Флорентийский дублет. Сфумато
Глишич вздохнул и убрал свой экземпляр прошения в конверт, взял следующую бумагу и мрачно изучил ее. Это было решение Консистории Белградской епархии № 6084 от 30 сентября 1887 года – брак расторгли в ущерб Косаре. Сразу за этим документом лежала ее жалоба и ответная жалоба Глишича Апелляционной консистории: он писал, что его бывшая жена подала на него в суд как на «прелюбодея, блудника, карточного игрока, который оскорблял свою жену, и что это не было доказано». Глишич просил Консисторию отклонить в отдельном разбирательстве просьбу Косары о выплате ей алиментов независимо от исхода дела о разводе, поскольку она не доказала, что была невиновной стороной в этом споре.
Он свернул и эту бумагу, приложил ее к предыдущим и просмотрел письмо, в котором мать Косары требовала от него вернуть приданое. По этой претензии в суде первой инстанции города Белграда Глишич заявил, что не получал никакого приданого, только сто дукатов от госпожи Елены в день помолвки, она тогда сказала: «Вот, возьми на расходы и хозяйственные нужды!» Половина из этих денег ушла на свадьбу, остальное на домашние нужды, как и просила мать Косары.
Глишич захлопнул папку.
Пять лет жизни прошли в аду вместо семейного счастья и покоя… Пять лет свелись к стопке бумаг в переплетенной картонной папке.
На мгновение появилось желание открыть дверцу печи и предать огню горькие воспоминания, но Глишич передумал и вместо этого убрал свидетельства о неудавшемся браке глубоко в тень секретера.
Где сейчас Косара? Что делает? Последнее известие о ней Глишич слышал несколько месяцев назад от бывшего свояка Мостича: она якобы пыталась отравиться, выпив толченый фосфор и листья павловниевых деревьев[3]. Безуспешно.
Могло ли ее обаяние перевесить чашу весов за время страданий, которые она причинила? Глишич признался сам себе – хотя никогда не признавался в этом другим, – что вспоминал о моментах сладострастия с женой, когда находился на пике отношений с одной из любовниц, вернувшись к холостяцкой жизни.
Он встал и подошел к окну. На улице стемнело, хотя часы показывали только половину седьмого.
В дверь постучали.
Глишич с недоверием посмотрел в прихожую, где уместился только комод, а на противоположной стене висело зеркало.
Кто это мог быть в такое время суток? Вряд ли сотрудники отеля. Владелец Чедич редко приезжал из Жарково, арендную плату Глишич вносил регулярно его зятю, который вел бизнес. А его друзья и верные товарищи по делам питейным и литературным здесь появиться не могли. По молчаливому уговору они никогда не навещали друг друга ни в квартирах, ни в домах, а встречались либо в трактире «Дарданеллы», либо, реже, в «Сербском короле».
Глишич решил подождать: вдруг стук ему лишь померещился.
Но он повторился, на этот раз громче.
Глишич машинально выпрямился, застегнул шерстяной жилет и медленно подошел к двери. Протянул руку к замку, чтобы открыть его, но остановился, повернулся к комоду и приоткрыл одну из его створок. Свет из комнаты тускло осветил двуствольный обрез «паркер» шестнадцатого калибра, который Глишич получил в подарок от Тасы Миленковича незадолго до окончания шумихи вокруг Савановича.
«Он хорошо послужил тебе сегодня, – сказал тогда Таса, – так пусть послужит и в будущем. Мало ли что тебя ждет впереди».
И действительно, пока Саву уводили в наручниках, он с жуткой невозмутимостью всего одной фразой дал понять Глишичу, что никогда не оставит его в покое и постарается отомстить ему и всем его близким. Прошло десять лет, и ничего не произошло. Но Миленкович знал, о чем говорил: мало ли… Поэтому «паркер» стал больше чем трофеем – все это время Глишич каждый месяц старательно чистил его, менял патроны и на всякий случай держал наготове.
Он оставил створку комода приоткрытой, чтобы в случае необходимости можно было быстро схватить оружие. Стук раздался в третий раз. Глишич глубоко вздохнул, стиснул челюсти и крепко сжал дверную ручку.
В коридоре, на пороге комнаты, стоял высокий мужчина лет сорока в обмундировании полковника кавалерии с промокшими от снега погонами и рукавами светло-голубой шинели. На голове была фуражка со знаком Королевской кавалерии и торчащим красным пером, с одного бока к поясу была прикреплена сабля, с другого – револьвер в кобуре. Правую руку он сжал в кулак и занес для нового удара – внезапно открывшаяся дверь застигла его врасплох.
– Господин Глишич. – Полковник медленно опустил руку. – Извините за поздний визит. Есть неотложное государственное дело особой важности.
– Что вы имеете в виду, господин полковник…
– Белич, Сима Белич, господин Глишич. Что я имею в виду? Что ж… Его Величество король Милан Первый Обренович требует вашего немедленного присутствия.
– Сейчас? – удивился Глишич.
– Сейчас. – Полковник поджал губы под густыми темными усами.
Глишич осмотрел гостя с головы до ног и кивнул.
– Хорошо, господин полковник. Дайте мне минутку, чтобы одеться как положено для королевской аудиенции.
– Конечно. Я жду вас внизу. Только поторопитесь.
Полковник повернулся и пошел к лестнице на первый этаж, а Глишич осторожно закрыл дверь, расстегнул жилет, бросил его на кровать и достал из шкафа свой лучший зимний костюм. Минут через десять он уже сидел в двухместной карете, грохочущей по мокрой брусчатке склона Калемегдана, и направлялся в сторону пристани в сопровождении кавалерийского отряда под предводительством полковника Белича.
Снег тихо кружил по Белграду, даря ему, хотя бы на время, белизну, от которой долгие дни оставалось лишь название.
Глава 2
Работа для осмотрительного и сдержанного человека
Карета остановилась недалеко от воды, через пару мгновений Глишич открыл дверцу и ступил на каменные плиты пристани. Ветер, дувший от черной воды Савы, заставил вздрогнуть и глубже надвинуть шляпу на лоб. Глишич вопросительно посмотрел на Белича, тот, как и остальные солдаты конвоя, остался на коне и лишь кратко махнул рукой в сторону моста у причала. Мост представлял собой металлическую конструкцию с сетчатым ограждением и толстыми дубовыми досками, покрытыми смолой. Глишич пошел туда, но оглянулся на стук колес и подкованных копыт. Увидев, что это кучер развернул повозку от причала в обратную сторону, пожал плечами и отправился дальше, неуверенно ступая по грязи и мокрой дороге.
Подход к мосту под навесом с фонарями охраняли два солдата в парадной форме и бородатый майор гвардии в длинной темно-синей шинели с желтыми эполетами, в светло-голубых брюках с тонкими красными лампасами и в туфлях с черными шнурками. Туфли казались слишком легкими для такой собачьей погоды. Майор стоял неподвижно и пока ждал, когда к нему подойдет гость, с интересом наблюдал за ним из-под фуражки, небрежно положив руки в белых перчатках на рукоять парадной сабли.
– Добрый вечер, господин майор, – произнес Глишич. – Мне сказали, что…
– Конечно, конечно, господин Глишич. Его Величество ждет вас. Проходите.
Майор отступил в сторону и стукнул каблуками. Глишич вышел на мостик и направился к кораблю, стоящему у берега на якоре.
Он узнал длинный и тонкий корпус, дымящую в зимней темноте трубу, верхнюю палубу, покрытую тонким слоем снега. Это был знаменитый «Делиград», на нем князь Михаил плавал из Белграда в Стамбул за ферманом[4]. А в 1867 году под командованием капитана Познановича тянул за собой три баржи с Али Риза-пашой и двумя тысячами турок из крепостей Белграда, Смедерево и Кладово: их выслали на турецкие земли, чтобы они никогда не возвращались в Сербию.
На палубе Глишича встретил высокий мужчина, с усами, бородкой, в темном двубортном капитанском мундире с медными пуговицами, жестким белым воротником, официальным черным галстуком и фуражкой. Это был известный житель Дубровника Божидар Боже Джайя, ему поручили управление «Делиградом» после увольнения со службы Познановича.
– Господин Глишич, – с теплой улыбкой обратился Джайя к Миловану. – Для меня большая честь принять вас на моем скромном корабле. Если не ошибаюсь, вы впервые ступаете на него?
– Верно. – Глишич протянул руку капитану и в растерянности осмотрел корабль, насколько позволяли фонари, установленные через равные промежутки вдоль главной палубы.
– Я приветствую вас на борту корабля. Его Величество с нетерпением ждет вас, он просил отплыть в Смедерево сразу после вашей посадки. Сегодня вечером с нами будет только экипаж и отряд гвардии, конечно. Но не волнуйтесь, Его Величество приказал не беспокоить вас, когда вы начнете беседу. Вы даже не заметите нашего присутствия, кроме разве что официанта, который будет обслуживать вас на ужине. Позвольте проводить вас в каюту, король ждет там.
Глишич кивнул и последовал за Джайей. Из тени, не говоря ни слова, вышел матрос и начал отвязывать подвесной мостик. Загудел паровой двигатель, корабль заметно закачало, из темноты донеслись торопливые крики матросов и офицеров.
– Не знаю, известно ли вам, – капитан посмотрел на Глишича через плечо, все еще с искренней улыбкой, – что «Делиград» построили французы, а название свое он получил от знаменитого Делиградского рва времен Первого восстания. Он может перевозить двести семьдесят пять тонн и буксировать за собой баржи. Совсем скоро мы отметим полвека плавания по Саве, Дунаю и Тисе.
В Глишиче откликались те энтузиазм и гордость, с которыми Джайя говорил о своем корабле, но он не мог уделить капитану заслуженного внимания: его мучили вопросы, о которых он думал с тех пор, как полковник Белич постучал в его дверь с неожиданным и загадочным королевским приглашением. И совсем скоро он получит ответы на эти вопросы.
Капитан открыл дверь, провел гостя в небольшой вестибюль, указал на обитую кожей дверь и поклонился.
– Это одна из двух эксклюзивных кают корабля, господин Глишич. Мне необходимо покинуть вас и вернуться к своим обязанностям. Плавание в Смедерево должно пройти спокойно: на Дунае еще нет толстого льда, да и ветер утих. Надеюсь, ваше путешествие будет приятным.
Корабль спокойно рассекал невысокие волны Дуная, мимо бортов двигались куски тонкого льда. Глишич поблагодарил капитана, пожал ему руку, тот развернулся и, не сказав ни слова, ушел, чтобы присоединиться к офицерам на командном мостике.
Глишич посмотрел на дверь, глубоко вздохнул, нажал на ручку и вошел.
Каюта оказалась просторной и роскошной. На окнах висели пурпурные бархатные шторы, комнату освещали богато украшенные газовые люстры и бра. Стены были оклеены шелковыми обоями и деревянными панелями полотен с мотивами сельских пейзажей. Вдоль стен тянулись диваны, пуфики и стулья с закругленными спинками, а центральную часть комнаты занимали круглые столы, прикрепленные к корабельному полу и покрытые белыми скатертями. Напротив двери, которую отворил Глишич, находился небольшой ореховый бар, возле него официант в облегающем белом пиджаке встряхивал коктейль. Он посмотрел на Глишича, кивнул так, словно ждал его уже давно, и продолжил энергично трясти напиток. Мгновение спустя он перелил содержимое в большой хрустальный бокал и поставил его на серебряный поднос.
– Этот коктейль называется «Сазерак», – послышался голос из правого угла каюты, где располагалась большая чугунная барабанная печь. – Поверх льда наливают ржаной виски, добавляют немного биттера «Пишо» и «Ангостура», чайную ложку абсента и цедру лимона. Я научился готовить этот напиток, когда проводил лето за границей – в Тоскане и на Лазурном Берегу. Будете, Глишич?
Его Величество Милан Первый Обренович взял бокал с подноса, который принес официант, и поднял его, будто произнося тост. Король был одет в повседневный пиджак из тонкого шелка, простую белую рубашку и узкие полосатые брюки. Без ленты и ордена, которые он обычно носил перед подданными. Выражение лица Милана – как показалось Глишичу, состарившемуся преждевременно для тридцатипятилетнего человека, – было мрачным и немного усталым.
Глишич неуверенно кашлянул и слегка поклонился.
– Ваше Величество, я… нет. Я не из тех, кто пьет заморские напитки, – я человек простой, так что… Сойдет и домашнее вино.
Подошел официант, Глишич снял пальто и отдал его вместе с мокрой шляпой и перчатками.
– Вы слышали нашего гостя, молодой человек, – обратился к официанту Милан. – Налейте домашнюю настойку для господина Глишича. И можно накрывать ужин.
Шустрый парень повесил вещи гостя за барной стойкой, поклонился и приступил к выполнению приказа.
Милан сделал глоток коктейля, подошел к единственному накрытому столу с приборами на двоих и фарфоровым сервизом с серебряным гербом королевского дома Обреновичей и непринужденно расположился там, накручивая усы.
– Садитесь, Глишич, садитесь. Не будем тратить время на формальности. Как вы заметили, наша аудиенция… особого рода.
Глишич осознал холод снаружи только сейчас, когда почувствовал жар на коже рук, лица и шеи. Он вздрогнул, шагнул вперед и отодвинул стул от стола, чтобы сесть напротив короля.
– Знаю, что погода непростая, час поздний, зима и все такое… Но поверьте, у меня есть веская причина для такого спектакля. Надеюсь, вы быстро согреетесь, если не от домашней настойки, то от этой печки, которую моряки разожгли для обогрева каюты. Корабельная паровая система отопления оказалась недостаточной для наших морозов и ветров, как бы Джайя ни гордился «Делиградом». Но что поделать – лучшего корабля, чем он, у нас нет.
За столом Глишич почувствовал такую волну жара от печки, что она легко могла заставить человека задремать.
– Как ваша работа? Готовите новую пьесу для нашей преданной аудитории? Или, может быть, новый перевод? Признаюсь, я с большим удовольствием прочитал «Сердце-обличитель», которое вы перевели, но меня беспокоит один вопрос… – Милан на мгновение замолчал, увидев, что Глишич вопросительно поднял брови. – Почему вы использовали имя Идгар Пу, когда я точно знаю, что соотечественники писателя называют его Эдгар По?
Глишич побледнел и вздрогнул.
– Я… Ваше Величество, вы пригласили меня сюда, чтобы обсудить перевод американских имен на наш язык?
Милан усмехнулся, но в этой усмешке не было ни капли веселья.
– Нет, мой дорогой Глишич, конечно нет. – Король сделал еще один глоток «Сазерака». – Я спросил об этом, чтобы убить время, пока нас не обслужат и не оставят наедине.
Как раз в этот момент официант появился у двери за стойкой, которая, должно быть, вела на камбуз корабля, и подтолкнул перед собой тележку с посудой. Пока он наливал королю и его гостю жирный утиный суп, исходящий паром, из супницы с кобальтовыми украшениями, и предлагал тарелки со стейками, овощами и теплым соусом, Глишич осмелел и обратился к королю:
– При всем уважении, Ваше Величество… Вы знаете, сколько я за последние годы перевел на сербский язык: с русского – Толстого, Гончарова, Гоголя, с французского – Бальзака, Верна и Мериме, с английского – Твена и По… И я прекрасно знаю, как англичане и американцы произносят его фамилию, но редактор «Виделя» Еротие Протич был непреклонен. Он где-то слышал – ошибочно, конечно, – что кто-то так публиковал рассказы По, и проигнорировал мои возражения…
– Хорошо, Глишич, – улыбнулся король. – Не оправдывайтесь, особенно передо мной. Мне пришлось выучить сербский язык в молодости только после того, как во мне признали наследника великого князя Михаила. Причем при дворе кузины мне приходилось общаться преимущественно на валахском и французском, а на сербском языке я мог говорить только, ну… с матерью.
Глишич нервно пригубил напиток, почувствовал, как алкоголь обжег горло, но не остановился и допил настойку до конца. Официант тем временем закончил расставлять тарелки с едой, наполнил два бокала красным вином и поставил бутылку на тумбочку рядом.
– Кстати, Глишич, – Милан повязал шею дорогой красной дамасской салфеткой, прежде чем приступить к супу, – ваше дело о разводе разрешилось? Решение вынесено? Вы удовлетворены? А ведь, если бы судьба захотела иначе и мы могли бы отмотать время назад, ты мог бы стать моим родственником, да?
Рука Глишича на мгновение замерла с ложкой на полпути ко рту. Но он все же проглотил клецку и опустил ложку обратно в тарелку.
– Хотя, конечно же, нет. – Милан снова улыбнулся. – Лепша Стефанович была замечательным… другом. Но она знала, что не может рассчитывать на брак с королем. Никак. И учитывая, как Фауста разрушила мою жизнь – так же, как сестра Лепши разрушила твою, Глишич, – мы с тобой, можно сказать, больше, чем родственники. Мы братья. Братья по мужской боли.
Фауста – это королева Наталья, насколько было известно Глишичу из личного словаря Милана, о котором многие были наслышаны. Оттуда же он знал, что император Франц Иосиф был «дядей Николой», радикалы – «фотографами», пресса – «кухней», а Белград – «Чикаго».
Король кивнул официанту и коротко махнул рукой.
– Вы свободны, молодой человек. Если что-нибудь понадобится, я позову.
– Понял, Ваше Величество. – Официант скрылся за дверью, плотно закрыв ее за собой.
– Мы, мужчины, прокляты, Глишич, прокляты идти по дороге плотского желания, от которого теряем голову. – Милан задумчиво посмотрел на собеседника. – Наша с вами судьба – несчастливый брак. Но мне в разы сложнее, потому что расторжение моего брака имеет серьезные последствия для народа и государства.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Кантон – административно-территориальная единица. – Здесь и далее прим. ред., если не указано иного.
2
Канониссы – монахини женского монастыря под управлением аббатисы.
3
Павловния, или Адамово дерево, – дерево с самой легкой древесиной, его листья использовались в фармацевтике. – Прим. пер.
4
Ферман – письменный указ султана или шаха с его подписью. – Прим. пер.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Всего 10 форматов