὶ γένος ἐκ συγκράσεως ἐχουσιν ἢ τὸ ἐναντίον, πολλήν ἂν τήν περὶ τούτου άμφ ιβολίαν καὶ μακράν ποιήσωμεν τὴν ζήτησιν· τὸ δε τα τοιαῦτα παραλιμπάνειν καὶ μὴ εύαναλωτοις περὶ τοι καθ» εκαστον ἐρεύναις ἐνδιατρίβειν πρέπον ἐστί. Τινές δέ ἐχειν ψυχας τα φυτά εῖπον, ότι γεννᾶσθαι τρέφεσθαι καὶ αύξάνεσθαι, νεάζειν καὶ χλοάζειν γήρα τε διαλύεσθαι τεθεωρήκασιν, ἐπείπερ ούδεν ἄψυχον ταῦτα μετα τῶν φυτῶν ἐχει κοινά. διότι δέ έχουσι ταῦτα τα φυτά, καὶ τό ἐπιθυμία ὡσαύτως κατεχεσθαι ἐπίστευον. Aλλά πρῶτον τοῖς φανεροῖς εἶτα καί τοῖς κεκρυμμενοις άκολουθήσωμεν. Λεγομεν τοίνυν ως ἐάν ἐ»«ί τι τρεφεται, ήδη καὶ ἐπιθυμεῖ καὶ ήδύνεται μεν τῷ κόρω, λυπεῖται δε ὅτε πεινᾷ· καὶ ούκ ἐμπίπτουσιν αὗται αῖ διαθέσεις εί μὴ μετα αἰσθήσεως. τούτου ἄρα θαυμάσιος μεν, ού μὴν φαυλος πλανᾶται σκοπός, ὃς καὶ τά φυτά αἰσθάνεσθαι και ἐπιθυμεῖν ἐδόξασεν. Ὁ δε Aναξαγόρας και ὁ Δημόκριτος καὶ ό Eμπεδοκλῆς καὶ νούν καὶ γνῶσιν ἐχειν εἶπον τά φυτά. ήμέῖς δέ τα τοιαῦτα ως φαῦλα ἀποτρεπόμενοι τῷ ύγιεῖ ἐνστῶμεν λόγῳ. Λέγομεν οὖν ὅτι τα φυτά ούτε ἐπιθυμίαν οὔτε α’ίσθήσιν ἐχουσιν» ἡ γάρ ἐπιθυμία ούκ ἐστιν εἰ μή ἐξ αἰσθήσεως, καὶ τὸ τού ἡμετέρου δέ θελήματος τέλος πρὸς την αϊσθήσιν άποστρέφεται. Οὐχ εὑρίσκομεν γοῦν ἐν τοῖς τοιούτοις αἴσθησιν οὔτε με», λος αἰσθανόμενον ούτε ὁμοιότητα αύτού οὔτε εἶδος διωρισμένον οὔτε τι άκόλουθον τούτῳ ούτε κίνησιν, οὔτε όδὸν πρός τι αἰσθητὸν οὔτε σημεῖόν τι δι» οὗ ἂν κρίνωμεν ταῦτα α’ίσθήσιν ἐχειν, καθὼς σημεῖα δι» ὧν ἐπιστάμεθα ταύτα καὶ τρέφεσθαι καὶ αὐξάνεσθαι εὑρίσκομεν. Ούδε συνίσταται παρ» ἡμῶν τούτο εἰ μή διότι τὸ θρεπτικὸν καὶ αύξητικον νοοῦμεν με’ρη εἶναι τῆς ψυχῆς. όπόταν γούν το τοιοῦτον φυτὸν εὑρίσκωμεν τι μέρος ψυχῆς τοιαύτης ἐν ἐαυτῷ ἐχον, ἐξ άνάγκης νοούμεν καὶ ψυχιῆν ἐχειν αύτό· ὅτε δε στερέῖται αἰσθήσεως, τότε αἰσθητικὸν αύτὸ μὴ εἶναι μη ἐγχωρεῖν ού δεῖ. H γὰρ αἴσθησις αἰτία ἐστἰν ἐλλάμψεως ζωῆς, τὸ δέ θρεπτικὸν αίτία ἐστιν αὐξήσεως πράγματός τινος ζῶντος. Αὖται δε αῖ διαφοραὶ προβαίνουσιν ἐν τῷ τόπῳ τούτῳ ότι δυσχερὲς ἐν ταύτῷ μεταξύ ζωῆς καὶ τῆς στερήσεως αύτῆς μέσον τι καταλαβεῖν. Ε’ίποι δέ τις ἂν ως ἐπεὶ τὸ φυτὸν ζῶν ἐστιν, ήδη τοῦτο καὶ ζῷον εἴποιμεν άν. ούδαμὼς· καὶ γαρ δυσχερὲς ἐστι τὴν διοίκησιν τού φυτοῦ άποδιδόναι τῇ διοικήσει τῆς ψυχῆς τοῦ ζῴου. Τὸ γαρ τά φυτὰ τού ζῆν αποφάσκον οὕτως, τοῦτο ἐστιν ὅτι ούκ αἰσθάνονται. καί γάρ εἰσι καί τινα ζῷα γνωσέως ἐστερημένα. ἐπεὶ δε ῆ φύσις τήν τού ζῴου ζωήν ἐν τῷ θανάτῳ φθείρουσα, πάλιν ἐν τῷ ἰδίιρ γένει ταύτην δια γενεσεως συντηρεῖ, πάντῃ άσύμφωνόν ἐστιν ἵνα μέσον ἐμψύχου τε και άψύχου ἄλλο τι μεσον τιθῶμεν. Eπιστάμεθα δέ ὅτι καὶ τά κογχύλιά είσι ζῷα γνωσέως ἐστερήμένα διότι εἰσὶ φυτά ἐν ταύτῲ καὶ ζῷα. μόνη άρα ἡ α’ίσθησίς ἐστιν αίτία δι» ἣν ταῦτα λέγονται ζῷα. Τά γάρ γένη διδόασι τοῖς οἰκείοις είδεσιν όνόματα καὶ ὁρισμούς, τα δέ εἴδη τοῖς οικείοις άτόμοις ὀνόματα. δεῖ τε τὸ γενος ἐκ μιᾶς καὶ κοινῆς αίτίας εἶναι ἐν τοῖς πολλοῖς καὶ ούκ ἐκ πολλῶν. ό λόγος δέ τῆς αἰτίας, δι» ἣν βεβαιοῦται τὸ γενος, ού τῷ τυχόντι ἐστι γνωριμος. Πάλιν εἰσὶ ζῷα άπερ στεροῦνται γένους θήλεος, ἐτερα ἅπερ ού γεννῶσιν, ἕτερα ἅπερ κίνησιν ούκ ἐχουσι· καί εἰσιν ἄλλα διαφόρων χρωμάτων καί είσί τινα ἃ ποιοῦσι τόκον ἑαυτοῖς άνόμοιον. είσί τε ἄλλα ἂ αύξάνουσιν ἐκ τῆς γῆς ἢ ἐκ δενδρων. Τίς οῦν ἐστιν ὴ άρχῗ] η ἐν τῇ ψυχῇ τοῦ ζῴου; τί άλλο εἰ μή τό ἐῦγένές ζῷον, ὃ τὸν ούρανόν περιοδεύει, τὸν ἥλιον τά ἄστρα καὶ τοὺς πλάνητας, τοι άπὸ τῆς ἐνειρμένης ἐξωτερικά άμφ ιβολίας, ἃ δη καὶ άπαθῆ εἰσιν; ἡ γάρ α’ίσθησις τῶν αἰσθανομενων πάθος. Ὶστέον δέ καὶ ὅτι ούκ «έχουσι τα φυτά κίνησιν ἐξ ἐαυτὼν· τῆ γὰρ γῇ είσι πεπηγότα, ῆ δέ γῆ άκίνητός ἐστι. Συλλογισωμεθα τοίνυν πόθεν ἂν ταύτῃ ζωήν, «ίνα ποιήσωμεν καί αύτόι αἰσθητικά. ού γαρ περιέχέι ταῦτα ἐν πρᾶγμα κοινόν. Αεγομεν δέ ὅτι τῆς ζῳῆς τῶν ζῳων κοινή ἐστιν αἰτία ἡ α’ίσθησις, αῦτι] δέ ποιεῖ διάκρισιν μεσον ζωῆς καί θανάτου. ο ούρανος δε ἐπεὶ ἔχει διοίκησιν εύγενεστέραν καὶ άξιολογωτέραν τῆς ἡμετερας διοικήσεως, άπεμακρύνθη τούτων. Δεῖ τοίνυν ϊνα το ζῷον τὸ τέλειον καί τὸ ηλαττῳμένον ἐχῃ τι κοινόν» καὶ τοῦτο ἐστιν ό σκοπὸς τῆς ζωῆς. τῆ ταύτης γοῦν στερήσει δεῖ ἳνα πᾶς τις άποχῳρῆ τῶν τοιούτων ὀνομάτων, ὅτι ούκ ἐστι με’σον. ῆ δέ ζωή ἐστι με», σον» τὸ γάρ άψυχον ούκ ἐχει ψυχήν ούδε τι τῶν μερῶν αύτῆς. Τὸ δε φυτὸν ουκ ἐστιν ἐκ τῶν στερουμένων ψυχῆς ὅτι ἐν αύτῷ ἐστί τι με’ρος ψυχῆς» ἀλλ» ουκ ἐστι ζῷον ὅτι οὐδὲ α’ίσθησις ἐν αύτῷ. ἐξερχεται δέ ἐκ ζῳῆς εἰς μὴ ζωὴν κατα βραχύ ὡς καί τά καθ» ἕκαστον. Δυνάμεθα δέ καί ἄλλως λέγειν ὅτι ἐστιν ἔμψυχον τὸ φυτόν, καί ού λέγομεν ότι άψυχον. εἰ ἐχει δέ ψυχήν, ού λέγομεν ὅτι καί τινα ήδη ἔχει αἰσθησιν. πρᾶγμα γάρ τὸ τρεφόμενον ούκ ἐστιν ἄνευ ψυχῆς. Πάν δέ ζῷον ἐχέι ψυχήν» τὸ δε φυτόν ἐστιν ἀτελὲς πρᾶγμα. πάλιν τὸ ζῷον ἐχει μελη διωρισμένα, τό φυτὸν άδιόριστα, ἔχει δε ύλην οἰκείαν ἐκ κινήσεως ῆν ἐχέι ἐν ἐαυτῷ. Πάλιν δυνάμεθα λε», γειν τα φυτα ψυχήν ἐχειν ὅτι ψυχή ἐστιν ἡ ποιοῦσα ἐν αυτοῖς γεννᾶσθαι τας κινήσεις· ἐπιθυμία δέ καί κίνησις ἡ ἐν τόποις ούκ ἐστιν εἰ μή μετα αἰσθήσεως. Πάλιν τὸ ἐλκέιν τροφήν ἐστιν ἐξ ἀρχῆς φυσικῆς, καί τοῦτ» αύτό ἐστι τὸ κοινὸν ζῳου καί φυτοῦ. ούκ ἐσται δέ φροντὶς ἐπὶ τῆ ἐλκύσει τῆς τροφῆς αἰσθήσεως το παράπαν ότι πᾶν τὸ τρεφόμενον χρήζει ἐν τῇ οἰκεία τροφῇ δύο ποιοτήτων τινῶν, θερμότητός φημι καί ψυχρότητος. Καὶ διά τοῦτο δεῖται τροφῆς ύγρᾶς ὁμοίως καί ξηράς» η δε θερμότης καί ἡ ψυχρότης εὑρίσκονται ἐν βρωμασι ξηροῖς καί ύγροῖς· ούδεμία δέ τῶν τοιούτων φύσεων χωρίζεται τῆς συμμετόχου αὐτῆς. δια τοῦτο γαρ και πρωτως ἐγενετο ἡ τροφὴ τῷ τρέφοντι συνεχὴς ἕως και εἰς αύτην τὴν ὥραν τῆς φθορᾶς. Καὶ ὀφείλουσι χρῆσθαι ταύτῃ τὸ ζῶον καί τὸ φυτὸν τοιαύτῃ όποῖόν ἐστιν ἐκάτερον αὐτῶν.

Фрагмент 2

Теперь перейдем к исследованию вопроса, уже предвосхищенного в нашем рассуждении, касающегося желания и движения растений, их особой души и возможности того, что от них что-то исходит, например, дыхание.

Анаксагор в этой связи утверждает, что растения тоже дышат. Но как это возможно, если мы видим, что многие животные не дышат? Тогда у нас есть уверенность, что растения не спят и не просыпаются. Мы знаем, что бодрствование зависит не от чего иного, как от состояния воспринимающей способности, а сон связан с ее слабостью: ничего этого нельзя обнаружить у существа, которое связано с единственной и непрерывной вегетативной функцией и которое по своей внутренней природе не имеет восприятия.

В самом деле, когда животное питается, происходит так, что выдох из пищи поднимается к голове животного, которое вследствие этого засыпает; когда выдох, поднимающийся к голове, рассеивается, животное просыпается. У некоторых этот выдох обильный, и тогда они спят, но только некоторое время. Сонливость – это сокращение движений, что, в свою очередь, приводит к состоянию неподвижности движущегося существа.

Наиболее важным и конкретным вопросом, который необходимо исследовать в этой отрасли науки, является вопрос, предложенный Эмпедоклом, а именно: встречаются ли в растениях женский и мужской пол или же существует некая форма смешения этих двух полов.

Итак, мы говорим, что мужчина, когда он порождает, порождает в другом существе, и что эти два существа разделены. Наблюдение за растениями, безусловно, приводит нас к обнаружению в них мужских и женских черт: мужское растение грубое, жесткое и щетинистое, женское – слабое и плодовитое. Однако еще предстоит выяснить, смешиваются ли эти два пола в растениях, как утверждает Эмпедокл.

Со своей стороны, я не считаю, что это так: вещи, которые входят в смесь, должны сначала существовать как простые и отдельные, только мужские и только женские, а затем смешиваться; союз в любом случае происходит через конкретное поколение. Таким образом, в растениях можно было бы обнаружить смешение до соединения, причем смешение это было бы как активным, так и пассивным; ни в одном растении, однако, мужская и женская природы не объединены. Если бы это было так, то растение было бы более совершенным существом, чем животное. Но как это может быть животное не нуждается во внешнем факторе для своего генеративного процесса, тогда как растение нуждается в нем в определенное время года? Ему нужны солнце, правильная температура и, прежде всего, весна, тем более когда оно находится в фазе роста. Более того, у растений питание начинается от земли, а другой процесс, продуктивный, – от солнца. Даже Анаксагор утверждает, что необходимая им влага поступает из земли, поэтому он и говорит, ссылаясь на Лехинея [?], что земля – мать растений, а солнце – отец.

Однако мы должны представлять союз мужского и женского начал в растениях не так, а иначе: семя растения соответствует эмбриону в животном, который представляет собой смесь мужского и женского начал. Это похоже на то, как птенец вылупляется из яйца, и в нем же содержится его питание, до момента полного формирования и естественного выхода из яйца, когда через некоторое время самка рождает птенца. Так и с семенами растений.

Согласно Эмпедоклу, следует учитывать, что растения также объединяются в соответствии со своей природой (как у животных, у растений объединяются мужчина и женщина), даже если они не производят потомства, потому что продукт их порождения происходит только от природы семени, а то, что от него остается, сразу же становится питанием для корня; кроме того, рожденное растение сразу же развивается. Однако когда животные объединяются, полы и их ранее разделенные потенциалы соединяются, и из двух существ получается одно; с растениями дело обстоит иначе: когда они объединяются, полы и их потенциалы не остаются разделенными и после этого.

Природа стремится смешать мужское и женское начало, потому что у растений нет другой деятельности, кроме производства плодов. У животных, напротив, самец отделен от самки, за исключением момента совокупления: это разделение обусловлено их многочисленными занятиями и знаниями.

Некоторые считают растения полноценными существами и полагают, что их жизнь – это положительный результат двух их способностей: они имеют необходимое питание, живут долго, и долгим является период их жизни, в течение которого они растут и плодоносят; кроме того, они периодически омолаживаются и не производят остатков. Растению не нужно спать по многим причинам: оно стоит на земле и привязано к ней. У него также нет ни собственного движения, ни определенного разделения на части, ни способности к восприятию, ни волевых движений, ни полноценной души: у него есть только одна из частей души. Опять же, растение было создано только для животного, тогда как животное не было создано для растения. Если же сказать, что растение нуждается в простом и скудном питании, то, если это правда, оно, тем не менее, нуждается в нем с большой регулярностью, непрерывно и без рассеяния.