«Три кашалота». Пернач психотерапевта. Детектив-фэнтези. Книга 15

V

Гостей было много. Екатерина пришла со своими придворными дамами; она уговорила посетить домашний театр Широковых и своего супруга императора. Петр прибыл со свитой. И в доме было тесно.

Император занял кресло сбоку и сидел, положив ногу на ногу и расположив сверху на коленке одну из любимых своих тростей.

Однако, вскоре все забыли о каких-либо неудобствах. Были принесены серебряные ведра со льдом, из которых торчало множество горлышек бутылок разнообразных вин. К тому же, действие пьесы разворачивалось быстро; быстро оно подошло и к кульминации; к тому времени артисты уже не раз срывали аплодисменты.

Самой трогательной в спектакле была сцена, когда мать сына-иезуита, отказавшегося бежать из монастыря, чтобы стать русским царем, уже через восемнадцать лет после смерти мужа Эрика, во время поездки в Таллин встретилась с сыном и поначалу даже не признала, с кем разговаривает. Но потом распознала родную душу по родимым пятнам на его шее, когда он склонился к ней, чтобы поцеловать ее бледную руку.

– Вот, – сказала растроганная мать, – театрально показывая на одно пятно на шее юноши-артиста, – точно такое же имелось и у русского царя – Ивана IV Грозного!..

Царица Екатерина, глядя на сцену, роняла слезы. А император Петр был более всего впечатлен тем, как королю Эрику еще в самом начале было предсказано, что он будет лишен короны «людьми с золотыми волосами». Такой внешностью обладали представители самого влиятельного семейства Стуре, некоторые из которых в разное время были регентами Швеции. Ряду мужчин из их рода Эрику пришлось вынести смертный приговор, и они были убиты, а одного из приговоренных король лично, своими руками, зарезал в тюремной камере. Петр в это время вспоминал, как казнили стрельцов. Король же потом, покинув тюрьму, вскочил на коня и один-одинешенек, без свиты пропадал неизвестно где три дня и три ночи. Он вернулся с теми же окровавленными руками, и в народе его прозвали «Безумный». Однако через год он устроил свадьбу с любимой, бывшей служанкой Катериной…

Василь Павлович Широков, много раз заранее прочитывавший сценарий пьесы, лично вставил этот эпизод, хотя его жена трепетала от ужаса, представляя, как император Петр Алексеевич увидит свою личную трагедию в этой сцене: ведь царь Петр приказал судить своего сына царевича, заточенного в тюрьме, где тот, не вынеся душевных мук в процессе грубого и хитроумно сплетенного следствия, а также опалы на оговоренных им друзей и его любимой женщины, умер.

Но Широков решил, что такой пьесой его семья заявит чете императорской о своей полной преданности и солидарности с ней во всем: и в дни излияния счастья, и в дни пролития слез.

При этом, без сомнения, Широков шел и на риск, сделав в последней сцене явный намек на какую-то, пусть и невольную, любовную связь королевы Катерины с царем Грозным, когда тот, якобы, тайно побывал в Швеции, когда засылал к ней сватов.

В сцене было так: ее опоили, был зачат ребенок, и именно слух об этом, разлетевшийся по Стокгольму, и заставил жителей столицы распахнуть ворота тем, кто пришел свергнуть безумного короля Эрика, допустившего такое кощунство и такой позор.

Вельможный государь, бывший зрителем поставленной пьесы Петр, возможно, должен был бы понять, что граф Широков познал и хранит тайну о его незаконнорожденном сыне Иване Рюрикове. И он-де, Василь Павлович, помощник протоинквизитора Санкт-Петербурга, тоже готов примкнуть к партии тех, на кого может положиться государь император, как на своих самых преданнейших друзей.

Знание такой тайны в руках заговорщиков, вне всяких сомнений, могло дать им неоспоримые козыри!.. И вот, – читал далее Вьегожев, – преданный до корней волос граф Широков поэтому как бы и уведомляет об этом своего государя!.. Что он-де, влиятельный граф, всецело, с ног до головы, в его партии! Отныне как император пожелает: отблагодарить ли Широкова или разгневаться на него, так семьей графа и будет смиренно или с покорностью принято!

Такова была тонкая игра на лезвии ножа. И старая лиса Василь Павлович не ошибся. Петр, хотя и с трудом сдерживал чувства, посмотрев пьесу и тем выслушав намек о знании им очень опасной тайны, еще более доверился сему инквизитору.

«Кто же, как ни преданные люди в секретных канцеляриях и инквизиторских штабах по выявлению подлых воров-раскольников, должны выведывать все сокровенные тайны! Вот и выведали!..» – подумалось Петру.

Встав со своего высокого кресла, он снял со своего пальца перстень и передал Широкову, скромно сидевшему сбоку и чуть позади него.

– Всегда, когда будет нужно, мои двери будут для тебя открыты, граф, – сказал он ему. – А что до твоего донесения на барона Осетрова, завтра же велю передать для него приказ, чтобы в Петербург не являлся. Пусть еще поработает, дам ему новых предписаний, может и отправлю в родное имение. А ваши люди пусть понаблюдают за ним.

И тяжело опираясь на трость, с такой же тяжестью на сердце, что приходилось сурово наказывать Гаврилу Осетрова за недержание языка или какое-либо нечаянное воровство в далеких провинциях, или хотя бы ради ушлого верного инквизитора, за что-то ревновавшего к барону, коему надлежало бы вскоре стать графом, Петр Алексеевич удалился.

Яд, особенно тонко приправленный, все равно яд. «Неужто Осетров и впрямь мог где по неосторожности упомянуть имя отпрыска моего, сына Ивана?.. – однако затаил свою думку государь. – Как ни есть, а даже кабы и нет, но Осетров для своего же блага пусть побудет покуда подальше от всей завистливой своры. Видно, зуб на него отрастили большой… Да ведь и то верно: для удержания непокорных в узде порой надо жертвовать и самым преданным. И уж кому тогда из врагов будет повадно чего худого помыслить: вмиг на веревку предателей, а то, может, как тех же непокорных стрельцов, – под топор!..»

Екатерина же хозяйку Широкову осчастливила ласками:

– Вы, Марфа Кирилловна, можете рассчитывать на мою благосклонность! – говорила она, в знак расположения еще посидев несколько минут, но тоже собираясь покинуть дом. – Я приглашаю вас на спиритический сеанс… например, от бессонницы! Вы не страдаете бессонницей?

Широкова уже и не знала, что лучше отвечать.

– Как и все, ваше величество, – дипломатично отвечала она, делая глубокий реверанс. – Но с вами я думаю о сне меньше всего!.. Кстати, всегда есть доступное хорошее средство, ваше величество, заставить себя крепко спать.

– Какое же?

– Быть спокойной, что рядом нет как недоброжелателей, так и опасных завистников.

Екатерина остановилась; приостановились и ее спутницы. Они, как планеты, которые всегда возле солнца, стали образовывать новую плеяду…»

– Я бы предпочел назвать это не «плеядой», а формированием партии новых свидетелей хитро разыгранной интриги! – тихо сказал Вьегожев.

V

I

«…У вас есть на этот счет какие-нибудь новости, Марфа Кирилловна? – спросила удивленно, тут же насторожившись, как зверь, царица.

– Вот здесь! – И Широкова подала Екатерине, вынув из-под рукава, свернутое в трубочку письмо.

– Хорошо, мы с императором ознакомимся с ним…

– А что касательно других средств от бессонницы, – говорила Широкова, – то оно могло бы поступить из башкирских земель, что за Яиком в Тартарии. Это превосходное снадобье из меда особых пчел. Однако ж кабы не ссора Осетрова с местным тарханом!.. Но оставим его! Бог рассудит!.. Представляете, государыня, эти пчелы умеют вести точный счет!

– Неужели?

– Да, государыня, собирают нектар только с какой-то формулой подсчета, в уме увеличивая длину прежнего пути. Например, если первый цветок пчелой был встречен через три сажени, а второй через девять, то третьим привлечет ее внимание только тот, который на расстоянии помножения и этой тройки, и этой девятки друг на друга с итогом двадцати семи, и не ближе!..

– Да это ж обычная геометрическая прогрессия, моя дорогая! – небрежно повела плечом Екатерина, расстроенная, что загадка оказалась мифом.

– Правда?.. Но все же затем эта прогрессия нарушается, и пчела делает скачок к двадцать восьмой сажени, а оттуда до четыреста девяносто шестой, я это точно запомнила, потому что, как оказалось, это насекомое, государыня, делает столько своих взмахов в секунду!

– А далее, – что-то прикинула царица, – нектар берется уже с пестика на расстояние в восемь тысяч сто двадцать восемь саженей, не правда ли? – с усмешкой заключила она и с удовольствием увидела, как графиня удивилась. – Это же Евклидовы выводы, милая вы моя! Называются простые «идеальные» числа, сумма которых составляется из чисел, которых нет в самом числе. И два первых, стало быть, всем известные с первых уроков, – это суммы шесть, а затем двадцать восемь, потом следует уже только 496. Ну, например, число 6 равно сумме своих собственных делителей 1+2+3. Впрочем, это, может, излишние тонкости, однако вполне фиджитально!.. Хотя если это все правда, то поведение пчел удивительно! У них шесть ног, вероятно, двадцать восемь золотисто-черных полосок… Недаром и мед особенный.

– Так и есть! Стало быть, ваше величество, летит та пчела до предела сил, до чего только сможет долететь, чтобы потом вернуться в улей.

– А иные и не возвращаются, ведь последующий номер состоит из восьми арифметических знаков, это за тридцать три миллиона, поверьте, милочка!.. – Широкова ахнула. – Удивительно! – покачала головой Екатерина. И добавила:

– Конечно! Ведь каждый перелет становится много длиннее и уходит в бесконечность, а значит, в «знак ничего»! – несколько задумчиво, поежившись, добавила она. И, видно, чтобы поскорее уйти от этой темы, спросила: – Так в чем же секрет снадобья от бессонницы?

– Видимо, в природе, как отписал в Санкт-Петербург посланный в те земли посланник моего мужа Василь Павлыча, государыня, – с поклоном отвечала достойная Марфа Кирилловна, – есть своя скрытая гармония, и эти числа вписываются в нее, как пароль. И каждое число имеет магическую силу.

– Что ж, это можно испытать в спиритическом сеансе. Любопытно все же, в чем секрет столь редкостных совпадений!

– Затрудняюсь ответить, ваше величество, но думаю, что в одном случае это гармония, а в другом колдовство! Чары! И если мед к столу и прибудет, еще проверь, от какого «друга». Может, уже недостойного! Уж очень много императорских тайн превращено в пересуды!..

– Вот это мило! – слегка поморщилась Екатерина, выслушав прошептанный на ухо рапорт одной из ее приближенных дам. – Так барон Осетров, милочка, в вашей семье не в чести?! Что ж, это многое проясняет! – Она повернулась к креслу, возле которого проходила и, чуть задрав по бокам фалды платья, аккуратно опустилась в него. – Что я слышу! Император-то Осетровым не доволен. Да-а!.. – Она приложила пальчик к губам, сделавшимся очень тонкими. – Жаль, очень жаль!.. Ну, сударыня, что еще за чары насланы им? Говорите, графиня, уж договаривайте! Не люблю кончать на полуслове!

Сказав это, она сделала движение, словно хотела опять встать и в нетерпении отвернуться, чтобы далее продолжить путь одной.

– Известно, государыня, – поспешила ответить хозяйка дома, – что барон ранее передал для его величества трость с тех же земель, в подарок, но и та трость с начертанными на ней совершенными номерами! Среди них, о чем идут пересуды и как вы изволили заметить, один из восьми знаков – неких Худого Ремуса или Монтана, а потом еще ровно десять и следом – точная дюжина, рядом с которым числа семь, восемь, девять и десять. Да еще «шадринскую золотую куницу»!

– Да, раз об этом всяк толкует как смеет, тут, видать, и впрямь дело не чисто! Ведь это как раз все – идеальные номера, и о новом после шестого с седьмым уж более века нет известий ни с Запада, ни с Востока!.. Познание тайн – опасная вещь! Но, ответьте мне, как граф Широков мог позволить передать сей посох его императорскому величеству? Ведь это может нанести вред и казне, и здоровью?! Барон-то ведь собирает восточное золото!..

Екатерина уселась в кресле так, словно вела уже суд. Марфа Кирилловна побледнела.

– Виноват! Но бог свидетель – не углядел ненароком! И оправданий ему быть, конечно, не может! Но все силы отдал, чтобы пресечь казнокрадство! И всеми силами умножает богатство двора! От того, государыня, мой супруг и вцепился в барона, как клещ, и, принимая все обстоятельства, лично я, как жена, его осудить не могу!

– Пусть так! Что еще?

– Василь Павлович также разведал, что граф Томов, начальник лабораторий, утаил от его величества некий похожий посох, – а вдруг да целительный! – и отпиливает от него по кусочку, ради достижения успехов в металлургии. Но сдается, и в алхимии тоже! Ради золота! А там тоже свои номера: так, глядишь, все в тигли искрошит, номера утаит, а посему и что принадлежащее казне!

– Утаил?.. И еще утаит от казны?!.. – Глаза царицы совсем округлились.

– С сомнением отвечаю, но чует сердце, что да, ваше величество. Ведь барон Осетров передал его с Томовым. И позвольте усомниться, что при том поспешил предупредить императора о возможных последствиях владения посохом. Мол, подарок, и все тут! Без разъяснений! Будто одного вида каменьев на нем, чтобы ублажить взор императорский, оказалось достаточно!

– Не понимаю!..

– Да, да, ваше величество, это чистая загадка! Но вы знаете… мой муж… он не может вмешиваться в дела его сиятельства, Иннокентия Гавриловича… Ваш царственный супруг с ним делит свое вино. Но если б вы только сказали ему от нашего имени свое веское слово?!.. – Попросив об этом, с видом одной лишь заботы о счастье двора, графиня, все теперь выложив, низко склонилась перед царицей и замерла.

– Хорошо, я подумаю, – сказала Екатерина, вставая, поворачиваясь и уходя вдоль неглубокой анфилады с рядом окон из слюдяных разноцветных витражей к выходу.

Широкова семенила рядом, но уже чуть позади, чем ранее.

– Вы довольны, матушка, благодетельная царица!.. – тихо спросила она, пытаясь заглянуть в лицо идущей с гордо вытянувшей шею царицей.

– Еще раз благодарю за спектакль. Он великолепен! – добавила Екатерина сбоку и свысока. – Но то, о чем вы рассказали мне, вероятно, тоже послужит материалом для пьес. Царские посланники в заграничные земли! Измены и преданность! Волшебные пчелы! Чудесные посохи! Надобно прибавить к тому для героев и любовные приключения!.. Но где уж им, отдающим все силы служению императору, найти время для оных-то утех!

– Тут осмелюсь заметить, ваше величество, что в астраханских землях господин Осетров помог спасти башкирскую девушку из семьи опального тархана, спрятав ее от посланных за нею офицеров, она попала в руки к воеводе Уткину, тот хотел было удочерить ребенка, но его будто бы отговорили, а он сдался лишь потому, что уже собирался жениться на горожанке Марье Романовне, которую, будто бы, – доходят слухи – бросил какой-то морской офицер.

– Этот поступок и Осетрова, и Уткина весьма благороден!

– Да, да! Ведь Уткин потом все же удочерил девочку, какую-то другую… Думали, что, видно, не смогла родить его молодая жена, а затем пошли слухи, что эта девочка – незаконнорожденная дочь Осетрова уже от какой-то рыжей барджидки, что будто бы спасла его медом, когда его укусила змея. Да вот только откуда вьется вся ниточка, никак не упомнить…

– Никак не упомнить?

– Разве что если особо постараться!..

VI

I

На этом историческом эпизоде, переключившись в режим видеопросмотра, Вьегожев уже хотел отключить это кино. Он вспомнил о своей Макушане, тоже рыжеволосой, но красящейся в черный цвет ради своих родителей Макушандеров, евреев из-под города Шадринска в том же Пермском краю, где они взяли ее в детском доме, удочерив и теперь оберегая ее девичью неприкосновенность с таким рвением, точно больше всего на свете опасались принять на руки и рыжеволосых внучат. И уже довели ее до того, что она теперь, кажется, даже боится притронуться к нему, Вьегожеву, боится вдруг зажечься и забеременеть. И потому теперь дни и ночи пропадает в лаборатории «Фабрики имени 905 года» в Замоскворечье, изучая тела, скелеты и внутренности людей по изготавливаемым там муляжам. С разрезами разных своих полостей вместе с муляжами внутренних органов они шли в медицинские учреждения, в анатомические аудитории, в службы спасения людей в авариях и катастрофах, в полицию и в армейские части, где на них обучали оказанию первой помощи и совершенствовали приемы хирургического вмешательства в каждую область, причем с недавней поры поставляя к тем муляжам и так называемые «расходники», «запасные детали»; их с ее помощью на фабрике научились делать столь натурально и из таких материалов, что все они, когда их поливали специальным «кровавым» составом, казались органами, только что вынутыми из тел погибших людей.

Но и это бы еще полбеды: фабрика заключила договор с фирмой «Региомонтан» по изготовлению роботов. Эта фирма выпускает совершенно голых людей, мужчин и женщин, расхаживающих по аудиториям специально организованных курсов обучения – от терапевтов до хирургов, и читающих лекции о внутренних органах, ранах и переломах, показывая все это на себе, вынимая их, позволяя потрогать, даже резать, а потом вновь в уже починенном виде вставлять в себя как ни в чем ни бывало. Если в свое время первый в истории протестант Монтан бросил вызов официальным доктринам государства и канонам церкви, ставя выше всего личный выбор служения «божеству» напрямую, согласно индивидуальным способностям, значит, в названии «Региомонтан», что, несомненно, состоит из двух понятий, – думал Вьегожев, – «регион» и «монтанизм», заложена идея вызова общепринятым нормам, тем более что медики для оказания помощи человеку и его спасения априори обязаны не церемониться и не стесняться таких вещей, как обнаженные человеческие тела или органы, даже если все это движется рядом в виде роботов, и, разговаривая с медиками, само себя режет, сшивает, пичкает разными травами и пилюлями и демонстрирует, что от этого происходит внутри организма или выступает на коже.

Подумав об этом, Вьегожев вдруг насторожился, услыхав в голове какой-то тонкий призыв, вспомнил что-то и наконец ухватился за важную мысль. Обучение в столь экстремальной ситуации может быть по силам только тем студентам, кто был особо предрасположен к таким операциям, кто, можно сказал, порывал с миром обыкновенных людей, становился фанатом своего дела, чтобы, в конце концов, стать гениальным специалистом, ученым. Но точно такие же цели ставила перед своими студентами и учебная фирма «Диджиталь»!

На совещании у генерала были рассмотрены дела на двух факультетах – «математически-металлургическом», где прививалось парадоксальное мышление, и «экономико-теологическом» – с требованием разработки новых концепций о вере в бога, способных помочь коммерческим фирмам увеличить их выручку. Безусловно, это тоже было парадоксальным, тогда как главным условием обретения рая Иисус Христос назвал отказ от богатства, даже полученного по наследству.

Вьегожев запросил данных у «Сапфира»: имеется ли у фирмы «Региомонтан» связь с «Диджиталью», и с грустью подумал о том, в какие сферы может уйти профессиональный интерес Макушани, разрыв с которой давно мучал его по ночам, однако, получив утвердительный ответ от «Сапфира», он удовлетворенно провалился в навалившуюся усталость, успев надеть шлем-наушники «Аватар», и задремал.

«…Ну, постаралась ли? – спрашивала Екатерина графиню Широкову. И, видя, что та сделала самую мучительную физиономию, исказившую ее красивое лицо, хотя и с чуть более вытянутым, чем следовало бы для красавицы, подбородком, благородно пожалела ее и заключила: – Да-а! Я гляжу, что и впрямь фамилия Осетрова слишком уж часто мелькает в пикантных историях… Но, может, мы простим его.

– Любое ваше решение будет, как всегда, единственно верным, ваше величество. По сути, какое нам дело до проштрафившегося барона!.. А вот знать секреты от бессонницы, чтобы ваше величество были счастливы, это для нашей семьи гораздо важнее!

– Нам важны разные снадобья! И уверенность, что излишнее попустительство не приведет к серьезным заговорам.

– Истинно, матушка наша, царица преславная!.. А то ведь позволишь человеку оступиться и раз, и два, глядишь, – а уж у твоей постели, как призрак, та же шипящая змея-сапа, и не укусит, так и спать не позволит. Без страха худо! Говорят же: потерял всякий страх – так и нарвался!.. Взять, опять же, бунтовщиков запорожских! Так, сказывал Василь Павлович, верный супруг мой, и даже показывал рапорт: пожалели мы одного атамана, оставили в шатре без присмотра у офицера, так он своим посохом-перначом полоснул по затылку защитника, оставил две смертельные раны, вот и вся его благодарность взамен на пощаду!

– Что-то мне говорит, что мне этот случай известен! Ведь, кажется, пострадал и спящий священник?

– Истинно. Как раз этот случай.

– Да, осторожность – залог целой шеи. Уж это мы с супругом наизусть заучили: в годы тяжких баталий!

– Вы правы! Поберечь бы корону! – слишком уж тяжело под конец вздохнула Широкова.

Екатерина вздрогнула и, несколько удивленно искоса взглянув на графиню, больше не произнося ни слова, вышла к своей карете.

VII

I

Следуя во дворец, местами тряско, что взбадривало мысли, Екатерина думала о бароне Осетрове, о посохе, или же трости, которая так и не дошла до государя. Подумала и о перначе – нечто вроде булавы с продольными железными острыми перьями; и вдруг вспомнила, как Петр был расстроен, когда похожая ситуация случилась с жезлом Запорожской сечи. Прежде, чем передать его государю, тот же граф Иннокентий Гаврилович Томов какое-то время держал сей жезл при себе…

Кстати, в той военной кампании также фигурировало имя барона Осетрова… И впрямь, и впрямь!.. Не слишком ли много совпадений, в то время когда в стране по болезни государя развивается дым и дворянской, и раскольничьей смуты?!.. И не попустительство ли не предполагать врага даже в том, кто теперь друг?..

Император должен издать указ о преемнике. Конечно, он, спаси боже, тоже не вечен. Его беспокоят камни в почках, порой ему доставляет большое усилие помочиться, хорошо спасают нефритовые писсуары, странным образом впитывающие в себя чужую боль… И на них, наверное, также есть свои номера, поскольку такие же были и в ее уборной в разных раковинах, хотя и не из нефрита, а из яшмового минерала, слишком напоминающего ей свежее мясо крупной дичи с прожилками. Недаром эта яшма зовется «мясной». Несомненно, – думала Екатерина, – что-то из дурного в ее собственном организме должны высасывать и они… Венценосцы не могут жить, не даря своей силы людям, растениям и камням… А те, несомненно, им платят той же монетой. И в этом – гармония и совершенство… Есть еще и другие чудесные числа, куда входит и номер тринадцатый пизанского Леонардо… Их там, кроме нуля, единица и двойка, тройка, пятерка, восьмерка, тринадцать, двадцать один, тридцать четыре… Да, Петр кое-чему научил и ее, вечно экзаменуя детей… Но отчего в том и «чертова дюжина»?!.. Ох, не хватало для полного страха еще и знака с этим числом! Ну, и где же оно?.. Нет?!.. И не нужно!.. – успокаивала она себя. В сем году исполнилось уже шестнадцать лет твоей дочери, Лизоньке. Она именинница года победы Полтавской баталии в семьсот девятом году. И в сем же году была полностью завоевана и сожжена Запорожская сечь – за предательство украинского гетмана Мазепы, что до того двадцать один год служил верой и правдой России, а затем продал все свое украинское войско, двинувшееся воевать с русскими под Полтавой, шведскому королю Карлу XII. Сто пятьдесят шесть атаманов и казаков было казнено на месте, а пятерых главных зачинщиков казнили впоследствии. И тут, думала царица, есть свои разные совпадения! И это, наверное, тоже какой-то ей знак, – глубоко задумалась она. – Знак о счастье? Ведь в Полтавской битве со шведами ее венценосный государь не жалел себя и был в самых опасных местах, чуть не был смертельно ранен перначом, и пуля угодила ему точно в крест на груди… И в турецкой баталии за спасительную передышку она отдала туркам свой сапфировый перстень. Но счастье не может быть вечным… А так его хочется еще!..

Ей теперь постоянно подсовывали на глаза этого красавца-кавалера Монса с пышной, как у грека, кудрявой головой и крепкой шеей Юлия-цезаря; и ей все труднее было устоять пред его сильными чарами… Придя будто из бесконечного далека, как из древней Италии, он приблизился к ней сначала на тридцать четыре шага, потом на двадцать один, на тринадцать, и вот уж на восемь и пять, на три и на два; остался один… И – о, да! Это расстояние уже кажется ей самым сладостным… Однако ж, есть и «знак ничего», то есть ноль, и он же у индейцев есть знак бесконечности – и от него за Монсом она наблюдает лишь с расстояния… Но когда она близко видит его черты, он осторожен, и никто не знает, куда именно устремлен его пламенный взор. Он уже в двух шагах, но теперь и этого мало!.. Всего два шага в новой пьесе!.. Но он никогда не осмелится сделать их, пока на это она не решится сама… Главное, не нарушить совершенной гармонии!.. Но разве это гармония, когда рядом нет неведомой силы, насильно толкающей ее быть счастливой?!..