В круге света. Лучшая фантастика – 2026
– Значит, так, товарищи. Прежде чем что-то решать будем, излагаю диспозицию. И не потому, что за дураков вас держу, а потому как многие мест здешних не знают и в прошлом году здесь не были, – начал Незлобин. – Всякому ясно, что чем ниже по течению, тем Волга полноводнее и для судоходства больше приспособлена. Поэтому беляки и пошли в прошлом году по Каме, а мы по ним сверху ударили – ну, тут кое-кто помнит. Казалось бы, в новом наступлении им самый резон это повторить, потому как Колчак и союзники его верховья Камы держат и оттуда суда пошлют.
Наше командование это всяко понимает. И потому большая часть флотилии сейчас под Казанью и на Каме. Вот только беляки на этот счет удумали подлянку, о которой нам товарищи с Урала и Сибири и сообщили. Пройти сверху, не по Каме, а по Северной Двине и Старице.
– А пройдут они? – спросил кто-то сообразительный. – Лето начинается, Волга мелеет сильно.
– Вот потому, товарищи, мы здесь и собрались. Это верно, летом мелеет сильно. Потому, кто не знает, есть у нас в верховьях Волжский бейшлот, дамба такая. Летней порой, когда надо, шлюзы там открываются, воду спускают, и пароходы с баржами бегут без труда. Однако товарищ Комнин вот чего опасается. Поначалу белые высадят здесь десант, и с него по берегу подрывники до бейшлота доберутся и взорвут его. Тут потоп начнется. Большие города, Ярославль, там, Тверь, может, и не шибко пострадают, но Калязин может затопить совсем. Однако не в том главная беда, а в том, что вся белогвардейская сволочь сможет свои суда провести с верховий. Стало быть, надо определяться, здесь белых ждать или выше идти, к Медвежьему Долу или Великой Сини.
– Что за Медвежий Дол, не знаю такого? – спросил кто-то из балтийцев.
– Это, братцы, замок князей тутошних, Длиннопястых.
– С какого бодуна в Поволжье замок?
– Видать, именно что с бодуна. Князьям, видно, денег некуда девать, вот и отгрохали себе замок, как в европах. Я сколько раз мимо своего «Бодрова» водил, врать не буду – красиво. Стены крепостные, башни, причал же обустроен… Князья те еще до революции сами повымерли, даже к стенке ставить не пришлось. А замок стоит.
– И местные его не пожгли?
– Не пожгли, решили, что народной власти пригодится.
– Стало быть, стены там крепостные и причал обустроен. И князей уж нет… – Марьяна Берг, молчавшая все время, подала голос. – Если колчаковцы и чехи и впрямь замыслили диверсию на бейшлоте, вряд ли они будут спускаться к Радилову, высадятся выше. Вот какое мое предложение: ты, товарищ Незлобин, веди эскадру к Великой Сини. А я наведаюсь в Медвежий Дол, узнаю, что там и как.
Незлобин не знал, что затеяла комиссарша, но ему показалось, что он понял. Не случайно она встрепенулась при упоминании крепостных стен. Чехи могут подойти по суше и устроить резню в ближайших городках и деревне. А если князья тут впрямь натуральный замок отгрохали, народ за стенами укрыться может… опять же, если в Великой Сини народное ополчение собрали, хорошо иметь укрепление за спиной.
Никто возражать против замысла товарища Берг не стал, и когда они проходили мимо Медвежьего Дола – и впрямь замок, стены зубчатые, башни высокие на Волгу глядят, – она там с катера высадилась, а эскадра двинулась к Великой Сини.
Дальше шло так, как Незлобин и предполагал. Он не знал, кто там усадьбу занял после того, как князья закончились, но Марьяна с ними договорилась. Если события пойдут худо, можно будет закрепиться в замке. Однако ж, сказала Марьяна, как следует Медвежий Дол укреплен только со стороны дороги и деревень. Князья, видать, крепостных опасались, а нападения с воды не ждали. Если ж у беляков будет артиллерия, а она, скорее всего, будет, ударят с реки – и стены не помогут.
– Есть соображение, – сказал она. – Пристань там и впрямь хороша, не знаю уж, на что князья рассчитывали, когда ее строили. Если там «Степана Разина» поставить, тогда и впрямь будет крепость.
Незлобин согласился. Артиллерийской батарее у крепости самое место. О чем он Марьяне и сказал. А также о том, что можно будет связь держать и с Итилем, и с командованием.
– Зря, что ли, мы зимой эту дурынду на «Разине» ставили? Хотя по мне, телеграфа было бы достаточно.
Они ошиблись.
Может, белогвардейцам Медвежий Дол показался слишком незначительным населенным пунктом. Но скорее всего, у них была своя разведка, которая донесла, что артиллерийская батарея стоит у замка. И они не стали пробиваться к Медвежьему Долу, решили высадиться выше. Что ж, Незлобин такое принимал в расчет. Так что они перерезали белякам путь, и бой разыгрался насупротив Великой Сини. Вот только эскадра была сейчас ослаблена, да и какая сейчас это эскадра, два плавсредства. Хоть и в броне. А у белых с чехами крейсер и три миноноски.
Пороховой дым смешался с привычным речным туманом. От грохота закладывало уши. И в какой-то миг Незлобин подумал, что повторяется прошлогодняя история. И «Акацию» ожидает та же судьба, что «Ваню-коммунара». Только вот, наверное, товарищ Марков до последнего ждал, что подойдет на помощь «Прыткий» Разумихина. Ан «Прыткий» прыти не проявил и не поспел. «Акации» же и вовсе ждать было некого и нечего.
Да, товарищам в Медвежьем Доле уже известно, что происходит, но артиллерийская батарея, она тихоходная, покуда сюда доползет, все уже будет кончено. А если они сейчас там через эту радийную башню с Итиль-городом связались – там отбиться смогут и вражескую эскадру потопят, но помочь «Акации» и «Герою» не успеют, нет, не успеют.
* * *Из-за дыма и тумана, ухудшавших видимость, никто не заметил, когда именно и откуда они появились. Острогрудые суденышки странного вида. Ни одно из них не превышало размерами «Беззаветного героя». Зато их было много. Незлобин насчитал пару десятков и сбился. Люди, сидевшие в них, не были одеты ни во флотскую форму, ни в копполовскую. Одни были голы по пояс и босы или обряжены в лохмотья, другие в кафтанах такого фасона, какие даже те, кто цеплялся за древнее благочестие, уже не носили. Похожие кафтаны и шапки были у донцов, но те их надевали разве что для парада, а эти наряды парадными ни разу не были. Зато все они были вооружены – саблями, рогатинами, палицами. А главное – у многих наготове были штуковины, напоминавшие ручные пушки.
И они орали во всю мощь своих глоток.
– Сарынь на кичку!
– Полный назад! – скомандовал Незлобин. – Дайте им дорогу!
Он действовал по наитию, но, как оказалось, правильно. Конечно же, белогвардейская эскадра открыла огонь по новоприбывшим, но гребные ладьи оказались юркими и умели лавировать при обстреле. И уж конечно чехи не были готовы к абордажному бою, а именно такой сейчас и развернулся. Тут сабли, сулицы, кистени и прочее, казавшиеся при речном сражении бесполезными, и пошли в ход.
Незлобин смотрел на развернувшуюся на палубах резню и не знал, радоваться или готовиться к новому бою. Когда все они встретились на пристани Великой Сини, выглядело так, что его не избежать.
Рожи у новоприбывших были как у отъявленных грабителей, да они таковыми и являлись, судя по узлам, которые они волокли с белогвардейских судов. Они, несомненно, прихватили там все, что смогли унести, а пароходы не угнали потому, что не знали, как ими управлять.
На речфлотцев смотрели они с подозрением, если не с явной враждебностью. Доносилось угрюмое «брадобритцы» и «скобленые рыла». У них самых, кроме совсем уж молодых, были бороды. А бойцы Речной флотилии, особенно те, кто из балтийцев, бороды брили, пусть прежний устав, который это предписывал, и был отменен.
Тем временем, обогнув дрейфующие белогвардейские миноносцы и проскочив между обломками ладей и не успевшими затонуть трупами, до правого берега добрался «Беззаветный герой». На пристань бросили сходни, и по ним спустилась Марьяна Берг.
Новоприбывшие уставились на нее, и Незлобин решил было, что положение еще ухудшилось.
Но тут один из них раздвинул бороду щербатой улыбкой и радостно воскликнул.
– Алена Ивановна, ты ли это? А я слышал, тебя в срубе сожгли!
Прочие стали подтягиваться к товарищу Берг, восклицая что-то вроде «Экая пистоль у тебя знатная!». Она же смотрела на них без страха и удивления. Иногда отвечала коротко и спокойно.
Теперь уже бойцы с недоумением таращились на происходящее. Кроме тех, кто был родом из волжан. Незлобин в том числе.
Аленой Ивановной когда-то звали почтенную вдову крестьянскую, что сперва стала монахиней-старицей, а потом, в пору разинского возмущения, возглавила местный люд бунташный. Потом, когда мятежников задавили, Алену-старицу объявили ведьмой и сожгли. Но предания о ней продолжали жить. Хоть их и украсили разнообразными вымыслами и даже порой имя путали. В некоторых историях Алену назвали Марьей или Мариной.
А где-то, может быть, и Марьяной.
Итиль-город, Лаборатория дальней связи– Это вообще что?
Любомирский потрясенно взирал на рассыпанное по полу битое стекло, погнутые металлические трубки. При этом, как ни странно, окна были целы, а следов возгорания и задымления не заметно.
– Вражеская диверсия?
Самотевич развел руками.
– Сам не пойму, Ваня. Как раз новый передатчик испытывал. Хотел узнать, как башня Шахова ловит сигнал. А он взял да и взорвался, хотя взрываться там, если подумать, нечему. Не знаю, как жив остался. – Он попытался выдернуть вонзившийся в стену обломок металла.
– Разве что от башни Шахова какой-то встречный сигнал пошел, – сказал Любомирский. – Хотя как это может вызвать подобную реакцию, ума не приложу. Шахов, может, понял бы, но… – Шахова уже два месяца как вызвали в Москву, башню заканчивали монтировать без него. – Может, на верфи что-то намудрили. Или прямо там, на реке, решили поковыряться.
– Ты еще скажи, две встречные волны столкнулись и встряхнули мировые струны… Ах, как жаль, Ваня, передатчик был пробный, в единственным экземпляре, я его впервые использовал. Придется все заново восстанавливать, не знаю, получится ли…
* * *Эскадра Незлобина пробыла в верховьях до конца лета, выжидая, не постараются ли беляки повторит маневр. К тому времени, когда Незлобин получил приказ двигаться вниз – вместе с отбитыми у противника судами, команды последних были заново укомплектованы. По поводу того, откуда взялось столько странных добровольцев, пришлось объясняться с командованием. Незлобин врать не стал, рассказал все как было. Товарищ Комнин в невесть откуда взявшихся ушкуйников, конечно, не поверил. По его мнению, новоприбывшие были староверами, которые со времени раскола хоронились в лесных чащобах и потому сохранили архаический говор и обычаи. Однако отчет Реввоенсовету он послал.
Незлобин поболе знал о старообрядцах, державших в губернии изрядную долю торговли и промышленности (имя одного такого промышленника носил его прежний пароход), но спорить с и. о. командующего не стал.
Что до прочих волжан, так они полагали, что если товарищ Берг – возродившаяся из пепла Алена-старица, так она могла и товарищей былых свои призвать.
И все пошло, как следует быть.
4. Апрель 1920 года. Устье Волги
Из протокола совещания командования Южным фронтом«Тов. Орджоникидзе, командарм:
…а не любишь ты, товарищ Разумихин, англичан. Гордиться надо – без малого 20 ихних рож за тебя отдали. По уму, их расстрелять надо было как заговорщиков, но товарищ Троцкий настоял, чтоб обменяли.
Тов. Разумихин, командующий Объединенной флотилией:
– При чем здесь любовь, нелюбовь, товарищ командарм? На этот счет пусть беляки страдают. У которых англичане флот реквизировали. Они всегда так делают, и в Ревеле так же было. А белые каждый раз думают, что союзнички их не обманут и не ограбят. Я вот о чем. После того как англичане забрали все корабли, что белые на Волге и Каме наскребли, все судоходство на Каспии под угрозой. И рыбная ловля, и торговля – все может быть уничтожено. И теперь, когда мы разминировали дельту Волги, самое время сделать бросок через Каспий, ударить по английским базам и забрать все принадлежащие Советской республике корабли.
Тов. Орджоникидзе:
Складно излагаешь, товарищ, как по книге. Да, может, ты ее и напишешь. Вот только где у нас английская база и захапанный ими флот? В Шахристане Энзели. А это Персия! Иран! С которым Советская Россия войны не ведет.
Тов. Разумихин:
Иран – слабое государство, ткни – и развалится.
Тов. Орджоникидзе:
Это ты Совнаркому объяснять будешь. Короче, то, что ты предлагаешь, имеет смысл, только если мы быстро выбьем из Энзели англичан и белых, а тамошний пролетариат отделится от Ирана. Тогда шахская власть, возможно, и начнет разваливаться. Но Речной флотилии для этого недостаточно. Нужна поддержка с воздуха и с тыла.
Тов. Разумихин:
У нас имеются гидросамолеты и гидропланы. Авиационные удары мы обеспечим. А вот как обойти Энзели с тыла – не вполне понимаю.
Тов. Орджоникидзе:
Вот смотри…»
Астрахань, начало мая 1920 г.– И чего они там телятся! – бубнит Филька Рябой, теперь именуемый товарищем Рябовым. – Подумаешь, через Хвалынь-море перейти. И в прежние времена ходили в Персию-то, за зипунами. А на нынешних кораблях, считай, ночь прошла, и мы там будем!
– Будешь, когда минный тральщик пройдет, – отвечает стоящий рядом балтийский матрос. – Беляки, суки, выход к морю заминировали, когда до Персии драпали.
Филька и прочие не спорят. Они уже знают, что такое мины и всякое современное оружие. Теперь у них вместо ручниц винтовки, а кое-кто и пулеметными лентами перепоясался.
За год они вполне вписались в состав флотилии, которую нынче объединили с Астраханской. А что бы им не вписаться? Если подумать, нынешние времена не шибко отличаются от тех, из которых они пришли. Разве что воевод и бояр к стенке ставят, а не кидают с раската. И товарищ Комнин кое в чем не ошибся: многие из них – старой веры, и то, как новая власть обходится с попами-никонианами, их ничуть не смущает.
А теперь вот на Персию собрались идти. Как при Степане Тимофеиче. Ради такого кой-что и потерпеть можно, ибо приказы нынешних атаманов, которых нынче величают «краскомы», порой им странны.
Некоторые даже бороды стали подстригать, пусть и не брить совсем.
И Алену кликать Марьяной.
Вот и она подходит.
– Ну что, товарищ Берг, скоро ли выступаем?
– То ведают высокие товарищи, – спокойно отвечает она, – не нам чета.
На совещание командования ее не позвали. Зато ее разыскал совсем недавно прибывший в штаб товарищ. По документам он числится как Якуб-заде Султанов, но чаще его называют «товарищ Яков». Он совсем молод, но выглядит старше своих лет – с грубоватыми чертами обветренного лица и бритым черепом. Его очень уважают за лихость, говорят, именно он два года назад пристрелил в Москве германского посла. Но с Марьяной он разговоры водил не об этом, совсем не об этом. Содержание беседы комиссар пока бойцам не пересказывает. Всему свое время.
– Товарищ командарм, верно, вестей из Закавказья ждет, – говорит она.
Одна из вещей, которая восхищает новоприбывших, – возможность быстро получать вести издалека и без гонцов.
– Так ведь башню-то со «Степана Разина» сняли!
Когда они вернулись в Итиль-город, поступил приказ вернуть на берег башню, размещенную на батарее. Для дальнейшего изучения.
– И то верно, – сказал тогда Незлобин. – Кто еще из-за этой дальней связи может заявиться? Полчища монгольские? Поляки с самозванцами? Или вовсе страшные звери-монстры, которые, как ученые люди твердят, в незапамятные времена на Волге водились?
Марьяна тогда ничего не ответила. А сейчас сказала:
– Без башни обойдутся, телеграфа хватит. А «Степан Разин» для других целей послужит. На нем не только батарея размещена, с него и самолеты взлетать могут.
* * *Они выдвинулись, когда пришла шифрограмма, сообщавшая, что выступивший из Ленкорани кавалерийский полк приблизился к Энзели.
И когда город был взят в клещи и по нему били с неба, моря и суши, пришельцы из прошлого увидели, чем нынешние войны отличаются от прежних, на которые их водил Степан Тимофеевич. Это их ничуть не напугало. Да и сам Разин тоже был здесь – пусть и в виде артиллерийской батареи.
* * *В Совет народных комиссаров – из штаба Южной армииЭнзелийская экспедиция завершена успешно. 23 военных корабля возвращены Советской России. Английские и белогвардейские части разбиты, остатки их бежали на подконтрольные шахскому режиму территории. Пролетариат Шахристана во главе с Кучук-ханом сверг прогнившее местное правительство, создана Гилянская советская республика. Для ее поддержки оставленный в Энзели воинский контингент переформирован в Гилянскую Красную армию (начштаба и комиссар – тов. Я. Султанов) и прибрежную эскадру (командир – тов. Ф. Рябов, комиссар – тов. М. Берг).
1921 год
Москва. Из протоколов заседания Совнаркома«…учитывая усложнившуюся международную обстановку и невозможность свержения шахского режима, поддержку Гилянской республики счесть нецелесообразной, воинский контингент вывести.
Товарищу Литвинову – вновь заявить на международной конференции, что рейд на Энезели был личной авантюрой местного командования и предпринят без ведома Советского правительства. Тов. Разумихина привлечь к ответственности.
…засекретить часть работ Лаборатории дальней связи, связанных с событиями мая 1919 г. Предоставить доступ к этим работам сотрудникам Коминтерна.
Проф. Шахову следует ускорить постройку башни на Шаболовке и завершить ее в начале следующего года».
В генеральный штаб РККА – из Секретного отдела«В связи с материалами, предоставленными тов. Я. Блюмкиным, курирующим восточное направление, в ведение отдела переводится выведенный из Гилянской республики отряд, за который отвечает тов. М. Берг. Учитывая сообщения лондонского агента Н. Рериха, рекомендуется направить отряд М. Берг в Тибет для установления связи с так называемой Шамбалой. Тов. Блюмкин, однако, считает сообщения Рериха сомнительными и настаивает на Тянь-Шаньском направлении. Вопрос в настоящее время обсуждается…»
Эпилог
На Волге, а также на Оке и Каме давно нет военных кораблей. Те, что пережили две великие войны и множество сражений, были пущены на лом.
Лаборатории дальней связи в Итиль-городе также давно нет. Несколько лет спустя после Гражданской, когда радио, стараниями этой лаборатории, и впрямь вошло почти в каждый дом, по крайней мере в Итиль-городе, где все крыши щетинились антеннами, лаборатория была переведена в столицу. Ей дали другое имя и поставили другие задачи.
Зато в каждом крупном городе высятся башни из металлических сетей. Первые строил Шахов, другие – его последователи. Те, кто гнал радиоволны над рекой, также были к этому причастны.
Над Волгой зачастую стоит туман. И кто знает, что может из этого тумана выплыть?
Давно вернулись в море миноносцы,Как лебеди, они ушли на юг,За вами, павшие, за вами, крестоносцы,Прислали рать железнокрылых вьюг…От автора
Хотя содержание рассказа является фантастическим, в нем использованы факты из истории Волжской военной флотилии и Нижегородской радиолаборатории, основанных в 1918 г. У ряда персонажей, а также у пароходов имеются исторические прототипы. Политические и военные деятели упомянуты под реальными фамилиями. Рейд на Энзели состоялся 17–18 мая 1920 г.
Дмитрий Костюкевич
Водолазы
РАКОВСКОМУ В.Т.
26 августа 1959 г.
Уважаемый Виктор Трифонович!
Знаю Вас как скромного, вдумчивого автора, который всегда трезво принимает даже резкие редакторские замечания и соглашается на доработку рукописи. Ставлю Вас в пример молодой литературной поросли.
И мне, право, жаль, что и в этот раз не могу порадовать Вас новостью о беспрепятственном опубликовании Вашей повести «Немота». Предстоит, если Вы согласитесь, существенная перепашка рукописи. Смена, так сказать, общего духа, смысла и мотивов.
Без этой доработки не могу пустить Вашу вещь в журнал – сделай это, навлек бы на Вас стрелы жестокой критики. Необходимо спасти то главное, жизненное, что есть в повести, спасти ценой решительного переформатирования и сокращения. Редколлегия согласна с моей оценкой.
Без обид откликнитесь на это письмо. Прошу Вас явиться в издательство по возращении в Москву (поэтому письмом, а не звонком). Назначу Вам редактора, с которым, уверен, Вы решите все вопросы изложения. Искренне хочу напечатать Вашу повесть, памятуя об интересе читателя к Вашему творчеству.
Желаю добра.Э. Таюрин* * *ГУКУ А.
26 августа 1959 г.
Уважаемый Александр Гук!
(Вы не сообщили Вашего отчества, оттого обращаюсь в угловатой форме.)
Ваш роман «Водолазы» прочел одним духом с огромным интересом. И признаюсь, удивлен Вашей низкой самооценкой написанного: в самом начале письма Вы говорите, что готовы услышать «нет». Так стелют себе соломку, чтобы не больно падать после редакторской резолюции, и обычно падают.
Но не в Вашем случае.
Литературные достоинства «Водолазов» оцениваю очень высоко, как и мои товарищи по редакции. Материал романа вроде как не свойственен искусству, однако Вам удалось написать особую, смелую вещь, посвященную глубокому первобытному пороку человеческой психики – страху перед жизнью. И сделать это с удивительным откровением и читательским эффектом.
Роман печатаем в десятой (октябрьской) книжке. Кстати, не думали изменить название? Не настаиваю, но «Водолазы» концентрирует уж больно на другом, отвлеченном, профессиональном. Да и вторит названию книжки Смоленского. Но решать Вам. Подумайте.
Все не нарадуюсь, что открыл для себя – а скоро и для читателя – Вашу вещь, ибо это большая редкость и удача в редакторской жизни.
В ближайшее время вызовем Вас в редакцию – предложить договор. Приезжайте и привозите еще для «Литературной жизни» рассказы, о которых вскользь упоминаете в письме.
Сообщите Ваше отчество.
С большим сердечным приветом.Э. Таюрин* * *Многое осталось в тумане. Почти все.
В центре всего была рукопись, но туман наползал даже на исписанные листы…
Из тумана проглядывало здание редакции ежемесячного литературно-художественного журнала «Литературная жизнь». Светлый фасад оплетал тонкий узор молодого плюща. Редакция устроилась на углу Смоленской площади и Рещикова переулка, и ее большие глазастые окна с треугольными сандриками и рокайлями будто вглядывались в прохожих, высматривая начинающих талантов.
Окна смотрели мимо Виктора Раковского, который пересек площадь, взбежал на низкое крыльцо и толкнул дверь.
Письмо Эмиля Дмитриевича Таюрина, главного редактора «Литературной жизни», вызвало в Раковском вспышку раздражения. Он только-только вернулся из «Барвихи», полез разбирать почту – и получил под дых.
А ведь «Немота» – его лучшая, цельная и искренняя вещь! Никогда раньше он так увлеченно не относился ни к одному своему произведению, даже к нашумевшему дебюту «Голос». Но Эмилю Дмитриевичу и смысл не тот, и вектор не туда смотрит. Нужна, видите ли, существенная перепашка. Не строчечная правка, а решительное переформатирование!
Внутри здание казалось гораздо просторнее, чем снаружи. Витые колонны, дубовые панели, каскадная хрустальная люстра в лестничном проеме. Раковский поднялся по широкой лестнице, вошел направо в прихожую и повесил кепку на крюк. Прежде чем открыть дверь в приемную, он нерешительно потоптался на пороге, словно какой-нибудь автор самотека, преисполненный смутных надежд и робеющий перед редакционными тайнами.
За овальным секретарским столом восседала молодая девка, круглолицая и курносая, как Катька из «Двенадцати» Блока. Раковский видел ее впервые. Куда делась седовласая Мария Николаевна Пуща, которую в редакции звали Беловежская?
– Здравствуйте, – выдавил Раковский.
Секретарша неторопливо лизнула клапан конверта – язык у нее был мясистый и алый, с белым налетом на кончике, – заклеила письмо и только потом с дерзким любопытством посмотрела на Раковского.
Величественную приемную заливал яркий электрический свет. Окна были занавешены, и Раковский от растерянности не смог вспомнить, куда они выходят, на площадь или во двор.
– К кому?
– К шефу, – сказал Раковский, – к Эмилю Дмитриевичу.
– По поводу командировки?
– Нет. По поводу рукописи.
– Как представить?
– Раковский.
– Ждите! – Секретарша исчезла за дверью с табличкой «Главный редактор Таюрин Э.Д.».
Раковский опустился на венский стул, обитый бархатом. В приемную выходило шесть дверей. На стенах висели картины; из всех полотен Раковский узнал только «Читающего журнал» Ростислава Барто.