Ксения Кантор
MAYDAY 2
Глава 1.
25 марта.
Дневной свет! Это первое, что заметила Кристина очнувшись. Солнечные лучи свободно лились из окна, освещая небольшое помещение. Это ли не чудо!? Не в силах поверить собственным глазам, девушка приподнялась и огляделась. Помимо матраса, на котором она лежала, в комнате стоял деревянный стол, стул и ведро. Итак, судя по обстановке, она находится в тюрьме или больничном боксе. В пользу первого свидетельствовала решетка на окне, в пользу второго – светлые стены. Кое-где на них виднелись надписи, нацарапанные чем-то острым на светлой краске. Но сильнейшая слабость и головокружение мешали сосредоточиться и прочесть их.
Не сразу, но ей все же удалось подняться и по стеночке добраться до дверей. Как и ожидалось, они были заперты.
– Эй! – хрипло произнесла она и постучала. – Есть кто-нибудь?
С той стороны немедленно послышался шум. Дверь распахнулась, и на пороге возник парень в защитной солдатской форме. Незнакомец окинул ее внимательным взглядом и кивнул кому-то в сторону. Тут же в комнату внесли поднос с едой.
– Поешьте, скоро за вами придут.
Дверь снова заперли. Кристина перевела растерянный взгляд на поднос. На нем стояла кружка с чаем и тарелка каши. Желудок мгновенно откликнулся, отчаянно требуя еды. Чай оказался крепким и сладким, а каша сытной. Съев все до последней крошки, девушка почувствовала себя чуточку лучше. Назначение ведра сомнений не вызывало, поэтому она быстро справила нужду и присела на стул. Пока ждала, пыталась осмыслить свое положение. Первое, она жива. Само по себе невероятно. Кристина была уверена, что не переживет последнюю вылазку.
Второе, судя по решетке на окне, ее держат в плену. Опять!
Третье, наличие военных доказывало, это место относительно безопасное.
Если это и есть то самое спасение, то в ее случае какое-то откровенно стремное. А где же дети, медицинская помощь и вообще, куда ее привезли? Может, ее переместили в один из небоскребов? Все еще сомневаясь, девушка подошла к окну. Небоскребов не было. Было зимнее серое небо с плеядой огромных белых облаков. Совершенно реальное.
В голове возникли отрывки воспоминаний. Кажется, перед тем как отключиться, она слышала крики и выстрелы. В тот момент мозг воспринял это за предсмертные галлюцинации, но похоже, все происходило на самом деле. Осталось понять, где остальные дети и ее брат. Их судьба сейчас волновала больше, чем собственная. Девушка вновь попыталась было стучать в дверь, но с той стороны никто не ответил. Ей не оставалось иного, как ждать. Вернувшись к столу, Кристина устало опустилась на стул и замерла.
Прошло минут тридцать, прежде чем дверь отворилась вновь. На пороге стоял тот же военный.
– Следуйте за мной, – кинул он и сделала шаг назад, пропуская ее наружу.
Впереди простирался коридор с такими же дверями. Озираясь по сторонам, девушка молча следовала, куда велит провожатый. Они без конца куда-то сворачивали, затем поднялись на несколько этажей выше. И все это время мужчина держал винтовку наготове. Заметив это, она не удержалась от жесткой ухмылки. Видимо, судьба у нее такая – вечно быть под прицелом нервных солдат.
Они остановились напротив массивной железной двери. Постучав, солдат дождался позволения войти и с порога доложил:
– Командор, вы просили привести, как только девушка очнется.
Кристина робко вошла в просторный кабинет. Одну стену сплошь покрывали карты, вдоль второй тянулись высокие стеллажи с папками. Напротив стены с окном стоял внушительный стол. Он занимал центральную часть помещения. К нему тянулся еще один – переговорный с ровными рядами стульев по обеим сторонам. Спиной к окну сидел, очевидно, хозяин кабинета. Из-за света, падавшего на него сзади, невозможно было рассмотреть его лицо, лишь силуэт – огромные плечи и очертания головы с темными волнами волос. Мужчина молчал. Поежившись, Кристина почувствовала, как ее вновь одолевает страх.
Марк окинул взглядом стоявшую перед ним пленницу. На голове всклоченные засаленные волосы, на теле убогое тряпье, которое уже мало напоминало одежду. Грязная, потерянная и настолько худая, что выглядела лет на четырнадцать. Неудивительно, что сначала он принял ее за школьницу, а потому и велел определить в отдельный бокс. В тот момент это ее спасло, но сейчас, все будет зависеть только от нее. Предварительно ему удалось расспросить детей о девушке и составить свое представление о ее роли во всей этой истории. Тем не менее оставалось слишком много белых пятен.
Кристина затравленyо озиралась по сторонам, словно загнанный звереныш, но все же набралась смелости спросить:
– Где дети?
– Вопросы здесь задаю я.
От этого низкого рычащего голоса по спине побежали мурашки. Мужчина встал, вышел из-за стола и приблизился. Смена положения наконец-то позволила рассмотреть его. В ту же секунду Кристине стало еще хуже, пол начал медленно уходить из-под ног.
Этот ледяной взгляд и жесткое каменное лицо ни с кем не перепутаешь. Перед ней стоял командующий военной базой Марк Страхов. Сердце грохотало в груди так, что она не сразу расслышала прозвучавшие слова.
– Вы находитесь на закрытой базе «Аргон». Всех выживших из Афимолла доставили сегодня ночью солдаты. И только от вас сейчас зависит? останетесь вы здесь гостьей или пленницей. Рассказывайте, – раздраженно повторил он.
– Что именно?
– Все.
Мужчина вернулся за стол и молча уставился на нее. Под прицелом льдисто-голубых глаз даже мысли трусливо разбежались. Обхватив себя руками, Кристина попыталась собрать их хотя бы в жалкое подобие кучки. Судя по всему, командор ее не узнал, хотя и видел в тренировочном зале во время визита в Кремль. Ей это только на руку, поскольку открыть всей правды она не могла. Лишь ту ее часть, что касалась плена у крысиного короля. Прочистив горло, девушка начала:
– Мы с братом искали еду. В очередную вылазку отправились в Москва-Сити. Я знала, там есть магазин продуктов. Но не знала, что Афимолл под контролем короля. Там мы и попались…
Дальше она как можно подробнее описала последовавшие события. Утаив только об укусах. В этот момент она молилась, чтобы Рита не успела проболтаться об их секрете. Понятно, рано или поздно правда всплывет, но, возможно, потом она что-нибудь придумает, выкрутится. Или же ей удастся переговорить с девочкой и убедить хранить молчание и дальше.
Когда речь зашла о рации, командор прервал ее:
– Как вам удалось ее отремонтировать?
– Никак. Мы вставили новые батарейки, а после Рита научила меня сигналу SOS. Может, я пару раз ударила рацию об пол. Не помню. Я тогда была почти в бессознательном состоянии.
Скулы на лице мужчины мгновенно заострились. Было видно, он изо всех сил сдерживает гнев.
– Никогда не смейте так халатно обращаться с оборудованием. Рация – единственное, что связывало меня с дочерью.
– Рита… ваша дочь?
Вопрос остался без ответа.
– Но ведь сработало, – робко возразила Кристина.
Хотя понимала, разбей она рацию, у девочки не осталось бы ни единого шанса встретиться с отцом. Невольно из груди вырвался тяжелый вздох. Проведя ладонью по лицу, она осознала, что этот разговор отнял слишком много сил. Колени задрожали, и Кристина едва успела ухватиться за спинку стула, чтобы не упасть. Заметив это, собеседник прищурился и холодно уточнил:
– Вам есть что добавить?
Хотя сказанного было достаточно. Открывшаяся правда никак не желала укладываться в голове. Бесновалась, царапала, кусала. Сам Марк не раз бывал в пекле, где товарищей разрывало на куски, а под ногами хлюпала еще теплая кровь. Но то взрослые… а дети, за что им такое? Изо дня в день, из ночи в ночь тихий, непрекращающийся кошмар.
Пленница лишь мотнула головой. Ладно, с ней он разберется позже.
– Вы здесь только благодаря моей дочери. Так что давайте сразу расставим все точки над i. Жалости и сантиментов не будет.
Он встал и прошелся по кабинету.
– Вас отведут в комнату. Отдохните. И помойтесь, от вас воняет.
Сказав это, он поморщился так, словно перед ним лежала куча навоза.
Кристина кивнула. Что тут скажешь, почти два месяца они провели под землей и за все это время лишь изредка протирались влажными салфетками. Даже представить страшно, насколько отталкивающе она сейчас выглядит.
– Я хочу увидеть своего брата.
Но на нее больше не смотрели. Ухватив за локоть, солдат вывел Кристину из кабинета. И снова лестница, длинный коридор, и наконец-то долгожданный выход на улицу.
Несколько мгновений она глубоко и медленно дышала. И пусть сейчас легкий мороз, но не было ничего слаще этих глотков чистого свежего воздуха.
– Какой сегодня день? – обратилась она к солдату.
– Двадцать пятое марта.
Выходит, они провели в плену… шестьдесят дней! Шестьдесят дней в кромешной темноте и затхлости, без возможности увидеть солнечный свет, без нормальной еды, в жутких, нечеловеческих условиях. Подняв голову к небу, девушка устремила взгляд на облака и, как парализованная, не могла сделать ни шага. Прохладный ветерок холодил щеки, касался век, забирался под одежду. И это были самые прекрасные ощущения за последние несколько недель.
Солдат терпеливо ждал. Чуть нахмурившись, он наблюдал, с каким наслаждением девушка дышит, и вопреки словам командора, все же испытывал жалость. Если верить рассказу, прозвучавшему в кабинете, крошка побывала в аду и умудрилась выжить.
Опомнившись, Кристина встретилась глазами с провожатым и пробормотала:
– Извините, я готова идти.
От слабости мутило и качало, но она шла вперед, стараясь держаться прямо. Навстречу попадались люди. Шагая по утоптанным снежным дорожкам, они кидали на девушку ошеломленные, полные сочувствия взгляды, но никто так и не решился обратиться к ее конвоиру.
Их путь лежал к длинному секционному зданию. Покопавшись в памяти, Кристина вспомнила, что это таунхаусы, такие обычно строили за городом. Фасад условно был разделен на равные части, у каждой имелась дверь, окно и остроугольная крыша, венчавшая второй этаж.
Солдат остановился напротив одной из дверей и открыл, пропуская девушку внутрь. Сам он зашел следом и как ни в чем не бывало встал у выхода. Ясно, значит, к ней приставлен наблюдатель. Пусть так, главное – на окнах нет решеток.
Комната оказалась небольшой и совмещала в себе крошечную кухню и скромную гостиную, которая включала диван и книжный шкаф. Справа располагалась лестница, ведущая на второй этаж. Кинув робкий взгляд на военного, девушка получила короткий кивок.
– На втором этаже есть душ. Вода наполняется раз в сутки, так что лучше экономить.
Вода? Он серьезно сказал вода? Если бы не дрожь в коленях и отдышка, она бы взлетела по ступеням вверх, а так пришлось карабкаться почти ползком. Кое-как все же удалось преодолеть лестницу. На втором этаже обнаружились две крохотных спаленки и ванная комната с небольшой душевой, унитазом и умывальником. Над раковиной висело зеркало. Заглянув в него, Кристина потрясенно застыла. Оттуда смотрело непонятное существо: с впалыми щеками, грязным, серым лицом и жуткими космами, свисающими с головы. И этот взгляд… затравленный, потухший. Неужели это она? Ужаснувшись собственному отражению, Кристина принялась судорожно срывать с себя лохмотья, в которых провела больше двух месяцев. После чего трясущимися руками повернула вентили, не особо надеясь на чудо. Из крана фыркало, шипело, но вскоре оттуда действительно потекла вода. Да, тоненькой струйкой, да, чуть теплая, но она была! Обалдеть!
Также в душевой обнаружилось мыло. Настоящее мыло – белое и ароматное! Не веря своему счастью, Кристина встала под слабые струйки и блаженно замерла.
Она помнила о предупреждении солдата, но ничего не могла с собой поделать. Намыливала волосы, терла мочалкой тело снова и снова, а оно все равно казалось грязным.
Насилу заставила себя остановиться. Обернувшись полотенцем, посмотрела на одежду, лежавшую на полу бесформенно грязной кучей, и с отвращением запихала ее в мусорное ведро. Нет, даже если придется ходить голой, она ни за что не наденет ее вновь. Невольно взгляд скользнул на руки. Худые, тоненькие, словно веточки. Но ужасало не это. Кожу сплошь покрывали следы от укусов. Уродливые, кое-как затянувшиеся, красные полумесяцы. Итого восемь: пять на правой, три на левой руке. Если верить преданиям, у нее осталась последняя девятая жизнь. Как никак ее фамилия – Кошкина. Невесело усмехнувшись глупым мыслям, она прошла в спальню.
Здесь имелись кровать и комод. На окнах простые белые занавески, на деревянном полу небольшой бежевый коврик. К счастью, в комоде обнаружился комбинезон цвета хаки, очень напоминавший тот, в который был облачен ее провожатый. Одевшись, Кристина расчесала пальцами волосы и оставила их распущенными, чтобы побыстрее высохли.
Мысли о брате не давали покоя. Внутренний голос подсказывал, скорее всего, Кирилл вместе с другими детьми под присмотром. Но все же тревожность не отпускала. А вдруг он напуган, или ему требуется помощь? Решившись, она спустилась на первый этаж.
Солдат стоял на месте, но при виде девушки переменился в лице. Удивленно моргнул и окинул ее странным взглядом. И вдруг до нее дошло. Очевидно, перемена в ее внешности оказалась колоссальной. Солдат привел в дом лохматое чудище и не ожидал, что после душа под слоем грязи и тряпья скрывается вполне себе человек.
– Где мой брат? Я хочу его увидеть.
– Такого приказа не было.
Равнодушный ответ не остановил ее.
– Пожалуйста… он – единственный близкий мне человек. Я очень переживаю за него.
Но лицо охранника оставалось безучастным. Сглотнув, она предприняла последнюю попытку:
– Он не может говорить, только я его понимаю. Проводите меня к нему. Умоляю!
Но легче было разжалобить камень. Солдат окончательно замкнулся и больше не проронил ни слова.
Невольно из глаз покатились слезы. Резко развернувшись, Кристина ушла на второй этаж и, закрывшись в комнате, попыталась открыть окно. Но несмотря на все усилия, оконная рама не поддавалась. Только пальца разодрала. Вне себя от отчаяния и бессилия девушка повалилась на кровать.
Пахло мятой и лавандой, но, возможно, так просто пахла чистота. Она уже и забыла, каково это. Пообещав себе полежать ровно пять минут, прежде чем атаковать солдата вновь, Кристина закрыла глаза.
Глава 2.
В больнице командора немедленно проводили в палату дочери. Маргарита лежала на койке и почти сливалась с белым одеялом. Она выглядела неестественно бледной и такой хрупкой, что сердце болезненно сжалось. С бесконечной осторожностью Марк дотронулся до детской щеки.
До сих пор не верилось, что ему далось. Долгие месяцы поисков, вылазок, когда отряды прочесывали район за районом. Мучительные часы ожидания, бессонные ночи, полные догадок и терзаний. Сколько раз он твердил сам себе, что все напрасно и его дочь мертва? А с наступлением утра отдавал очередной приказ.
И вот Рита здесь.
От прикосновения реснички затрепетали, но дочь не проснулась. Лишь вздохнула во сне и вновь затихла.
Рядом молчаливой статуй замер доктор. Почтительно склонив голову, он ждал, понимая, как радостно и одновременно тревожно, должно быть, сейчас командору. Все в «Аргоне» знали, с каким отчаянием он стремился вернуть дочь.
– Как она? – тихо поинтересовался Марк.
– На успокоительных. Помимо удручающего физического состояния, у всех детей сильнейшее нервное истощение. Со своей стороны мы делаем все возможное, а все невозможное сделает забота, сон и чувство безопасности.
– Спасибо, доктор. Как только она проснется, дайте мне знать.
Собеседник кивнул. На секунду задумался, но все же решился. Откинув край одеяла, он указал на лодыжку девочки. Там виднелась жуткая рана, словно кто-то вырезал кусок плоти. Внимательно осмотрев ровные края, покрытые свежими коростами, Марк мгновенно догадался: рана нанесена ножом и явно неслучайно. В ту же секунду он с хрустом сжал кулаки.
Внутренний монстр бесновался и скреб когтями. Безжалостный, свирепый хищник, одержимый жаждой крови, рвался наружу, грозясь снести внутренние преграды и заслонки. В груди все вибрировало и сотрясалось от ярости. И Марк едва сдерживался, чтобы немедленно не рвануть и прикончить всех мразей, захваченных в Афимолле. Он вырвал дочь из плена. Ее и еще восемь детей, которые прошли через немыслимое. И сгореть ему заживо, если он не отомстит. Те сволочи получат сполна. Они пожалеют, что остались живы.
Вторя мыслям, монстр разразился утробным свирепым рыком. Только дай приказ, разорвет всех. С этой темной, звериной стороной личности Страхов познакомился лет в четырнадцать и с тех пор скрывал от всех. Поначалу было невыносимо сложно контролировать внезапные вспышки ярости и агрессии. Родители и вовсе были в ужасе. Бесконечные драки, скандалы, исключение из школ. Отчаявшись, они отдали сына в кадетский корпус-интернат. Жесточайшая дисциплина и тренировки немного усмирили внутреннего монстра. Однако Марку потребовались долгие годы, чтобы приручить и научиться контролировать эту часть своей личности. Но бывали такие моменты, когда монстр брал верх. Например, как сейчас. В голове отбойным молотком звучало: убить, растерзать, порвать. Перед глазами яркими вспышками мелькали сцены кровавой расправы.
Наблюдая за командором, доктор нервно сглотнул и на всякий случай отошел подальше. Напряженный, с бугрящимися мышцами, сейчас Страхов напоминал убийцу, готового в любой момент напасть. Как можно мягче, мужчина заметил:
– Рана не представляет опасности, но мне бы хотелось знать, при каких обстоятельствах она получена.
– Это Кристина… – раздался сонный голосок.
Резко повернув голову, Марк встретился с ярко-голубыми глазами дочки. Точь-в-точь как у него. После секундного замешательства она вдруг часто-часто заморгала, обвела взглядом палату и вновь уставилась на него.
– Папочка? – ошеломленно прошептала Рита.
– Да, малышка.
Он шагнул ближе и как раз вовремя, дочка кинулась к нему и зашлась рыданиями. Доктор было засуетился, но Марк остановил его одним движением. Подхватив дочь, мужчина прижал ее к себе и не отпускал, пока не стихли слезы. Она стала почти невесомой, такой тонкой и хрупкой, словно перышко – одно неверное движение и переломится. Грудь вновь обожгло волной жалости и гнева. Пришлось напомнить себе, главное – Рита жива, а со всем прочим он разберется.
В палате мужчина провел час, и все это время Рита просила его не уходить. И только когда дочь снова заснула, Марк смог переложить ее на кровать. Отдав распоряжение вызвать его сразу же, как только маленькая пациентка проснется, командор вышел из больницы и решительно направился в южную часть лагеря. Внутри вновь царило привычное хладнокровие. За время, проведенное в больнице, мужчине удалось обуздать внутреннего монстра и наметить дальнейшие шаги.
– Роков, прием! – сказал он в рацию. – В какой дом поместили пленницу?
Получив ответ, он также спокойно дошел до нужного крыльца. Солдат уже ждал. Пропустив командора внутрь, он взглядом указал на лестницу, ведущую на второй этаж. Кивнув, Марк медленно направился наверх.
Каждая ступень приближала его к возмездию. До полного удовлетворения еще далеко. Он лично порежет на кусочки всех причастных, никто не уйдет от ответственности. Но эту гниду прикончит первой. Лживая тварь. Прикинулась спасительницей, втерлась в доверие к детям, а сама истязала их.
В окно лился тусклый дневной свет, какой часто бывает ранней весной. Из-за этого в комнате царил полумрак. На кровати виднелась небольшая фигурка. Свернувшись в комок, девушка безмятежно спала. Вокруг головы змеями расползались пряди волос. За них-то он и стащил преступницу с кровати.
Не пришедшая в себе после сна, Кристина в ужасе смотрела на направленный в лоб пистолет. Очередной кошмар? Или реальность? Но сверкающий ненавистью ледяной взгляд и сжатые губы выглядели слишком реалистично. Как и черное дуло.
– Один вопрос. Когда ты резала мою дочь, о чем ты думала? Что это сойдет с рук? Или все равно никто не узнает?
Пленницу начала бить дрожь. В серых глазах застыл невообразимый ужас. Переводя взгляд с дула на лицо командора, она наконец-то смогла выговорить:
– Я… не понимаю, о чем вы.
В дверном проеме неподвижно замер солдат. Оружие наготове, на лице холодная решимость. От прозвучавших слов, стыла кровь. Если это правда, он лично изрешетит гадину.
– В больнице мне показали ее лодыжку, из которой вырезан кусок мяса.
Почуяв запах крови, монстр вновь бесновался и бился о ребра. Не понимал, зачем с ней разговаривать. Почему до сих пор они не пустили ей пулю в лоб. Но даже сейчас, глядя в ненавистное лицо, Марк чувствовал, что должен услышать хоть малейшие слова раскаяния. Иначе те крупицы веры в людей, что еще теплились в его сердце, исчезнут окончательно.
Медленно со скрежетом, продираясь сквозь панику и страх, до девчонки наконец-то начал доходить смысл прозвучавших слов. Он видел это по ее глазам, из которых хлынули слезы, слышал по участившемуся дыханию. Ну, давай же дрянь, скажи хоть что-нибудь!
Но вопреки ожиданиям, девушка безвольно опустила руки. И на пистолет она больше не смотрела. Вместо этого, отведя взгляд в сторону, безжизненным голосом призналась:
– Ее укусили. Единственная возможность спасти – вырезать пораженный участок. Простите, что причинила Рите такую боль.
Сказав это, Кристина почувствовала, как разом хлынули последние воспоминания. Десяток голодных тварей, рана девочки, попытки ее спасти, жуткий укус на шее Дамира, слова «беги как можно быстрее…», и его удаляющаяся спина. Он мог быть сейчас среди спасенных. От свободы его отделяли несколько жалких часов. Бессмысленная, ужасная, необратимая потеря…
От осознания горькой правды стало трудно дышать. Чувство вины топило, било наотмашь, причиняя физические страдания. Ухватившись за дуло пистолета, Кристина с силой вдавила в висок.
– А вот Дамира не уберегла! Он защищал нас до последнего, и этот долг мне не оплатить никогда. Поэтому, давай… стреляй! Потому что жить с этим в тысячу раз сложнее, чем умереть!
Ее трясло, но слез больше не было. Как не было ни тени страха или растерянности, лишь огромное, как Вселенная, бессилие что-либо исправить.
Желтоглазый монстр замер и принюхался, задумчиво поскреб лапой. В груди медленно разгорался огонек любопытства. Не так себя ведут преступники на пороге разоблачения. Совсем не так. И Марк это тоже знал, а потому резко разжав пальцы, выпустил из захвата волосы и выпрямился. Внутри адским бульоном кипели смятение, подозрительность, гнев. И не понять, какое из чувств сильнее. Мужчина провел ладонью по онемевшему лицу. Нет, сейчас он не готов принимать решение, слишком много эмоций. Отступив, выдохнул и приказал, стоявшему неподалеку, солдату:
– Следить за ней, из дома не выпускать.
Отдав приказ, командор пошел прочь. Пока пленница выторговала себе несколько часов жизни. Пока. Ровно до того момента, как он узнает правду. Благо ждать осталось недолго. Из дома мужчина прямиком направился в тюрьму.
Сегодня здесь царило непривычное оживление. Из камер доносились крики, а солдаты, ведущие допрос, сменялись каждые два часа. Проходя мимо, Марк заглянул в каждую камеру, посмотрел в глаза каждому ублюдку. И только после этого позвал к себе заместителя.
– Докладывай.
Коротко и емко Олег изложил информацию. К этому моменту признания удалось выбить из всех преступников. Уроды кололись как орехи. Единственное, пришлось потратить немного времени, чтобы распутать клубок взаимных обвинений, поскольку пленники всю вину сваливали друг на друга. Но и это не вызвало сложностей. К концу дня картина обрела предельную ясность.
Командор слушал, не перебивая, и лишь в самом конце спросил:
– Выходит, девчонка действительно была на стороне детей?
Почему-то Олег сразу понял, о какой девчонке идет речь, и отрапортовал:
– Так точно!
А после насторожился и внимательней присмотрелся к боссу. На секунду показалось, в глазах командора мелькнула растерянность. Но лишь на секунду. Уже в следующее мгновение Марк вернул привычную холодность и невозмутимость.
Выхватив рацию, он отдал приказ:
– Проводить девушку к брату. После вернуть в дом. И пусть ее осмотрит доктор.
До вечера всех пленников казнили. Страхов лично наблюдал, как ублюдки корчились и истекали кровью, пока не сдохли в собственных испражнениях. Король и его охранники верещали громче всех, и куда только делась изначальная бравада, загадка. Все время допросов подонки разыгрывали клоунаду, прикидывались ненормальными, то заходясь безумным смехом, то принимались умолять о пощаде, видно, до последнего надеялись, что ввиду слабоумия их оставят в живых. Вот только выродки не знали, Марк Страхов никому и никогда не делал поблажек. Не в его правилах. Более того, устав от воплей, командор лично размозжил пулями головы всем троим. И только, когда из трубы крематория повалил густой серый дым, мужчина смог выдохнуть и спокойно отправился домой.