Бурное

– У меня мало времени, знаешь, вечером поезд, – сказала Ирина после паузы, – я ещё хочу посмотреть наш дом, на рынок сходить. Так что я пойду.

– Заходи, будь нашей гостей, – настаивал Нуралы.

И снова сказал что-то жене на казахском, она в свою очередь – снохе. Видимо, велела ей стол накрывать, поняла Ирина.

Высокая девушка-келин кивнула и зашла в дом.

– Без чашки чая не отпустим тебя, – серьёзно сказал Нуралы.

Его жена закивала головой. Традиции гостеприимства оказались выше ревности. И слишком быстро отпустить гостью, которая обнималась с хозяином дома у всех на глазах, будет стыдно перед соседями.

Ирина сделала шаг к воротам, стремясь уйти, Нуралы с женой подхватили её под руки и повели в дом. Внук остался во дворе один.

Ирину провели в комнату с большим обеденным столом посредине. Блюда с орехами и конфетами, печенье, баурсаки и сыр уже ждали гостей.

Ирина пошла мыть руки. Отметила, что Эмре поставил бы пять звёзд за чистоту туалета. Умывая лицо, она смотрела на себя в зеркало и на синих дельфинов, которые плескались на кафельной плитке.

Зачем она здесь? К чему ей надо было увидеть постаревшего Нуралы, его жену, сноху, внука и того мальчика, очевидно, сына? Чтобы убедиться, что её жизнь прошла впустую? Что она ожидала от этой встречи? Ведь витали какие-то неуловимые фантазии о вечной любви.

Она рассердилась на себя. Достала из сумки косметику, подушечками пальцев вбила в лицо крем, наложила тон, накрасила ресницы. Окинула себя критическим взором, синяки под глазами закрасить полностью не удалось, они выдавали беспокойную ночь. Когда она вышла, хозяева сидели за столом и спокойно разговаривали. Ирина разобрала несколько слов.

Натянула на лицо улыбку и села за стол. Тотчас перед ней сноха незаметно поставила чашку с налитым едва ли до половины чаем.

– Я хотел спросить, Ирина, откуда ты приехала? Где живёшь? – завёл степенную беседу Нуралы. Как будто не он, а другой человек обнимал её у ворот.

– Я в командировке в Алматы. А живу в Мюнхене, – так же отстранённо в тон ему ответила Ирина.

– А где работаешь?

– В фармацевтической компании.

– В офисе сидишь? – с удивлением спросил Нуралы.

– Да, – Ирине захотелось спросить, что удивительного видит Нуралы, в том, что она работает в офисе, но она не успела.

– Замужем, дети есть? – на хорошем русском без акцента вклинилась в разговор Алия.

– Я в разводе, – Ирина помолчала, – детей нет.

Алия сочувственно покачала головой. Они ещё что-то спрашивали, Ирина коротко отвечала и думала о том, как бы ей уйти. В присутствии жены разговор не клеился.

Наконец с улицы раздался мужской голос, позвал Нуралы. Нуралы замешкался на минуту, потом твёрдо сказал, что должен ехать. Что был очень рад увидеться. Пожал ей руку, на пару секунд задержав в своей ладони, и ушёл. Просто вышел, без объятий и прощальных слов.

Без него ей здесь было нечего делать, поспешила уйти. Жена Нуралы набрала наскоро в пакет орехов и конфет со стола. Догнала её во дворе: «Сарқыт»[3]. Ирина с недоумением взяла пакет, пробормотала слова благодарности и вздохнула с облегчением, когда вышла за ворота. Второпях покинула улицу, и на другой села на скамейку около дома, в котором, – она его легко узнала по резному коньку, – раньше жила семья Шнайдеров. Они уехали в девяносто первом, сразу когда рухнул Советский Союз.

Бабушка Шнайдеров почти всегда сидела на этой скамейке, и не одна, а с соседками, такими же старушками. Бабули вязали, плели разговоры и макраме. Тогда макраме вешали на окна и двери, надевали на горшки для цветов.

Бурное – райцентр, большое село, несколько тысяч человек, но бабушки знали почти всё обо всех. Наверное, только о новоприбывших не могли рассказать. А после алматинского восстания в восемьдесят шестом сюда потянулись и отчисленные студенты, и уволенные с работы. Некоторые из них у родственников поселились, кто-то дома купил или снял. Не так чтобы их много было, но они отличались от сельчан и вызывали интерес.

Спустя почти тридцать лет бабушек тех наверняка нет в живых. А нынешние не выходят, приглядывают за внуками, что ли. В советское время у людей больше свободного времени было, получается.

Бабули тогда вроде бы макраме плели, но и каждого, кто проходил, оглядывали с ног до головы.

Ирина в детстве мимо старалась быстро пробежать, но бабули успевали потом матери доложить, что она колготки порвала, и ещё был случай – сумку с хлебом уронила.

Сейчас Ирине захотелось вернуть то время. Прошла бы она мимо, а бабуля её узнала и по имени окликнула: «Ира, ты?»

Наверное, Ирина кинулась бы к ним и расцеловала каждую. Спросила, как дела, как здоровье, пусть бы их лица засияли радостью. Они бы смахивали слезинки и рассказывали, перебивая друг друга, где, кто из старых бурновцев и когда приезжал.

Но никого нет на скамеечке. Ирина сидела одна и смотрела на родную улицу глазами повидавшими побольше тех бабушек. Да и что они видели дальше базара в Джамбуле? Музей Ленина в Ташкенте?

Примечания