Дружище

– Допивайте. – Кратко сказал папа.

Он так и стоял с ружьем бесконечно долго, наблюдая, как люди у костра торопливо и в молчании допивают какао, передавая жестяную кружку друг другу, закусывают хрустящим подсушенных хлебом. Кто-то из них поднялся, опрокинул на костёр ведро воды. Побеспокоенное пламя заметалось и переродилось в дым, который тут же утонул в стремительно наступившей темноте.

Несколько секунд Игнат ничего больше не видел, кроме серо-тёмного мира, в котором на сетчатке глаз отпечатались умирающие всполохи огня. Потом проступили силуэты. Показалось, что они обступили папу – сейчас нападут, повалят на землю, убьют. Но сиплый мужской голос сказал:

– Доброго времени, Глеб Константинович. Благодарим за то, что вы сделали. Ну, в общем.

Тени ушли, ещё какое-то время нарушая тишину леса хрустом и шелестом веток. Папа в одно мгновение осунулся, стал меньше, обратился из яростного духа леса в того самого человека, который слушает в машине про девочку синеглазую и жёлтые тюльпаны. Он опустился на корточки, положив ружьё, сцепил руки в кулак, а в кулак уткнулся лбом.

Игнат не удержался, подошёл. Нарочно наступил на сухую ветку, привлекая внимание. Папа вздрогнул, но тут же узнал.

– Ты здесь… сказал же, сиди дома.

– Я фонарик с собой взял, – неуверенно произнёс Игнат. – С фонариком не так страшно.

– Верю, но ты зря нарушил правила, – папа помолчал, растирая кулаком щетину на щеке. – Вернемся, почистишь мысли. Тремя молитвами. У себя в комнате, сечёшь? Я проверю.

Игнат знал, что это значит. Коротко кивнул.

– Почему ты их не убил?

– Нельзя убивать людей просто так. Да и вообще нельзя, если они не сделали тебе чего-то плохого.

– То есть сначала нужно подождать, пока сделают?

Папа неопределенно хмыкнул.

– Мне было страшно, когда я их увидел, – начал объяснять Игнат. – Я бы не стал ждать, я бы с ними разобрался сразу.

Папа хмыкнул снова:

– Всё сложнее, чем ты думаешь, – сказал он. – Убьешь один раз – потом будешь расхлебывать всю жизнь. Где смерть – там плохие мысли, искушение, ниточка к ниточке, накопишь в голове питательный багаж. А это наша слабость.

Игнат кивнул, как будто понял, хотя на самом деле ничего не понял. Он хотел искоренить страх, который вызывали появившиеся около дома незнакомцы, а там уже будь, что будет.

– Откуда они тебя знают?

– Из прошлой жизни.

– Ты был каким-то знаменитым человеком?

– Пойдём, – в одну руку папа взял ружье, а в другую ладонь Игната. – Это уже не важно. Всё, что было в прошлом, давно исчезло. Заслуги, награды, миропорядок. Всё.

Обратно они возвращались в тишине. Игната не покидало ощущение, что теперь за ними наблюдают. Невидимые и осторожные.

***

Дядя Женя приехал в середине июля.

В то утро мама собрала капусту из теплицы и долго с ней возилась. Кочаны нужно было очистить от прелых желтых листьев, помыть. Часть из них мама цепляла за корень к металлическим крючьям и развешивала на веревке в подвале. Так они могли храниться чуть ли не полгода. В полумраке кочаны казались опрокинутыми качающими детскими головками.

Другую часть мелко-мелко резала (она это называла шинкованием) и плотно укладывала в стеклянные банки. Кое-что, порезанное, пошло на обед – тушилось на сковородке.

Игнат сидел на ступеньках крыльца, старательно читал книгу «Волшебник Изумрудного города», водя пальцем по буквам. Он не любил чтение, но мама настаивала, что это навык, который точно ему пригодится. Перечисляла: нужно будет читать вывески магазинов, надписи на упаковках еды, этикетки, инструкции к разным вещам от таблеток до бензопил, дорожные и лесные карты. Если раньше люди легко обходились без грамотности, потому что был таинственный интернет, в котором хранилась вся возможная информация, то сейчас без чтения никуда. Времена изменились.

Бельчонок возился у ног, раскапывал что-то в пыльном песке у крыльца. Хорошо быть щенком, никаких тебе заданий по чтению или правописанию, никаких забот.

Звук мотора зародился в недвижимом жарком воздухе. Мама обернулась на дорогу, приставив ладонь ко лбу. Из-за сарая вышел папа, который возился там с автомобилем. Летом у папы было три увлечения: автомобиль, охота и теплицы. И если в теплицы Игнат уже ходил, то до охоты и автомобиля, со слов папы, пока не дорос. А очень хотелось.

Шум быстро вырос и приблизился, из-за горки выкатил старенький серебристый «Хёндай», вильнул по узкой колее, которая специально была окопана папой так, чтобы автомобиль, водитель которого не в курсе, тут же угодил носом в канаву. Но этот водитель явно был в курсе.

– Явился, – негромко сказала мама, повернулась к Игнату. – Это дядя Жена, мой старший брат. Приезжает к нам иногда.

Думала, что Игнат не помнит. А он помнил вот что: дядя Женя приезжал раз в несколько месяцев, и его появление означало много шума, суеты и бесконечных вечерних посиделок при свечах. Он был военным, который в далеком Санкт-Петербурге обеспечивал безопасность в «чистой зоне» (обо всём этом дядя Женя рассказывал в каждый свой приезд).

«Хёндай» аккуратно объехал все опасные участки и ловушки, скрылся за забором. Скрипнули ворота, открываясь. Дядя Женя вкатил автомобиль во двор, притормозил у деревянной треноги, на которой папа осенью пилил дрова. Хлопнула дверца, дядя Женя тяжело затопал, торопясь к маме. Сжал её в объятиях, приподнял, закружил. Он был высокий, широкоплечий, сильный.

– Родная моя, милая! Я соскучился черт знает как! Сто лет не виделись!

– Месяца четыре, – ответила мама. Дядя Женя поставил её на землю. – Говори сразу, с ночёвкой?

– Что же ты начинаешь, милая? Конечно, с ночёвкой.

Он повернулся к Игнату: большое круглое лицо с раскрасневшимися щеками, выцветшие до желтизны усы над верхней губой, капли пота на висках и лысой голове, зеркальный блеск чёрных очков, глубокие морщины на лбу. Ещё сильно покраснела шея под воротником армейского кителя. Протянул раскрытую ладонь:

– Откладывай книгу, дружище, и лови крепкое мужское рукопожатие.

Игнат молча пожал. Действительно, крепкое.

– О, у вас прибавление в семействе? – дядя Женя присел, подхватил любопытного Бельчонка и принялся трепать его между ушей и за загривок. Щенок не сопротивлялся, а только вилял хвостом и распахивал пасть с мелкими острыми зубами.

– Злой будет! Вон нёбо какое чёрное!

Игнат не понимал за что мама не любит дядю Женю. Ночные посиделки при свечах Игнату нравились. Ночь напролёт дядя Женя с папой пили пиво из банок, папа становился разговорчивым, даже доставал гитару и бренчал какие-то свои любимые песни из прошлого. Да и Игнату можно было не спать, а сидеть с ними в гостиной до рассвета. Хорошо же! Но мама в такие дни часто жаловалась на головные боли, суету и работу.

«Тарелки помыть некому, а вы все болтаете»

«Лучше бы теплицы подлатали»

«Опять столько шума, столько шума, у меня от него бессонница»

Впрочем, дядя Женя не только болтал и шумел, но и помогал по хозяйству. Игнат помнил, что в прошлый раз он привёз новенький генератор и четыре столитровые канистры солярки, папа радовался, как ребенок.

Вот и сейчас дядя Женя обнял папу, и они вдвоем зашагали к сараю. До Игната донеслось:

– Ну, показывай, в чём там проблемка. Живо разберемся…

Папе отчаянно не хватало общения с кем-то кроме мамы.

Где-то через час, когда Игнат уже закончил читать положенные абзацы и занялся чистописанием (под бдительным присмотром мамы), дядя Женя и папа вернулись.

– Я же вам всем подарки приволок! – Радостно сообщил дядя Женя, размазывая масляные разводы на ладонях грязной тряпкой. Он заспешил к автомобилю, бросил на ходу, – Пацан, дуй за мной, поможешь!

Игната дважды уговаривать не пришлось.

«Хёндай» был густо укрыт пылью, как пледом, и ещё пятнами высохшего птичьего кала. Одно боковое зеркало потрескалось, второго не было вообще. Вблизи машина дяди Жени напоминала Игнату монстра. Вот-вот он распахнет пасть и набросится на людей, сжирая их одного за другим. Удивительным образом, Игната подобный образ завораживал. Он положил ладонь на капот. Горячий. Машина как будто дышала.

– Нравится? – спросил дядя Женя, со скрипом распахивая водительскую дверцу. – Мой боевой товарищ. Я на нём уехал из Сочи, когда всё началось. Вдвоём с ним мчались по улочкам, а потом хрен знает куда, подальше от моря и этих языкастых уродов… Ты уж прости… хотя, всё равно ж ничего не помнишь. Бедный пацан.

Игнат хотел сказать, что помнит много, что сны уже теперь не просто сны, но промолчал, потому что секрет.

Дядя Женя нырнул в салон. Дыхнуло жаром, запахом переработанного бензина. Машина скрипнула, проседая, и одна фара подмигнула и тут же погасла.

– Держи! – вынырнув, дядя Женя протянул блестящую коробку с надписью «Дартс». Под прозрачной упаковкой скрывался круглый предмет, разрисованный под мишень, и несколько странных маленький штук с иглами на конце.

– Это дротики, их нужно кидать в круг. Чем ближе попадешь к центру – тем больше очков получишь, – объяснил дядя Женя. – Развивает мелкую моторику, значит, и глазомер. Это сейчас полезно.

Он снова исчез в салоне, вытащил несколько больших пакетов, набитых чем-то, и потопал к маме, которая всё ещё возилась с капустой за широким деревянным столом.

Игнат остался у автомобиля, разглядывая «Дартс». Штуки с иглами ему понравились. Он представил, как кидает в мышей или крыс – их много водилось в подвале и на первом этаже дома. Интересно, можно ли убить грызуна с одного попадания? А если целиться сразу в голову или в мелкий выпученный глазик?

Машина дяди Жени вдруг снова вздрогнула. Игнат испуганно отступил, оглянулся. Дядя Женя был далеко, болтал о чём-то с мамой, вытаскивая из одного из пакетов поочередно сковородку, стопку тарелок, банки консервов.

Машина издала странный звук. Как будто слабо застонала.

Вернее… звук доносился изнутри, из салона. Открытая дверца чуть скрипнула.

Подавшись порыву, Игнат подошёл, заглянул внутрь. Салон был наполнен удушливым горячим воздухом. На переднем пассажирском сиденье лежал блестящий чёрный пистолет, а рядом с ним нож в чехле. Игнат перевёл взгляд назад и обнаружил лежащую в проеме между сиденьями девушку.

На вид ей было лет пятнадцать, хотя Игнат плохо разбирался в возрастах. Ноги связаны, руки тоже – веревка обматывала запястья, плелась вокруг шеи, исчезала за спиной. Рот заклеен скотчем. Лицо в крови, безобразное, рваное, к тому же усыпанное прилипшим влажным песком. Лоскуты кожи свисали со лба, левая щека порвана, под глазами расцвели фиолетовые синяки. Девочка бессильно мотала головой, слабо подрагивала, вызывая конвульсии и у автомобиля. Ещё на ней не было обуви. Окровавленные пальцы ног торчали в стороны изломанным частоколом. Что-то выпирало в горле и ходило ходуном туда-сюда. Игнат вдруг вспомнил собственные ощущения от дурных слов, когда постоянно хотелось сглотнуть, когда что-то в горле металось, царапало, заставляло судорожно дергать шеей и расчёсывать проклятую припухлость в форме мешочка.

Раньше не помнил, а теперь вот.

Чья-то рука взяла Игната за плечо и выдернула из душного салона в не менее душную жару улицы. Рядом стояли дядя Женя и папа.

– Ох и любопытный же ты, пацан, – проворчал дядя Женя недовольно. – Куда нос-то суешь?

– Потом на кошмары жалуешься, – вторил ему папа. В уголке губ у него торчала сигарета. – Дуй в дом, чтоб я тебя не видел поблизости.

Игнат заторопился к дому, мимо укоризненного взгляда мамы. Она ничего не сказала, да и непонятно было, знает ли вообще, что там у дяди Жени в машине.

Бельчонок прошмыгнул следом за ним и зацокал ноготками по паркету.

Игнат, конечно, не удержался и уже из дома осторожно выглянул в окно, отогнув край занавески. Казалось, родители будут смотреть прямо на него, но нет. Мама вытянулась в струнку, прикрыв глаза ладонью от солнца, наблюдала за происходящим. Папа же и дядя Женя вытащили девушку, уложили на землю, в пыль. Девушка извивалась, как червяк, какое-то время, потом затихла. Дядя Женя толкнул его носком берцы в бок. Лицо у дяди Жени было доброе, улыбчивое. Он надломил травинку, засунул в уголок губ. Папа тоже не выглядел напряженным, хотя, казалось бы. Они о чем-то разговаривали между собой, будто у ног не лежал избитый и окровавленный человек.

Вдвоем они подхватили девушку и поволокли за сарай. Игнат видел их длинные извивающиеся тени, потом они исчезли.

Мама всё так же стояла, положив ладони на стол, а затем вернулась к шинкованию капусты.

***

Ближе к вечеру прошёл дождь. Он упал на сухую землю плотной стеной, вспухая пеной и строча автоматной очередью по стёклам. Игнат сидел на подоконнике детской и смотрел, как ручьи грязи бегут вдоль дороги, огибая машины, и сливаются в выкопанных папой канавах.

Дождь вылился минут за двадцать, а потом стремительно иссяк, оставив после себя размазанную серую хмарь над головой.

В такую погоду Игнат любил собирать дождевых червей в банку. Черви валялись где попало: жирные, извивающиеся, красные. На таких можно было поймать крупную рыбу. Хотя папа говорил, что в реке за лесом водится одна мелкотня, Игнат верил, что рано или поздно вытащит щуку или сома.

Поэтому он вооружился банкой и отправился собирать червей на утреннюю рыбалку. Проходя мимо машины дяди Жени, внимательно осмотрел место, где раньше лежала девушка. Следов крови не осталось, а в редкие вмятины налило воды, смешавшейся с грязью. В общем-то ничего страшного, но Игната не покидало странное гнетущее чувство. Показалось даже, что в глубине горла шевельнулось что-то, мелкое и колючее, будто проглотил занозу. Тяжело сглотнув, Игнат отправился к грядкам, за червями.

Вернулся, когда родители накрывали на улице возле дома стол. Мама придавила старую скатерть стаканами, чтобы не унесло ветром. Расставила посуду: тарелки, бокалы, высокие стеклянные кувшины с соком. В дверях дома появился папа, держа в руках с полотенцем дымящуюся кастрюлю.

Дядя Женя сидел поодаль на раскладном кресле и поглядывал на родителей. В губах мелькала травинка, которую он не переставал мусолить.

Игнат подошел к столу, заглянул в кастрюлю, обнаружил в ней желтые разваренные картофельные клубни, обильно посыпанные зеленью, с кусочками подтаявшего сливочного масла. Масло привез дядя Женя, потому что неоткуда ему было больше взяться.

Сразу захотелось есть.

Он убрал банку с червями в тумбочку около уличной скважины, умылся. Папа к тому времени вынес ещё и жареное мясо, а мама выпорхнула из дома с несколькими бутылками. Игнат знал, что это алкоголь. Папа рассказывал, что через два-три года Игнату можно будет по праздникам выпивать немного вина, а мама шикала на него, толкала локтем в бок, хотя делала это без энтузиазма, будто не злилась.

– Все за стол! – скомандовал дядя Женя, тяжело поднимаясь со стула. – Празднование моего приезда объявляю открытым! Не частое явление, между прочим.

Он первым потянулся к бутылке с прозрачной жидкостью, разлил по рюмкам. Игнату вручил бокал с соком.

– Много не пейте, – попросила мама, принимая рюмку.