Год Кролика

Но сейчас на Юлиану обратили внимание все. Что же она может рассказать Инспектору? Кролики зашептались.

И тут я ― неожиданно для самого себя ― хрипло выкрикнул: «Я тоже пойду!» Старый Дэн нашел меня глазами и усмехнулся. А я готов был провалиться под землю, убежать, улететь на серебристом дроне как можно дальше! Кто меня дернул за язык? Чего ради я пойду к «черному человеку»?! Конечно, лежа в своей кровати вчера, я лелеял мечты, как произведу впечатление на министерского служащего. Как окажу необходимую помощь следствию. Как меня похлопают плечу и похвалят. Как мы станем добрыми приятелями. Но это было вчера. А сегодня я стоял с пересохшим горлом посреди коридора и собирался идти не на завтрак, а в директорский корпус.

Ну я и пошел.

13

Двенадцать корпусов, принадлежащих факультетам, Столовую с обеденным залом и директорский корпус соединял подземный коридор. Когда наш Интернат открыли, экологическая обстановка на планете была плачевной, и первые ученики передвигались по территории Интерната только под землей. Тут же были оборудованы бомбоубежища в случае внезапной атаки с других континентов – после Пластиковой катастрофы люди просто озверели и нападали друг на друга без объявления войны, захватывая пригодные для жизни территории. Интернат жил под землей на протяжении долгих семи лет. Когда воздух стал чище и опасность быть стертым с лица земли сошла на нет, ученикам разрешили выходить во двор, но в противогазе. Постепенно двор стал зарастать хилой травой и низкими кустарниками, противогазы отменили и мы стали больше времени проводить на улице, а длинные подземные коридоры использовались теперь только персоналом Интерната – по ним быстрее можно было добраться до нужного корпуса.

Старый Дэн повел нас с Юлианой именно этим, подземным путем. Стены коридора были отделаны кирпичом, а потолок – огромными серыми плитами, от этого казалось, что он вот-вот рухнет на тебя. От стен несло холодом, земляной пол был ледяной – мои ноги сразу замерзли. Коридор освещался только на развилках, в основном он был погружен в кромешную тьму ― на расстоянии вытянутой руки ничего нельзя было разглядеть. Здесь, под землей, было не только темно, но еще и очень тоскливо. Сложно было представить, что тут ходили строем первые выпускники Интерната и раздавалась человеческая речь.

Старый Дэн освещал нам путь факелом, и мы старались не отстать от него. Я перестал ориентироваться и запоминать дорогу после второго поворота: коридор постоянно раздваивался, петлял, а Старый Дэн шел очень быстро. Юлиана часто спотыкалась, хотя пол был ровный, без ям и кочек. Пару раз она схватила меня за рукав, чтобы удержаться на ногах и не упасть, и я почувствовал, что ее руки дрожат. Мне тоже было неуютно, и я до сих пор ругал себя, что вызвался пойти с ней к «черному человеку». Но потом я подумал, что, если бы не было меня, эта маленькая девочка могла бы растянуться на холодном полу в этом темном коридоре, испугаться, расплакаться. Почему-то я представил Юлиану одну в этом подземном тоннеле (о нашем провожатом я забыл), и мне стало так жалко ее, что все мои страхи и сомнения улетучились. Я должен быть здесь. Чтобы подавать ей руку и быть рядом. Чтобы ей не было страшно и одиноко.

Наконец коридор вильнул в последний раз, и мы оказались перед железной дверью. Старый Дэн толкнул ее – дверь со скрежетом открылась. За ней была белокаменная лестница, идущая вверх. Мы увидели, как запрыгали солнечные зайчики на ее ступенях, почувствовали свежий ветерок и с облегчением вздохнули – сейчас мы будем на поверхности. Но Старый Дэн не торопился подниматься по ступенькам. Он обернулся и строго посмотрел на нас.

– У вас будет не так много времени на разговоры. Инспектор – человек занятой, ему надо скоро возвращаться в Город. Если у вас действительно есть, что ему рассказать – хорошо. А если вы станете отвлекать его от дел лишними разговорами – всем будет плохо. Вы правда что-то знаете? – он пристально посмотрел на нас.

– Да, я знаю, – тихо сказала Юлиана.

Я только закивал головой – что я мог ему ответить? Я ничегошеньки не знал! И теперь понял, что мне может влететь.

– И это что-то – действительно важное? ― еще раз спросил Старый Дэн.

– Да, важное, – все так же тихо, но твердо ответила Юлиана.

Мне оставалось лишь молчать и убедительно кивать.

– Ну может быть, это для вас важное, а для на самом деле – пустяк. А отвлекать по пустякам Инспектора не стоит. Ой, ребятки, мне же попадет, мне…. – запричитал Старый Дэн.

– Но это важно, – повторила Юлиана уже не так уверенно.

Вдруг сверху раздался шум шагов и на лестнице появилась чья-то фигура.

– Кто там? А! Это вы! Я сама провожу детей к Инспектору, – мы сразу узнали ледяной голос завуча Интерната Варвары Борисовны.

Не то чтобы мы не любили эту красивую, но строгую женщину, однако в обычной жизни предпочитали не попадаться ей на глаза. А если и попадались – быстро здоровались и, не встречаясь с ней взглядом, старались улизнуть. Но даю руку на отсечение, все девчонки в Интернате мечтали о ее нарядах, прическе и, конечно, королевской осанке. Она всегда держала спину ровно, голову – высоко, и даже на своих высоченных каблуках двигалась уверенно и величественно. Ее закрытые платья с длинными рукавами и расклешёнными юбками обсуждались девчонками в спальнях, как нечто необыкновенное. Наряды завуча действительно были красивыми и утончёнными, но никто не знал точно, откуда они – привозили ли их из Города с еженедельной почтой, либо она шила их себе сама. Последняя версия казалась мне полным бредом: невозможно было представить ее за швейной машинкой, не королевских это рук дело. А завуч была «королевой Интерната». Разве что ее голову украшала не корона, а узел из черных густых волос. Ее прическа была неизменна, и ни один волосок не выбивался из нее в течение дня. Ну и конечно, голос – в нем было много силы, и любые ее приказания исполнялись незамедлительно.

Вот и тогда, услышав сверху: «Дети, поднимайтесь!» – мы сразу же двинулись вверх по лестнице. Ведь мы никогда не перечили завучу. Я даже не обернулся на Старого Дэна, который остался стоять внизу. Пока мои глаза не привыкли к дневному свету после темноты подземного коридора, я видел вверху только темный силуэт. «А вот и еще один черный человек», – подумал тогда я. У меня всегда была богатая фантазия, я боролся с видениями как мог, но тогда они победили. Я представил, что мы с Юлианой идем на казнь, а наверху нас ждет палач в длинном черном плаще, с надвинутым на лицо капюшоном. Я видел такую картинку в старой потрепанной книге, которую нашел случайно в библиотеке. Хотя мне было не по себе, я прочитал ее целиком и поплатился: ко мне во сне стал приходить палач в черном капюшоне. Прошло несколько месяцев, пока образ палача не вытеснили новые страхи и он перестал мне сниться. Но вот на этой лестнице, ведущей из подземелья, он появился опять. В груди у меня стало холодно, я по-настоящему испугался. А потом я разозлился на себя: вот так защитничек, сам себе страхи придумывает!

А еще я подумал: «Хорошо, что Юлиана не умеет читать чужие мысли».

14

Когда от черного силуэта нас разделяло всего несколько ступеней, он сделал пару шагов назад. Солнечный свет не оставил от палача ни следа: перед нами стояла завуч, скрестив руки на груди. Варвара Борисовна была одета в длинное черное платье с высоким воротником-стойкой и широкими рукавами, которое я сначала принял за плащ палача. Я еще раз обрадовался, что мои мысли никто не читает. Вот бы мне не поздоровилось за такое сравнение! Но если завуч надела это черное платье, значит в Интернате объявлен траур. Обычно об этом объявляют в обеденном зале, когда присутствуют все Факультеты. Видимо мы пропустили распоряжение повязать траурные ленты ученикам и надеть черные одежды персоналу, пока блуждали по подземным коридорам. Я уже ждал, что завуч отругает нас за нарушение порядка, но она даже не взглянула на нас:

– Следуйте за мной, – сказала Варвара Борисовна и пошла по коридору.

Мы двинулись за ней, стараясь не отстать. Я не смотрел по сторонам, не запоминал дорогу, не считал, сколько раз повернул коридор, пока мы не пришли к директорскому кабинету. Меня заворожило совсем другое зрелище: как мелькали каблучки в складках юбки, как шелестело черное платье, как переливался черный бархат. Но самое главное – запах. Я шел следом за Варварой Борисовной, и иногда меня окутывал какой-то сладкий аромат, исходивший от ее платья и волос. Наверное раньше так пахли цветы, которые мы безуспешно пытались вырастить в теплице и видели только на картинках в старых книгах. Это была самая красивая женщина, которую я когда-либо встречал, но я подумал тогда, что все равно моя мама была красивее. Хоть я ее никогда и не видел.

Наконец мы дошли до кабинета директора. Завуч указала на ряд стульев у стены:

– Подождите здесь.

Мы сели на пару свободных стульев и стали ждать, когда нас примет Инспектор. Наконец-то я мог сказать Юлиане, что пришел сюда как самозванец. Я прошептал ей:

– Слушай, Юль. Я ничего не знаю о произошедшем.

Юлиана с удивлением повернулась ко мне:

– А зачем тогда пошел?

– Ну тебя поддержать… Как бы ты одна по подземному коридору пошла. Страшно же.

Юлиана фыркнула:

– Ничего я не боюсь!

– Ну ладно, ладно, смелая крольчиха. Только не выдавай меня, хорошо? – уговаривал ее я.

– Хорошо, смелый кролик, – усмехнулась Юлиана. – Не выдам. Пойдешь со мной, но будешь молчать.

В это время завуч тихо переговаривалась с секретарем директора, которая восседала за массивным столом с кучей выдвижных ящиков. Это была тощая и очень противная старуха, которая возомнила себе чуть ли не вторым номером в Интернате и могла отвешивать язвительные указания даже учителям и своему начальнику. Единственным человеком, перед кем она трепетала, была завуч. Именно поэтому их беседа напоминала тихий разговор двух подруг – они шептались как наши девчонки, разве что не хихикали.

Но им пришлось прервать свой разговор, потому что дверь директорского кабинета распахнулась, и из нее вышли заплаканная тигрица Вера, огромный, как секретарский стол, тигр Прохор и насупленный и тяжело дышащий Тарас (видно, что ему уже было не до шуточек). Оказывается, Инспектор допрашивал друзей Тимура. Они прошли мимо, даже не посмотрев в нашу сторону. Зато в нашу сторону уже смотрели секретарь и завуч.

– Проходите. Вас ждут.

И мы пошли.

15

Нас действительно ждали. Черный человек сидел за столом, положив руки перед собой и сплетя пальцы. Но смотрел он не на нас, а в окно. Мы с Юлианой тоже повернули головы в сторону окна и увидели, как по двору идут три человека. И хотя один из них казался великаном по сравнению с другими, он выглядел намного слабее сопровождающих: его спина дрожала, руки были связаны сзади, а голова низко наклонилась вперед. В следующее мгновение я узнал в великане интернатовского Повара, а форма сопровождающей его парочки говорила о том, что это работники Министерства безопасности. Эта троица подошла к вертолету, который всю ночь стоял у нас во дворе, и стала подниматься по приставной лесенке в кабину. Повар шатался и спотыкался, его сопровождающим пришлось поддерживать его за руки. Вот они шагнули в кабину, дверь захлопнулась, но вертолет так и остался стоять на месте.

– Забираю с собой главного подозреваемого, – черный человек отвернулся от окна и уже буравил нас взглядом. – А возможно, и опасного преступника.

Нам было не по себе находиться один на один с этим человеком, слышать от него про «подозреваемых» и «преступников». Поэтому мы с Юлианой молчали, как будто языки проглотили. Я даже не мог рот открыть, чтобы представиться. Хотя у меня промелькнула мысль, что мы позорим образование Интерната, которое стремиться воспитать новых граждан – воспитанных, умных, уважающих порядок и закон. Но в этот момент я забыл о нормах поведения и общения со старшими. Стоял столбом и пучил глаза на инспектора. Но тут он задал вопрос, на который нам пришлось ответить:

– Зачем вы хотели меня видеть?

Первой нашлась Юлиана, за что я был ей очень благодарен. Да и как иначе: ведь она что-то знала, а я ничего не мог рассказать Инспектору.

– Я хотела рассказать вам, что видела пару дней назад, – тихо сказала Юлиана.

– Так, хорошо. Но сначала я должен попросить у вас разрешения вести записи. – Инспектор вопросительно взглянул на нас. Мы кивнули. – Итак, с кем имею честь?

– Юлиана. Факультет Кроликов.

– Арсений. Кролик. Тоже. – я испугался собственного голоса: таким он был скрипучим и противным!

– Хорошо, – кивнул инспектор, сделав заметки в своем блокноте. – Теперь, многоуважаемые Кролики, рассказывайте с чем пожаловали.

И тут я услышал историю Юлианы, ради которой она и пришла сюда, по подземному коридору, в кабинет директора, на ковер перед черным человеком.

– Три дня назад я дежурила в теплице. Убрала грабли, лопаты в кладовку, подмела пол, полила ростки, которые недавно взошли. – Тут Юлиана замялась и покраснела. Потом сделала глубокий вдох и продолжила: – Я, когда дежурю, всегда с растениями разговариваю. Может, вы подумаете, что это смешно или глупо, но я заметила, что, если с ними разговариваешь, они лучше растут. Я им даже песенки пою… – Юлиана совсем застеснялась и замолкла.

Инспектор что-то записывал в своем блокноте и не думал смеяться. А мне уж тем более не до смеха было. Но все равно было интересно узнать, чем занимается Юлиана на дежурствах в теплице.

– Так, так. Что дальше? – не слыша продолжения истории, инспектор поднял голову и с интересом смотрел на Юлиану. Она сделала еще один глубокий вдох и продолжила.

– Разговариваю я с ними в темноте. Чтобы они не боялись меня. В тот раз я тоже выключила свет в теплице и села возле грядок, чтобы поболтать со всходами рженицы…

– Рженицы? – переспросил инспектор. Но на это раз он смотрел прямо на меня и мне пришлось ответить:

– Мы пытаемся вывести новый вид зерновых. Скрещиваем рожь и пшеницу.

Инспектор покачал головой:

– Вы бы лучше со старыми видами разобрались. Ну да ладно, что там дальше было?

– Я тихо сидела между грядок и разговаривала с росточками. О чем разговаривала нужно рассказывать?

– Нет, не надо. У меня мало времени. К сути! – ответил инспектор.

– Ну вот. Вдруг я услышала шаги. Кто-то зашел в теплицу. Я не подала голоса, а наоборот спряталась – испугалась, что меня застанут и будут надо мной смеяться. Ну что я разговариваю с растениями. А тот, кто вошел в теплицу, свет не стал включать. Мне еще тогда это подозрительным показалось. Что можно делать в темноте?

– Ну ты же что-то делала там… – с сомнением протянул инспектор.

– Вот мне стало интересно это. Я сидела и не высовывалась. А этот кто-то тихонько пробрался к дальней кладовке, открыл дверь ключом и начал там шуршать. Я слышала, что этот кто-то переставлял банки с удобрениями. Он старался не шуметь, но мне было все слышно. Он как будто что-то искал. И вот когда нашел, то захихикал!

– Захихикал? Значит ты слышала его голос? – спросил инспектор.

– Да! Слышала. Но не узнала. Я даже не могу точно сказать, мужчина это был или женщина…

– Ну хорошо. А потом он ушел?

– Да. Так же, не включая свет. В темноте.

– Кроме того, что этот кто-то любит гулять в темноте, что же тебя насторожило?

– То, что после его прогулок в темноте, – съязвила Юлиана, – из закрытой кладовки пропало ядовитое удобрение! А на следующий день умер Тимур! И я думаю, что его отравили именно ядом из нашей теплицы.

Юлиана сказала эти слова особенно громко и взволнованно, но ее речь произвела впечатление только на меня. Инспектор же остался спокоен: он сидел, удобно устроившись в директорском кресле, и самодовольно нам улыбался. Он как будто ожидал услышать что-то подобное.

– Девочка, ты молодец что… хм… разговариваешь с растениями, может, это действительно даст результаты. В нашем случае нужно испробовать все! Ты очень смелая, не испугалась сидеть в темноте и наблюдать за вором. Твой рассказ я подробно записал, он пригодится нам в суде для вынесения обвинительного приговора.

– Кому? – хором спросили мы с Юлианой.

– Старшему повару Интерната развивающего и образовательного типа номер 6. Он уже арестован. Только у него была возможность добавить яд в торт, точнее в элемент торта. Мотивы будут выясняться. Но теперь мы знаем больше деталей. Благодаря тебе, – инспектор заглянул в блокнот, – Юлиана.

И тут инспектор посмотрел на меня и, сверившись с блокнотом, задал мне вопрос, которого я так боялся:

– А ты что хочешь мне рассказать, Арсений?

И я решил рассказать правду.

– Я ничего не знаю. Я просто охраняю важного свидетеля.

– Ого! – инспектор присвистнул. – Даже в Городе нет такого… хм… порядка. Действительно, в свете последних событий надо сплотиться и быть настороже. Молодцы. Порадовали.

Инспектор резко встал с кресла:

– Сейчас нет времени с вами поболтать, мне нужно возвращаться в Город. Надеюсь, в вашем Интернате не будет больше подобных инцидентов. Однако обо всех подозрительных случаях сразу же сообщайте старшим. Спасибо за помощь.

Он кивнул нам и вышел из кабинета. И в образовавшейся тишине было слышно только как Юлиана скрипела своими огромными зубами.

16

Инспектор арестовал Повара и забрал его с собой в Город. Больше его никто не видел. В Интернате все сразу же поверили, что Повар виноват в смерти Тимура, но версий, почему же он убил лучшего Тигра на курсе, было мало. В основном все сходились к одной – личной неприязни. Кладовку с ядовитыми удобрениями освободили, а все банки перенесли в медкорпус и закрыли в сейф, где хранились лекарства. Теперь удобрения Кроликам выдавались только под роспись, даже самые безобидные, вроде птичьего помета.

Постепенно о смерти Тимура стали забывать. В Интернате не было кладбищ, мы никогда не хоронили своих товарищей – всех мертвецов отвозили в Город. Человек как бы пропадал бесследно и память о нем тоже не хранилась долго. Даже могучий и красивый Тимур быстро был забыт.

Жизнь текла своим чередом. Тигры покинули Интернат, Кролики стали выпускным классом, а в пустующий несколько лет корпус Собак должны были перевести из Дома малютки новых воспитанников. Мы с нетерпением ждали этих четырехлетних малышей: все-таки новые лица. Но, конечно, к этому любопытству примешивался и страх: мы боялись увидеть на этих детях отпечатки Восточного календаря – новые мутации и уродства. По слухам, из пяти новорожденных только один был «человеческим» на 100 процентов, остальные несли в себе гены других существ.

Когда-то встреча новых воспитанников обставлялась как праздник. На сколько это позволяли условия жесткой экономии продуктов и загрязненного воздуха. Но со временем все торжественные речи, поздравления и памятные подарки сошли на нет, хотя мы стали жить лучше и сытнее. Старый Дэн рассказывал мне, что в прошлом у людей был праздник «Первого сентября», когда отмечали начало учебы, поздравляли малышей, которые шли в школу в первый раз. Мы же жили в школе постоянно, занятия у нас длились круглый год, мы ни на день не расставались со своими одноклассниками, поэтому отмечать начало учебы мы не могли. А малыши так были напуганы, когда попадали из Дома малютки в Интернат, что праздник проходил мимо них. Я совсем не помню свой перевод, видимо все забыл от страха. Воспоминания о детстве появились у меня уже позднее.

Сейчас «перевод» выглядел так: утром распахивались Западные ворота, и нашему взгляду открывалась тропинка, которая вела прямиком к Дому малютки. Как вы помните, мы не должны были появляться там, мы были отделены от малышей. По этой тропинке ходил только персонал: медсестры, очень редко ― учителя и директор. И только раз в год по этой дороге бежали детские ножки. Мы выходили во двор и ждали появления новичков. Если не было дождя и тумана, то мы видели, как их выводят из Дома малютки, как пытаются сбить в кучу. Сопровождающий взрослый показывает на наше здание, что-то рассказывает этим малышам. И вот они трогаются в путь. Сначала дети идут быстро, они подпрыгивают, меняются местами, толкают друг друга. Но чем они ближе к воротам Интерната, тем медленнее и запуганнее они становятся. Они уже не болтают и не играют, а лишь жмутся друг к другу и с опаской глядят на ворота Интерната. А те отворили свою пасть и вот-вот их слопают.

Такие мрачные фантазии лезли мне в голову, когда я стоял со своими однокурсниками во дворе и смотрел на «перевод». В тот день шел мелкий дождь, мы надели непромокаемые плащи и наверняка выглядели очень пугающе в надвинутых на лицо капюшонах. Дорогу, ведущую к Дому малютки, из-за погодных условий невозможно было разглядеть, но по времени дети должны были вот-вот прибыть и все интернатовские уже были во дворе. Дождь шел, мы топтались на одном месте, было скучно и холодно – нельзя назвать такое времяпрепровождение праздником, правда? Но вдруг все разговоры смолкли – мы увидели их. Они вышли из пелены дождя – маленькие, серые фигурки, дрожащие под плащами от холода и страха. Их сопровождала Старшая Медсестра – полная властная дама, которая держала персонал Дома малютки в страхе и ввела особую систему наказаний для малышей. Так уж сложилось, что я почти ничего не помню про Дом малютки, но те, кто прибывает, рассказывают и про розги, и про «черную-черную комнату», в которую запирают провинившихся. Старый Дэн как-то пошутил, что после такой «черной комнаты» у меня память и отшибло. Все может быть.