Книжка про Гришку

Когда б имел златые горы

В комнате за перегородкой пошёл разговор о поражениях и о победах. О стройках, разрухах и новых стройках.

Дядя Вася хотел было опять в печку прятаться, за чугун с картошкой, но, поколебавшись, пересилил себя, сплюнул через всю кухню на уголья и затянул:

– «Когда б имел златые горы и реки, полные вина…» Эх, любил я весело пожить! Гришка, Гришка, плюнь на эту гайку. Выплесни её в окошко. Пусть её дожди источат.

За перегородкой выделился густой голос академика дяди Павла:

– Эх, Васька, Васька…

Дядя Вася хихикнул каверзно.

– Эх, Пашка, Пашка, умный, да? Да у тебя мозгов – как у комара в хвосте, хоть ты и академик. – Это он тихо сказал, как бы любуясь собой. И пояснил: – На заводе работали мы втроём, на «Серпе и молоте». Горячий цех. Известное дело – металлургия. Наломаешься за день, как веник в парной, ополоснёшь лицо – и на отдых в кинематограф. Семечки в зале лузгаешь. «Бонбоны» кушаешь в фантиках. С барышнями рассуждаешь обо всём красивом. Мороженое «Крем-инжир» полизываешь для прохлады. А он свою гайку подкрутит и опять учится. Рабфак закончил. Потом ещё какую-то высшую науку прошёл. И всё мало… Федька – тот проще. Приходит в общежитие однажды, с лица весь суровый. «Достаточно, говорит, баста! Не лежит моя душа к металлургии – перемен просит. Записался я, братцы, в морской гражданский флот. Буду голубые дороги осваивать под красным советским флагом». Пашка на него посмотрел, кивнул одобрительно: мол, по тебе работа, валяй. И у меня спрашивает: «Ну а ты, Вася? Выбрал бы ты, Вася, себе профессию по интересу». Я отвечаю как есть: «Мне – тьфу! У меня интерес капитальный. Были бы гроши да харчи хороши. От добра добра не ищут». – Дядя Вася задумался, наливаясь дымчатым цветом с синими разводами. Посмотрел на Гришку и обиду выразил: – Всё крутишь? Тоже хорош гусь.

– Кручу, – кивнул Гришка.

– Крути, крути. Может, рука отвалится… А мне каково? Я, что ли, не человек? Говорят, в малолетстве я талантливый был, посильнее Пашки… – Дядя Вася сморщился, сократился в размерах. Подобрал ноги по-турецки и заплакал, роняя зелёные слёзы в сахарницу. – Ну что человеку нужно? Выучился. Сам живи – и мне дай весело пожить. Так нет. «Вася, учись, Вася, учись…» А я? Может, я запах школы терпеть не могу. У меня от него сыпь. Пашка – наговаривать не буду, не в моём это характере, но скажу: псих он законченный. Даже в партизанском отряде товарища Гуляева всё считал что-то и в блокноте чертил. Твоего отца, Серёжку, арифметикой мучил. Я говорю: «Чего ты парнишку долбишь? Какое у него счастливое детство? Может быть, завтра в бой – и аллилуйя. Пусть хоть на отдыхе поживёт беззаботно».

– Эх, Васька, Васька, – вздохнул в комнате дядя Федя.

– А что Васька? – пробурчал дядя Вася. – Васька вам соли на хвост насыпал? – Дядя Вася уронил ещё две слезинки в сахарницу. – Правду сказать, как воин в партизанском отряде товарища Гуляева Федька больше выигрывал и отличался. Федька умел возникать внезапно и так же мгновенно исчезать. Владел ударом без промаха и тишиной. Бывало, пройдёт, веткой не хрустнет, траву не примнёт. А я?.. «Их бин шпацирен нах трактирен…» – запел дядя Вася и добавил, то ли засмеявшись, то ли кашляя: – Любил я весело пожить. Ничего не скажу, скажу одно – любил… А ты крути, крути… Ух, я бы вас! Жизнь вы мне искалечили.

– А я кручу, – сказал Гришка. Глянул в стакан, а гайки в стакане нет – растворилась. И дяди Васи нет, только зелёное пятно возле сахарницы.

Утро за окном – как вселенский петух. Глядит на землю сверкающим глазом. Раздувает шею для крика:

«Эй, поднимайтесь – пора! Люди и звери! Сони-лежебоки! Радуйтесь!»

В дверях стоят дядя Федя и его товарищ дядя Павел. Наверное, спать не ложились, наверное, всё смеялись и песни пели, и горько вздыхали, вспоминая свою трудную жизнь и товарищей, которых война унесла раньше срока.

– Мы сейчас часочек вздремнём и пойдём карасей ловить, – сказал дядя Федя. – А ты сходи к соседке, бабке Наташе, принеси молока и позавтракай.

Гришка кивнул и заметил: академик дядя Павел пристально смотрит в его стакан, в котором гайка растаяла.

– Что у тебя в стакане? – спросил академик.

– Пустой чай, остывший, – ответил за Гришку дядя Федя.

– А ты приглядись.

Дядя Федя очки надел.

– Гайка, – сказал он. – С сахаром.

– Сахар в этом напитке не главное, – уточнил академик. – Пей, Гришка.

Дядя Федя забеспокоился.

– Не вредно ли для юного организма? Он, разумеется, парень толковый, но у него ещё становая ось слабая – летать его, понимаешь, тянет.

– Ничего… Потихоньку пей. Потом за молоком сбегаешь. Молоко в твоём возрасте тоже не вредно, а также яйцо всмятку и овсяная каша.

Крыльцо у вас вкривь и вкось

Гришка уже с молоком возвращался, глядь – перед ним девочка Лиза в розовом платье и Пестряков Валерий с рогаткой.

– Придумал сказку? – спросила девочка Лиза и, заглянув Гришке в глаза, воскликнула радостно: – Не придумал! Я ж говорила!

Гриша обиду почувствовал. Сказал:

– Некогда было. Я гайку проглатывал.

И девочка Лиза и Пестряков Валерий враз поперхнулись. Девочка Лиза – от испуга. Пестряков Валерий – от технического интереса.

– Такой ты и есть, – сказала девочка Лиза. – Вы со своим дядей Федей газеты читаете, гайки проглатываете, а крыльцо у вас вкривь и вкось…

Гришка хотел вспылить: мол, Лизка, я тебя за такие слова сейчас по затылку тресну – не тронь моего дядю Федю! Даже замахнулся. Но вдруг внутри у него шевельнулось что-то. Гришка сообразил: «Гайка!»

Подтянул её мысленно и ничего грубого Лизе не ответил, Лиза, естественно, удивилась. А Пестряков Валерий спросил с обострённым техническим интересом:

– Ты как гайку глотал, в сыром виде или как?

– Растворил с настоящим индийским чаем.

Девочка Лиза нос вздёрнула, фыркнула и заявила:

– Врёт. Ясное дело. Где ты настоящий индийский чай взял? У нас в магазине только грузинский и краснодарский.

– А вот взял, – сказал Гришка. – У дяди Феди на огороде чайная пальма растёт.

Девочка Лиза нос ещё выше вздёрнула.

– Мы не на враньё договаривались – на сказку.

– «Легко на сердце от песни весёлой…» – запел кто-то печальным голосом.

Гришка обернулся – сидит на бревне дядя Вася с гармонью. В чемодане у него, оказывается, гармонь была.

Весь дяди Васин понурый вид говорил о таком одиночестве, о такой отчаянной тоске, что ребята, позабыв свои споры, схватились за руки и тесно прижались друг к другу.

– Что, – сказал дядя Вася, – боитесь?

Ребята стали ещё теснее. Гришка над ними – как тонкая камышина.

– Дядя Федя и дядя Павел ждут вас. Всю ночь прождали. А вы в отдалении на гармони играете.

Дядя Вася позеленел.

– Ясно. Проглотил проклятую гайку.

– Они собираются за карасями идти, – сказал Пестряков Валерий. – У нас караси вот такие, как поросята. Мы ещё немножко поспорим и тоже за карасями пойдём, может быть…

Дядя Вася глаза закрыл, головой покачал, потом уложил гармонь в чемодан и пошёл было к дому, чтобы, как в детстве, отправиться за карасями: пошёл было, но вдруг свернул – помчался в другое место.

Крутёж-вертёж

– Не придумал! – засмеялась Лиза. – Я говорила!

– Опять за своё, – сказал Пестряков Валерий.

А Гришка насупился, обвёл окрестности долгим взглядом и уставился Лизе в глаза. Так уставился, что Лиза на шаг отступила.

– Есть четыре страны, – медленно начал Гришка и тут же сообразил: сказку сочинять всё же удобнее не со слова «есть», а со слова «было». – Было четыре страны. Грустная страна. Злая страна. Весёлая страна. Добрая страна.

Грустная страна была потому грустная, что на неё весёлые напали и разграбили с песнями. Весёлая страна была потому весёлая, что награбленную добычу делят, объедаются, пляшут и хохочут. Злая страна была потому злая, что куют мечи, чтобы выступить в бой против весельчаков-хохотунов. Добрая страна была потому добрая, что говорили такую мудрость: «Зачем вы, злые, себя утруждаете? Зачем оружие мастерите? Вас не затронули – и сидите спокойно. От добра добра не ищут».

Но злые добрых не послушались. Выступили в поход против весёлой страны. А когда пришли к ним, их уже нет. Они уже на добрых напали и грабят. Объедаются, пляшут и хохочут. Любили они весело пожить. Побежали злые в добрую страну. Похватали весельчаков-хохотунов. Высекли их публично. А когда замахивались, то и добрым попадало.

– Глупая сказка, – сказала Лиза, не помедлив ни секунды. – Зачем же добрым попало? Нужно было весёлых наказать, награбленное добро отобрать и на эти деньги построить балетную школу. А у тебя что? Крутёж-вертёж. Добрые – злые. Злые – добрые. Почему у тебя злые – добрые? – Лизин нос остренько клюнул небо, губы тугим шнурочком сплелись.

Пестряков Валерий стоял, вдаль глядел, рогатку растягивал – тренировался в прицеле.

– Моя сказка, конечно, самая лучшая, но и Гришкина не хуже, – наконец сказал он. – Ты, Лизка, нос не задирай и не обижайся. Твоя сказка только для переживания, Гришкина – для думания. Сейчас я на стадион пойду, дачников в футбол обыграю, потом стану думать о твоём вредоносном характере. Пришла пора, как я погляжу.

Пестряков Валерий пошёл на стадион обыгрывать дачников, а также думать над сложными вопросами жизни. Девочка Лиза направилась к своему дому обижаться и презирать мальчишек, сидя на скамейке в палисаднике среди цветов. А Гришка так загордился, что грудь раздул, подпрыгнул и полетел.

Он попал в хвост

Гришка летел повыше вчерашнего. Но с большим трудом. Устал быстро. Пролетая над канавой, молоко расплескал. И всё же, когда опустился на крыльцо, крикнул:

– Очень прекрасно!

– С чего это вы такой гордый? – спросил Аполлон Мухолов. Именно он сидел на калине и выглядел плохо.

– Как с чего? Я сказку сочинил. Хотите, вам расскажу?

– Не желаю слушать. А если всерьёз, то мне с вами и разговаривать нет охоты.

– Почему? – удивился Гришка.

– Кто меня бросил в беде?

Гришка стал вспоминать, когда же такое случилось.

– Вы имеете в виду нашу встречу с Пестряковым Валерием? – спросил он. – Но вы же сами слышали – меня позвал дядя Федя.

– У него своя голова. У вас своя… – нервно чирикнул Аполлон Мухолов. – Вы оставили меня под прицелом.

У Гришки похолодело сердце.

– Он в вас попал?

– К счастью, он попал в хвост. Я на минутку потерял бдительность, показал хвост из-за ветки.

Гришка пригляделся и увидел, что Аполлон Мухолов трясёт не всем хвостом, а только его половиной – второй половины хвоста у него не было.

– Я поговорю с Пестряковым Валерием! – воскликнул Гришка. – Я его пристыжу.

– Он вас побьёт. Он коварный и хладнокровный.

– Ничего. Я не струшу.

На крыльцо вышел академик дядя Павел.

– Дядя Вася не прибегал? – спросил Гришка.

– Куда там… Мыкается где-нибудь. – Академик провёл по Гришкиной щеке жёсткими пальцами. – Думается, ты озабочен чем-то.

– Озабочен, – признался Гришка. – Аполлон Мухолов потерял половину хвоста. Как быть? – Гришка рассказал весь конфликт по порядку.

– Не сможешь ли ты позвать Пестрякова? – попросил дядя Павел. – Я ему в глаза загляну.

Пропустите меня к воротам

За деревней, на коровьем лужке, ворота футбольные. Школьники и взрослые деревенские парни играют в футбол, когда время есть. Летом у местных мальчишек и взрослых парней времени на футбол не бывает. Играют малыши и дачники всех возрастов. И мужчины, и женщины – для развлечения.

Пестряков Валерий в воротах стоял. На руках – перчатки кожаные, взрослые. На голове – лохматая кепка с разорванным козырьком, взрослая. Колени бинтом перевязаны широким.

Пожилой, мягкотелый от сидячей работы дачник и молодая девушка Таня пытались забить Пестрякову Валерию гол. Танин транзистор стоял в сторонке.

– Забьём! – горячась, заявляли они.

– Никак нет, – говорил Пестряков Валерий. Он звучно хватал мячи. Головой отбивал, грудью, коленями и локтями.

– Феномен! – кричал пожилой дачник.

– Яшин! – удивлялась девушка Таня.

С боку ворот стояли другие шумные дачники. У каждого по собаке. Собаки лаяли и скулили. Собакам хотелось прокусить мяч. Танин транзистор давал спортивную музыку. Потому первые Гришкины слова никто не услышал.

– Извините! – громко повторил Гришка. – Пропустите меня к воротам, у меня к Пестрякову Валерию срочное дело.

Пестряков как раз мяч поймал и сейчас перекатывался по земле через голову для спортивного шика.

– Не лезь! Не лезь! – закричал он. – Не заслоняй ворота. Я сговорился подряд сто мячей поймать. Этот восьмидесятый.

– Пестряков Валерий, ты очень нужен академику Павлу Степановичу Спицыну, – сказал Гришка твёрдо. – Он тебя немедленно ждёт.

– Спицын? – спросил пожилой дачник. – Квазипространственный транспорт?

– Ага. Нетрясучий, – подтвердил Гришка.

– Ждёт? – удивилась девушка Таня.

– Немедленно ждёт, – подтвердил Гришка.

– Пестрякова? – спросили прочие шумные зрители.

– Кого же ему ещё ждать? Только меня, – ответил Пестряков Валерий хладнокровно. – У не-го ко мне срочное дело… Извините, остальные двадцать мячей я после обеда поймаю.

На пушку берёте

Академик Павел Степанович Спицын сидел на крыльце, смотрел на солнце незаслоненными глазами и не мигая…

– Ох, – говорил он. – Согревает…

Гришка вознамерился тоже глянуть на солнце, не заслоняясь.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.