Запретный гримуар и смерть в библиотеке

Оставшись один под их бдительным присмотром, Элвин сделал глубокий вдох и приступил к осмотру, начав свой методичный обход с тщательного изучения массивных дубовых створок. Его глаза, лишённые магического дара, но заточенные годами скользили по сложной вязи серебряных рун защиты, выискивая малейшие несоответствия в их безупречном, казалось бы, узоре. Его прошлый опыт подсказывал ему, что магия такого высокого уровня всегда оставляет после себя след, своеобразное «эхо», и взлом должен был проявиться в виде энергетического шрама.

Однако тщательный осмотр не выявил ничего подобного: руны оставались целыми и невредимыми, а их свечение, теперь едва заметное, было ровным и спокойным, что указывало не на пролом, а на аккуратное отключение. Это открытие навело его на мысль, что кто-то знал правильную последовательность – комбинацию мысленных импульсов или физических прикосновений, – чтобы усыпить защиту, а значит, сделать это мог либо сам Элдридж, либо тот, кому он доверил свой код, тот, кого он впустил сюда добровольно.

Отвернувшись от двери, Элвин медленно прошелся по периметру комнаты, и его взгляд скользил по аккуратным корешкам книг, по безупречной поверхности стола, по тщательно расправленным складкам мантии на плечах покойного. Повсюду царил идеальный порядок, не было ничего лишнего, ничего, что нарушало бы гармонию, и эта стерильная чистота, эта неестественная аккуратность казались ему подозрительными для места, где произошла внезапная смерть во время работы с нестабильным артефактом.

Его путь естественным образом привел его обратно к креслу, где его внимание вновь привлёк тот самый бледно-желтый знак на полу. Медленно, с тихим скрипом суставов, нарушавшим звенящую тишину, Элвин опустился на колени и низко наклонился, почти касаясь носом холодного камня, чтобы рассмотреть символ во всех деталях. Это был сложный узор, переплетение окружностей и угловатых линий, нанесенных мелом или чем-то похожим, и он разительно отличался от магических рун Арканума, которые всегда стремились к гармонии и плавным изгибам. Напротив, этот знак казался техничным, почти инженерным, и Элвин припомнил, что видел нечто подобное в старых алхимических манускриптах, в тех разделах, что были посвящены не трансмутации, а герметизации и связыванию. Перед ним был символ, обозначающий «сдерживание» и «поглощение» – не призыв, а самую настоящую тюрьму.

Именно в этот момент, сосредоточившись, он почувствовал нечто ещё. Закрыв глаза, Элвин сделал медленный, глубокий вдох, анализируя спёртый воздух, пахнувший пылью, старым деревом и чем-то едва уловимым, но знакомым – сладковатым, терпким химическим ароматом с горьковатым послевкусием. Он узнал этот запах. Память перенесла его на два года назад, в ботаническую лабораторию, где он провёл бессонную ночь, пытаясь без помощи магии идентифицировать реагент по обонянию. Это был Корень Молчащего Папоротника – растение, экстракт которого использовали для создания локальных зон, подавляющих магические вибрации. Стало ясно, что кто-то принёс его сюда, кто-то, кто хотел гарантировать, что никакие защитные чары и никакие аварийные заклинания Элдриджа не сработают в решающий момент.

Поднявшись с колен с невозмутимым лицом, за которым скрывалась кристаллизующаяся ясность, Элвин направился к столу, взял чистый лист бумаги и перо и начал составлять не опись, а подробный доклад. Он был краток, лаконичен и лишен эмоций, но в нём он изложил все ключевые находки: состояние двери, природу алхимического знака, идентификацию запаха, – увязывая их в единую цепь доказательств, которая не оставляла места для версии о несчастном случае.

Потребовалось менее часа, чтобы Келвин Торн снова появился в Запечатанном Зале. На этот раз он был один. Его лицо выражало раздражение и нетерпение.

– Ну что, Кейдж, закончил свою опись? – его голос гремел под сводами. – У меня нет времени на твои бюрократические игры.

– Опись готова, мастер Торн, – Элвин протянул ему несколько исписанных листов. – А также кое-что ещё.

Торн с недовольным видом взял бумаги. Его глаза быстро пробежали по строчкам. Сначала его лицо выражало лишь скуку, затем появилась усмешка, которая вскоре сменилась гримасой холодного гнева.

– Это что? – он тряхнул листами. – Алхимические знаки? Запахи трав? Ты серьезно, Кейдж? Ты читаешь слишком много дешёвых детективных романов! Ты хочешь, чтобы банальная, пусть и трагическая, смерть старого чудака стала твоим шансом вернуться в игру? Встряхнуть своё скучное существование выдумками о заговорах?

Элвин не дрогнул. Он встретил взгляд Торна с ледяным спокойствием.

– Это не выдумки, – произнёс он ровно. – Это наблюдения. Дверь была деактивирована, а не взломана. Знак на полу – алхимическая печать сдерживания, а не результат «обратной связи». В воздухе присутствует реагент, блокирующий магию. Ни один из этих фактов не указывает на несчастный случай. Все они говорят об умышленном убийстве, совершенном кем-то, кому жертва доверяла.

– Доверяла? – фыркнул Торн. – Элдридж никому не доверял! Он был параноиком!

– Значит, он впустил своего убийцу по принуждению. Или под видом кого-то другого, – парировал Элвин. – Но факт остается фактом: в этой комнате был кто-то ещё. И этот кто-то знал, как обойти защиту и нейтрализовать магические способности архивариуса перед тем, как убить его.

Торн замер. Его глаза, узкие и пронзительные, впились в Элвина, будто пытаясь прожечь его этим взглядом. Он видел не жалкого библиотекаря, прячущегося от мира среди книг, а того самого Кейджа, чьё имя когда-то заставляло нервничать даже закоренелых преступников магического подполья. Аргументы бывшего мага были, как стальные тиски, безжалостными и неопровержимыми. Отрицать их вслух значило бы выглядеть полным идиотом или, что хуже, соучастником.

Несколько томительных секунд в зале царила тишина, нарушаемая лишь их дыханием. Наконец, Торн тяжело вздохнул, сделав вид, что уступает против воли.

– Хорошо, – процедил он сквозь зубы. – Допустим, в твоих… фантазиях… есть крупица здравого смысла. Я не могу позволить, чтобы в стенах Арканума орудовал убийца, если это правда. Но слушай меня внимательно, Кейдж.

Он сделал шаг вперед, и его голос понизился, став опасным и тихим.

– Это расследование будет неофициальным. Ты не носишь мантию следователя. Ты – библиотекарь, который по стечению обстоятельств заметил некоторые странности. Ты будешь заниматься только бумажной работой. Просмотром журналов, каталогов. Никаких допросов, никакого запугивания студентов или магов. Ты будешь держать меня в курсе каждого своего шага. И если я замечу, что твоя самодеятельность хоть на йоту вредит репутации Библиотеки или сеет смуту среди персонала… – он наклонился ближе, и его глаза сузились до щелочек, – …то твои вчерашние мигрени покажутся тебе райским блаженством по сравнению с тем, что я с тобой сделаю. Ясно?

Элвин молча кивнул. Ему не нужны были громкие полномочия. Ему нужен был доступ, и щель, в которую он только что просунул палец, теперь превратилась в дверцу.

– Ясно, – тихо сказал он.

– Прекрасно, – Торн развернулся и направился к выходу, бросив на прощание: – Не подведи меня, библиотекарь. И не разочаруй.

Дверь с глухим, окончательным стуком закрылась за Торном, и Элвин остался совершенно один в зловещем, призрачном свете, исходившем от самой атмосферы Запечатанного Зала. Тишина, воцарившаяся в помещении, стала абсолютной, почти осязаемой: её нарушало лишь собственное дыхание Элвина и безмолвное, давящее присутствие тела в кресле, которое унесло с собой свою последнюю, самую главную тайну. С официальным расследованием, похороненным под вердиктом Торна, началось его собственное, тайное расследование. Но прежде чем броситься по следам, Элвин понимал – ему нужны факты. Твёрдая почва, на которую можно опереться.

Он провёл несколько часов в пыльной, заставленной шкафами канцелярии, в комнате, где воздух был густ от запаха старой бумаги, кислотных чернил и воска от бесчисленных печатей. Склонившись над массивными архивными журналами, переплетёнными в потёртую кожу, он изучал аккуратные, выверенные записи, оставленные рукой мастера Элдриджа. Страницы испещряли записи о последних заказах архивариуса, его официальных запросах к Запретному отделу, расписки о получении манускриптов.