Отголоски прошлого
– Где в этот момент была мама, и что он опять сделал с тобой? – расспрашивал дедушка.
– Мама работала. А папа снова избил меня за то, что мои волосы окрасились. Но они окрасились сами по себе, словно по волшебству!
Дедушка добродушно усмехнулся:
– Моя дорогая, как волосы могут сами окраситься? А с отцом я поговорю, не расстраивайся, – он пошёл пешкой на d4. Я в свою очередь сходила конём на f6.
– Мне кажется, на папу уже ничего не подействует. Он буквально позавчера отрезал мне волосы садовыми ножницами. А к утру они выросли. А папа снова начал бить меня и содрал со стены все мои плакаты. Разорвал на мелкие кусочки. Может я какая-то не такая? За что он так со мной?
Дедушка так и не ответил мне на этот вопрос, при этом умудрился взять моего слона. Я совершила в свою очередь рокировку, поставив короля на g1 и ладью на f1.
– Ты поняла, что ты сейчас сделала? – спросил в свою очередь дед.
– Ну… – неуверенно протянула я, – Рокировку.
– Попробуй это сделать теперь не на шахматной доске, а в жизни.
1992 год.
Лёжа на кровати и уставившись в потолок, я всё пыталась вспомнить и понять то, что хотел от меня дед. Хочется признать – Снейпа с его зельями бывает намного проще понять, чем моего дедушку.
Внезапно мои мысли прервали вечно весёлые близнецы, вломившись в спальню девочек. Я испугалась и принялась прятаться в одеяле.
– Стесняться нечего, и так ясно, что ты в комнате одна, – начал Фред и уселся рядом со мной. С другой стороны кровати устроился Джордж. В руках у них были по подарку.
– А если бы я голая была? – проворчала я. Из-под одеяла торчала только моя голова. Фред и Джордж в ответ лишь пожали плечами с претензией, что это уже не их проблемы, – А если Перси узнает, что вы тут были или что-то в этом роде? Или погодите… Что вы с лестницей сделали?
– Она догадалась, – обратился Фред к брату.
– Пять очков в копилку, – подхватил Джордж.
Не трудно было догадаться, что эти проказники совершили махинацию с лестницей, ведущую к спальне девочек, иначе бы они ко мне просто не пробрались, а скатились вниз. Чему тут удивляться.
– Смотри, Джордж, она снова музыку всю ночь слушала, – Фред нашёл мой плеер, торчащий из под подушки, – Что слушала на этот раз?
– The Smiths, хотя это ничего вам не даст, обычный магловский пост-панк, – я выхватила аппаратуру из рук Фреда, достала кассету и убрала её в коробочку, где на обложке красовался отрешённый парень.
– Вообще-то мы к тебе не просто так пожаловали, – начал Джордж, – Как видишь, мы с гостинцами.
Я засмутилась. Ведь мне близнецам даже нечего дарить на Рождество. Фред презентовал мне набор сладостей: мятный шоколад, розовый кокосовый лёд, карамельные бомбы и, конечно же, драже “Берти Боттс”. О них я была наслышана не раз, но попробовать на тот момент мне не удавалось. Джордж же держал в руках для меня сложенный свитер фиолетового цвета. Как выяснилось, это не просто свитер, а фирменный, прошу заметить, и связанный самой миссис Уизли. Спрашивается: откуда тётушка Молли знала про меня и мой любимый цвет. Ответы сидели на моей кровати.
– Насколько волшебные сладости отличаются от магловских? – спросила я близнецов, разглядывая упаковочку “Берти Боттс”. Она представляла собой подобие циркового шатра белого цвета в красную полоску. На мне уже красовался фиолетовый свитер, а на нём была вышита первая буква моего имени.
– Вот с НИХ тебе и стоит попробовать волшебные сладости, – начал Фред, указывая на коробочку вышеупомянутых драже.
– Ты забудешь о магловских шоколадках навсегда, – продолжил Джордж.
Не к добру это всё. Я с долей сомнения ещё раз взглянула на драже. Близнецы охотно ждали момента, когда же я соберусь и попробую хотя бы одну конфетку. Я вытащила из коробки одну штучку и недоверчиво начала разглядывать её. С виду обычная конфетка размера с ноготок, украшенная жёлтой глазурью. Всё же я отправила её в рот, принялась жевать и… тут же выплюнула. Близнецы засмеялись с моей реакции:
– Ну, что за вкус? – начал трясти меня Фред, – Мыло?
– Рвота?
– Грязный носок?
– Тухлое яйцо?
– Дождевой червь?
– Скисшее молоко?
– Не угадали, – разочаровала я близнецов, вытирая рот, – Это был мёд. У меня на него аллергия.
– Вот тебе на! – ответил на это Фред.
2008 год.
– Профессор Трелони, я могу Вам задать вопрос именно как к провидцу? – я сидела возле камина, потягивая из чашки чай. В учительской кроме меня и Сивиллы никого не было. Сама же Трелони сидела за столом и что-то усердно царапала пером на пергаменте. Она удивлённо глянула на меня. Так, словно к ней в первый раз за всю жизнь обратились за ясновидением. За все эти годы она нисколько не изменилась и осталась такой же чудачкой. Но я не считала её такой. Всё же моя мама тоже в какой-то степени провидец, только на картах.
– Д-да, моя дорогая, – Сивилла растерялась, – Что Вы хотите узнать?
– Я хочу понять, что мне делать в определённой ситуации. Меня засасывает прошлое.
– Это как-то связано с Уизли? – профессор Трелони окунула перо в чернильницу и, оставив там, подошла ко мне поближе и взяла мою руку. Она стала внимательно рассматривать мою ладонь. Изучала изучала мои линии судеб, что-то мычала себе под нос, но ничего толкового так и не сказала, и села обратно за свой стол.
– Я Вас поняла, – многозначительно произнесла я и снова начала пить свой чай.
– Может попробовать сделать предсказание на кофе? Я не совсем понимаю Вашей ладони.
– Спасибо, но в другой раз, – я разочаровалась. Не к тому человеку я обратилась за советом. А может у меня в жизни что-то не в порядке? В последнее время всё идёт чересчур запутанно, и я не понимаю, что мне делать.
Я вышла из учительской и направилась к себе в кабинет. После того, как я получила посмертный подарок от Фреда, я увлеклась зеркалом Еиналеж. Оно засасывало. Манило. Сводило с ума. Я не могла спокойно жить и существовать. Я могла спокойно обойтись без еды или воды. Но без Фреда в моём отражении я не представляла дня. Всю дорогу от учительской до моей кафедры я не переставала думать о зеркале. И так длилось уже больше недели.
В конце каждого учебного дня я запиралась в каферде и усиживалась напротив зеркала. В нём всё так же отражался Фред. Такой же счастливый и улыбчивый, сидел напротив меня. К сожалению, он не говорил со мной. А я всё смотрела на отражение, на Фреда и напивалась до отключки.
Но однажды в один прекрасный момент дверь в мою кафедру открылась. У порога с возмущённым видом стояла… профессор Макгонагалл.
Глава 5
1992 год.
Вот и закончился мой первый учебный год в Хогвартсе. Экзамены сданы успешно, наш факультет набрал 482 очка, соответственно стал обладателем Кубка школы благодаря Гарри, Рону и Гермионе. Так же нам выдали в письменном виде предупреждение о запрете колдовать вне школы.
– Я так-то надеялся, что нам хоть бы раз забудут раздать нам эти бумажки, – грустно выразился Фред.
Спустя мгновение мы уже оказались на Кинг-Кроссе. Выйдя из барьера, что вела на платформу девять и три четверти, я первым делом обратила внимание на миловидную рыжую женщину и девочку. Только потом я нашла взглядом свою маму. Не удивительно, что она пришла без отца.
Мне не хотелось расставаться с близнецами – я так к ним уже привыкла. Они пообещали мне писать каждый раз. За это время та рыжая женщина уже успела познакомиться с моей матерью и о чём-то мило беседовали. А Фред и Джордж представили меня своей сестре. Джинни будет поступать в Хогвартс только после каникул.
– Расскажи мне, Эффи, чему ты научилась в этой школе? – мама сидела за рулём автомобиля. Я сидела рядом на переднем сидении, пытаясь распутать наушники. В поезде Хогвартс – Экспресс музыку послушать не получилось, понятное дело из-за кого.
– Тебе же это ничего не даст. Нам тем более запрещено колдовать вне школы, поэтому похвастаться не могу, – отрезала я, – Это далеко не таро, это нечто большее.
– Ну сравнила, – усмехнулась мать, – Кстати, что за мальчишки с тобой были? Их мама показалась мне очень хорошей женщиной.
– Это Фред и Джордж. Мои друзья, – я заулыбалась, – С ними очень весело и как-то комфортно.
Мама глянула на меня, от чего я ещё больше засмущалась и надела наушники. В плеер была уже вставлена кассета Мартина Гора с записью мини-альбома “Counterfeit”. Самое время погрузиться в свои мысли под музыку и глядеть в окно. Перед глазами мимо проносились дома, магазины, прохожие люди. В голове в свою очередь проносятся самые счастливые воспоминания, связанные с близнецами. А плеер воспроизводил следующие строчки из песни:
Got to move on sometime
And it's about time
By putting one foot in front of another
And repeating the process
Cross over the street
You're free to change your mind
Strength through diversity
Мы уже подъезжали к дому. Настроение резко упало, и желание слушать музыку исчезло. Мама тоже была не в духе. Я уже представляла, что ждало меня дома: разбросанные бутылки, на диване мой отец, будучи в невменяемом состоянии, крики, скандалы… С возвращением в магловскую жизнь.
Припарковавшись, мама вышла из машины и принялась доставать из багажника мой чемодан с вещами. Я вошла в дом. Действительно, как я и предполагала, дома было грязно, отец располагался на диване перед телевизором и посасывал не понятно какую по счёту бутылку пива. На долю секунды показалось, что мой учебный год в Хогвартсе был просто сном.
– Явились, ведьмочки, – презрительно пробубнил отец и дальше продолжил смотреть телевизор.
– Я бы на твоём месте обрадовалась приезду дочери, идиот, – возразила мама, затаскивая мой чемодан. Я никак не стала реагировать на отца и поднялась в свою комнату.
На удивление, моя обитель была намного чище. На моих стенах так же висели плакаты различных групп. На моей кровати располагался мой любимый плюшевый кот, которого я когда-то в детстве назвала Джонси. Обняв свою игрушку, я разлеглась на своём ложе. Впервые за всё время мне стало одиноко. Никто рядом не говорит всякую безумную чушь друг за другом. Никто рядом не смеётся в очередной раз над званием Перси. Из кармана своей клетчатой рубашки я достала плеер, но не он был мне нужен. Я достала помимо своей шарманки фотографию, на которой была изображена я вместе с Фредом и Джорджем. Фото было не простое. В мире волшебников это называется колдографией, так как участники на картинке имели свойство оживляться.
Из соседней комнаты начались ругани. Мама с папой опять что-то не поделили. Ну почему в Хогвартсе нельзя жить летом? Или почему нельзя с помощью магии примирить родителей и излечить отца от зависимости? Мне больно это слушать. Ещё больнее быть участником этих скандалов.
2008 год.
Я сидела в директорской комнате. Напротив меня за столом сидела профессор Макгонагалл и пристально смотрела на меня. Я была готова провалиться сквозь землю, мне было до боли стыдно перед Минервой.
– Профессор, – начала я сквозь слёзы, – Я не знаю, что происходит со мной.
Макгонагалл молча слушала меня. Я рассказала ей всё, что происходило: письма Джорджа, эмоции, что я испытывала. Взгляд у женщины смягчился, и Минерва взяла меня за руку.
– Возьмите печенье, – предложила профессор. На её столе стояло блюдце с имбирным печеньем, – Любая зависимость, даже от человека, может привести к разрушению. Надеюсь, Вы понимаете меня, мисс Йорк. Я в свои годы тоже страдала из-за одного парня, я даже хотела отречься ради него от колдовства. К сожалению, он умер для меня, и я выбрала карьеру в Хогвартсе.
– И как долго Вы справлялись с болью? – спросила я, вытирая слёзы. На рукаве появились чёрные размазанные пятна от туши и подводки для глаз.
– Долго. Очень долго, – этот ответ ничего мне не дал, так как я страдаю от своей боли десять лет, – Однако я не позволяла себе проносить на работу алкоголь и старалась полностью отдаться своему делу. Вы прекрасный учитель, мисс Йорк. Вы знаете свой предмет. Вас любят студенты. Дайте мне слово, что больше такого не повторится. Сохраните хотя бы остатки здравого смысла.
– Я постараюсь, – пообещала я. Макгонагалл отпустила меня обратно в свой кабинет. Перед уходом из директорской у меня неожиданно возник вопрос, – Простите, а что стало с тем парнем? В смысле как он умер?
Минерва усмехнулась и махнула рукой:
– Женился на дочери фермера.
Что касается зеркала Еиналеж – профессор Макгонагалл приняла решение перепрятать его в другое место подальше от моих глаз.
Глава 6
1992 год.
Каникулы – вещь, конечно, хорошая. Эти дни, свободные от школы, должны ощущаться как праздник для ментального здоровья. Но не для моего. Каждый день проходил довольно однотипно. За стенкой ругань, папа пьёт, мама ничего не может с этим поделать, а я боюсь выйти из комнаты.
Тянулись дни, недели. За это время я потеряла аппетит. В последний раз я нормально плотно поела в Большом зале. Пока училась в Хогвартсе, я забыла, как готовила мама. Хотя честно сказать, я и до Хогвартса имела проблемы с питанием.
Мама ушла на работу, оставив мне на сковороде жареной картошки с курицей. Я осталась дома с отцом. Я боялась даже выйти в туалет. Иногда мне казалось, что в гостиной за телевизором сидел не мой отец, а нечто хуже. Я Волдеморта так не боялась.
Пока я лежала в комнате и слушала музыку, я всё думала, почему большинство людей из моего мира боятся называть Волдеморта по имени? Я одна относилась к нему наплевательски? Через несколько лет, возможно, я об этом может и пожалею. До меня не сильно доходило, как мой однокурсник, будучи ещё младенцем, смог одолеть этого, не побоюсь этого слова, урода.
Внезапно раздался стук в мою дверь. Отец агрессивно требовал сделать музыку потише. От его голоса мне стало страшно, я обняла покрепче своего плюшевого кота. Отец стучал в дверь всё сильнее и сильнее:
– Ты что там? Умерла? Да лучше бы умерла! Ты всё равно не моя дочь. Живо убавь свою шарманку, я сказал!
– Оставь меня в покое, – ответила я, – Иди дальше с пивом развлекайся, меня не трогай.
И тут моя дверь резко открылась сама – отец сумел её выбить. Злой, агрессивный, взбешённый. В его глазах было желание убивать. Я съёжилась от страха. Почему нельзя использовать магию вне школы в экстренных случаях? Я хотя бы попробовала трансфиругировать папу в какой-нибудь кошачий лоток. Ох, близнецы бы оценили сейчас эту идею.
– Ну что, волшебница, – в голосе папы звучала безумная ярость, – Доигралась!
Отец влетел в мою комнату и одним лёгким движением руки разбил в дребезги мой магнитофон об пол. Я вскрикнула и хотела было убежать, но папа поймал меня за волосы и ударил меня несколько раз об стену. Обессилев, я упала прямо на обломки магнитофона и начала плакать. Нет. Реветь навзрыд. Папа начал уже истошно орать на меня, но его крик смешивался с моим плачем. Он кричал, что я вовсе не его дочь и упоминал какого-то Крауча. Я просила, умоляла папу оставить меня, но это его раздражало ещё больше. Каждый раз, когда я просила отстать от меня, я получала за это пощёчину за пощёчиной. У меня случилась истерика, успокоиться я уже не могла. Мой плачь превратился в дикий, отчаянный крик. Он был настолько громкий, что в моей комнате выбились окна, а папа закрыл уши, после чего он упал в обморок.
После всей этой ситуации я привела себя в порядок. Папа всё ещё лежал без сознания в моей комнате, и это меня настораживало. Он в любой момент мог встать и добить меня. К счастью, этого не происходило.
Успокоившись, я выбралась на кухню дабы поклевать маминой стряпни. Пока я ела картошку, на кухню внезапно залетела старая бородатая неясыть и, ударившись о вытяжку плиты, упала мне прямо в тарелку.
– Боже, кто ты? – ошарашенно выдохнула я. В клюве совы был конверт. Это было письмо от Фреда и Джорджа. Я дождалась их весточки, как же я соскучилась по близнецам.
"Здравствуй, Эффи!
Мы тут подумали написать тебе, решили узнать, как у тебя дела. У нас в гостях Гарри. Мы похитили его у Дурслей или как их там. Представляешь, они его чуть ли не на цепи держали.
Да, мы летали за ним на фордике папы ночью. Представь себе физиономию этого жирного усатого магла. Он был похож на истеричную свеклу.
Или на помидор.
Ты приезжай к нам в “Нору”. Мама готова накормить тебя лимонным пирогом. Если что, мы попросим её добавить кучу мёда.
Как ты думаешь, что будет, если скрестить мандрагору с петардой? Будет ли она издавать крик из фейерверков?
Если что, не пугайся Стрелку. Она может неудачно приземлиться. Старушка всё-таки.
Скучаем по тебе, но заскучать не дадим.
Твои Фред и Джордж."
Я прослезилась. Умилённо обняв письмо, я начала было писать ответ, как вдруг входная дверь отворилась. В дом вошла мама. Рановато что-то она вернулась с работы. Увидев тот ужас, что происходил в моей комнате, мама вскрикнула. После этого она забежала на кухню и снова испугалась, но уже Стрелки.
– Мам, это сова семейства Уизли, а не оборотень, – ответила я на вскрик матери, – Если что, совы по-прежнему почтальоны.
– Господи, что он с тобой опять наделал, – заметила мама. Она подошла ко мне и стала изучать ссадины на моей голове. Затем она намочила полотенце холодной водой и приложила его к синякам, – Бедная девочка.
– Он бил меня об стену, – промолвила я, – Разбил магнитофон.
– Я заработаю тебе на новый, не расстраивайся.
– Кто такой Крауч? Он говорил про какого-то Крауча, – вдруг поинтересовалась я. Мама на несколько секунд оцепенела, а затем уклончиво ответила:
– Не обращай внимания. Это всего лишь пьяные бредни. Тебе не за чем переживать. Ничего, моя девочка, скоро вернёшься в Хогвартс.
После этого мама ушла в мою комнату наводить порядок. Стрелка за это время успела уже улететь. Я сидела за столом и перечитывала письмо Фреда и Джорджа. Я безумно соскучилась по ним, по им проказам. Без близнецов жизнь снова окрасилась в мрачные цвета, а с ними внутри меня бушуют фейерверки.
– Эффи, – донеслось до меня из моей комнаты. Позже и сама мама появилась на кухне. Она была вся бледная от ужаса, словно всю радость из неё высосали. Она медленно села за стол и уставилась куда-то отрешённо в одну точку.
– Ты в порядке, мам? – спросила я, положив в сторону письмо от близнецов. Я встала и взялась за уборку стола. Стрелка разбросала всю картошку своей пернатой тушкой.
Мама попыталась повернуться ко мне. Единственное, что она смогла выдавить из себя это то, что папа всё это время лежит мёртвым в моей комнате.
Глава 7
2008 год.
Как и обещала профессор Макгонагалл, зеркало Еиналеж забрали из моего кабинета и спрятали в совершенно другое место. Первую неделю мне ещё как-то давалось обойтись без него. И всё же моё желание увидеть дорогого Фреда становилось всё сильнее и сильнее. Меня словно ломало.
Каждый раз студенты предлагают мне обратиться к мадам Помфри. Неужели настолько видно, как мне плохо?
– Профессор Йорк, на вас лица нет.
– Профессор Йорк, Вы сегодня бледная.
– Профессор Йорк, давайте мы Вас отведём в больничное крыло?
– Профессор Йорк, отдохните, мы сами будем изучать материал.
Я отмахивалась и продолжала дальше вести уроки, при этом понимая, что ещё чуть-чуть, и я съеду с катушек.
Пока пятикурскники Гриффиндора и Когтеврана писали конспекты, я бесцельно листала один из учебников Златопуста Локонса. Это была книга “Каникулы с каргой”. На обложке красовался сам Златопуст, ещё не лишившийся здравого рассудка, и белоснежно улыбался окружению ведьм. Я бы, конечно, хотела узнать, как этот хвастунишка себя поживает, однако это не имело бы смысла. Этот белокурый меня не вспомнит. И то к счастью.
1992 год.
– Серьёзно? Вот этот самовлюблённый павлин будет преподавать защиту от тёмных искусств? – начала возникать я, указывая пальцем на Златопуста. Джордж пожал плечами, доедая свой ростбиф. Златопуст сидел за преподавательским столом рядом с профессором Снейпом. Два учителя вызывали каламбурный диссонанс: один весь мрачный, весь в чёрном, в то время как другой словно сиял и пестрил красками своих одежд.
– Держу пари, он такой же сквиб, как Филч, – усмехнулся Фред.
– Он закончил факультет Когтевран, – заступившись, влезла в наш тандем Гермиона, – Все студенты Когтеврана обладают блестящим умом.
– Это явно не про Локонса, – возразил Фред, – Кстати, где Гарри и Рон?
Хороший вопрос. Жаль, что они пропустили распределение первокурсников, заодно и упускают пиршество.
– Почему ты ничего не ешь? – заметил Фред. Джордж вторил за ним:
– Ты и в купе ничего не ела.
– Ты стала ещё худее.
– Ты заболела?
– Аппетита нет совсем, – ответила я и отодвинула тарелку с пудингом. Причём пудинг подавал мне Фред. Увидев, как я отказалась от еды, он отрезал:
– Мы потом поговорим.
Потом так потом.
Напротив нас, рядом с Гермионой, сидел Ли Джордан и его пассия Анджелина Джонсон. Если Ли ещё как-то старался поддерживать диалог с Джорджем, то вторая лишь оценивающе глядела на меня.
– У тебя какие-то проблемы? – отреагировала я. Анджелина сделала вид, что не услышала меня и демонстративно ни с того ни с сего заговорила с близнецами так, словно она их подружка-подружка. Обиднее всего, что Фред и Джордж стали заинтересованы в общении. Я почувствовала себя лишней и максимально погрузилась в себя. Тема для разговора, которую завела эта Джонсон, меня абсолютно не касалась, и это даже не квиддич. Вникать не хотелось. Сейчас самое время достать свой кассетный плеер, однако он лежал в чемодане.
Пир закончился, и я первым же делом метнулась к выходу. Мне хотелось исчезнуть, не попадаться на глаза близнецам. В особенности Фреду, сама не понимая, почему. Правда, раствориться в толпе не получилось – близнецы поймали меня за капюшон мантии прямо у дверей Большого зала.
– Куда бежишь так?
– Задавят ведь.
– И превратишься в блин.
– Скорее, в обиженный оладушек.
– Оладушек с мёдом.
– Обиженный оладушек с мёдом.
Я закатила глаза. Господи, ну и познакомилась я с ними в прошлом году на свою голову.
Одним из первых уроков в начале учебного года как раз была защита от тёмных искусств. Войдя в класс, я попросту обомлела. Весь кабинет был обставлен колдографическими портретами самого Локонса: Локонс на метле, Локонс с чашкой чая, Локонс в пижаме, и даже Локонс, который рисует Локонса, который рисует Локонса. Весьма преизбыточно. Мои однокурсницы, включая Гермиону, которая всегда была с холодной головой, попали под томное очарование. На удивление, на меня эти белокурые завитушки и чересчур блестящие зубы не подействовали.
Мы сели за парты и достали свои учебники. Златопуст вышел из кафедры в класс и взялся вести урок. Ну в смысле вести… Скорее рекламировать себя. Он раздал всем тест на знание его книг и личности.
– А если я против озабоченной самовлюблённости, можно не проходить? – язвительно спросила я, дёргая себя за галстук гриффиндорской расцветки. Мальчишки в классе засмеялись. Рядом со мной сидящая за партой Гермиона тыкнула в меня локтем. Однако Локонс не обратил внимания на мой вопрос. К тому же с соседнего ряда меня начали дёргать за рукав мантии:
– Что, Йорк, твои нищие рыжие дружки научили тебя дерзить?
Это был Драко.
– Тебе напомнить, как ты чуть не лишился носа? Я бы на твоём месте помалкивала, белобрысый.
– Ты думаешь, мой отец не узнает об этом?
– В твоих интересах завалить хлебогрызку, Малфой.
Да, за год Малфой мудрости не набрался. А вот надменности хоть отбавляй.
Сдав кое-как тест, Локонс, глядя на мои ответы, начал было укоризненно качать головой и говорить, что я не читала его книг и не знаю, что его любимый цвет – сиреневый.
“Дорогой мой белокурый друг, я летом убила своего отца за насилие надо мной, о чём ты говоришь?”, – закатив глаза, подумала я. Каждый раз, когда я вспоминаю этот отрывок из своих летних каникул, я испытываю далеко не вину или жалость. Меня угнетало то, что я не говорила об этом моменте Фреду или Джорджу. Я даже маме не могла признаться, что это я сделала с помощью своего крика.
– Да, мистер Финниган, это только что пойманные корнуэльские пикси! – трещал Локонс, сняв с клетки покрывало. Пока он презентовал классу этих странных синих большеглазых существ, я всё погружалась в момент смерти отца. Удар за ударом. Удар за ударом. Я всё не могла понять, откуда у меня возник такой… дар? Проклятие? Как это назвать? И всё же кто такой этот Крауч?
Настало время обеда в Большом зале. Я встретила близнецов за столом нашего факультета и начала рассказывать об уроке Локонса.