Взаимопомощь, взаимозаменяемость была обычной практикой в газете «За доблестный труд». Уезжал сотрудник в командировку, уходил в отпуск его тут же подменял кто-то из редакции. Больше всего Пчелкину нравилось работать на местном радио. Регулярными радио выпусками газеты руководил Николай Курилович. Его журчащий, раскатистый бархатный голос знал весь город. На период отпуска его всегда подменял Василий Полтавец. На Полтавщине он работал еще и на радио, был завлитом в Лохвицкой районной газете «Заря», даже ставил пьесы в местном областном драматическом театре. Под его чутким руководством Корней быстро освоил премудрости работы на радио.
Однажды, даже сам заранее подготовил и дома сам записал весь выпуск. В радиостудии, которая тогда находилась в чердачном помещении главного здания почты, нужно было дописать только концовку со срочными объявлениями, прогноз погоды и поставить песню по заявкам. С песней Корней с Васей провозились почти до самого выхода в эфир. Времени звонить на метеостанцию не было. Да и в этот солнечный, жаркий, летний день сделать прогноз в обед на сегодня даже у Пчелкина не вызывало никаких сомнений. Взглянув из окна на градусник и безоблачное небо над сельхозтехникумом Корней весело объявил:
– Сегодня ожидается солнечная погода, без осадков, температура воздуха 20—22 градуса в тени!
Прокрутив песню по заявкам, Пчелкин закрыл радиоузел и вышел через вход из внутреннего двора Главпочтамта. Только он повернул к стадиону техникума, как увидел черную тучу нависавшую над городом со стороны Калининграда. Корней еле успел добежать до редакции, как у здания администрации на ступеньках его уже накрыл ливень, сверкнула молния, грянул гром, дождь полил стеной, как из дырявого ведра.
5.ПОСТОЯННО ВПЕРЕДИ
Как и во всяком трудовом коллективе в редакции была партийная и профсоюзная организации. После вступления кандидатами в КПСС Корнея Пчелкина и Васю Полтавца тут же загрузили по общественной линии. Для начала друзьям поручили вывести профсоюзную организацию редакции на должную высоту. Справедливости ради стоит заметить, что год работы в редакции Корней и не предполагал, что их крошечном коллективе есть профком.
В редакции газеты «За доблестный труд» никогда не стеснялись экспериментировать. В этом отношении газете везло на редакторов. Сейчас это покажется смешным, но в конце семидесятых техническим риском для тогдашней печати был даже безобидный Олимпийский Мишка с полноцветным поясом в цветах олимпийского флага. При той допотопной технике была большая вероятность получить вместо мишки просто пятно во всех цветах радуги, т.к. каждый цвет печатался отдельно на всем тираже готовой газеты.
С переходом на офсетную печать много экспериментировал с версткой А. Наконечный. Его неизменный заголовок-клише дожил таки до компьютерной верстки девяностых годов. С его подачи в газете стали печатать подробную программу польского телевидения, что произвело необычайный фурор. За газетой приезжали из приграничных районов, Нестерова, Озерска.
В перестроечные времена газета не побоялась предоставлять целые развороты под дискуссии, проходившие в 80-е годы в трудовых коллективах. Такого количества писем в редакцию, столько профессиональных внештатных авторов, как в газете «За доблестный труд», в то время Пчелкину не приходилось видеть нигде. Читатели верили газете, писали на самые разные темы: спорт, культура, общественная жизнь, городские проблемы. Буквально обо всем читатели могли написать в родную газету.
Одним из таких авторов в середине 80-х годов была работник библиотеки Татьяна Ежова. Ничего удивительного, что после ухода на пенсию В. Ахмед-Бородкиной тогдашний редактор В. Попов, без раздумий принял Татьяну Тимофеевну в штат.
Редакция газеты «За доблестный труд» была одна из первых районных газет освоившая компьютерную верстку. У её истоков стояли Дмитрий Белугин, Миша Земляничкин. Тогда, единый компьютерный центр с дорогостоящей техникой, лазерными принтерами, лицензионными программами по верстке и печати всех районных газет юго-востока области, коллеги журналисты планировали создавать в Черняховске.
В девяностых даже бумагу на печать газеты приходилось рыскать по всей области. А тут сообща – целый компьютерный центр с перспективой на собственную типографию, с единым рекламным пространством, едиными сменными полосами. Просто мечта любого газетчика. Такой перестройки новая областная власть не ожидала. Выход из опасного революционного толкования Ельцинского закона о свободе печати чиновники нашли на редкость прогрессивный. Из областного бюджета тут же выделили деньги и в первую очередь закупили компьютеры всем трем районам в Гусеве, Нестерове, Озерске. Необходимость объединения, создания собственной печатной базы тут же отпала. В последствии, с развитием интернета закрылась и типография. Выжили в век интернета и существуют лишь те, кто своевременно освоил новые компьютерные и политтехнологии мирного сосуществования с властью. Это было не по душе правдолюбцу Пчелкину.
Корней еще какое-то время сотрудничал с районными газетами как внештатник. Писал статьи, составлял кроссворды. Потом Пчелкин увлекся печатью буклетов, одноразовых рекламных корпоративных журнальчиков для солидных фирм. Было время Корней Пчелкин даже был безработным. Да-да, самым настоящим и получал пособие.
Безработный Корней
Работать не любят многие. И вот что странно. Как только люди становятся безработными, они тут же начинают сокрушаться по поводу отсутствия той самой ненавистной работы. В этом смысле, Корнею Пчелкину повезло больше. Он всю жизнь ходил на работу с удовольствием. А когда, этого самого удовольствия не было. Ну или хотя бы мало-мальски микроскопического желания идти на работу, он просто на неё не ходил.
Есть все же прелесть в том, что свою работу ты же сам себе и придумал. А чтобы прогулы не мешали работе, Корнею пришлось набрать пару-тройку работников. В какое-то время их количество достигло 16 человек, но это никак не связано с увеличением количества прогулов. Просто, Пчелкин был молод, талантлив, наивен… Кроме того, искренне верил, что окружив себя такими же безбашенными единоверцами они, как в той песне, смогут не прогибаться под изменчивый мир. Это помешательство продолжалось не один десяток лет. Ну может всего четверть века. Ошибки с подбором единоверцев, а так же никак не желавший изменятся тот самый «изменчивый» мир, да и просто падающий доллар привели к банкротству.
И вот, неугомонный правдолюбец, тот самый Корней Пчелкин – безработный. Как тут было не воспользоваться новоявленным статусом. По многолетней привычке Пчелкин пытался любую ситуацию обернуть в пользу. Тому способствовали слова одного циничного чинуши, сказанные еще в девяностые на ежегодном Балу Прессы. Этаком статусном мероприятии местной политической элиты.
– Если бы мы тебя не травили. Если бы мы палки тебе в колеса не ставили, то о тебе Пчелкин, никто бы никогда и ничего не узнал…
Так было в девяностые, так было и в двухтысячные. Однажды, после полученного Соросиного гранта в пятнадцать тонн зеленых, местные налоговики окрестили его «американским шпионом». И Пчелкин не преминул тут же воспользоваться этим новоявленным статусом. Тогда, за разгромную статью в газете под названием «Когда я был американским шпионом!?» Корней получил какую-то грамоту, или даже престижный диплом.
Лишившись работы сейчас, Корней Пчелкин ни минуты не раздумывал, что ему нужно непременно взяться за работу. В смысле за перо, т. е. авторучку. Название статьи, да что там статьи – настоящего романа сразу же закружилось у Корнея в голове. Но почему-то, никак не хотело ложиться на бумажный лист, в смысле на твердую обложку будущей книги. Да и кому захочется читать роман под названием «Когда я был безработным?!». Для этого не достаточно потерять работу. Таких у нас в стране по городам и весям не один миллион наберется. Настоящим безработным можно стать только на бирже. И Корней Пчелкин направился в службу занятости, за заветной бумагой по безработице, возможно с печатью.
О сколько нам открытий чудных, готовит простой поход в службу занятости. Пчелкин и представить себе не мог, что из роскошнейшего особняка для биржи труда, выделенного еще в прошлом веке, служба занятости давно уже переехала. Переехала всего в три комнаты на первом этаже. В бывшую общагу одного из заводов, закрытого по причине банкротства. Ну а что, очень удобно. Ходи по общаге и переписывай подряд безработных. Хотя нет, вежливый ителлигент-айтишник в окошке пояснил Пчелкину, сколько справок на самом деле нужно собрать, чтобы стать настоящим безработным. Помнится, жена Корнея после ухода на пенсию меньше собирала бумаг и всевозможных справок. А тут еще анкета на двух страницах, памятка тоже на двух и куча заявлений с просьбой о предоставлении всяческих безработных услуг. И это, не считая справок с последнего места уже несуществующей работы Корнея Пчелкина.
Между тем у соседнего окошка дамочка-инспектор распекала какого-то бедолагу, пожелавшего вдруг стать безработным. Она никак не хотела понимать, почему это он нигде не работал более трех лет и тут на тебе, опомнился. Тот в свою очередь давил на жалость, мол столько лет ничего не желал от биржи и нашего любимого государства, а тут на тебе такой облом, блин… Ну, в смысле, неожиданное сопротивление. Под таким бюрократическим натиском мечты Корнея Пчелкина о Букере с Пулицером таяли на глазах. Благо айтишник в окошке сверкнул окулярами еще раз и так же безупречно вежливо произнес:
– Извините, компьютеры зависли… Тут еще начальство заставляет срочно заполнить дежурную справку на сотню безработных. Приходите завтра с утра, лучше пораньше, да и интернета все-равно уже нет…
Пчелкин попытался приободрить себя дурацким вопросом, мол когда он придет, этот ваш Интер-Нет. Но айтишник, привыкший к идиотским выходкам чудаковатых безработных, все так же невозмутимо протянул Корнею стопку заготовленных анкет, заявлений для заполнения и так заговорщически улыбаясь изрек:
– Надеюсь, Корней Саввович, ха-ха… Вы не акционер газпрома? Ха-ха-ха… Дома все хорошенечко заполните и приносите. И только после этого я внесу вас в базу данных на получение пособия.
От сказанного у Корнея Пчелкина перехватило дыхание. На лбу выступил холодный пот, но Корней все-же промолчал. В глубине души ему чертовски стало обидно. Из-за каких-то акций Газпрома… Из-за акций, купленных еще на чубайсовский ваучер… Из-за каких-то бумажек проклятущего «рыжего»… Короче, все его мечты могут и не сбыться. Да что там сбыться, попросту могут рухнуть в бездонную пропасть несбывшихся надежд.
В тот момент Пчелкин ненавидел ценные бумаги как никогда. Даже, когда акции голубых фишек рухнули с трехсот рублевых высот до сотни, а у Корнея случился гипертонический криз. Тогда он и не думал их ненавидеть. Ему попросту было не до этого. Пчелкин угодил в райцентр, в элитную кардиологию, оборудованную по последнему слову техники в рамках какой-то медицинской программы.
Радовалась всевозможным безработным требованиям от службы занятости только жена Корнея. Кроме акций, Пчелкин на всякий случай, переписал на свою жену все что у него было. Все что было нажито непосильным трудом: акции, квартиру у моря и автомобиль. Мало ли что, вдруг кроме ликвидных акционеров на учет не ставят и владельцев престижных представительских авто.
На формальности у Корнея ушло еще пару недель. Пару недель и кругленькая сумма знакомому юристу, за срочность. И вот, заветная бумага у Пчелкина в руках. Точнее сказать, это всего лишь маленький вкладыш для служебных отметок инспектора службы занятости. Листочек был похож на обыкновенный табель. Последний раз, такой табель выдавали Корнею еще в начальных классах. Только теперь, вместо оценок за четверть туда проставляли дни отметок на бирже. Пришел – получи, не пришел – до свидания, двоечник-прогульщик.
Такой безработы Корней еще не видел. Час напряга в очереди с такими же лишенцами и две тысячи в кармане. За месяц Пчелкину нужно было явиться всего дважды. Всего два прихода и почти пять штук, как с куста. Так дорого час работы Пчелкина еще не стоил. Что еще нужно для реабилитации начинающего сердечника. Утренняя зарядка, послеобеденная прогулка в лес по тропе здоровья. По четвергам шахматы в Доме офицеров с друзьями, по вторникам – настольный теннис. В выходные – дефиле по торговой ярмарке. Не тропа здоровья, конечно же, но тоже прогулка, а также масса новостей и советов от друзей.
По совету одного из них Пчелкин решил даже записаться в волонтеры. Нет, не в те, что готовы задарма в любой омут. Исключительно тяга к футболу подвигла Корнея Пчелкина на этот шаг. Не сказать, что Корней был уж такой заядлый болельщик. Просто ему надоело смотреть на наших безутешных фанатов, не менее обреченно смотрящих в экраны телевизоров и без всякой надежды ждавших невозможного. Даже не победы, просто выхода из группы.
По настоятельному требованию инспекторов Пчелкин зарегистрировался на сайте и сутками слал резюме. Для Корнея это было даже покруче чем «тэнкс оф ворлд» онлайн. После недели безнадежных ожиданий Пчелкин вдруг начал без разбора откликаться на все свежие вакансии появляющиеся на сайте.
Работодатели даже обалдевали, когда спустя всего минуту раздавался звонок от Корнея на их новоиспеченную вакансию. И они тут уже с нетерпением мечтали пригласить Пчелкина на собеседование, чтобы посмотреть на этакого шустряка. Справедливости ради, стоит заметить, что чаще всего это была единственная причина для встречи с ним.
Спустя месяц, Корней Пчелкин понемногу успокоился. Он начал слать виртуальные резюме вполне осознанно, как бы воплощая свои юношеские несбывшиеся мечты. Едва отпустив клавишу «энтер», или кликнув мышкой на адрес работодателя, Пчелкин тут же представлял себя бортпроводником международного лайнера, или фотографом на океаническом круизном корабле, на худой конец аудитором в международной компании. Обалдевшие от обстоятельных резюме предпенсионного кандидата, кадровики Аэрофлота, круизных турфирм с невозмутимым спокойствием слали до безобразия вежливый ответы. Как будто, спуская Пчелкина с небес на грешную землю, или возвращая океанический лайнер Корнея в порт приписки:
«Большое спасибо за Ваш интерес, проявленный к нашей открытой вакансии. К сожалению, в настоящий момент мы не готовы сделать Вам это предложение. Мы внимательно ознакомились с Вашим резюме и, возможно, вернемся к Вашей кандидатуре, когда у нас возникнет такая потребность.»
Может быть так оно все и продолжалось с виртуальными ночными трудоустройствами Корнея Пчелкина, если бы не звонок из службы занятости. Пчелкину, наконец-то, предложили переучиться на кочегара. Несмотря на торжественность момента, голос прозвучал буднично. Корнею даже показалось, что голос был издевательски вежливым и равнодушным. Хотя сейчас, накануне отопительного сезона, после дождливого лета и не менее промозглой осени, это должно было звучать гордо – оператор газовой котельной установки.
В свое время, когда Пчелкин просил инспектора службы занятости информировать его при случае о любом освободившемся и мало мальски подходящем тепленьком местечке, он никак и не думал, что все будет так буквально. Что ж, как говаривал классик, учиться никогда не поздно. Да и место, действительно, тепленькое. В начале отопительного сезона запустил установку, с окончанием – выключи. И все это время следи за стрелочками приборов, да и пиши свой роман. Самое главное, целое лето отпуск, а это будет даже покруче чем у учителей. Только работа не такая нервная, просто мечта, решил для себя Корней.
Что касается романа, то терпения у Корнея Пчелкина не хватило. Нет, не в смысле писать гениальный труд, а обивать пороги издательств и редакций. К тому же, один вредный издатель попросил вместо романа написать всего лишь серию рассказов. Мол, это не их формат, а вот короткие рассказы, это как раз то что сегодня нужно современному продвинутому читателю. Да и литературные журналы охотнее берут к публикации короткие рассказы, а не бесконечные сентиментальные романы про девичьи слезы. Или того хуже, про шумящий лес. Корней каждый раз одобрительно кивал, но писать рассказы так и не надумал. А для себя он твердо решил: хоть всю зиму не будет выходить из кочегарки но роман все же напишет.
Кардиологический роман
I
Корней Пчелкин никогда не думал становиться писателем. Нет-нет, всю свою сознательную жизнь он, конечно, пописывал понемногу. В свое время, даже сотрудничал не только с газетой «Коммунист», но и с множеством заводских многотиражек. Потом набил руку на кроссвордах и был желанным гостем практически во всех редакциях районных газетах области. Но расцвет его газетного ремесла пришелся на перестройку.
Не будучи обученным большим премудростям журналистских жанров, Корней стремился писать только правду. Вымысел ему был просто чужд. Если, конечно, не считать панегириков к дню учителя, медработника и прочим профессиональным праздникам. Для другого ему просто не хватало полета фантазии. За тягу к правде и полное отсутствие этой самой фантазии Пчелкина не любила власть и особенно некоторые чиновники местной администрации. Да и кому из местных князьков в красном доме охота было еще и читать в газетах то, что на самом деле и так все знают. То, о чем одни привычно помалкивают, а другие судачат по всему городу, на каждом перекрестке. Поэтому расцвет газетного ремесла Корнея Пчелкина, как раз и пришелся на перестройку. Все о чем так смачно судачили по подворотням можно было выплеснуть на газетные полосы. Это ни звездный час и даже ни месяц, а целые годы пахоты на районной ниве всеобщего молчаливого всезнания.
Острое, правдивое перо Корнея прошлось тогда не по одному чинуше, и не по одной голове администрации. Даже областная газета однажды напечатала его фельетон. После чего главу района отдали под суд, что в те времена бывало крайне редко. Украденных миллионов так и не нашли, а отстранение от должности на три года, условный срок и штраф в несколько десятков тысяч деревянных рублей было гораздо привычнее.
Корней Пчелкин хотя и очень загордился, но все же становиться писателем он и тогда не мечтал. Да и зачем?! На перестроечные гонорары он купил подержанный Мэрс, выучил сына в Америке. Тот, правда, вскоре вернулся назад. Не поддался на посулы загнивающего капитализма. Люди по этому поводу сочувствовали Корнею, но в глаза не говорили. Да и представьте себе, что сын ветерана перестройки, этакого районного инвалида гласности вдруг не остался в этом американском рассаднике правды и демократии. Это похуже чем, в своё время, дочь третьего секретаря местного горкома партии по идеологии, оставшаяся в Финляндии во время профсоюзной турпоездки. Видать не по вкусу пришлась отпрыску хваленая свобода на папашиной лопате.
Писателем Корней захотел стать в больнице, только не подумайте ничего плохого. Вообще-то, правда жизни всегда помогала ему жить и всячески отгоняла болезни. Посему, Корней Пчелкин был человеком не болезненным. И уж тем более не из тех, что донимали врачей бессмысленными обращениями. Типа, доктор, у меня голова какая-то не такая, а давайте-ка её просветим. Нет, ну конечно же, в больницах он бывал много раз и еще больше писал о знаменитых медиках. Один раз даже попытался сдать кровь для заболевшего коллеги. Правда, когда выяснилось, что кровь у Корнея не той группы, то сдавать он тут же наотрез отказался. От одного вида медицинской иглы ему становилось не по себе. И вот, представьте себе, на шестом десятке Пчелкин угодил в кардиологию. Хотя, злые языки всегда судачили, что у таких правдолюбцев и вовсе не бывает сердца, но у Корнея Пчелкина оно было.
К своему стыду, Корней оказался абсолютно не подготовленным к больничной жизни. Абсолютный кардиологический ноль. За долгую трудовую жизнь Пчелкин еще студентом успел поработать даже на стройке. Строил мехмастерские, хозпостройки для модных финских коттеджей, ремонтировал коровники. Даже монтировал ленточный транспортер в каком-то передовом хозяйстве. Одно время даже учительствовал в сельской школе. Преподавал языки, историю, ОБЖ. Но вдруг, все это оказалось абсолютно не нужным. Пчелкин лежал в коридоре на больничной койке абсолютно потерянный. Несмотря на весь трудовой опыт и десятки лет жизни ветеран перестройки оказался на деле беспомощным солдатом-первогодкой. Этакий кардиологический новобранец осеннего призыва. Время от времени он проваливался в сон, а просыпался и не мог понять, где он.
Единственное ободряло и радовало Корнея Пчелкина, так это доставшаяся ему койка в коридоре. Хоть и в кровати, но все же среди людей, так сказать в гуще событий, на острие. Короче, Корней почувствовал вдруг себя в своей тарелке. Во сне ему порой казалось, что он едет в отпуск в купейном или даже мягком вагоне. Когда приходил в себя, открывал глаза, то правда жизни подсказывала: у него всего лишь боковушка в плацкартном вагоне. Но все-равно же о-о-от-пуск! И от капельниц Корней вновь проваливался в сон. Только проводница запаздывала с чаем и почему-то не выгоняла из вагона шумных провожающих, которые постоянно шуршали пакетами. Ну, в смысле, посетителей и родственников с передачками.
Этих «провожающих» Корней Пчелкин почему-то невзлюбил сразу. Особенно их мобильники, которые наперебой глушили друг друга щегольскими мелодиями. Но от ненависти до любви, действительно, один шаг. Только с провожающими Корней почувствовал себя профи в кардиологическом отделении.
Благодаря своему естественному положению, а лежал он в холле, у входа в отделение, Корней Пчелкин быстро вывел себя на ведущую позицию. Прямо над его кроватью висели многочисленные инструкции для больных, врачей, посетителей и т. д. Тут даже предусмотрительно была размещена информация о работе больничной церкви. С информации о ней Пчелкин и начал восхождение к вершинам кардиологической больничной жизни. Через провожающих он быстро наладил бесперебойные поставки святой воды в отделение. Дело пошло настолько хорошо, что у Корнея вскоре образовались даже излишки.
После изучения расписания больничного храма, распорядка служб и чтения Акафиста Святому Луки Крымскому Пчелкин перешел к познавательным плакатам – «Старость и психологическое здоровье», слабо ободряющему – «Нужно знать, чтобы жить», про туберкулез, флюрографию. Но ни один из этих шедевров больничного глянца не заинтересовал Корнея так, как невыразительная инструкция формата А4, в мятом файлике, тиснутая на мажущем принтере зав. отделения. Инструкция была о гриппе. Такого чувства гордости от полученных знаний Пчелкин не испытывал давно. Ну разве только однажды, после курсов при облизбиркоме на знание законодательства о выборах.
Вот он его звездный час. Да что там час, целая звездная неделя, а может и две. В выходные дни провожающие нескончаемым потоком устремлялись к кардиологическим телам. Выпучив глаза от тяжелых сеток и пакетов, они всячески не давали спокойно поболеть своим больным. Наиболее сердобольные тащили с собой целые семьи от детей, невесток и кончая внуками. Последние с недоумением таращились на капельницы, броневики-каталки, всевозможные конструкции уток и посудин для опорожнения непосредственно у кровати. Для совсем бездыханных нянечки из реанимации приспособили даже презервативы. Видали бы вы эти недоуменные лица провожающих, когда с перечнем всего необходимого они узнавали, что их любимому деду помимо памперсов, одноразовых салфеток в реанимации нужны еще и презервативы. Фишкой отделения были привязанные к кроватям небритые бормочущие старики. В эти моменты, даже самые отъявленные двоечники готовы были пообещать учиться на пятерки и слушать учителя лишь бы не идти дальше по коридору. Иногда даже казалось, что не справляющиеся с повседневным воспитанием внуков, бабульки специально брали в кардиологию переданных им на перековку внуков.
Провожающие, просунув голову в холл и в растерянности от увиденного едва успевали открыть рот, как с кровати раздавался строгий окрик Корнея Пчелкина. Он, как дневальный на тумбочке, не то приветствовал, не то вгонял провожающих в оторопь:
– Ба-а-хи-лы?!!
Провожающие тут же осознавали ужас своего положения. Оказавшись на последнем этаже больницы без бахил, они в панике начинали внутренне протестовать против мысли о том, что это конец. Нянечки останутся без пакетов с благодарностью, а больной соответственно без сока, булок, фруктов и должного ухода. А это уже «настоящий фашизм». Да как только они представить себе такое смогли, буд-то министр здравоохранения вовсе и не думает о больных.
Вот от этой самой обиды за минздрав и за державу Корней Пчелкин и стал наводить порядок в кардиологии не хуже старшины в роте. Как заправский прапор он отправлял посыльного из родственников за бахилами к аппарату на первом этаже. Однако, даже после поголовного обохиливания всех родственников, Пчелкин пропускал только одного из делегации. Предвидя немой вопрос провожающих: «А чего же мы брали бахилы на всех!??». Корней тоном не требующим возражения строго нараспев пояснял: